Прикладная Фамилистика

      Что она вообще себе позволяет? Какого Нургла она решает, с кем будет моя помолвка?       Она что, думает, будто меня заинтересует какая-то мон’кей?       Или она считает, что примитивное существо вроде неё настолько неотразимо, что я вот прямо сейчас отдам душу Слаанеш?       Я словно почувствовал, как ненависть шевельнула что-то в глубине моей души и постарался успокоиться.       Нет, но как она вообще пришла к подобной раздражающей логике?       — Этот примитив? — удивлённо спросил один из девилюканцев.       Примитив? Как какой-то сорняк, по ошибке эволюции претендующий на звёзды, что принадлежали аэльдари испокон веков, смеет считать себя хотя бы приближенным к совершенному геному элдар!?       Что за возмутительное самомнение!       И почему мне так… горячо…       Гнев…       Гнев словно раскаляет мою кровь…       Надо успокоиться. Успокоиться…       — Одумайтесь, принцесса! — воскликает другой девилюканец. — С ничтожеством вроде него Ваш отец…       Этот мон’кей назвал меня ничтожеством?       Он… считает…       Не смотря на все попытки успокоиться, я почувствовал, как в груди вспыхивает пульсирующее пламя гнева, растекаясь по жилам раскалённой ненавистью.       — Я всё решила! — упрямо вздёрнула носик Лала.       Я пытался задавить свою ненависть, залить пламя ярости льдом презрения, но моей душе становилось лишь горячее и горячее от презрительных эмоциональных выплесков, что источали в пространство десантники девилюканцев.       — Да просто грохнуть его и дело с концом! — постановил кто-то из девилюканцев, поднимая свою плазменную винтовку.       Поднимая оружие на собственную принцессу? Нет, он уверен, что плазма не заденет Лалу, ведь она девилюканка. Тупой мон’кей просто забыл, что на скафандре принцессы не установлен модуль идентификации свой-чужой!       И эти ничтожества смели называть меня примитивом?       Маленькой обжигающей звездой вспыхивает в душе чёткая мысль: «Эта плесень, топчущая звёзды, что принадлежат Империи Аэльдари, посмела ставить себя выше элдар!»       Ярость от осознания этого простого факта перегретой плазмой потекла по моим сосудам, вытесняя кровь, и от этого жара становится трудно дышать…       Непроизвольно я вновь ощущаю нити грядущего, выстроенные в огромное, кустистое дерево…       Как же жжёт!       Раскалённый огонь ярости вырывается из груди, выплёскивается прямо в саму ткань реальности, проплавляя и прожигая среди нитей вероятности ту единственную, которая ведёт к безусловной победе. Среди призрачных, невесомых нитей возможного будущего ярким алым росчерком наливается одна-единственная нить, набухая и раздуваясь в огне ярости, вплетая в себя одни вероятности и раскалённым железом прижигая другие, осыпающиеся в небытие невесомым пеплом неслучившегося.       Скафандр Лалы сделан кустарно и не имеет военной системы идентификации союзников, поэтому, когда девилюканцы выстрелят, их системы управления огня не будут блокироваться при наведении на принцессу и плазменный заряд оторвёт ей руку.       Оторвал бы, но я делаю полшага вперёд, ставя ногу под колени девушке и, в развороте, толкаю ножнами в плечо, от чего девилюканка падает ниже зоны поражения от стрельбы навскидку, а я продолжаю разворот и с моей правой руки срываются дюжина фиолетовых искр, прямо в полёте обретая форму мечей и, следуя моим намерениям, влетают в строй девилюканцев.       Десантники успевают выстрелить прежде, чем призрачные клинки пробивают их тела насквозь, но плазменные разряды пролетают лишь сквозь малиновый туман – я уже скользнул в Варп.       