Лазурь небес и порожденье ада

      Рассвет, наконец-то забрезживший над Мичиганом, окрашивает все вокруг в привычные серые тона. По глади озера расползается туман. Понемногу светлеет, и становится виден вытащенный на берег труп, распухший от воды. Уиллиган как раз осматривает его. Подъемный кран, кое-как установленный на крутом берегу, еще тянет наверх затонувший автомобиль. Ежусь от холода и сырости и в который раз прикладываюсь к фляге с теплым кофе и капелькой коньяка. Да уж, похоже, бессонные ночи скоро станут моей второй натурой.       Весь берег, как и намедни улица возле «Фортуны», заполнен всевозможным транспортом: тут и полицейские машины, и санитарные, и автомобили водолазной службы, и даже строительные грузовики, на которых привезли кран. Каким-то образом обо всем пронюхали и репортеры, и теперь толпа в котелках и пиджаках, сверкая магнием и строча в блокнотах, рвется к берегу, едва сдерживаемая заграждением из копов.       Катсон мнется неподалеку, нервно грызя когти и явно не зная, чем себя занять. Отворачиваюсь от него и вновь обращаю строгий взгляд на двух бобрят, детей рыбака, живущего неподалеку. Именно они обнаружили на дне машину. — Ну, — грозно сдвинув брови, обращаюсь сразу к обоим, — объясните мне наконец, зачем вам понадобилось поздно вечером нырять так глубоко в озеро? Потупившись, оба пацаненка бросают друг на друга косые взгляды. Затем тот, что повыше, толкает брата в бок: — Ты начинай. — А чего я? Сам давай, — огрызается тот, коренастый и курносый. — Ты старше, вот и рассказывай. — А ты младший, значит, помалкивай. Я без тебя решу. — А ну прекратили оба! — не выдерживаю я, и детишки синхронно вздрагивают. — Говорить будешь ты, — указываю на коренастого. — И не отнекивайся. Итак, зачем вы полезли в воду? — Искупаться хотели, — угрюмо бурчит тот. — Папка нас после школы заставил помогать ему с уловом, мы вымотались, вот и решили окунуться. — Интересно… — Перевожу взгляд с одного на другого. — А если я спрошу вашего отца, он то же самое мне скажет? Или схожу в вашу школу и узнаю, были ли вы вообще на занятиях? — Спрашивайте, — шмыгнув носом и показав два больших передних зуба, отвечает старший. — Нам скрывать нечего. Хищно прищурив глаза, гляжу на обоих и вдруг рявкаю, резко подавшись вперед: — А ну выворачивайте карманы! Оба! — З-зачем? — выдавливает из себя старший. — Хочу проверить, не спрятали ли вы от полиции какую-нибудь ценную улику, которую нашли здесь. Ну, живо! Дрожа с ног до головы, бобрята переглядываются. — Скажем ему, Билли? — спрашивает у брата младший. — Он бы все равно узнал, Тедди, — отвечает Билли. Но, слыша, как я начинаю злобно сопеть, поворачивается ко мне и выдает все как на духу: — Мы ныряли на глубину, чтобы проверить одну штуку. — Какую еще штуку? — Нам это дал один паренек в школе, Нейт Скамальски. — Старший вынимает из кармана и протягивает мне спичечный коробок с какими-то подозрительными листьями внутри. — Он сказал, что это новая улетная штука, называется «крэк», и мы просто обязаны ее попробовать… — И не нам дал, а тебе, — встревает младший брат. — И вообще, ты первый на это согласился… — Наткнувшись на мой грозный взгляд, он поспешно заканчивает: — Он сказал, что сильнее всего эта штука действует под водой. Надо вдохнуть в себя дым, нырнуть поглубже и там выдохнуть… — И вы, конечно же, решили попробовать? — ухмыляюсь я. — Вот что, ребятишки, либо вы сейчас же отдаете мне всю ту дрянь, что он вам впарил, либо я рассказываю обо всем вашим родителям и учителям. На глазах у Билли выступают слезы обиды. — Сэр, у нас и правда ничего нет… Это все, что он нам дал. Сказал, если понравится, может дать еще… — А потом еще и еще и уже стал бы требовать с вас деньги, — заканчиваю я, убирая коробок с наркотиком в карман. Но тут замечаю, что младший, Тедди, мнется, словно раздумывая, сказать ли мне что-то или нет. — Ну, что еще у тебя? — не выдерживаю я. — Простите, сэр, но… Так и быть. — Он вынимает из кармана лапу с зажатым в ней алмазным перстнем. — Я снял это с покойника, когда подплыл поближе и увидел его там. Думал продать, а то ведь последнее время папе все туже становится, рыба в озере вымирает или уходит по рекам вверх… Внимательно рассмотрев перстень и не найдя в нем ничего примечательного, со вздохом возвращаю пацану. — Отнеси его и кинь в озеро или зарой куда-нибудь в песок, чтобы не узнали, что ты его украл. Только учти: захочешь оставить себе, чтобы продать, я об этом мигом узнаю. А с вашим отцом я еще поговорю, быть может, даже распоряжусь, чтобы ему выделили денег. Ну, а теперь бегите в школу и даже не думайте брать что-то у этого Нейта или как его там.       