***
Надир не стал упоминать об этой деликатной теме ни вечером, ни следующим утром. Дамы придут на чай и урок вокала днём, и к тому времени они, наверное, уже будут знать, когда Мэг будет удобно, и у Эрика будет целый день, чтобы обдумать приглашение лорда. Поэтому Надир и собирался обсудить их визит потом. И, только дойдя до офиса, он был очень удивлён, увидев лорда Каслборо. Надир был в смятении. Что лорд здесь делал? Эрик отдал все заказанные чертежи, оплата уже была сделана. Может быть, лорд хотел бы что-то доделать, или собирался сделать новый заказ? — Доброе утро, милорд, — вежливо поздоровался Надир, предлагая своему клиенту кресло. — Чем могу вам сегодня помочь? Лорд Каслборо сел. Он нервно взглянул на Надира, собираясь что-то сказать, но затем засомневался. — То, что я хочу сделать, совершенно неприлично, — в конце концов вымолвил он, — так как я нарушу все правила приемлемого поведения, сказав то, что я собираюсь сказать. Надир покачал головой. — Я не понимаю, о чем вы, милорд, — сказал он, — но я полагаю, что всё, что вы делаете, прилично. Если вы и игнорируете некоторые установленные правила, то у вас наверняка есть важная причина для этого, и это означает, что нет других способов справиться с данной ситуацией. Лорд кивнул. — Вчера ночью до меня вдруг дошло, что раз ни вы, ни месье Лавуазье не англичане, — снова начал он, — вы, возможно, не знаете… Надир всё ещё не очень понимал собеседника. — Чего мы не знаем? — переспросил он, чувствуя себя в затруднении. — Я должен был сказать об этом вчера, — продолжил лорд Каслборо, — но я тогда ещё не совсем всё понял. Мистер Лавуазье так нервничал, он был практически напуган встречей со мной, и вы с дамами, простите за то, что я так говорю, это правда очень низко так вторгаться в вашу личную жизнь, но вы тоже очень нервничали, и словно… пытались защитить его. Надир не знал, как отреагировать. Он ещё не понимал, к чему лорд всё это говорит. Очевидно было только то, что лорд Каслборо очень внимателен. — Вы очень наблюдательны, — заметил Надир. — Я рад, что вы так принимаете мои слова, — продолжил лорд. — Во всяком случае, англичанин, пусть и столь высоко образованный, как вы, отреагировал бы не так дружелюбно. Вы должны знать, и, прошу вас, скажите это и мистеру Лавуазье, что мы очень ценим личное пространство. Если кто-то хочет что-то скрыть, мы даже не станем интересоваться. Если мы замечаем, что кто-то чувствует себя неловко из-за… — он нервно кашлянул, прежде чем, практически извиняясь, выговорить, — своей внешности… Надир подскочил на стуле. Он понимал, к чему всё идёт. — Вы думаете, что Эрик… то есть, месье Лавуазье… подпадает под эту категорию, — констатировал он. Лорд Каслборо кивнул. — Да, — признал он. — Конечно, правильнее было бы не заметить или же сделать такой вид, но… — он смущенно помолчал, — мистер Лавуазье казался почти напуганным, когда я его пригласил. Поэтому я решил, что он не знает об этом правиле, и, видимо, опасался, что я как-то прокомментирую его внешний вид, если он согласится, или, возможно, начну его презирать из-за внешности. Надир удивленно на него взглянул. — Почему вы думаете, что у моего друга что-то не так с внешностью? — спросил он. Неужели лорд всё-таки заметил лицо Эрика? Надир почувствовал неловкость. Если так, то Эрик его убьёт. Лорд тоже не чувствовал себя комфортно. — Шляпа, — в конце концов признался он. — Все было из-за шляпы. На нем был элегантный верчений костюм, подобранный очень со вкусом. Мистер Лавуазье точно знает, как нужно одеваться, и это неудивительно, раз он человек творческий, и чувства эстетики он не может быть лишён. Но шляпа, которая была на нём, просто ужасна, и, тем более, сидела под таким странным углом, что было очевидно, что он пытается что-то скрыть, скорее всего, что-то вроде шрама. Лорд Каслборо отвёл взгляд. — Простите меня за этот разговор, — проговорил он, — это вообще не моё дело, и я не имею право об этом говорить. Мистер