Пробуждение Дракона

На руке Мальбуса долгожданной надеждой пиликнул комлинк: оставшиеся в шаттле наконец разобрались с гипердрайвом! – но он готов был проклинать всё на свете. Там, внизу, ещё кипел бой, и Бейз слышал каждый взмах световых клинков, чувствовал каждый шаг и каждый удар сердца Чиррута... А Кассиан давал экстренную команду улетать. Мальбус готов был разорваться: он привык сражаться, а не выбирать между приказом и другом. Но, собравшись, побежал обратно в ангар, к шаттлу: вдруг эти, на корабле, могли как-то помочь ему. – Давай! Давай! – махал руками Кассиан, стоя на трапе «Лямбды», которая уже висела в нескольких сантиметрах над полом. – Но Чиррут! Он там внизу сражается с этим чудищем!.. – только и прокричал Бейз через шум репульсоров. – Вот и великолепно! Он даёт нам шанс уйти! После этих слов Кассиана Мальбус с трудом удержал себя от того, чтобы с разворота не врезать ему по морде – а с хорошего удара он бы свернул капитану шею или проломил голову. – Бейз! – Кассиан склонился с трапа и тряхнул его за плечи. – Республика ждёт нас, и нам чудом удалось достать эти треклятые планы и починить корабль! Он даёт нам уйти. И передать эти ситховы планы в Совет Альянса, чтобы спасти сотни миров и миллиарды галактов, чтобы Империя больше не угрожала миру! Это не штурмовик и даже не танк – это чудище положит тебя лишь взмахом руки! Тебя, меня, всех нас! В этом много доблести, скажи?! А здесь твой бластер ещё пригодится – мы пока даже не покинули ангар. Ты хочешь отомстить Империи или нет? Ты хочешь, чтобы сбылась его мечта? Он жертвует собой, Бейз, не делай его жертву напрасной… Мальбус гневно стряхнул с плеч руки Андора и со всей силы ударил кулаком в борт трапа. Не будь он так собран и зол, его ждал бы самое меньшее перелом. Логика призывала признать: капитан был прав. Они пошли на эту миссию за чертежами, и чертежи были у них. А идти на верную смерть – не имея реального шанса помочь – вместо того, чтобы ещё оказаться полезным… Каждый готов был остаться лежать в имперской земле, и Чиррут, давно растворивший своё сознание в этой неведомой мистике, был в этом первым. Да и от самого Чиррута, слышь он сейчас этот разговор, Бейз получил бы крепкий подзатыльник его тростниковым шестом с металлическими накладками – за малодушие и неуместную жалость – Мальбус знал это наверняка. Бейз зарычал болотным ворнскром: несмотря на все здравые доводы Кассиана, оставить здесь своего брата в Силе он всё же не мог. Лучше было умереть – ведь жизнь без него уже не была бы жизнью. Но перед глазами вдруг пронеслась картинка, как громадное чудище берёт его – Мальбуса – в заложники или вовсе убивает, и при всей выдержке Чиррута этого могло оказаться достаточно для того, чтобы рука его дрогнула, а чутьё ошиблось хоть на мгновение – и для блаженного монаха – его брата в Силе, смысле его жизни и средоточия его веры, всё было бы кончено. А сам Вейдер, переступив через их рассечённые тела, настиг бы шаттл без особого промедления – того, которое как раз сейчас обеспечивал ценой своей жизни Чиррут… …Он зашёл на трап невидяще и молча – даже могучая брань была уже бессмысленна, лишь алая пелена застилала глаза, горло давило удушье, а мышцы всего тела ныли болью бессилия. Шаттл оторвался от стартовой площадки и взмыл в воздух – туда, где ещё сновали и перестреливались ТАЙ-файтеры и крестокрылы. …«Лямбда» не сразу взмыла ввысь, выбирая коридор для пролёта, и Мальбус, рассеянно-напряжённо провожавший глазами ангар через закрывавшийся траповый проём, вдруг увидел родной чёрный силуэт. Нетвёрдым шагом, едва держась на ногах, Чиррут вышел на посадочную площадку, упал на колени, а потом завалился на бок. Даже