Любовь, о которой жалеешь

      Надир безнадежно наблюдал с порога, как Эрик бушевал в столовой, разбрасывая мебель, разбивая мелкие вещи, при этом крича, как сумасшедший или как смертельно раненое чудовище. — Убийца! — вопил Эрик. — Убийца! Вот, кто я. Строитель комнаты пыток! Монстр, глядящий, как люди умирают долгой мучительной смертью, и не потому, что они мои враги, а потому, что мне заплатят за их страдания! — он швырнул стул в стену. — Эрик, пожалуйста… — Надир пытался успокоить своего друга, но Эрик не обращал на него внимания. Его сумасшедший смех отразился от стен. — Я убил и твоего сына! — закричал Эрик. — Я убил их всех! Сотни людей… я палач, извращённое чудовище, любящее причинять боль! — он сильно ударил кулаком по столу, так, что поранил костяшки пальцев. — Ты хотел помочь Резе, — Надир снова попытался утихомирить Эрика, молясь, чтобы Дариус скорее вернулся.       «Ему нужно успокоиться как можно скорее, — думал Надир. — Если он так и будет себя вести, у него будет инсульт или сердечный приступ. Но, главное, чтобы он не попытался…» — он содрогнулся, благодаря Аллаха, что ничего в этой комнате нельзя использовать для убийства самого себя. — Медленно и мучительно… — Эрик истерически расхохотался. — О, да я хорош в этом… — он оглядел комнату, и в его взгляде вдруг промелькнула какая-то искра. — Как они… справедливость восторжествует…       Надир побледнел. — Нет, Эрик! — закричал он. — Это ничего не решит! Ты должен жить и изменить себя, чтобы загладить свою вину… — он был прерван ещё одним леденящим душу криком и стуком перевёрнутого стола. — Ангел! — голос Кристин был чуть громче шепота, но заставил Надира обернуться и увидеть Дариуса с двумя дамами. Лицо Кристин вытянулось от шока, когда она поняла, в каком состоянии находится Эрик. Она прижала руки к сердцу и побледнела так, словно готова была упасть в обморок.       Мадам Жири приобняла Кристин за плечо и обратилась к Надиру: — Что случилось? — спросила она. — И давно он в таком состоянии?       Надир полуобернулся к ней, стараясь боковым зрением наблюдать за Эриком, объясняя ситуацию дамам. — Скоро день рождения Резы, — он вздохнул, — и Дариус спросил, не хочу ли я в каком-то смысле помянуть его в этот день, приготовив сегодня некоторые его любимые блюда. Мы не знали, что Эрик услышит наш разговор, думали, что он в свой комнате, как обычно, но почему-то он сегодня спустился раньше и услышал, во всяком случае, часть нашего разговора. Когда он услышал имя Резы, он вспомнил моего мальчика, то место, где они встретились, и все остальное, что случилось в Персии. Он застонал, будто от боли, и тогда… он был в ярости… будто бы он внезапно сошёл с ума. Он называет себя убийцей, злится на себя и пытается выпустить пар, разрушая как можно больше. — Я ему нужна, — голос Кристин был слаб, но полон решимости, когда она вошла в столовую.       Надир схватил её за руку и потянул назад. — Не сейчас, — мягко сказал он ей. — Ему надо немного успокоиться, прежде чем он сможет прислушаться к разуму. В своём нынешнем состоянии он может быть опасен.       Кристин содрогнулась, но подчинилась. Она следила за Эриком взглядом последние полчаса, наблюдая, как он создавал хаос в ранее уютной столовой, кричал до потери голоса и, в конце концов, обессилено упал.       Когда она увидела Эрика на полу, тяжело опершегося на стену и глядящего в пустой угол комнаты невидящими глазами, будто бы в шоке от того, что узнал о себе, она больше не могла оставаться в стороне. Кристин вошла в разгромленную комнату и медленно, словно не желая снова его волновать, подошла к сгорбленной фигуре любимого.       Как только она подошла к Эрику, она упала на колени рядом с ним и обняла его. — Мой бедный ангел, — прошептала она, — как бы я хотела разделить это с тобой.       Эрик продолжал глядеть вдаль, прохрипев: — Оставь меня в покое. Я убийца. На моих руках кровь, — он вновь рассмеялся жутким смехом, прежде чем продолжить: — Я убил сотни людей, я могу убить в любой момент. Ты здесь не в безопасности. Оставь меня! — последние слова были сказаны с нажимом, так, словно это был крик его души. — Я с тобой в безопасности, — сказала Кристин со всей решимостью, ещё ближе прижимаясь к Эрику, — ты никогда мне не навредишь. — Почему ты в этом уверена? — проворчал Эрик. — Может быть, ты не знаешь, кто я! — он указал на свое уродство. — Видимо, даже это не заставило тебя понять, какое я чудовище. Я проклят печатью дьявола, я был предназначен для убийств со дня рождения, — он вновь содрогнулся от сумасшедшего смеха. — О, моя мать была очень мудрой женщиной. Она все знала. Как только она увидела меня, она поняла, что родила бессердечного монстра. Если бы у неё хватило мужества прикончить меня сразу же… она бы сделала мир лучше, избавив его от меня.       