…Сияющая в сумраке белизной церковь с огромным флагом Конфедерации над входом. Гвендолин поднимается на крыльцо, парень в клетчатой рубашке, ковбойской шляпе и с револьвером за поясом открывает ей дверь, она идет по темному проходу вперед. Какие-то незнакомые военные кланяются ей при встрече, прикладывают руки к кепи. Но вот коридор заканчивается, и девушка оказывается в широком круглом зале с колоннами, посреди которого за массивным мраморным столом сидят и разговаривают несколько странно выглядящих существ, лица которых отсюда не видны. Гвендолин испуганно затаивается за одной из колонн, и все перед глазами у нее размывается, приобретает нечеткие очертания и подергивается серой пленкой, словно в кино. Голоса существ за столом, прежде звучавшие невнятно, словно бы из-за стены водопада, становятся громче, но Гвендолин все равно не может разобрать, о чем они говорят. Внезапно сидящий во главе стола замечает ее и властным жестом манит к себе. Не в силах ничего возразить, она подходит прямо к столу, застывает в ожидании. Поманивший ее оказывается жабом Кьенкором, неизвестно как выжившим. У остальных очертания лиц теряются в сумраке, размываются, так что их просто невозможно разглядеть и узнать.
— Хорошо, что ты пришла, сестра, — протяжно квакает Кьенкор. — Теперь ты должна зачитать приговор.
Он своим страшным языком пододвигает ей лежащий на столе большой белый лист бумаги. Гвендолин с опаской берет его, читает большие, ярко горящие буквы:
— Именем Алой Крови к смерти приговаривается изменник и убийца…
Слева от стола внезапно словно бы из воздуха возникает виселица, на эшафоте которой стоит человек в белом балахоне и колпаке на голове, с петлей на шее. Жаб языком сдергивает с него колпак, и Гвендолин видит лицо несчастного. Ее отец?..
— Нет! Это недоразумение! — выкрикивает он, извиваясь подобно ужу. — Я не виноват!.. — Взгляд его внезапно падает на оторопевшую дочь, и лицо тут же искажается яростью: — Это все она!.. Она это сделала!
Дрожа от ужаса и вместе с тем чувствуя, как слезы бегут по ее щекам, девушка отшатывается и, повернувшись, хочет бежать отсюда. Но тьма преграждает ей путь плотной стеной, не давая сделать и шагу из зала…
…Проснувшись, Гвендолин ощутила, что слезы действительно текут из ее глаз. Боже мой, папа! Он ведь был совсем близко и выглядел совсем как тогда, в ту страшную ночь!..
Вскочив с кровати и подбежав к окну, девушка посмотрела на окутанную ночным туманом улицу, на которой находился дом дяди Хьюго. Все выглядело как обычно: разгоняя тишину клаксонами, а темноту — светом фар, проносились редкие автомобили, по другой стороне улицы, пошатываясь, брел какой-то забулдыга. Никаких следов темных сил не было. Успокоившись, девушка снова легла в постель. Но спать ей довелось недолго…
На этот раз сновидение перенесло ее в далекую Бразилию, в которую она мечтала попасть в детстве, после того как няня прочла ей на ночь сказку оборотня Киплинга. Все вокруг было, как Гвендолин себе и представляла: солнце, пальмы, негры, грузившие бананы в ящики на пристани… Но едва она собралась прогуляться вглубь страны, чтобы сполна насладиться ею, как кто-то грубо схватил ее сзади и, пригнув к земле, взвалил на спину тяжелый мешок.