издалека было понятно, что под оплавленными разрывами робы зияют чудовищные раны. – Чиррут!.. Андор! Разворачивай! – Какое разворачивай, – не выдержал Кассиан. – Нас сейчас ТАЙки к сарлаккам разнесут, надо валить, пока можем! – Вашу мать, он жив!.. – ревел Мальбус, и ветер рвал его чернёные космы, подобные сейчас львиной гриве. – Вероятность выжить в схватке с адептом Тёмной Стороны без дара Силы и соответствующего обучения равна нулю, – очень уместно напомнил K-2. – Вашу мать! – вновь взвыл Мальбус. – Чудища не видно! А Чиррут готов был отдать за нас жизнь – и отдал! И даже если ему конец – мы не почтим его, как героя?! Последние слова вывалились из горла Бейза гнилым комком – он не мог поверить, что сказал это. Что Чирутта больше нет. Или, как сказал бы сам упрямый монах, что он теперь с Силой… Поколебавшись несколько секунд и грубо выругавшись, Кассиан дёрнул штурвал. В небе над ними крестокрылы шли на новые заходы, держа ТАЙки на расстоянии. – Я не буду садиться – у тебя есть трос? – Есть! Многофункциональный костюм с кучей потайных возможностей выручал его уже не раз, но, казалось, Мальбус ещё никогда так не радовался этому. Вытащив из поясного кармана тонкий и гибкий металлизированный трос, он пристегнул его к карабину на груди и, сунув второй конец в руки опешившему Бодхи, спрыгнул с трапа на пол ангара – ровно в тот момент, когда «Лямбда» едва не коснулась стены. Рук только успел закрепить кусок троса в лебёдке, когда Мальбус уже подбегал к распластавшемуся Чирруту. Скривив губы, Кассиан вскинул бластер и взял на прицел темноту ангара. K-2, сверкнув визорами, сделал то же самое. Чиррут уже не был похож на живого. Подлетев к нему, Мальбус рывком опустился на пол и, осторожно обняв друга за плечи, положил его голову себе на колени. Нужно было уматывать как можно скорее, но время просто остановилось. – Чиррут! Не-е-ет!.. – Мальбус не смог сдержать стона. Смуглая рука провела по вымазанной пылью и техносмазкой щеке друга и длинным спутанным волосам и упала на его плечо, чтобы больше не подняться. Некрупный, израненный до смерти, блаженный монах мог выглядеть слабым и несчастным, но в блёклых глазах было столько твёрдости, умиротворения, отваги и какого-то высшего блаженства… Таким сильным Мальбус не видел друга никогда. – Бейз… Так было надо… Теперь это всё не важно… Он лежит там. Улетайте – возможно, он ещё жив… Я сделал всё, что мог… – Чиррут! Не умирай!.. – Перед глазами плыла горячая пелена, застилая всё. – Бейз… Не плачь по мне… Плачь по Силе… Сила прекрасна – я видел Её… Сила течёт во мне, и я един с Силой… – Знаю, Чиррут, знаю, Сила… – Нет, Бейз, правда, я видел Её. Она ещё прекрасней, чем мы пытались представить… Сила течёт во мне, и я един… Голос ослаб и оборвался. Опаловые глаза, вмещавшие всю мудрость и всю любовь Вселенной, медленно закрылись. …Мальбус знал, что Чиррут не боялся смерти – для него весь мир был Силой: что с этой стороны, что с той. Но сам не мог ни примириться, ни поверить. Он не хотел думать, была надежда или нет, но обращаться с Чиррутом, как с мёртвым, не мог. На теле монаха не было живого места, изорванная и прожжённая роба приплавилась краями к обожжённым ранам, из некоторых красно-чёрной жижей медленно сочилась кровь. Мальбус промедлил ещё несколько секунд: как его брать? Закусив губу, он ухватил друга за бока повыше пояса, обходя самые крупные раны, поднял – монах никогда не отличался внушительным весом – и, крепко прижав к себе, мелкими шагами побежал обратно к шаттлу. Джин взяла плавный старт в тот же миг, и Мальбус в прыжке оторвался от пола. Лебёдка подняла обоих на трап, и он повалился на спину на пол шаттла под своей драгоценной ношей.

