And I feel life for the very first time Love in my arms, and the sun in my eyes I feel safe in the 5am light You carry my fears as the heavens set fire.
Ривай не ответил. Лишь сильнее прижал, с другой стороны пододвигаясь ближе и буквально вжимая в раковину, зацеловывая все, до чего сейчас мог дотянуться: висок, правое ушко, нежное место за ним, и дальше, ниже по шее, вычерчивая линию челюсти и подбородка, ловя участившееся дыхание и, пару раз, когда губы касались особо чувствительных точек, тихие, неосознанные стоны, нежные и тихие, приглушенные, как свет в этой комнате. Эрен лежал на левом плече, и правой рукой Аккерман мог делать все, что угодно, левой удерживая мальчика от падения. Расцепил объятие, проводя ладонью от шеи и по груди, широко, горячо, сильно прижимая руку, чтобы почувствовать каждый изгиб. Странно, сейчас не хотелось к чертям посдирать с парня всю его одежду, от в зелено-сине-белую клетку рубашки, надетой поверх белой же футболки с логотипом известной группы, до чудовищно узких джинс, не оставляющих простора для фантазии, зато для рук – предостаточно. Он был такой теплый, такой милый сейчас, что мешающая обычно ткань была какой-то неотъемлемой частью всего происходящего. Как бывает, лежишь с кем-то под одеялом, и вроде должно быть неудобно – но так хорошо. - Пойдем в спальню? – предлагает Ривай, чуть тянет мальчика на себя, и тот поддается, без доли страха и неуверенности, точно зная, что ничего плохого с ним делать не будут. Комната встречает их неярким освещением от городских огней, достигающее девятого этажа дома, находящегося в шумном районе. Окна здесь с шумоизоляцией, и тишину стирает лишь возня вошедших людей, аккуратно проходящих чуть вглубь, но так и не доходящих до широкой двуспальной кровати; парня вжимают в стенку, цепкие опытные пальцы забираются под футболку, ладони ложатся на горячую спину, проходятся вниз и ощупывают ямки на пояснице, отчего Эрен дрожит, как от самой умелой ласки. Какой отзывчивый мальчик… Аккерман не из тех, кто скупится на действия; он успел изучить губами, кажется, уже всю шею подростка, раз за разом проводя дорожки поцелуев по гладкой, почти шелковой коже, в мраке комнаты кажущейся еще темнее. Удерживает, когда юное тело пробивает особенно сильная дрожь, не давая упасть и удариться затылком о стену, ловит горячие губы и глубоко и долго целует, изредка отрываясь, чтобы оставить влажные следы на уголках чужого рта. Из-за темноты комнаты видны лишь посеребренные очертания, неясные контуры и темные тени, и это создает почти осязаемую оболочку, как если бы двое и впрямь укутались в большое мягкое одеяло, и это сводит с ума, добавляет еще больше интимности и страсти, и Ривай почти не думает, когда парой движений расстегивает джинсы на Эрене и просовывает ладонь под белье.***
Чувствовать на себе горячие прикосновения – настойчивые, страстные, с неприкрытым желанием щедро даваемые неопытному телу, еще не знавшему ласки – настолько ошеломительно, что Эрен дрожит, хватает ртом воздух – а потом его перекрывают чужие губы, ненасытные, влажные, подчиняющие себе настолько, что он позволяет себе потеряться в ощущениях, закрыть глаза и не помнить, где находится, что делал до этого, не думать о том, что будет, только чувствовать и знать, что рядом, вплотную, так, что, кажется, скоро они сольются в единое целое, именно тот, кто нужно. Ривай. Его учитель английского, его грозный классный руководитель, раздающий ученикам моральные пинки на уроках и закидывающий домашкой, чистоплюй, помешанный на уборке, сейчас впивается зубами в беззащитно открытую шею, низко, чтобы можно было прикрыть след рубашкой, мнет поясницу грубоватыми горячими ладонями, мягко проводя рукавами кашемирового свитера. Ни разу Йегер не видел учителя в чем-то, кроме идеальных костюмов и кипенно-белых рубашек, но все когда-то бывает впервые, да? Очередной поцелуй – и юноша почти прикладывается затылком о стену, и наверняка набил бы себе нефиговую шишку, если бы не чужая ладонь, неожиданно мягко обхватившая за верх шеи, не давая удариться. Эрен хотел было поблагодарить, но сделать этого ему не дали, попросту заткнув рот губами. Томно, жарко, сладко, уже невозможно вот так вот стоять, и хочется сбросить одежду, и быть ближе, ближе, еще ближе, кожа к коже, чувствовать стоящего напротив всем телом, хочется шептать всякие глупости, о которых сказано было забыть, и показывать, как сильно ему, Эрену, нужно то, что сейчас происходит. Неожиданно на пах ложится что-то горячее, и он запоздало осознает, что чужая ладонь вовсю массирует давно вставший член, ни на секунду не давая думать о чем-то другом, и все тело прошибает новая дрожь, уже в разы сильнее и жарче, чем было до этого, заставляя захлебнуться стоном и воздухом и перестать дышать на пару секунд, а