«Шевелись, ничтожество!» — рявкнул над ее ухом резкий мужской голос. Ощутив затем сильный толчок в спину, девушка едва не упала, но покорно поплелась вперед, куда и указывал ей странный мужчина. Сбросив мешок со спины рядом с кучей таких же, она распрямилась и тут же получила сильный удар хлыстом по лицу. Сквозь выступившие на глазах слезы и резкий солнечный свет она наконец-то разглядела своего мучителя: то был рослый широкоплечий человек в грязной рубахе и большой шляпе-сомбреро. Едва он шагнул в сторону и свет выхватил из-под полей шляпы его лицо, как Гвендолин вздрогнула: Джейсон! Он смотрел на нее страшным взглядом и громко хохотал, так что по телу ее сразу же пробежал жуткий холод…
…Запутавшись в липких от пота простынях, девушка с криком проснулась и упала с кровати на пол. На этот раз ей по-настоящему стало страшно. Ползущий изо всех углов спальни мрак, словно живой, пытался захватить ее в свои сети, и из него будто бы по-прежнему доносились демонический смех Джейсона, противное кваканье Кьенкора и отчаянный крик отца…
Гвендолин поскорее зажгла лампу, которая отбросила на стену причудливые тени и, закутавшись в шаль, выбежала из комнаты. По коридору как ни в чем не бывало медленно шаркал ногами верный Джо.
— Вам не спится, мисс Гвендолин? — безжизненным старческим голосом осведомился он. — Тревожат кошмары? Мрак подкрадывается?
— Именно так, Джо, — кивнула девушка, радуясь, что он вовремя оказался рядом. — Приготовь мне, пожалуйста, горячий шоколад. Я сейчас спущусь в гостиную.
Негр молча кивнул и направился в кухню. Свет в доме он никогда не зажигал: говорил, что ему режет глаза, да и без него помнил каждый дюйм помещения.
В гостиной было уже не так страшно. Догорающие угли в камине рассеивали мрак и давали некое ощущение уюта и комфорта. Жуть здесь наводил лишь портрет дядюшки Хьюго, что смотрел со стены на племянницу строго и, казалось, пронизывал взглядом насквозь.
Взглянув на аккуратно сложенные рядом поленья, Гвендолин принялась хватать их и одно за другим кидать в камин. Плевать, что их осталось совсем мало и на зиму могло не хватить — сейчас нужно было больше тепла, больше света. Вскоре пламя разгорелось так ярко, что остатки ледяного страха окончательно выветрились из тела и сознания девушки. Прикрыв пледом босые ноги, она уселась в кресло возле камина и задумалась, глядя на танцующий в кирпичной клетке огонь.
Раздалось звяканье, а секунду спустя в гостиную вошел Джо, неся на медном подносе перед собой дымившуюся чашку. Поблагодарив его, Гвендолин взяла чашку обеими руками и принялась медленно отхлебывать приятный согревающий напиток. Джо же, вместо того чтобы уйти, сел в кресло напротив хозяйки, смотря на нее пристальным и в то же время бесстрастным взглядом.
— Вам снился ваш отец, — произнес он спустя несколько минут молчания.
Гвендолин вздрогнула, едва не пролив шоколад на колени.
— Откуда ты знаешь? — изумилась она.
— Вы выкрикивали во сне имя этого вашего кавалера, — ответил негр. — «Джейсон, нет!» И еще в этом же роде.
— Неужели? — Девушка внезапно посмотрела на него с еще б
ольшим изумлением, переходящим в страх: — Но постой-ка, моего папу ведь звали Фрэнсис…
— Я это знаю, — степенно кивнул Джо. — Но, произнося имя любимого, вы наверняка вспоминали отца. Вы же не видели воочию его смерть?
Гвендолин потрясенно покачала головой.
— Значит, вам еще предстоит увидеть страшную гибель, — сказал негр будничным тоном, как будто бы речь шла о погоде.
Гвендолин резко отставила чашку в сторону: руки ее задрожали так, что она всерьез забоялась расплескать напиток.
— Что ты такое говоришь, Джо? — сердито произнесла она. — Нельзя же меня так пугать, в конце концов! И что за загадки у тебя все время?