***

Высокие технологии и ситхская алхимия поддерживали жизнь Лорда Вейдера уже много лет. Но так близок к смерти он не был даже после Мустафара. После повреждения управляющей панели элементы системы жизнеобеспечения выходили из строя один за другим, а раны были такими, что и здоровый человек не перенёс бы, не то что искалеченный инвалид, живущий на одних опиатах, кортикоидах и бакте. Сознание держалось в теле на одной только Силе, но и оно уже гасло искрой, вылетевшей из костра. Это был конец. Вейдер всегда был слишком самоуверен, чтобы допустить поражение даже в уме, но сейчас не было ни паники, ни злости. Вместе с жизнью уходили и силы, и восприятие, и способность чувствовать и мыслить. Не было ничего – грязно-алая ниточка жизни, связывавшая сознание с телом, таяла и распадалась гнилыми волокнами. Владыка Дарт Сидиус верил в своего ученика. Но, тем не менее, предусмотрительность была превыше всего. Вейдер не знал, что в его доспех была встроена автономная система снятия жизненных показателей организма. Оценив критический уровень повреждений, несовместимых с жизнью, упавший в предел уровень кислорода и остановку сердца и мозговой деятельности, микрочип привёл в действие свой единственный протокол. Под ярёмную вену вошла игла с экстренной дозой адреналина и бакты, а где-то на другой стороне Галактики в кабинете Императора Палпатина на столе загорелся красным огоньком небольшой и неприметный датачип, высветивший координаты. Ситх гневно ударил кулаком по столу. Затем, взвившись со своего рабочего места, он спешно пробежался пальцами по панели комлинка и буквально прокричал в микрофон: «Срочно! Протокол 954! Координаты высылаю!»

***

«Лямбда» покинула территорию базы благополучно: единственный ТАЙ-файтер, взявший её на прицел, через миг вспыхнул огнём после точного попадания крестокрыла, а своих о том, чтобы не трогать угнанный шаттл, предупредили через главный повстанческий крейсер. Похоже было, что имперские силы терпели поражение в воздушном бою: в сумятице и неразберихе ТАЙки, значительно поредевшие числом, казалось, не заметили стартовавшего с базы имперского шаттла – а скорее – было просто не до того, чтобы проверять, свои ли эвакуируются из разрушенной Цитадели. Десяток секунд предельного страха, и путь впереди был чист. «Лямбда» стремительно оставляла далеко внизу, в головокружительной дали, тропические леса и побережья, истерзанные войной. Ещё два истребителя вспыхнули фейерверками по разным бортам от корабля, и несколько крестокрылов эффектно развернулись, подав знак: врага на горизонте нет. Оторвались. В тряске диверсанты держались каждый за что мог, а Мальбус придерживал на полу тело друга. И всё не мог понять: искра жизни в его сердце была реальной, или титаническое напряжение и страх потери заставляли выдавать желаемое за действительное. Монах держал на груди сомкнутую ладонь, и со стороны могло показаться, что он всё ещё сжимает в руке невидимый световой меч, словно ещё продолжая сражаться. Но Бейз знал, что Чиррут носил на груди в небольшом полотняном мешочке у самого сердца – хотя тот рассказал ему только единожды и больше никогда об этом не говорил. Много лет назад его духовный учитель передал ему одну вещь, которую Чиррут берёг пуще жизни, с которой не расставался ни на миг и которой посвящал все свои медитации. Это был предмет Силы, средоточие Света. Кайбер-кристалл. Кристалл – сердце клинка. Сердце – кристалл джедая. Джедай – кристалл Силы. Сила – клинок сердца. Всё взаимосвязано. Кристалл, клинок, джедай. Вы едины, – говорил учитель. – Идеальный проводник энергии Света. Идеальное средоточие силы Светлой Стороны. Идеальное средоточие силы Светлой Стороны, сердце клинка и