2013 г.
— Ненавижу… Как же… Я… Тебя, сука… Ненавижу… — мокрые пряди волос липли к лицу, лезли в глаза и мешались. Промокшая насквозь майка, гудящие ноги, бешено колотящееся сердце, сбившееся дыхание — и вся эта радость прямо с утра пораньше. Будь прокляты утренние пробежки. И будь проклята эта до омерзения бодрая и счастливая скотина, которая стояла рядышком, лыбилась и прямо-таки сочилась превосходством. — Ничего, тяжко только в первые разы. Посмотри на себя, детка. Дыхалка ни к черту, а это ты называешь мышцами? Это не мышцы. Это, — Чаки особенно мерзко растянул гласные. — Ла-апша-а. Как в чайна-тауне. И ты теперь тоже будешь ла-апша-а. — Пошел ты… — Кэсс чувствовала себя как соседская псина на жаре — тоже хотелось лечь на бок и свесить язык. Или сдохнуть. Или вот этого мудака чем-нибудь тяжелым… Увы, планы возмездия прервал очередной комментарий. — Передышка кончилась. Еще кружок по кварталу — и можно переходить к следующей части. Я из тебя за полгода сделаю человека. Это эволюция, детка(1), — Рэй ухмыльнулся. — Спасибо, Чаки… Теперь не смогу слушать эту песню… — дыхания уже хватало на несколько слов подряд. Сачковать не получалось: этот гад бежал прямо за спиной, и стоило чуть замедлиться — тут же прилетало по заднице. Не больно, но ощутимо и обидно. Обижаться, впрочем, толком не получалось — надо было бежать. И не обращать внимание на понимающие улыбочки таких же утренних бегунов. Суки. Какие же они все суки… Доползти до душа получилось только через полтора часа. Убивать уже не хотелось и не моглось. Хотелось только жрать, кофе и сигарету. А еще упасть в горизонталь и не шевелиться ближайшие несколько часов. Но шевелиться было нужно: никто не отменял чертову учебу, будь она неладна. По мнению самой девушки школьная программа была нещадно урезана и убога. Какой смысл проходить половую систему человека ближе к выпускным классам, если уже в средней школе у детишек вовсю менструации и поллюции, а размножение они давно изучают на практике? Литература? Слишком мало книг, ряд из них — не лучший образчик старой беллетристики. История делает лишний упор на даты (здесь больше была вина учителя), хотя логичнее рассматривать причинно-следственные связи. Гораздо больше полезного выхлопа. Биология — даже говорить нечего. Душа отдыхала только на физматовском блоке. Впрочем, если большинству подходит — их проблемы. Одноклассников Доу видела только на итоговых тестах, и это ее полностью устраивало. — С тобой ничего не сделали? — после памятного дня рождения отец стал похож на отца. Слишком похож. На слишком заботливого отца. За две недели это успело задолбать до нервной икоты. — Меня заставили четырежды пробежаться вокруг квартала и делать армейскую зарядку. Это можно отнести к ужасным страданиям? — пальцы привычно щелкнули тумблером электрочайника. Кофе. И еда. И кофе. Возможно, таблетка анальгина. — Не отвечай. Сейчас это страдания. Вспомни себя в учебке. На тебя делать? — А? Да, да… Кэсси, я действительно… Да к черту! Я в гребаном шоке с происходящего, оно мне не нравится, но я не знаю, что делать. И это бесит, — Кевин ходил кругами по небольшой кухне, которая больше соответствовала пристанищу закоренелого холостяка.— Дочь, давай уедем. По-тихому. Жить по соседству с этим ящиком аммонала — херовая идея. Они психи. Если весь этот бред правда — они опасны. Если это байка — то они опасные идиоты. Кассандра раскладывала вафли по тарелкам и с тоской думала о том, что яйца папаня решил отрастить как-то поздновато. Проявись они раньше — все было бы гораздо проще. — Даже не поднимая вопрос о том, что ты разобьешь сердце бедной Тиффани. Куда, на что, документы, работа, школа, продажа дома, покупка нового. Нас отследят по машине. Нас отследят через риэлтора. Можно поднять документы о переводе в другую школу. За пачку баксов можно через копов же узнать почти что угодно. Все зависит только от толщины пачки. — Ты цинична. — Я разумна.2017 г.
