Viva denove

2013 г.

       - Ты серьезно? Вся эта сраная авантюра была только ради того, чтобы уложиться ко дню рождения? Чаки, ты, блядь, серьезно? Мы неделю мотаемся по штатам ради попадания в дату и вот этого хлама?! - Тиффани яростно сжимала руль, стараясь его не вырвать с корнем. Женщина не знала, наорать на этого клинического идиота или расхохотаться: им пришлось сначала ехать к черту на рога за Баркли, делать огромный крюк до Чикаго, и только после этого возвращаться на Статен-Айленд. Ради древнего, как дерьмо мамонта, куска железа. А эта лохматая скотина вальяжно растеклась по пассажирскому сиденью, любовно начищала заколку галстука и лыбилась как последняя сучья мразота. - Я тебя пристрелю однажды, ей-богу!        - Детка, что тебя не устраивает? Развеялись, вспомнили старые времена — шикарно же. Зато ты теперь можешь спокойно охомутать своего полицая, не имея под боком гнусного вуайериста в моем лице, - Рэй жизнерадостно хохотнул и полез за сигаретами. В кои-то веки он мог по-настоящему дышать, нормально двигаться и чувствовать. После четверти века сенсорной изоляции это было бесценно. - Сгребем твоего овоща... Пардон, знойного вдовца в охапку, свалим из этой глуши подальше — там его и окольцуешь. Заколебали со своими сюсеньками уже. Сколько уже на два дома волочитесь, лет пять?        - Сладкий, еще один намек на мою личную жизнь — и Кассандра получит на день рожденья твой хладный труп. В разобранном виде. Отвяжись уже от Кевина, скотина, - женщина попыталась сосредоточиться на дороге. - Девочка еще от твоей поездки к Пирсам* не отошла. Не мог повременить хоть немного? Или, хотя бы, не светиться так сильно? Вдруг кто-то из старой гвардии еще жив? Слухи могут пойти даже по такой большой помойке, как Чикаго.        - И это будет прекрасно, детка. А официально я все равно мертв, так что копы не подкопаются. В конце концов, кто поверит в то, что я вернулся с того света в форме лучшей, чем туда отправился? Да никто! Это же натуральный карт-бланш!       - Это натуральный идиотизм, Чаки. Вот увидишь.        Пятнадцатилетие Кассандры Джей Доу выпало на один из тех тягомотно-паскудных дождливых дней, когда хочется только спать. Несмотря на это, она так и не смогла уснуть ни ночью, ни под утро и теперь пребывала в настроении ожидающе-раздраженном. Дженнифер вернулась еще вчера — Кэсс своими глазами видела заезжающую поздней ночью в гараж машину, но новостей не было. Могли бы хоть текст кинуть, гады.        Или не вышло?        До назначенного времени встречи было еще четыре часа, отец уже начал потихоньку марафетиться, дистанционные занятия уже кончились, и теперь Доу пыталась придумать себе хоть какое-то занятие, чтобы успокоить нервы, поскольку в присутствие родителя курить было очень плохой идеей. А курить хотелось. Точно так же, как и поговорить с единственным другом, от которого не было ни единой весточки уже чертову неделю.        Время тянулось склизкой жижей. Невыносимо долго. И телефон, как назло, молчал. Только отец заглянул пару раз в комнату с напоминанием собираться. Было бы, о чем беспокоиться: разодрать вечно лохматую гриву, да почистить кроссовки. А в гардеробе все равно только сплошные свитера, водолазки и штаны.        Взгляд зацепился за поднятый флажок почтового ящика, видимый из окна комнаты. Почта? В такое время?        Не ходи.        Выйти из комнаты.        Позвони Тифф.        Спуститься по лестнице на ватных ногах.        Не ходи. Не ходи. Не ходи.        Открыть входную дверь.        Развернись. Вернись в дом. Не ходи.        Пара десятков шагов под дождем. Нарастающий мандраж.        Пока еще не поздно.        На сером почтовом ящике красные разводы, уже полуразмытые.        Не открывай. Не смотри. Не открывай.        Дрожащая рука с трудом поднимается к крышке. Тянет на себя. А за спиной торопливый топот.        Зря. Все это было зря. Расчеты, ночи, разговоры.        Непослушными пальцами вытащить изуродованную кукольную голову, покрытую пятнами уже подтухшей крови.        Голубые стеклянные глаза безо всякого выражения смотрят в небо, грубый , местами порванный шов пересекает резиновую фабричную улыбку. Красное пачкает руки, стекает вниз, смываемое водой.        Их больше нет. Его больше нет. Баркли не мертв. Чаки нет. Баркли уже здесь, пришел сюда, за ней. Чаки мертв. И она тоже будет скоро мертва.        Воздух вокруг становится вдруг тяжелым и тягучим, отказывается проходить в легкие. А мир сжимается до куска пластика в дрожащих руках. Только кровь в висках стучит. Слишком громко. И ноги отказываются держать. Не дурной сон. На этот раз — реальность. Сраная реальность, которая пачкает почти свернувшейся кровью и блестит мокрым от дождя стеклом.        Кто-то с силой дернул назад, вырывая страшную находку из рук, заставил отвернуться, уткнуться лбом в плечо, положив ладонь на затылок.        - Тихо, бля! Отдай. Отдай, я сказал, - знакомый голос доносится как сквозь пелену, смысл сказанного доходит не сразу. - Ты этой хуйни не видела. Не видела, я сказал. Так... - кто-то встряхивает за плечи. - Посмотри на меня. На меня смотри. Твою же мать... Кэсс! Сколько пальцев?        - Т-три-и... - девчонку натурально колотило. Бледная, как полотно, с темными кругами, только глаза лихорадочно горят, она явно с трудом держалась на ногах.        - Не понял... А ты еще что за хрен? - на крыльце стоял несколько встрепанный Кевин Доу. Его дочь со странным лицом выходила на улицу, а теперь возле нее стоял, тяжело дыша, какой-то незнакомый тип, который при более детальном рассмотрении не вызывал ничего, кроме неприязни. Патлатый, при этом в классической и явно дорогой одежде (если не сказать — в откровенно пижонской), с крайне неприятными чертами лица и абсолютно ледяными глазами. Он почему-то производил впечатление натурального гангстера, и полицейскому, разумеется, не понравилось присутствие такого типа возле его ребенка.        - Потом, - незнакомец только коротко рыкнул, после чего коротко выдохнул и опять наклонился к Кассандре, которая, почему-то отчаянно вцепилась в абсолютно незнакомого мужика с абсолютно непередаваемым выражением лица. - О, ожила. И даже, вроде, в своем уме. Починю я эту блядскую куклу. Не-не-не, вот в ту сторону ты не смотришь. Не смотришь, я сказал! Да еб же твою мать, Доу, не смей хлопаться в обморок! - девчонку бесцеремонно сгребли за плечи, другой рукой подхватили что-то красно-рыжее из почтового ящика и двинулись в сторону дома Тилли на глазах несколько обалдевшего от такой картины Кевина. - Догоняй. А ты иди. И нет, блядь, ты смотришь только прямо!