Десяток шагов до группы девилюканцев преодолеваю мимолётным усилием воли и выхожу прямо посреди их толпы, даже раньше, чем долетают призрачные клинки, даже чуть раньше, чем я вошёл в проход там, возле принцессы. Большой палец левой руки толкает гарду вперёд, меч со щелчком выходит из ножен и под действием накопленного в психокости давления пси-силы Аматы набирает огромную скорость, я перехватываю рукоять на половине пути лезвия из ножен и едва заметным, плавным движением кисти корректирую траекторию клинка, направляя по диагонали в горло стоящего, ещё ничего не понимающего десантника, которому так и не суждено осознать произошедшее, когда разогнанное до такой скорости, что уже не создаёт сверхзвуковой ударной волны, а просто сжигает мешающие молекулы воздуха перед собой, лезвие клинка встречается с его доспехом. На этой скорости кромка лезвия, толщиной меньше атома, при встрече с твёрдым телом сообщает молекулярным связям такую энергию, что электронные облака распадаются на нейтрино и фотоны, либо туннелируют за пределы атома, тем самым разрушая молекулярные связи, превращая траекторию движения лезвия из брони и плоти в разряженный вакуум. Сквозь менее плотный воздух меч шёл труднее, норовя выскочить из рук от столкновения со случайными молекулами воздуха.       За моей спиной тела девилюканцев пронзают насквозь призрачные клинки, созданные моей концетрированной психосилой и воплощённые моей волей. Я чувствую, как гаснут погибающие разумы, но эти всплески агонии скользят по моей раскалённой гневом душе, словно по непроницаемому психическому щиту, оставаясь лишь простым фактом, не стоящим эмоций.       Подбив ножнами винтовку слева, чтобы выстрел ушёл в небо, одновременно пускаю психосилу через клинок и начинаю вести его вниз, всем телом смещаясь назад. Девилюканец справа видит моё движение и пытается закрыться своим оружием, стоящий сразу за его плечом нажимает на спусковой крючок, но автоматика прицельной системы блокирует выстрел, я уже прикрыт силуэтом союзника, выстрел раздаётся слева, но сгусток плазмы улетает намного выше головы, а наполненное психосилой лезвие с лёгкостью рассекает и металл оружия и держащую оружие руку, в то время как соприкосновение психосилы с душой девилюканца распространяет волны фантомной боли, языки пламени, что существуют лишь в разуме, но ранят саму душу. Приседаю, подбивая ножнами колено раненного, и делаю стелющийся по земле шаг, смещаясь так, чтобы падающее тело закрыло собой от выстрела опускающего оружие девилюканца и метаю меч в того, что уже почти взял меня на мушку, но на этот раз я не скрыт от него телом товарища. Девилюканец не успевает нажать на спуск, клинок из психокости входит прямо в его мозг, а созданный Аматой психоимпульс нарушает работу всех нейронов в теле, превращая десантника в застывшее камнем изваяние, а я уже выпрямляюсь, не глядя отбрасывая ножны влево, на стоявшего слева стрелка. Пока тот, в очередной раз не успев выстрелить, отбивает ножны ударом приклада снизу-вверх, я делаю быстрый шаг вперёд и вновь берусь за рукоять меча. Упавший на землю десантник всё ещё жив, но прошедшая через его душу волна психосилы нарушила все его мыслительные функции, превратив разум в комок чистой боли, так что я просто перешагиваю через агонизирующее тело, делая взмах мечом перед собой, ловя плазменный выстрел на полотно клинка и тем отбивая в сторону. Психополе оставшегося десантника полыхает ужасом, но тот всё же пытается достать меня ударом приклада, предсказуемого настолько, что, абсолютно не напрягаясь, я ухожу в сторону, ловлю падающие ножны, которыми тут же блокирую удар ноги и с разворота наношу колющий удар в основание черепа, одновременно делая тычок ножнами влево, в сторону головы ещё одного десантника, который блокирует удар своим оружием. Прежде, чем девилюканец опомнится, делаю шаг навстречу, усиливая давление ножнами, одновременно сгибая левую, удерживающую ножны, руку и веду меч снизу, там, где угол между ножнами и винтовкой десантника создаёт не просматриваемую зону, из которой я и наношу восходящий колющий удар, входящий точно в подбородок и пробивающий девилюканский бронешлем насквозь.       Из-за правого плеча десантника скользящим шагом выходит последний девилюканец, наводя на меня свой плазменный ускоритель. Он уже успел до этого сделать шаг в сторону, увеличивая расстояние между нами и теперь его уверенность в успешном выстреле слышна мне даже отсюда.       