Узкий темный лаз, обмазанный сухой глиной, кое-где усыпанный мелкой галькой, шуршащей под ногами. Гребаная красная глина. И гребаные узкоглазые кроты, умудрившиеся выкопать эти блядские катакомбы, в которых и так нихрена не видно и тяжело дышать, а в давящем на голову противогазе — и подавно. И даже тусклый фонарь не спасает положения, скорее демаскируя. Но он необходим. Отслеживать любую тень. Намек на тень. Намек на звук. И молиться, молиться кому угодно, чтобы эта тень только померещилась, а не оказалась очережной растяжкой с какой-нибудь дрянью вроде мешка скорпионов. Чтобы однотонный пол не перешел внезапно в тонкую фальшплиту из хрупкой сухой глины с волчьей ямой под ней. Чтобы в верхней части этого коридора не оказалось неприметной лески, обрушивающей на голову змею. Потому что ножом и старым 1911(2) много в таких условиях не навоюешь. Крыса в кротовьей норе. Чарли среди «чарли»(3). Следующему шутнику он с удовольствием вобьет зубы в глотку, даже если за это придется ближайший месяц перекапывать нужники в лагере. Хер им. Здоровенный, вонючий от тропического вьетнамского пота джерсийский хер в зубы. Пидоры. Маленькая, блядь, победоносная. Герои ебаные. Сраные выблядки сифилисных шлюх, зачатые под хуёвым коксом. Сучьи разводилы. А он повелся, малолетний тупой сопляк. Захотелось быстро срубить бабла, хоть и на благородное дело. Идиот. Вот только хрена с два он подохнет в этой поганой глиняной дыре. Не дождутся. С-суки. Тело среагировало раньше разума, заставляя вывернуться невозможным финтом, уходя от остро заточенного деревянного кола, вылетевшего из неприметной дырки сбоку, и послать туда сразу два патрона, едва не оглохнув к чертовой матери. Будь проклят этот блядский Кольт с его грохотом! Тонкая стенка разлетелась черепками от меткого пинка. Мужчина был зол. На туннели, на оружейный завод, на командование, на хитрожопых вьетконговцев, на весь мир в целом, который постоянно пытался поставить его раком и извращенно оттрахать без вазелина. Впрочем, они тут в массе своей сопляки. Безголовые идеалисты, добровольцы-головорезы, призывники — все смешались в одну общую массу, отличаясь только степенью отмороженности и количеством употребляемых веществ. Еще один туннель. Из которого тянет тухлятиной даже сквозь противогаз. И отсутствие тела. Ни дырок от пуль, ни следов крови на все той же гребаной глине. Ничего. Только чернеющее пятно очередной норы. Почувствуй себя ебаной Алисой, парень, нырни в страну чудес и адского кутежа, чтоб тебя! Коридор как-то незаметно перетек в каверну. Не большую — огромную. По крайней мере, фонарик не мог пробиться через тяжелый удушливый воздух. — Скотомогильник у них тут что ли? — еле слышный шепот казался едва ли не громче выстрела. Луч фонарика, неторопливо скользящий по полу, выцепил бледную руку. Слишком бледную, чтобы принадлежать азиату. Световая клякса двинулась дальше. К плечу в кровоподтеках, под которым лежали откромсанные пряди светлых волос. И вот здесь уже начиналась кровь. Крупными брызгами, пятнами на порванной одежде. Чарльз много раз видел людей, умерших от пыток. С обеих сторон. Картина очередного искалеченного трупа не была в новинку. Вот только этого тела здесь быть не могло. Потому что эти срезанные прямо с кожей высветленные волосы, некогда ухоженные скрюченные пальцы с обломанными или вырванными ногтями, на которых еще сохранился неизменный красный лак, перекошенное почти до неузнаваемости лицо, местами обожженное до углей, грубо скальпированная голова — это могло принадлежать только Тиффани. Которой здесь никогда не было и быть не могло по определению. Которая, черт возьми, была жива. Он точно знал. Вот только в горле все равно пересохло. Дрогнувшая рука направила фонарь дальше. К переплетенным изломанным телам близнецов, перемотанным проволокой, врезающейся прямо в мясо. Раздробленные сине-черные ноги с торчащими наружу осколками костей завернутые витыми жгутами. Спина к спине, руки выломаны и заведены назад, оплетая корпус второго, перетянутые в запястьях той же телефонной проволокой, которую они прокладывали в этих ебаных тоннелях. Развороченные лохмотьями щеки и бликующие в тусклом свете окровавленные треснувшие зубы в гротескном подобии улыбки. Смрад протухшей крови. Начавших гнить тел. Хотелось проблеваться. — А меня ты просто бросил, — голос за спиной был хриплым, будто простуженным. При резком развороте световое пятно почти стало лентой. И снова сжалось до круга на еще одном знакомом лице. Единственном живом. Только с несколькими новыми шрамами, кроме того, что был получен еще в детстве. Тонкая белая полоска, переходящая с левого виска на скулу. Почти незаметная. Еще один короткий на нижней губе, почти по центру. И второй, разделивший левую же бровь пополам. — Это ты их? — рука судорожно стиснула оружие. Еще пять патронов. — Их? — девушка пожала плечами. — Ты же у нас главный, зачем мне они? Мне ты нужен, Рэй. Как она преодолела разделяющий десяток футов мгновенно — непонятно. Но в следующую секунду его резко дернули на себя за воротник куртки, а единственное, что осталось в поле зрения — это горящие искренней ледяной злобой медно-карие глаза.