Лавуазье не хотел, чтобы я заметил, и я не должен был. Но когда я об этом поразмыслил, я осознал, что мистер Лавуазье может не захотеть принять мое приглашение из-за какой-то проблемы с лицом, так как он не знает, что замечать такие вещи или говорить о них — это абсолютно дурной вкус. Может быть, в его родной Франции всё не так, может быть, он подвержен издевательствам и насмешкам из-за этого отличия, но здесь… Надир воззрился на лорда. — Вы хотите сказать, что не важно, каким ужасным может быть лицо моего друга, никто ему ничего не скажет, и люди даже будут не замечать его, если он будет на публике? — Во всяком случае, не в высшем обществе, — объяснил лорд. — У обывателей нет таких правил поведения. Я не могу гарантировать, что бы произошло, если бы он пошёл, допустим, на фермерский рынок или в другие места, где есть люди ниже по социальному статусу. Но если он отправится в дом к дворянину или же просто к зажиточному человеку, у него не будет никаких проблем. Лорд прокашлялся. — Я служил в колониях, — сказал он, — и я видел очень многих людей, сделавшихся калеками в битве, или же страшно изуродованных. И я видел множество лиц, пострадавших от экзотических болезней, таких как, например, багдадская язва. У одного из моих лучших друзей, сэра Тодлингема, ужасный шрам через всё лицо. Он получил его от сабли. Он чуть не потерял левый глаз, когда его ранили, и его ухо практически искрошено. Но никто не думает о нем хуже из-за этого. Младший сын герцога Дарингтона весь в оспинах. Но несмотря на эти дефекты, они все уважаемые члены лондонского высшего общества, и все общаются с ними, как с равными, не обращая внимания на внешность. Никто не упоминает об этом в их присутствии, и даже за их спиной, — он вздрогнул, вдруг осознав, что делает именно это. Надир кивнул. — Я понимаю, — сказал он, — и я очень благодарен вам за этот разговор. Я догадываюсь, чего вам стоило так откровенно со мной поговорить, и я обязательно скажу это месье Лавуазье, — он улыбнулся лорду. — Но я не могу пообещать, что он мне поверит. Он столько выстрадал из-за лица, — признал Надир. Лорд Каслборо покачал головой. — Вы не обязаны мне рассказывать, — успокоил он Надира, — это правда не мое дело. Я даже не стану вас спрашивать, что конкретно не так с мистером Лавуазье, или насколько всё плохо. Я не хочу любопытствовать. Я просто хочу сказать, что никто не станет докучать ему с вопросами и комментировать его внешность, если он все же примет моё приглашение. Мистер Лавуазье очень талантливый архитектор, гений, и только это значимо, а его лицо — дело второстепенное. Надир вздохнул. Он все равно предчувствовал, что Эрика будет не так легко убедить. — Эрик… месье Лавуазье очень не любит показывать людям своё лицо, — в конце концов вымолвил он, — особенно малознакомым… Лорд взглянул на Надира. — Я все понимаю, — сказал он, — поэтому, лучше, наверное, если он на первый раз останется в шляпе, и я постараюсь, чтобы он сидел так, чтобы невозможно было заметить то, что он прячет. И, как я уже сказал, никаких вопросов. Если он хочет личного пространства, я ему это предоставлю. Это самое меньшее, что я могу сделать для такого талантливого человека. Надир начинал думать, что это, возможно, сработает. Если Эрик останется в шляпе и будет уверен, что ему не станут задавать вопросы, он, возможно, пойдёт с ними, особенно если Кристин сама его попросит. — А что насчёт ваших слуг? — в конце концов спросил Надир. — Они ведь тоже придерживаются вашего кодекса, или же будут докучать ему взглядами, будут смеяться за его спиной, или как-либо ещё доставлять ему неудобства? — Конечно же нет! — лорд Каслборо был в шоке от такого оскорбления. — Мой персонал отлично вышколен. Они прекрасно знают, что их ждёт, если они обидят моего почетного гостя, или, хуже, если они станут его обсуждать. Конечно, я не могу заставить мистера Лавуазье принять мое приглашение, но я буду очень горд, если он всё же