Девилюканец тратит целый удар сердца, чтобы тщательнее прицелиться.       За это время я успеваю вытащить меч из головы его соратника и быстрым движением, одновременным с разворотом, смахнуть кровь точно в сторону визоров шлема, сразу же падая влево и уходя в перекат. Ослеплённый кровью сослуживца, девилюканец всё же делает выстрел, проносящийся за моей спиной и я, невредимый, выпрямляюсь слева от него, ударяя ножнами по рукам наотмашь, используя инерцию этого удара для разворота и точного рубящего удара прямо в…       — Стой! — кричит Лала и мой клинок замирает у лица девилюканца.       С тихим скрежетом съезжает с плеча отрезанная часть угловатого шипастого наплечника, хрустит повреждённая поверхность шлема и тонкой струйкой по кромке клинка вытекает кровь. Я, всё-таки, прорезал ему лицо.       — Не нужно убивать всех, Ал!       Разворачиваюсь на каблуках, с хрустом и чавканьем вырывая клинок из головы девилюканца, описывая кончиком лезвия восьмёрку и резко останавливая меч у самой земли. Увлекаемые инерцией остатки воды и крови, запятнавшие лезвие, слетают алым веером, оставляя девственную чистоту психокости.       Девилюканец за моей спиной отшатывается, приглушённо подвывая и хватаясь за обезображенное лицо. Ему вторит нечеловеческий вой второго, катающегося по земле.       Плавное, аккуратное, отточенное десятками периодов движение и кончик лезвия безошибочно попадает в устье ножен, что я удерживаю в заведённой за спину руке.       Со стороны третьего, едва живого, раздаётся наполовину приглушённый удивлённый вскрик. Раскидывая руки, падает вперёд десантник с пробитой насквозь головой.       Тихо шуршит трущаяся о психокость ножен психокость клинка.       Двое девилюканцев разжимают пальцы, роняя оружие, ещё один медленно падает на колени. Их тела насквозь пронизаны призрачными клинками, сотканными из моей психосилы. Тот, которому достался мой первый удар, умирает только сейчас – я чувствую вспышку агонии, рождённую его разумом.       С отчётливым щелчком гарда меча соединяется с устьем ножен.       Призрачные клинки исчезают, растратив всю вложенную психосилу, и тела троих девилюканцев безвольными куклами валятся в грязь.       Четвёртой безвольной куклой падает десантник с пронзённым снизу-вверх шлемом, но тот, что получил психосиловой разряд от Аматы прямо в мозг всё ещё неподвижно стоит. Тело, разрубленное надвое в самом начале, словно только сейчас осознаёт своё состояние, и верхняя половина начинает съезжать вниз по косому срезу, обильно орошая грязь вокруг фонтанами крови.       Так и не пришедший в себя раненный продолжает кататься по земле и задевает своим телом ноги соратника, что до сих пор стоял окаменелым изваянием, и тот падает, складываясь подобно марионетке, которой обрезали нити. Будто бы ждав только этого, только что ровно стоящие, ноги с левой половиной тела и сжимающей цевье оружия рукой, падают на колени и заваливаются прямо на верхнюю половину своего тела.       Запоздало реагирует пилот бота, поспешно разворачивая машину в мою сторону, наклоняя корпус, прицеливаясь. Я стою к кораблю спиной, но прекрасно ощущаю его положение в пространстве, движения, чувствую взгляд пилота сквозь наложенную на мой силуэт прицельную сетку, чувствую, что легко могу уничтожить эту машину. Вокруг достаточно смертей, чтобы завеса уже дрожала, и сконцентрировав намерение через Амату, соединив наши психосилы, можно с лёгкостью прорвать завесу материального мира прямо там, где висит штурмовой бот мон’кей, который просто разорвёт на куски вместе с тканью реальности.       — Нет! — выскакивает Лала прямо между мной и машиной, раскинув руки. — Пожалуйста, дай им улететь!       Скафандр принцессы нестандартный и не заблокирует автоматику управления огнём на штурмовом боте сигналами дружественной принадлежности, а спроецировать психосилу можно и сквозь девушку, она этого даже не заметит. Молча защёлкиваю так и не извлечённый клинок обратно в ножны и отворачиваюсь. В ближайшем будущем горит ярко-алая кроваво-огненная нить и нет ни одной, даже случайной вероятности нового боя.       