вторая рука пытается как-нибудь приспустить узкие джинсы, которые мешают процессу. И он помогает, больше путаясь в ткани дрожащими и ни на что не способными пальцами, рывками сдергивая с себя одежду, чтобы дать Райвелю больше свободы действий, хотя не может даже держаться сейчас на ногах, чувствуя лишь сладкую истому там, где находится ладонь теперь уже любовника. Одному заниматься этим – не так. Когда тебя касается другой, все ощущения обостряются в сотни раз, отдаваясь маленькими молниями и толчками дрожи по всему телу, заставляют цепляться руками за чужие плечи в надежде не упасть от нахлынувшего удовольствия, стонать и толкаться в чужую ладонь, уже обхватившую плоть и размазывающую выступившую смазку по головке. И медленными движениями, сжав руку, вверх-вниз, вверх-вниз, вырывая из груди всхлипы и просьбы, сбивчивый шепот и какие-то обещания. Ноги сами собой подгибаются, не помогает даже то, что партнер прижимает к стенке, поддерживает за ягодицы, из последних сил удерживая от падения. Кое-как вернувшись в реальность, прорвавшись сквозь пелену движений и поцелуев, Эрен, не прекращая толкаться в чужую ладонь, дрожащими пальцами справляется с поясом риваевых брюк, оглаживает ладонями крепкий зад, перемещает руки на колом стоящую плоть, начинает быстрые рваные движения, все еще не сумев привыкнуть к ласкающей его самого руке, и слышит хриплый стон, больше похожий на шипение, прямо над ухом, и этот звук становится последней каплей. Парень резче толкается в грубоватую ладонь, высоко всхлипнув, на автомате двигая своей рукой и ощущая чужую, направляющую силу и движения, поверх, и успевает уловить гранью помутневшего сознания низкое грудное рычание, прежде чем окончательно отключиться.***
Ох, до каких глубин сознания пробрал его этот стон! Райвель серьезно мог кончить только от этого, если бы постарался, но когда на плоти лежит еще мальчишеская ладонь, трудно думать о чем-то еще. Не желая задерживаться, он мягко накрыл чужую руку своей, за несколько движений доводя до разрядки и себя, коротко прорычав прямо на ухо Эрену, тут же свалившемуся без сил. Вряд ли в ближайшие пару минут от него можно будет добиться вменяемого поведения, так что, особо не церемонясь, Аккерман дотянулся до близстоящей тумбочки, на которой лежала коробка салфеток, быстро обтер обе заляпанные руки и, подтянув на Йегере одежду, дотащил того до кровати, удивляясь, что подросток ощутимо выше, но довольно легкий. Тонкие кости, неудивительно. Почувствовав под собой мягкое ложе, мальчишка было хотел повернуться на бочок и так и лежать, но не тут-то было: настойчивые руки заставили сесть и стянули и так расстегнутую рубашку, отбросили на стоящий рядом стул; туда же полетели и джинсы, в коих смысла Ривай больше не видел. Ложиться в постель прямо в одежде, в которой был на улице – что за антисанитария, в конце-то концов. Вскоре стул пополнился еще одним комплектом одежды, только теперь владельца квартиры, который уже расправлял постель и укладывал безвольно подчинявшегося подростка, трогательно уткнувшегося Аккерману в плечо. Надо было снять с Эрена и футболку, запоздало подумал он, но новоиспеченный любовник так крепко прижался и предупредительно засопел, что было понятно - все прочие действия – лишние. Оставалось только обнять зарывшегося в одеяло ученика, поцеловать в макушку и слушать его дыхание, смотря за тем, как мигают огни зданий напротив. - Вы не ответили на признание, - напомнил о себе Йегер, ногтями поскребывая грудь Райвеля, не поднимая головы с его плеча. – Я вам сказал, что люблю, а вы… - А я тебе это показал, - в который раз за эти две недели успокоил его мужчина, сильнее сжимая на чужой спине руку. Опять та же шарманка, успевшая набить оскомину. Сколько же проблем с этими фразами и словами… – Живой? - Живой, - успокоившись, заерзал пацан, волосами защекотав руку Риваю. Подтянулся на руках, сел и стянул через голову футболку, видимо, надоевшую не только его партнеру. Лег на прежнее место, закидывая руку и ногу на лежащего рядом, вполне явственно выдвигая права на собственность, и куснул в шею, отчего мужчина тихо шикнул и впился ногтями в так удачно оголенную смуглую спину. - Не было печали, завел звереныша, - драматично вздохнул Аккерман, перекатывая подростка на спину. – Мне тебя воспитывать надо? Поверь, я умею, - низко, почти шепотом куда-то в шею, прижимая чужие руки к постели, тем самым показывая свою власть. – Не хочешь опробовать метод кнута и пряника? – и в самое ухо, тут же прихватив зубами мочку, от чего парень снизу дернулся, сдавленно пища. - Н-н… - простонал он, инстинктивно пытаясь освободиться, но держал Ривай крепко. – Ты меня ничему сейчас не научишь… Я ног, кажется, не чувствую, и голова не варит. Только не надо шутить, что она никогда этого не делает. Оби-идно, - в середине слова он сорвался на стон, когда губы любовника прошлись по груди, а пальцы потерли соски. – Мн-м… - Зато все остальное чувствуешь, - заключил Аккерман, вновь поднимаясь к шее подростка. – Нам надо в душ, парень. Я и так позволил тебе слишком много, не хочу, чтобы наутро пришлось менять постель.***