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском отсыревших поленьев в камине. Огонь продолжал свою пляску, играя бликами на блестящей лысине Джо.
— Харон, — произнес он наконец, и внутри у Гвендолин пробежал мерзкий холодок.
— Что? — еле слышно переспросила она.
— Харон, — повторил дворецкий. — Проводник в царство Смерти. Меня так назвали при рождении, но массе Хьюго, вашему дядюшке, такое имя не понравилось — уж больно мраком отдавало. Потому он и нарек меня Джо. Но ведь от своей судьбы не скроешься, я всегда это знал. Все, кто жил в этом доме, умерли, остались лишь вы да я — старый лодочник на реке Смерти.
«А ведь и правда, — мелькнула в голове у Гвендолин страшная мысль. — Дядя Хьюго, тетя Мег, мама — все они умерли здесь, в этом доме. Неужели… неужели и я?..»
Она посмотрела на Джо (или же Харона?), который уставился на нее все тем же ничего не выражающим взглядом. Хотя огонь освещал всю комнату, лицо дворецкого каким-то образом оставалось в тени, и от этого выглядело пугающим.
— Но вы не бойтесь меня, мисс, — заговорил он вновь. — С того самого момента, как вы появились в этом доме, вся вроде бы юная и невинная, я сразу понял, что в вас кроется сила, и потому трогать вас опасно. Не переживайте: не умрете вы, так умрет кто-нибудь другой.
Напуганная уже по-настоящему, Гвендолин отодвинула свое кресло как можно дальше от страшного негра, что сидел, нахохлившись словно ворон — страшный вестник смерти. Липкий мрак, наползавший отовсюду, казалось, был его верным союзником и по одному приказу мог схватить несчастную девушку. Внезапно по каменному лицу Джо пробежала судорога, а вслед за тем он полностью расслабился и поднялся на ноги.
— Пойду-ка я спать, мисс Гвендолин, — произнес он своим обычным, не бесцветным голосом. — Обычно я по ночам почти не сплю, но сегодня что-то утомился. Как камин погаснет, закройте трубу. Спокойной ночи.
И он зашаркал к выходу из гостиной. Поплотнее укутавшись в плед и подобравшись в кресле, Гвендолин поняла, что сама она в эту ночь уже вряд ли заснет.
***
С тех пор как они с Джейсоном вернулись в Чикаго, мало что поменялось. Город по-прежнему утопал в тумане и холоде, солнце никак не хотело проглядывать сквозь тучи, и от этого повсюду царили скука и депрессия. Везде — на заборах, стенах домов, даже на фургонах некоторых автомобилей — висели плакаты с изображением сенатора Маккалума и призывами к светлому будущему. На улицах то и дело можно было встретить толпы митингующего народа, которые срывали эти самые плакаты, топтали их и метали в изображение политика тухлые яйца, но чего конкретно они хотели, Гвендолин так и не знала.
Со времен Эдмонтона Джейсон заметно пошел на поправку, однако теперь их встречи стали короткими и нечастыми. Пару раз сходили в ресторан, в остальное время просто гуляли по городу. Любовью они теперь занимались только дома у Гвендолин, и то когда были уверены, что Джо не подглядывает за ними. Где жил ее возлюбленный, Гвендолин так и не знала и даже не решалась спросить. Последнее время она стала замечать, что молодой человек часто бывал молчаливым и задумчивым, на ее вопросы отвечал невпопад или же просто рассеянно мотал головой. Девушка списывала это на последствия болезни и не теряла надежды, что когда-нибудь он объяснит ей все.
Между тем приближался день рождения Гвендолин. Она ждала его с содроганием, поскольку число двадцать три было роковым в ее жизни. В двадцать третьем году умер дядя Хьюго, оставив их с матерью лицом к лицу с большими проблемами. Ему было девяносто два — четыре раза по двадцать три. Обоим ее родителям было по сорок шесть в момент смерти — два раза по двадцать три. Поженились они, кстати, двадцать третьего числа. К тому же Гвендолин всегда казалось, что двадцать три года — это какой-то особый возраст, после которого в жизни начинаются настоящие, взрослые проблемы, и молодость уходит.