Всё так же удерживая руку возле лица, пытаясь остановить текущую из разбитого щитка струйку крови, хотя на мой взгляд, выделившаяся из трещин брони пена справляется с этим гораздо лучше, девилюканец нагибается над своим тихо подвывающим сослуживцем, пытаясь привести того в чувство. Пилот десантного бота, источая в пространство ужас и непонимание, всё же сажает свою машину на грязь, прямо брюхом, забыв выпустить шасси.       Дождь начинает стихать, но капли становятся крупнее, заметными струями скользя по броне, изгибам шлема и психокости ножен. Матрица восприятия прекрасно справляется даже с текущими по оптическим кристаллам струям воды, и я вижу окружающий мир без помех и искажений. Хотя это и вовсе не нужно, разогретый яростью разум гораздо лучше ощущает пространство вокруг одним лишь пси-восприятием: дикий ужас пилота десантного бота, непонимание поводящих стволами девилюканских десантников, что только сейчас выбрались по аппарели, шокированное осознание склонившихся над раненными десантников и непонятные, бурлящие, густо смешанные испуганно-удовлетворённые эмоции Лалы.       — Вернитесь и скажите моему отцу, что я под защитой своего жениха, — кричит Лала погружающимся в бот девилюканцам. — Пусть, наконец, меня оставят в покое!       Забавно. Я думал, что после подобного она поторопится свалить вместе с ними, ведь как ни погляди, только что не-девилюканец убил сразу толпу девилюканцев. Но, видимо, у принцессы какая-то своя логика.       Или, с такой силой, я действительно выгляжу предпочтительным защитником?       Огненная воля потихоньку остывает, перестаёт кровоточить и нити грядущего вновь начинают ветвиться. Алый туман, сквозь который я смотрел всё это время, начинает потихоньку таять.       Так и не ставший угрозой, десантный бот, натужно поднимается в воздух, с громким хлюпаньем вырвавшись из объятий полужидкой грязи. Замершая было в ступоре, принцесса взрывается новым непонятно-перемешанным букетом эмоций и поворачивается ко мне.       — Зачем ты это сделал? — спрашивает Лала у моей расслабленной спины.       — Они выстрелили в меня, — слегка пожимаю в ответ плечами принятым у девилюканцев жестом. — Как, кстати, и в тебя.       Разворачиваюсь на каблуках, чтобы заглянуть принцессе в глаза, и добавляю:       — Если бы я не среагировал заранее, ты бы оказалась на линии огня и у тебя не было никакой другой возможности избежать ранения. Считаешь это нормальным?       Я вопросительно изгибаю бровь. Хоть этого и не видно под шлемом, но находящаяся в пределах моего психополя девилюканка чувствует эмоцию, вложенную в этот очевидный вопрос.       Прозрачный шлем даёт насладиться зрелищем смущённо опускающей взгляд покрасневшей девушки, а её неприкрытая душа фонтанирует странной смесью страха, благодарности, понимания и непонимания. Как вообще возможно подобное переплетение этих эмоций у простой мон’кей?       Несколько секунд Лала разглядывает грязь под ногами, но потом, замечая что-то, меняется в лице и медленно поднимает взгляд чуть выше.       — Ты ранен, Ал? — в голосе и психоэмоциональной сфере девушки слышится тревога.       Недоумевающе смотрю на вскинувшуюся и подбежавшую ко мне девилюканку:       — Нет. Я цел.       — Но… — растеряно смотрит на меня Лала, — но твои руки…       А что не так с моими руками?       Подняв руки на уровни глаз, вижу что они покрыты кровью по локоть.       — Это не моя кровь, Лала, — просто пожимаю плечами.       — Как это не твоя, — вскидывается девушка. — Она продолжает течь всё ещё!       Девушка говорит что-то ещё, а я смотрю, как с кончиков пальцев одна за одной срываются капли крови. С пальцев. С локтей. С сочленений у запястья. Одна за одной. Непрерывной ужасающей капелью.       Мои руки истекают кровью. Мои руки в неповреждённом, герметичном доспехе.