решится, и я могу ему пообещать, что его личное пространство будут уважать в моем доме. Надир улыбнулся. — Я постараюсь заставить Эрика это понять, — пообещал он, — но окончательное решение за ним. Я не стану говорить, будто его будет легко убедить. Вчера вечером он стоял на том, чтобы не принимать ваше приглашение, — Надир усмехнулся, вспоминая, как Эрик ругался после встречи с лордом. — Если ему можно будет остаться в шляпе, он, возможно, передумает, но я не уверен. Его пришлось долго уговаривать, чтобы пойти с нами в оперу, хотя он и обожает музыку. Лорд Каслборо кивнул. — Это просто ужасно, что такому талантливому человеку, как мистеру Лавуазье, пришлось такое пережить, раз он теперь не хочет видеть людей, — сказал он. — Я могу только повторить, что для меня честь, если он всё же придёт с вами. Я надеюсь, хотя бы вы вчетвером придёте? Надир быстро подтвердил, что он, мадам Жири и её дочери будут счастливы сходить на чай к лорду Каслборо на следующей неделе. — Мэг… то есть, мадемуазель Жири сейчас разговаривает с руководством театра, чтобы ей дали выходной, или пораньше отпустили с репетиций, чтобы она могла пойти с нами, — объяснил он. — Я думаю, что если месье Лавуазье, всё же, откажется, мы сможем предложить вам всего лишь новую диву в качестве замены, — он усмехнулся. Лорд Каслборо рассмеялся. — Я не уверен, что мисс Жири понравится ваше заявление, — проговорил он. — Тогда сообщите мне, когда вам будет удобнее, и если месье Лавуазье хочет ещё подумать, он не должен решать сейчас. Напишите мне, захочет ли он прийти, примерно за час до оговорённого времени. Он будет желанным гостем в любом случае. Надир уверил лорда, что этот разговор был очень важен, и что он изо всех сил постарается убедить Эрика в том, что нет никакого риска в сопровождении его и трёх дам.***
Разговор Надира с лордом был главной темой этого дня, когда мадам Жири и Кристин пришли на чай и на урок вокала. — Он действительно был искренен, — в сотый раз повторил Надир, — и я ему верю. Эрик, он сказал, что других гостей не будет, только он и мы. Он готов принять любое твоё поведение, ты даже можешь оставить шляпу, и ни лорд, ни его слуги ничего тебе не скажут. Это будет замечательная возможность приобщиться к людям. Всего лишь к одному человеку, к тому, который восхищается твоими работами и которому ты уже нравишься несмотря ни на что. К тому, кто считает, что совершил нравственное преступление, раз вообще заметил, что с твоим лицом что-то не так. — Он не знает, во что ввязывается, — простонал Эрик. — Если бы он знал, кто я на самом деле, какого монстра он пригласил к себе в дом… Кристин положила руку ему на плечо. — Ты не монстр, — прошептала она, — не надо так себя принижать. Ты работал для него, и он хорошо к тебе относится из-за твоего таланта. Ему не важно, как ты выглядишь, точно так же, как ему не важно, как выглядят два других упомянутых им человека: тот сэр, его друг, и сын герцога. Эрик воззрился на неё. — Я не думаю, что кто-либо из них убивал, — вымолвил он. — Мы этого не знаем, — напомнила ему Кристин. — Лорд Каслборо, наверное, убивал на войне. В конце концов, он говорил о годах, проведённых на службе в колониях. Я уверен, что он там воевал, и, возможно, кого-то и убил. А этот его друг со шрамом? Он, наверное, пострадал на войне или на дуэли. Я знаю, что воспоминания о Буке и о цыгане не дают тебе покоя, но ты знаешь наше к ним отношение, и не нужно думать, что лорд Каслборо отнесётся к этому по-другому. Кристин любяще улыбнулась Эрику, мысленно надеясь, что он примет приглашение и начнёт появляться в обществе до того, как вспомнит остальное: упавшую люстру, пожар, попытку убить Рауля, и особенно время, проведённое в Персии. «Если он сначала всё это вспомнит, — подумала она, — то мы никогда не сможем заставить его открыться и общаться с людьми. Поэтому нужно начать сейчас, до того, как воспоминания вернутся, или же он никогда не сможет жить нормальной жизнью.»