Кристин положила голову Эрику на плечо и прошептала: — Я знаю, кто ты на самом деле. Ты добрый, сострадательный и у тебя тёплое, любящее сердце. Ты поддержал меня в самый сложный период моей жизни. Ты был со мной, когда мой папа умер, ты помог мне это пережить и поделился со мной своей музыкой. Монстр не смог бы этого сделать, — она прижалась к нему ещё ближе, — потому что ни один монстр не понимает музыку так, как ты, — прошептала она ему на ухо.       Эрик монотонно проговорил: — Сотни трупов должны тебя переубедить. Я убил их всех, убил за деньги! Я убивал их медленно и мучительно, пытал их целыми днями, заставлял их испытывать невообразимую боль и брал деньги шаха в качестве компенсации за потраченное время и усилия на создание все новых и новых способов убийства его врагов.       Кристин заставила себя не вздрогнуть на это детализированное описание прошлых преступлений Эрика. — Это был не ты, мой ангел, во всяком случае, не настоящий ты. Это было существо, взращённое на отвращении людей, на годах издевательств и ненависти, это была душа, не знавшая любви. Человека, совершившего все эти преступления, уже давно нет.       Эрик горько рассмеялся. — Ты пытаешься найти оправдание, — сказал он. — Я испытывал дружбу. Антуанетта была добра ко мне…       Кристин повернула голову Эрика так, чтобы он взглянул на неё. — Да, она была добра к тебе, но сама признает, что была слишком юна, чтобы понимать, как на самом деле ты страдал, а когда она встретила своего мужа, отца Мэг… — её голос прервался. — Ты, наверное, чувствовал себя ужасно одиноко и боялся, что все остальные снова начнут над тобой издеваться, так как ты знал только это до знакомства с ней. Твоя мать, цыгане, все они ужасно к тебе относились и навредили твоей душе. При дворе шаха ты наконец-то был принят. Над тобой там не издевались. И единственное, что ты мог делать, чтобы быть принятым, это относиться к другим так же, как они относились к тебе.       Эрик вновь отвернулся к стене. — Мне это нравилось, — слабо проговорил он, — придумывать новые способы пыток было будто бы испытанием…       В глазах Кристин стояли слезы. — Мой бедный ангел, — вздохнула она. — Ты так стремился найти место в мире, использовать все свои способности, а первым, кто позволил тебе это, был извращённый шах-садист, использовавший тебя для удовлетворения своей жажды крови. Все так, как я сказала, он виновен в твоих преступлениях в той же мере, как ты. Виновна также и твоя мать, заставившая тебя чувствовать себя лишним из-за лица, цыгане, научившие тебя, что издеваться и пытать других нужно, чтобы заработать себе на жизнь, и шах, соблазнивший тебя интересными заданиями, принятием, узнаванием, чтобы ты совершал преступления за него. Человек, совершивший всё это, был результатом отношения мира к нему. Ты больше не такой.       Эрик пытался высвободиться из объятий Кристин. — И почему ты думаешь, что я изменился? — простонал он. — Я все ещё убиваю без задней мысли. Буке, Пианджи… никто не заставлял меня этого делать, их убивать, но несмотря на это… — А что насчёт Рауля? — напомнила ему Кристин. — Он сделал тебе больнее, чем все остальные, забрав меня, но ты ничего не сделал… наоборот, это он пытался от тебя избавиться. — Я напал на него на кладбище, — напомнил ей Эрик. — Это был честный поединок, — исправила его Кристин. — Ты не выслеживал его и не убил в темном переулке. Ты дал ему шанс защищаться. А он, с другой стороны, подстроил заговор, чтобы убить тебя, причём действовал руками жандармов. Он не хотел, чтобы его руки были в крови. Но когда он зависел от твоего сострадания той ночью, ты не убил его, а отпустил. — Ради тебя, — прошептал Эрик, — я не убил его, я просто не мог, потому что тебе было бы больно…       Кристин улыбнулась. — Вот видишь, ангел, ты понял, о чем я говорю. Поэтому я знаю, что ты больше никогда никого не убьешь. Это сделает мне больно, а ты не хочешь задевать меня. Мы все это знаем. И, раз мы понимаем, почему ты сделал то, что сделал, мы все равно тебя любим. Я, мама, месье Хан, Дариус…       Эрик, в конце концов, расслабился. Он упал на пол, словно тряпичная кукла, и заплакал. Кристин, оберегая, обхватила его руками и шептала ему слова утешения больше часа, как вдруг поняла, что он уже был готов отключиться от эмоциональной и физической усталости. Она позвала Надира. — Я думаю, Эрик должен поспать, — прошептала она бывшему дароге, — и его руки все в синяках и ссадинах, я думаю, их нужно обработать.       