Одновременно кивнув, братья убегают прочь. Я неспешно направляюсь к Оггерлифу, прочесывающему граблями траву в поисках улик. К нам тут же подходит Катсон, истомившийся от безделья. — Ну как, нашел что-нибудь? — намеренно игнорируя начальника, спрашиваю у гнома. — Если бы, — машет рукой тот. — Мой народ несколько веков занимался только добычей руды и ковкой оружия, так что следопыт из меня никакой. — Он останавливается и утирает волосатой пятерней пот со лба. — А это что? — присаживаюсь на корточки и тыкаю пальцем в два явных отпечатка обуви на мокром песке. — Похоже на мужской башмак и женскую туфлю, те же, что были в том тупике возле кино. Осталось только сравнить их, и мы будем точно знать, звенья ли это одной цепочки или нет. — Ну вот, я же говорил! — восклицает Катсон, хлопая себя по лбу. — Я так и знал, что эти два убийства — дело рук одного и того же парня! Господи, что скажет мэр, когда узнает, что в городе орудует маньяк!..       Вскидываю на шефа презрительный взгляд. Ну конечно, убийства свершаются одно за другим, а он думает только о собственной репутации! — А с чего это вы взяли, сэр, — говорю я, изо всех сил стараясь подавить в голосе сарказм, — что это вообще убийство? Я бы в первую очередь подозревал обычную аварию. А вы прямо сразу позвонили мне…       Ему явно не по нраву презрительное «сэр», потому как он ежится, вжимая голову в воротник плаща, и отвечает ледяным тоном: — Первым из детективов на вызов прибыл Морринг. Он нашел в траве на берегу это. — Он достает из кармана мешочек для улик. — Взгляни-ка, Аллан, это должно тебя заинтересовать.       Забыв об обиде, подхожу ближе, заглядываю в мешочек. Внутри лежат несколько цветочных лепестков. Судя по запаху — гвоздики и фиалки. — Опять лепестки… Опять то же самое… — Интересно, — подается вперед Оггерлиф. — Похоже, этому маньяку уже можно давать прозвище Садовод. — Только их двое, — замечаю я. — Ты же сам видел следы…       Позади слышен скрежет. На берег наконец-то вытаскивают затонувшую машину. Это совсем новый и, судя по всему, довольно дорогой черный «кадиллак». Одно из стекол в салоне разбито, и можно догадаться, что именно через него бобренок Тедди пролез к покойнику и снял с него перстень. — Сэр, — прерывает вдруг нашу беседу один из констеблей, подходя к Катсону, — сюда рвется какой-то парень. Он утверждает, что работал водителем на этой самой машине и знает того, кого убили. Привести его? — О чем вопрос, конечно же веди! — восклицает шеф. Коп уходит, и вскоре к нам вальяжной походкой подруливает молодой ниггер в простой рабочей одежде. — Здравствуйте, сэр, — приподнимает шляпу начальник. — Я комиссар полиции Грегори Катсон, а это детектив Гелленберг и стажер Оггерлиф. А вы?.. — Питер Барлоу, — небрежно бросает тот. — Извините, у вас сигаретки не найдется?       Из нас троих курящий только я, но остатки пачки ушли у меня за эту ночь, поэтому приходится сбегать к Уиллигану. Спустя пару минут, сделав несколько затяжек крепкого афганского табака, Питер Барлоу начинает свой рассказ: — Да, я работал в ту ночь на этой самой машине. Возил моего «босса». Фирма у нас занимается прокатом тачек и водил в то же время, вот мне и пришлось играть роль личного шофера этого надутого индюка… — Подождите-ка, — перебивает Катсон, — вы хотите сказать, что эта машина не принадлежала убитому? — Естественно, нет, а то стал бы я из-за нее в такую рань сюда тащиться! Фирма и так с меня содрала приличный штраф за то, что я позволил угнать этот «кадиллак». Ихняя гордость, между прочим. А вот теперь расскажу им, как все было, может, меня и простят. Только вы, того… подтвердите перед ними, что я честный человек и ничего такого не подумал бы?.. — Хорошо, мистер Барлоу, мы все уладим, — перебиваю я. — Вы начали говорить о том, что случилось в ту ночь… — Так вот я и говорю: получил я, значит, назначение к этому толстяку, изображать его верного пса. Ну и поехали мы с ним, стало быть, к Пиквикскому театру… — К какому? — удивленно переспрашивает далекий от искусства Огги. — Это в Парк-Ридже, недавно открылся, — поясняет Барлоу. Дальнейший рассказ он продолжает уже без перерыва. — Приехали мы туда, значит, он пошел на представление, я его ждать остался. Через пару часов выходит под ручку с какой-то белой красоткой с рыжими волосами, а глаза у нее что у дьяволицы, огнем так и горят… Сели они, стало быть, в машину, стали говорить про какой-то там контракт, я особо не вслушивался. Потом, значит, клиент велел мне отогнать тачку в переулок и выйти из салона перекурить. Ну, я так и сделал: что я, не понимаю, что он там задумал? Слышу мотор, оборачиваюсь, а машины уж нет. Ну вот и все, что я знаю. А сегодня с утра услышал по радио, что черный «кадиллак» нашли в озере, вот и кинулся сразу сюда… — Ох уж эти