К удивлению девушки, Джейсон подготовил ей в этот день восхитительный сюрприз. Он арендовал в Нейви Пире для них двоих настоящий колесный пароход прошлого века, работавший на угле и напоминавший о золотых временах Марка Твена и расцвета Америки. На этом пароходе они плыли по Мичигану, сидя на палубе за столиком под брезентовым тентом, и проворный официант-эльф подносил им изысканные блюда. Гвендолин боялась даже представить, сколько стоило все это удовольствие, и тем не менее настроение у нее резко поднялось. Даже вечно пасмурная погода уже не могла его испортить. Джейсон тоже выглядел радостным, шутил, улыбался, рассказывал смешные случаи, читал стихи о Красоте. Однако когда они были почти на середине озера, он вдруг словно поперхнулся на полуслове и мигом сник. Теперь он сидел бледный, как на иголках, поминутно теребил воротник и отпивал большими глотками нелегальное вино, неизвестно за какие деньги доставленное сюда. Наконец, извинившись, он резко встал и ушел вниз, в каюты. Гвендолин подождала немного, надеясь, что ее возлюбленный вернется и все пойдет как ни в чем не бывало, но Джейсона долго не было. Тревожась все больше, девушка встала и тоже спустилась вниз.
В полутемном коридоре никого не было, но из-за ближайшей двери, судя по табличке, туалетной комнаты, доносились всхлипы. Совсем уже в смятении Гвендолин распахнула дверь и увидела любимого: склонившись над умывальником, он по-настоящему плакал и, ударяя ладонью по запотевшему зеркалу, что-то неразборчиво повторял. Кинувшись к нему, Гвендолин оттащила его от раковины, крепко обнимая и нашептывая успокоительные слова. В его бессвязной речи ей удалось разобрать: «Я не могу… Я должен, но не могу…» С великим трудом успокоив молодого человека, она поднялась с ним обратно на палубу и усадила за стол. Джейсон еще всхлипывал, и глаза его были красными, но большой глоток вина с трудом вернул его в нормальное состояние.
— Послушай, Гвендолин, — заговорил наконец он сбивчиво, дрожащим голосом. — Я снова вынужден просить тебя об одолжении…
— Опять убийство? — шепотом спросила девушка, с тревогой обернувшись на маячившего в дальнем конце палубы официанта. — Я все понимаю… Кто на этот раз?
Джейсон с трудом сглотнул и произнес совсем уже тихо:
— Сенатор Маккалум.
Гвендолин задумалась. В политике она разбиралась слабо и не представляла, за что многие так ненавидят сенатора и зачем его вообще убивать. Лицо с фотографий на плакатах не вызывало у нее никакого отвращения или злобы, как это было с троллем Рудольфом, Гейвордом или Кьенкором. Она попыталась представить себя политической убийцей — и не смогла.
— Но за что его нужно убить? — спросила она. — Что он вообще такого сделал, что все бастуют против него и срывают его плакаты?
— Пока еще не сделал, но намеревается, — ответил Джейсон, и глаза его потемнели от злости. — Он хочет принять закон, по которому темномагическим существам, таким, как ты и я, будут запрещены въезд в штат и проживание в нем. Ты только представь: семь лет назад тебя и твою мать могли не пустить в Чикаго, если бы этот урод находился у власти! А сколько еще несчастных существ ждет такая участь, если этот проклятый закон будет принят!
Тут Гвендолин поспорить с любимым не могла. Она живо представила себе отряды Охотников с арбалетами в руках на границах штата, мили колючей проволоки, зачарованной от темной магии, кордоны со шлагбаумами и толпы несчастных существ вокруг, которым не повезло родиться такими. Разумеется, за одно это сенатор заслуживал смерти. Вот только выглядело предложение Джейсона как-то слишком подозрительно, словно чей-нибудь заказ.