сердце джедая сейчас находилось как раз напротив его собственного сердца, и Мальбус, зажмурив глаза, причитал, чтобы вся эта нелепая мистика, в которую верил его названный брат, хоть на сегодня оказалась правдой. Команда «Изгой-один» выполнила свою миссию, и с каждой секундой они были всё дальше от имперской базы, ни преследующих ТАЙек, ни кораблей потяжелее системы не фиксировали, а заветный датачип с картой нового супероружия Империи в нагрудном кармане Джин приближался к базе повстанцев. Но радоваться успеху задания было преждевременно: впереди был ещё гиперперелёт до системы Калинди – чтобы запутать возможную слежку – а потом на Явин. Уязвимые места в этой цепочке всё же были, и удача могла подвести их в любой момент. И всё же вырваться из боя вокруг базы уже было счастьем. Но сдержанная радость успеха не была полной. Разумеется, каждый был готов сложить собственную голову на этом задании, и вообще было чудом, что они смогли захватить эти злосчастные планы. Но эта смерть – а чудовищные раны предвещали именно такой исход – омрачала всё. Казалось, проще было принять гибель двух третей команды, чем одного человека – потому что на фоне удачи и общего благополучия эта единственная потеря воспринималась особенно остро, потому что он фокусировал на себе всю боль и отчаяние потерь. Но ни один из команды не забывал ни на секунду, благодаря чьему самопожертвованию они сейчас летели на секретную точку встречи с молодым сенатором Органа. Сердце ещё билось – Мальбус и сам не понимал, откуда знал это. Он не мог сидеть на месте: с надеждой или нет, но он должен был сделать хоть что-то. Когда прыгнули в гипер и перестало так трясти, тело воина осторожно положили на низкий откидной стол, и Рук, уже пришедший в себя, метнулся в один из внутренних отсеков корабля. Любой серьёзный имперский транспорт, даже такой старый, как эта «Лямбда», должен был иметь медотсек или хоть какое-нибудь медснаряжение. Бакта-камеры и прилагавшегося оборудования там, конечно же, не было, но кое-что достать всё же удалось. Бережно обходя зиявшие оплавленные раны, Мальбус осторожно стянул грудь и ноги Чиррута ремнями, зафиксировав тело на случай тряски. Монах улыбался, хотя сложно было сказать, с какой стороны грани он находился. Он умирал с улыбкой на лице. Мальбусу не хотелось думать, что друг улыбался, потому что уже перешёл черту, за которой нет страданий и боли, а есть только свет. Да и что там был свет, а не пустота, ничто – у Бейза веры не было. …Он ускорился и без разбора плеснул Чирруту бакту прямо на грудь и живот – прямо на растерзанную одежду – было не до тонкостей. Обнаружившаяся на шаттле портативная медстанция оказалась весьма старой, но исправной и заправленной – датчики быстро заняли положенные места на руках, на шее, голове и на груди – там, где под слоем обгорелой ткани и плоти, мышц и жил, возможно, ещё не останавливалось сердце. Иглы Мальбус всаживал безошибочно: дичайший стресс мобилизовал силы и знания, которых у него, казалось, не было и в помине. Он даже не думал, был ли в этом какой-то смысл или нет. Опытный воин знал: и с половиной таких ран не живут, даже если человек ещё балансирует на грани. Но продолжал действовать просто потому, что остановиться не мог. Доза бакты прямо в кровь, и оборудование смогло уловить слабый пульс. Мальбус медленно осел на колени рядом с этой импровизированной кушеткой и опустился на пол. Закалённый вояка не плакал никогда – даже сейчас. Но вот как раз сейчас он, может, был бы и рад. Чтобы лучший друг – твоё второе я – умер у тебя на руках… Это было слишком тяжело, хотя после потери Храма он не думал, что способен на бо́льшую боль. Оказалось – способен. Грязь, пыль и техносмазка