Надир кивнул. Он поднял своего почти отключившегося друга на ноги и помог ему подняться в свою спальню. Эрик так устал, что уснул сразу же, как только коснулся подушки. Он даже не заметил, как Надир вынул занозу из его левой руки и продезинфицировал порез на правой.       Эрик спал весь день. Надир, Дариус, Кристин и мадам Жири по очереди сидели с ним, все ещё опасаясь, что он может что-то с собой сделать, если проснётся один и вновь вспомнит все ужасы, которые он совершил.       Было уже почти восемь вечера, когда Эрик, наконец, вновь открыл глаза, увидев улыбающегося Надира. — Надир, — вздохнул Эрик, отворачиваясь от своего друга, — как ты можешь мне улыбаться? Я, чёрт возьми, убил твоего сына!       Надир сжал плечо Эрика. — Это было самое лучшее, что ты мог сделать для моего маленького Резы, — сказал он. — Ты спас его от месяцев ужасной боли. Ты подарил ему покой. Тогда я понял, что судил о тебе несправедливо. Что ты был не бессердечным, бесчувственным, жаждущим крови садистом, а тёплым, сострадательным человеком. Что твоя душа была просто потеряна, сбита с верного пути из-за многих лет унижений и отказов.       Эрик переборол слезы. — Почему ты так в этом уверен? — спросил он. — Как ты можешь мне доверять после всего, что я совершил? — Ты теперь другой человек, — сказал Надир, — ты уже узнал любовь и дружбу, и эти чувства пробудили в тебе хорошее. Ты теперь презираешь убийства. Ты этого больше не сделаешь, — Надир улыбнулся, — и ты не захочешь разочаровать своих друзей и потерять их, раз уж они у тебя теперь есть.       Эрик закрыл глаза. В своём подсознании он увидел бледное и взволнованное лицо Кристин и услышал, как она говорит ему: «Это сделает мне больно, а ты не хочешь задевать меня.» Выдавал ли он желаемое за действительное? Приснилось ли ему, что в момент несчастья она пришла, чтобы предложить ему понимание, помощь, любовь… после всего, что он ей сказал несколько дней назад? Он не смел надеяться, что она его простит.       Он медленно обернулся и посмотрел на Надира. — Кристин, — прошептал он, — мне приснилось, что она была здесь и говорила мне что-то вроде этого… — его глаза блеснули энтузиазмом. — Это был такой хороший сон, — он вздохнул.       Надир улыбнулся ещё шире. — Это был не сон, — тихо сказал он. — Мадам Кристин пришла сразу же, как только я послал за ней, и то, что ты сегодня утром не впал в ужасную депрессию, полностью её заслуга. Она действительно любит тебя, Эрик, она возродила тебя к жизни без отчаяния и ненависти к самому себе. — Вот ещё один грех, который я совершил, — вздохнул Эрик. — Я оттолкнул её, её саму и её любовь, всего лишь из-за ревности и эгоизма, потому что я не мог смириться с тем, что… — он снова отвернулся в смущении. — Она простит тебя, Эрик, — успокоил Надир своего друга. — Если ты извинишься перед ней, и если ты сам простишь её за предыдущий брак. Не отталкивай её из-за того, что она однажды совершила ошибку, она уже за это заплатила. Разве не заслуживает она больше любви после того, как к ней относился виконт? — Ты думаешь… — голос Эрика был нерешителен и неуверен, — то есть, возможно, чтобы она… чтобы я… — он собрался с духом и спросил: — Могу я её увидеть?       Надир засветился. Кажется, теперь все будет хорошо у этих предназначенных друг другу влюблённых. — Она ждёт, когда ты её позовёшь, — сказал он Эрику, — и хотя ты и был в ужасном состоянии сегодня и должен отдыхать, я позволю ей войти и поговорить с тобой, только если ты пообещаешь, что съешь что-нибудь и потом снова ляжешь спать.       Эрик кивнул. Он пообещал бы все что угодно, только бы увидеть Кристин и завоевать прощение. — Она не злится на то, что я ей сказал? — нервно спросил он. — Она за тебя волнуется, — объяснил Надир, — поэтому я и позволю ей увидеть тебя, — он помог Эрику сесть и вышел из комнаты, чтобы найти Кристин.       Он нашёл её с мадам Жири и Дариусом в гостиной. Как только он вошёл в комнату, Кристин вскочила на ноги. — Как Эрик? — с беспокойством спросила она.       Надир погладил её по плечу. — Он проснулся, — сказал он ей, — и он хочет вас видеть. Мне кажется, ему надо сказать вам кое-что очень важное…       Кристин уже вылетела из комнаты, не дав Надиру договорить. Он улыбнулся мадам Жири и сказал: — Мне кажется, надо приготовиться к помолвке.