— А зачем тебе в таком случае понадобилась я? — осторожно спросила девушка. — Боюсь, против борца с темной магией мои чары окажутся бессильны.
— Понимаешь, к сенатору будет очень сложно подобраться, — стал объяснять Джейсон. — Но я, похоже, знаю один способ. Дело в том, что зять Маккалума, свин по фамилии Паттерсон — его близкий друг и финансист его предвыборной кампании. А еще, как стало известно, он не брезгует «развлечениями» и с этой целью проводит время в заведении Эрли… Вот я и хотел попросить тебя…
Но Гвендолин уже не слушала, прекрасно понимая все и так. Ей нужно было втереться в доверие к свину, чтобы подобраться к его родственнику-сенатору. А для этого нужно было, естественно, пройти через его постель. Более грязной и мерзкой вещи нельзя было представить. И вместе с тем Гвендолин понимала, что выхода у нее попросту нет. Кто еще так хорошо знает заведение Эрли и его клиентов?
Должно быть, метания отразились на лице девушки, потому как Джейсон, наклонившись к ней, накрыл ее замерзшие ладони своими и, ласково глядя в лицо, заговорил:
— Пойми, милая, я готов тебя понять. Наверняка ты считаешь меня холодным и расчетливым маньяком, думающим только о себе и соблазнившим тебя речами об Истинной Красоте, чтобы в нужный момент тобой воспользоваться. Но это не так, поверь. Я действительно пришел в этот город, чтобы изменить его к лучшему и наполнить грязные мрачные улицы светом и яркими красками. А встретив тебя, сразу понял, что ты — именно то воплощение Истинной Красоты, которое я всегда искал, и именно ты станешь моей верной спутницей на этой нелегкой стезе. Поэтому прошу тебя, давай сделаем это. Избавим штат от тирана, а потом уедем куда ты скажешь — хоть в Канаду, в наш с тобой уголок, хоть в Европу…
«Сладкоречивый дьявол, — мелькнуло вдруг в сознании Гвендолин. — Даже если бы я не была влюблена в него, все равно не смогла бы отказаться». Она рассеянно взглянула на проплывавший мимо рыболовный катер, и в глаза ей бросились две страшные цифры на его борту. Двадцать три… Похоже, это действительно была ее судьба — связаться со странным парнем, пусть и сделавшим для нее так много, все время идти у него на поводу и верить в магию чисел…
***
На следующий день Гвендолин пришла в «Эрли» и заявила, что готова вернуться на работу и вдобавок выполнять «особые» обязанности с клиентами. Хозяин кабаре вначале посмотрел на нее с недоверием, но, когда девушка заверила его, что находится в отчаянном положении и что ей позарез нужны деньги, он согласился. Впрочем, похоже было, что он и так взял бы ее: в штате «девочек» Эрли произошло сокращение из-за его боязни закона Маккалума, а Гвендолин с ее умением скрывать темную сущность не вызвала бы подозрения. И вскоре привычная атмосфера сумрака, блеска софитов и табачного дыма охватила девушку со всех сторон.
Уже во время первого представления она заметила огромного свина в темно-синем костюме, что сидел за столиком в углу и так и пожирал взглядом танцовщиц. Гвендолин дерзко подмигнула ему и получила в ответ плотоядную улыбку. После окончания шоу она, превозмогая себя, подошла к столику Паттерсона и присела за него, не переставая стрелять глазками в клиента.
— Ты мне нравишься, детка, — довольно прохрюкал тот. — Я скажу Эрли, чтобы он отправил именно тебя сегодня ко мне.
Гвендолин одарила его лучезарной улыбкой, понимая, что стремительно катится на самое дно грязной пропасти и уже не может из нее выбраться…