на щеках пошли пятнами и заблестели горячей влагой. Бейз с трудом признавался себе, но после разрушения Храма, когда охранять стало уже нечего, жить он стал ради Чиррута. Сила покинула Храм и саму Джеду, допустив это чудовищное осквернение святыни, но Сила никогда не покидала этого блаженного монаха – и его стоило защищать ценой жизни. Всей жизнью служить Свету в его сердце… Они столько сражались вместе, Чиррут столько раз рисковал – в его положении сражаться само по себе было одним сплошным риском – но к такому подготовиться было невозможно. Чиррут не боялся смерти – за него его смерти боялся он, Мальбус. И сейчас его самый страшный личный страх разворачивал над ним свои чёрные крылья, чтобы закрыть свет и поглотить его навсегда. Медстанция тихо пиликала еле теплившимся пульсом, и Мальбус, казалось, усилием воли пытался заставить звук раздаваться хоть немного громче и чаще. Рассудок боролся с верой. С такими ранами не живут даже любимчики Силы. Но Чиррут сам по себе был одной ходячей верой – от своего первого мига до последнего. Болезненно-сладкой истомой сознание кольнула мысль: Чиррут потерял часть себя, когда Мальбус оставил веру в Силу. И упрямый монах все эти годы – разговорами ли, делами – пытался вернуть Мальбусу его веру, оживить её в его сердце. Бейз отмахивался – когда с улыбкой, когда и кляня докучливого монаха, но в глубине души таял от той любви, что чувствовал к себе. Любви и веры. И, кажется, сейчас, на грани миров, Чиррут снова призывал друга верить… У него получалось: ведь здравым смыслом всё, что они делали сейчас, объяснить было нельзя. «С такими ранами…» – начал было К-2, но Кассиан чувствительно пнул его в дюрастиловую ногу, и дроид замолчал. Джин переглянулась с Кассианом: Бейз, казалось, терял рассудок, но капитан лишь с болью закрыл глаза. Он, воевавший с детства, видел такое не раз. Джин подошла к койке и рассеянным неловким движением взяла Чиррута за левую, свободную руку. Они даже не успели толком познакомиться, а он отдал жизнь за её идею. Не раздумывая. В его сердце не было тесно ни друзьям, ни новым знакомым, ни целым планетам, его любовь к Силе обогревала всех вокруг. Ладонь воина была мягкой и холодной. Чиррут верил в Силу, Мальбус – нет. Уже нет. Сложно было точно определить после всего случившегося. Он не знал, есть ли Сила за пределами сердца Чиррута. Он не знал, есть ли что за этой чертой между жизнью и смертью. Скорее всего – нет. Люди приходят из ниоткуда и уходят в никуда – по крайней мере, соображения и личный опыт Мальбуса были таковы. И потерять побратима – навсегда потерять, после стольких лет страха за него – это было как потерять часть самого себя. Самого себя. Огромное сердце, вмещавшее всю известную Мальбусу любовь и свет, всю наивную доброту и всю мудрость этого мира, билось всё реже и слабее, и он отсчитывал секунды этими ударами, цепляясь за них, как за последнюю надежду. Но вот медстанция взвыла негромким, но протяжным воем, а показатели на экранах вытянулись в струны. На губах монаха, измазанных копотью и кровью, застыла лёгкая улыбка блаженства – человека, который смог. Который увидел. Застыла уже навсегда. Это было как обухом по голове. Неужели это случилось. Мальбус в ярости ударил кулаком по полу: «Грёбаная Сила! Если ты существуешь, какого чёрта ты творишь! Ты столько раз берегла его, но почему именно сейчас!.. Ты не видишь, как он предан тебе! Он даже не чувствует тебя! Но отдаёт тебе всю жизнь! Какого хатта ты забираешь его! Он и так твой, но ты даже не смотришь на него! Если ты есть, сделай же хоть что-то!..» Но Сила – Мальбус знал – если и существовала, то слушала только таких вот блаженных. А к нему была глуха уже очень давно.