Разница

      Юри робко постучал по двери, за которой уже пару часов прятался Юра. Еще утром подросток ходил хмурый: постоянно огрызался, кричал, но Кацуки надеялся, что скоро он успокоится. Однако Плисецкий заперся в комнате, закрыв дверь на ключ и не впуская туда Юри. Тот, конечно, знал причину такого поведения, и ему, конечно, было стыдно, но сколько бы он не извинялся Юра кричал и уходил. Сейчас японец искренне желал наконец вымолить прощение блондина, иначе до утра он точно не доживет - замучает совесть.       Дернув ручку, Юри заметил, что дверь открыта, что немало удивило его, но и порадовало, ведь это означало, что Юра готов его выслушать. Кашлянув в проеме, японец вошел в помещение, закрыв за собой дверь. Плисецкий лежал на кровати, отвернувшись лицом к стене, а в руках у него был телефон. Подросток даже не удосужился переодеться из пижамы, поэтому сейчас на нем были свободные длинные штаны в леопардовую расцветку, как и кофта с длинным рукавом. — Юрио, ты все еще злишься на меня? — Кацуки чуть вытянул шею вперед, чтобы разглядеть лицо Плисецкого, сейчас скрытое за волосами. Пригнувшись, японец увернулся от летевшей в него подушки и поправил очки, съехавшие на нос. — Я еще как злюсь, придурок, — донесся до него голос Юры, в котором сквозила неприкрытая ярость. Для Юри было в новинку, что русский еще не вскочил с кровати и не начал бить его, как делал это в таких ситуациях. Неужели, он настолько истощен морально от его поступка? Такое случалось раньше и такая бурная реакция была как минимум странной. Хотя, Плисецкий на все бурно реагировал. — Прости, я не должен был так поступать, — Кацуки виновато потупил взгляд, не желая видеть лица блондина. Хотя, тот так и не повернулся. — Конечно, не должен был! Ты ведь обещал! — взорвался Юра, ударив рукой по матрасу, от чего телефон из его руки выскочил и феерично приземлился на пол возле стола. — Обещал. Но ты же сам знаешь, Виктор бы не отстал, — Юри всплеснул руками, все-таки взглянув в лицо Плисецкого. Тот хмурился, от чего меж его бровей образовалась складка. — Значит, надо было его послать, мягкотелый ты япошка! — выплюнул слова Юра, бухаясь на кровать лицом в подушку. Юри сконфуженно провел по шее рукой, понимая, что Плисецкий говорит правду. Кацуки, конечно, учили, что не нужно идти на поводу у каждого встречного, но чертова вежливость не позволяла ему разбрасываться колкими фразами направо и налево.       Японец не привык действовать на эмоциях, но именно сейчас ему показалось, что можно поступить так, как хочется. Юри подошел к подростку, развалившемуся на кровати, мысленно радуясь, что тот не заметил его. Комната разразилась смехом Юры, который перекатывался из стороны в сторону и пытался вставить нецензурное словечко. Кацуки, улыбаясь точно маньяк из подворотни, щекотал русского фигуриста, уворачиваясь от ударов ногами. Про себя сосчитав до сорока, японец отскочил в сторону, дабы не получить в живот острой пяткой Плисецкого. Подросток держался за живот, тяжело дыша и прикрыв глаза. Из его уст то и дело вырывались обрывки фраз, смешанные с остатком смеха. — Уговорил, — на выдохе произнес Юра, — на сей раз прощаю. Но впредь не сметь бухать с Никифоровым и заявляться ко мне, ясно? — на слова блондина Юри интенсивно закивал, а в следующую минуту продолжал начатое развеселение Юры.