***

      Кристин притормозила, дойдя до двери в комнату Эрика. Она очень хотела увидеть своего ангела, но… как он отреагирует? Он её просто поблагодарит за то, что она помогла ему пройти через эмоциональный кризис, все ещё держа дистанцию с разведённой женщиной, или… она даже не смела надеяться на большее. Конечно же, она просила слишком многого, ожидая, что он примет её назад, зная, что она больше не чиста…       Она неуверенно постучала и вошла. — Кристин! — позвал Эрик глубоким от любви и желания голосом и раскрыл свои объятия. — Ангел! — Кристин подлетела к его кровати, упала на колени и бросилась к Эрику в объятия.       Эрик уткнулся в её кудри. — Прости меня, Кристин, — умолял он, — пожалуйста, скажи мне, что я ещё не все разрушил своим эгоизмом и ревностью, что у меня ещё есть шанс завоевать твоё сердце, пожалуйста, о, пожалуйста постарайся простить меня в последний раз.       Кристин крепко обняла Эрика и прижалась щекой к его груди. — Это значит… — робко спросила она, — что ты больше не злишься на меня за то, что я… что Рауль… — она густо покраснела и еле-слышно спросила: — что я отдала свою невинность ему. — О Кристин, — вздохнул Эрик, — моя Кристин, я причинил тебе так много боли несколько дней назад, но ты даже не затаила против меня обиду, и когда мне понадобилась помощь, ты ни минуты не сомневалась и пришла ко мне. Если ты можешь простить меня за это и за все совершенные мной преступления… о Кристин, это ты должна простить меня, а не я. Прости меня за то, как я к тебе относился и за мои прошлые преступления, и за Персию, и за Оперу. Ты сможешь это сделать, любимая? Сможешь ли ты забыть не только о моем ужасном лице, но и о деяниях, которые я совершил?       Кристин кивнула. — Да, — прошептала она, — это было в прошлом. Это было очень давно. Ты теперь другой. Ты тот человек, которого я полюбила ещё в детстве, тот, кто был лишь добр ко мне, кто понимал меня, сочувствовал мне, тот, кто любит меня всем сердцем.       Эрик вздрогнул, и Кристин взглянула на него. — То есть… — нервно начал он, — ты сказала мне… что ты все ещё чувствуешь…?       Кристин улыбнулась. Эрик был очарователен, когда смущался. — Что ты хочешь знать, ангел? — мягко спросила она. — Ты… то есть, сможешь ли ты… ты сказала, что если я захочу, ты тогда… — Эрик густо покраснел. — Выходи за меня, — добавил он столь тихим голосом, что его еле можно было расслышать.       Лицо Кристин засветилось. — Эрик, ты сейчас сказал то, что я думаю? — нервно спросила она.       «Если я неправильно его поняла и он не сделал мне предложение, пусть я умру», — молилась она, уверенная, что не переживёт ещё одного отказа.       Эрик неуверенно кивнул. — Ты выйдешь за меня замуж? — взволнованно спросил он. — Я знаю, что я не сделал ничего, чтобы заслужить твою любовь, но если ты все ещё хочешь быть со мной…       Он не смог закончить предложение, так как Кристин вдруг коснулась его губ своими. Он застонал и удовлетворенно сдался тайне сердца этой женщины и её умению прощать.