журналюги, везде успели, — бормочет Катсон. — Скажите, мистер Барлоу, а когда именно все это случилось? — Прошлым вечером, то есть, стало быть, позавчера, часов в десять. — А об угоне вы в полицию заявляли? — Заявлял, да к чему это? Вот же она, машина, прям передо мной. — Значит, вы подтверждаете, что именно на этой машине вы возили клиента? — Абсолютно точно. Я ее среди тысячи таких же запросто узнаю. — Кстати, о клиенте, — встреваю я в разговор. — Вам было известно его имя и чем он занимался? — Мне-то это зачем? — пожимает плечами негр. — С этим начальство пусть разбирается. Я же его должен был называть просто «мистер Гейворд» и во всем ему потакать. Как по мне, так это обычный проходимец, который, чтобы бабу закадрить, решил выпендриться тачкой со «своим» шофером. — Это уже интересно, — хмыкаю я, потирая заросший щетиной подбородок. — А ту красотку, что была с ним, вы можете точно описать? — Если вспомню, опишу. Видел-то я ее, правда, больше издалека, а уж когда она в машину села, вообще на нее не смотрел. — Ну хорошо, — удовлетворенно мурчит Катсон. — Мы отвезем вас в участок для официального снятия показаний. Только сначала сами здесь закончим. — Вы уж того… не дайте меня в обиду перед начальством. — Барлоу теперь просяще смотрит только на комиссара. — Я-то что, всегда готов помочь, но и вы поймите: у меня ведь жена, ребенок малый, мне без работы остаться никак нельзя… — Обещаю вам, мистер Барлоу, мы вас в беде не оставим, — урезонивает его Катсон, и он, успокоившись, отходит в сторону. — От этого ниггера бесполезно ждать описания белой красотки, — замечаю я. — Они для него все как одна — богатые капризные стервы. Уж лучше съездить в этот самый театр и расспросить работников, что дежурили там в тот вечер. — Пусть этим Морринг займется, он у нас любитель всяких культурных развлечений, — усмехается шеф. — А мы пока разберемся с трупом.       Подходим к Уиллигану, который как раз закончил и отряхивает руки от комочков ила и тины. Труп, накрытый простыней, уносят на носилках в санитарный фургон. Ладно хоть не пришлось с ним возиться, как с тем троллем. — Ну, что у тебя, Мэтт? — устало потягиваясь, спрашивает Катсон. — Труп и правда пролежал в воде около суток, — закуривая, отвечает коронер. — По крайней мере, тот черный вас не обманул насчет даты — да, я слышал краем уха ваш разговор. А насчет причины смерти… Я искал следы утопления, но их нет. Телесных повреждений, в общем, тоже. До вскрытия не берусь ничего утверждать, но, похоже, способ убийства тот же, что и у тролля, только на этот раз замаскированный под аварию. — Но на этот раз мы уже чуть больше знаем об убийце, — задумчиво теребит ус начальник. — Ладно, парни, сворачиваемся и едем в управление. Машину и без нас осмотрят. А то я уже с ног валюсь от усталости. Да уж, подкинули нам работенку…       В участок мы вчетвером, включая свидетеля, возвращаемся на машине Катсона. К этому времени окончательно светлеет, улицы города наполняются движением. Я стараюсь отвлечься, подумать о чем-нибудь легком и ненавязчивом, но в голову, как назло, лезут только мысли о странном маньяке. Не выдержав на полдороге, засыпаю, уронив голову на макушку сидящего рядом и проверяющего записи в блокноте Оггерлифа. …Как только мы входим в двери управления, навстречу нам шагает крупный бурый заяц в форме курьерской службы. — Господа, вы не подскажете, где мне найти детектива Аллана Гелленберга? — спрашивает он. — А в чем дело? — сразу же настораживается Катсон. — А, так вы детектив Гелленберг? Вам повестка из федерального суда, распишитесь. — Он сует начальнику в лапы какую-то бумагу и, получив роспись, шутливо отдает нам честь и стремглав выбегает за дверь. Катсон стоит посреди коридора, вчитываясь в предназначенную мне повестку, а затем резко вскидывает на меня взгляд, и глаза его, превращаясь в щелки, наливаются яростью. — Черт бы тебя побрал, Аллан! — шипит он. — Я так и знал, что все этим закончится!       Он с ненавистью пихает в мои руки повестку. В глазах у меня от недосыпа и неожиданности все плывет, но несколько строчек на бумаге сразу бросаются в глаза: «…явиться в суд в качестве ответчика по иску от м-ра П. Паттерсона по делу о причинении морального ущерба…» Я только усмехаюсь, вспоминая морду прикованного к кровати свина, но шеф выглядит уже по-настоящему разъяренным, и вся шерсть на его теле так и встает дыбом. — Ты отстранен от расследования до дня суда, Гелленберг, — выдыхает наконец он. — Скажи мне еще спасибо за то, что не выгнал тебя с позором. Но сегодня же напишешь рапорт об уходе. Терпеть твои выходки у себя под боком я больше не намерен. И, повернувшись, с резко торчащими вверх хвостом и ушами он скрывается за дверью своего кабинета.