Эрен чуть не грохнулся прямо на плитку бежевого цвета, оступившись и споткнувшись о порог ванной. От падения спасли неожиданно сильные руки, обхватившие сзади и вздернувшие вверх с такой силой, что он почти забыл, как дышать. - Убейся еще, убирай тут потом за тобой, - недовольно проворчали над ухом, перетаскивая мальчика от двери к душу. Одним махом с парня слетело белье, секундой позже в стирку отправилось и чужое. Пара нажатых кнопок – машинка зашумела и затряслась, начиная процесс. - Но у меня нет другого… - запоздало, как и всегда, затрепыхался Йегер, но оказался просто-напросто впихнут в душевую кабину под теплые, почти горячие струи воды. С волос, не желающих сразу промокать, вода полилась ручьями на лицо, стекала по шее, щекоча и заставляя поводить плечами в попытке избежать неприятных ощущений, и дальше, вниз, повторяя контуры худого смуглого тела. - Не страшно, - просто бросил Ривай, тоже промокший, уже выдавливая себе на руку гель. В нос ударил резковатый запах с кисло-сладкой отдушкой, и Эрен сразу понял: что-то с кофе. Ненавязчивый, не удушливый, ровный и дорогой аромат, в духе учителя, от которого всегда веяло какой-то особой аурой если не роскоши, то чего-то очень схожего с этим. От него веяло хорошим вкусом, додумал юноша, прежде чем его тела коснулись взбившие гель в пену бледные руки. Движения Аккермана были уверенными, четкими, сильными: он точно знал, что делать, был абсолютно непоколебим в решении отмыть Эрена от одному ему видимой грязи и потому так сильно растирал его тело, что парень просто терялся в пространстве, порой шипя сквозь зубы от неосторожного царапания своей кожи короткими ногтями. Он было потянулся к чужим, чуть ли не более худощавым, чем у него, плечам, но был остановлен колким взглядом. Райвель даже в такие моменты мог быть суровым и жестким, и от этого хотелось выть и лезть на стенку, скребясь ногтями прямо по этой великолепной отделке в бежевых и кофейных тонах. Похоже, учителю нравилось все, связанное с кофе, кроме самого кофе. - Терпение, - опять немногословно, опять ничего не выражающим тоном, будто они не вдвоем в душе после секса, а задачи решают или в очереди стоят. И тут Эрен понял, что его откровенно рассматривают: движения стали не такими грубыми, а более изучающими; теперь по коже проводили не полными ладонями, а почти кончиками пальцев, повторяя изгибы и разгоняя белесую мягкую пену. – Красивый ты, парень, - проговорил Аккерман, смотря вниз, и Йегер густо залился краской, вздрогнув всем телом и напрягшись. – Везде красивый, - шепот на ухо, пальцы зарываются в волосы на затылке, а губы мягко касаются краевой линии роста волос, приподнятых до этого ладонью. По телу вновь проходит волна дрожи, похожая больше на электрический разряд. Он откидывает голову назад, уже не боясь того, что ему в глаза и рот польется вода, ведь душ выключен, а гель давно смыт. Открывшуюся шею тут же опаляет огнем от укуса, опять как можно ниже, чтобы можно было закрыть. Эрена прижимают к стене, перекрывая все пути к отступлению, правая нога неожиданно оказывается закинута на чужой сгиб локтя, и об уже вставший член потирается не менее твердая плоть Ривая, отчего из юношеской груди вырывается невнятный стон. Он все же прикладывается затылком о плитку – больно, и на время отрезвляет, заставляя задуматься, чем он, Йегер, ученик старшей школы, занимается со своим учителем и классруком прямо у него в душе; но рука, обхватившая сразу два стояка, не дает этим мыслям окончательно сформироваться. Клубящийся пар – и невозможно дышать. Движение ласкающей ладони – и оставшийся воздух выбивает из легких, заставляя заходиться в немой истерике, биться о стену позади себя, рвано стонать и просить больше, а еще – чувствовать уткнувшийся в собственное плечо чужой лоб, дыхание, опаляющее кожу и уводящее в еще больший цветной калейдоскоп. Комната кружится, потолок скачет вверх-вниз, стоять уже невозможно, и Эрен почти падает, когда чувствует сдавленный стон, ощущая вибрацию от чужого голоса на плече, высоко, еще выше, чем в прошлый раз, простонав и забываясь в сладкой истоме. Как они добираются до постели, он не помнит. Он вообще ничего не помнит, кроме мягкости и прохлады одеяла, крепко сжавших тело рук и нежного (показалось?) поцелуя в лоб. Первый опыт ошеломителен, сказал кто-то Эрену, проводя лекцию о нравственности, но он и помыслить не мог, что сможет провалиться в сон сразу же после процесса, вымотавшись, кажется, на неделю вперед.