***

      Расположенная в южном конце Мичиган-авеню галантерея Пэтти на самом деле ни что иное как подпольный паб. Здесь продают настоящий, не самогонный алкоголь. Стоит только шепнуть хозяйке заведения нужное словечко и сунуть пачку банкнот, и бутылка свежего «Коблера» окажется у вас в руках. Этим пользуются многие, даже богачи и чиновники часто заходят сюда. У меня же в этом заведении особые привилегии, потому как хозяйка Пэтти на самом деле оборотень и я, еще будучи Охотником, как-то пощадил ее. Возможно, эта самая мягкость и сыграла со мной в дальнейшем много злых шуток, но зато теперь я могу беспрепятственно нажираться прямо в зале у Пэтти.       Едва я вхожу в пустой по дневному времени бар, как Пэтти все понимает по моему лицу и тут же ставит на стойку бутылку с невинной этикеткой «Кетчуп» и двойным дном и порцию рагу. Если нагрянут проверяющие и потребуют открыть бутылку, внутри действительно окажется кетчуп. Только мы с Пэтти знаем ее секрет, и, воткнув соломинку в специальное отверстие внизу бутылки, я потягиваю настоящий ирландский скотч. После трех глотков все внутри у меня теплеет, глаза увлажняются, и Пэтти с ее седыми волосами в тугом пучке, мускулистыми руками и грязным фартуком уже не кажется мне такой непривлекательной. — Опять проблемы на работе, Аллан? — осведомляется она, привычно протирая стойку. — Проблемы… Проблемы по жизни, проблемы везде… — И я рассказываю ей про скандал с Паттерсоном. Но сегодня ей, похоже, я со своими новостями до лампочки. — Свинина и евреи — вещи несовместимые, что поделать, — говорит она в конце моей истории. — Тебе лишь бы посмеяться… — Ставлю на стойку пустую бутылку, прошу повторить. Пэтти спускается в погреб, зарядить хитрый сосуд новой порцией, а я, уронив голову на стойку, дремлю. Пробудившись с ее возвращением, продолжаю напиваться и вскоре выкладываю хозяйке все, что гложет мою душу. В баре по-прежнему нет никого кроме нас, лишь приемник в углу бодрым голосом выводит какие-то песни, смысл которых едва достигает моего затуманенного сознания. — Я думаю, тебе нечего бояться, Аллан, — подводит итог моим излияниям Пэтти. — Пока этот маньяк не пойман, тебя вряд ли выгонят. Никто лучше тебя не справится с этим делом. — Ты думаешь? — Громко икаю и едва не роняю бутылку на пол. — Бля… А по-моему, Пэтти, я просто стал никому не нужен. Я как грязная тряпка, которой подтерли пол и выкинули. Я был нужен в войну, когда речь шла о спасении Европы. Но затем меня поперли из Охотников, потом ушла Хелен, а вот теперь еще и это… — Ты так до сих пор и не забудешь то, что было десять лет назад? — приблизив ко мне свое крупное желтое со звериным оскалом лицо, говорит Пэтти. — А я тебе скажу, почему. Мрак с того дня крепко засел в твоей душе, и ты все никак не можешь его выгнать. Пора бы уже смириться и перестать залечивать себя пинтами виски, это лишь сильнее растравит твои раны. Одним словом, иди домой, Аллан. Протрезвей и возвращайся к работе.       «Мрак в душе, — проносится в моей голове. — Где-то я уже это слышал… Неужели все снова повторяется?..» Не успев додумать мысль, валюсь на стойку и впервые за эти дни засыпаю спокойным и крепким сном.