***
После завтрака Эмма начала неспешно собираться. Уходить так не хотелось… Впервые за долгое время она чувствовала себя настолько спокойно и комфортно в обществе другого человека. — Уже уезжаешь? — расстроенно спросила Миллс. От гостьи веяло силой и уверенностью, и женщина впервые за долгое время почувствовала себя уютно. В безопасности. Реджина не знала как уговорить Эмму остаться. — Я сняла номер в гостинице, боюсь стеснять тебя, — смущённо произнесла та, не зная как остаться… В этот момент послышались торопливые шаги у двери, и кто-то тихо постучал. — Это, наверно, посыльный с продуктами, которые я вчера заказала в лавке, — Миллс вздрогнула и неожиданно побледнела. — Эмма, прошу тебя, возьми у него пакет, я уже все оплатила. Когда Свон вернулась на кухню, Реджина сидела у стола, побледневшая, с трясущимися руками и испариной на лбу. Эмма быстро поставила продукты на стол и кинулась к женщине. — Реджина?! Что случилось? — она плеснула в стакан воды и протянула Миллс. Но та даже не взглянула на него, продолжая беззвучно шевелить губами и смотреть мимо Эммы немигающим взглядом. Свон совершенно не могла понять, что так напугало женщину. Но разбираться с этим не было времени. Она быстро смочила полотенце в холодной воде и приложила ко лбу Реджины. Та просто вся горела, хотя ещё несколько минут назад не было ни единого признака жара. — Реджина, ты слышишь меня? — Эмма пыталась пробиться сквозь затуманенный взгляд. Миллс лишь неуверенно кивнула в ответ. — Давай-ка привстанем, — Эмма аккуратно, но очень уверенно взяла ее за талию и подняла со стула. — Тебе надо прилечь, — Свон довела женщину до кровати, уложила, и та мгновенно провалилась в сон. Все это выглядело очень странно — ещё минуту назад все было в порядке, а потом вдруг стук в дверь, и Миллс как будто подменили. Эмма не понимала, что произошло и решила задержаться. Оставлять женщину одну в таком состоянии она, конечно же, не собиралась. Укрыв Реджину одеялом Свон вышла в зал к камину, по пути обратив внимание на маленький журнальный столик, с кучей фотографий на нем. Любопытство взяло верх, и она медленно подошла к нему, с удивлением вглядываясь в снимки. На фото была она. Снимков было много, очень много. Десятки раскадровок прыжков, начиная с двойных и заканчивая четверными. А рядом графики, расчёты скорости, формулы, диаграммы. Эмма была просто поражена, насколько детально Реджина разобрала каждый исполняемый элемент. У Миллс был свой, отличный от всех известных Эмме систем, подход и своё видение техники процесса.***
— Прости, если напугала тебя, — Эмма не сразу заметила стоящую на пороге спальни Реджину. — Я не испугалась, ну разве только чуть-чуть. За тебя, — Эмма положила снимки и подошла к женщине. — Присядь, тебе надо попить горячего. — Реджина уже выглядела намного лучше, но по-прежнему оставалась очень бледной. — Первые месяцы я вообще не выходила из дома, мне очень помогал Голд, потом приступы стали реже. Но иногда, когда появляются незнакомые люди, все возвращается, и становится совсем плохо. Эмма сразу вспомнила, как неуютно чувствовала себя Реджина во время посещения ресторана. Скорее всего, Миллс испугалась, что останется одна, когда Эмма начала собирать вещи. А тут ещё и неожиданный стук в дверь… Свон почувствовала лёгкий укол сожаления. — …Ты только не подумай ничего… — начала Реджина, кивнув на столик с фотографиями. — Я и не собиралась, — тут же ответила Эмма. — Просто для меня это как…поэзия, как музыка, или искусство, — продолжала Миллс, — как старая добрая сказка… Понимаешь, когда я увидела тебя первый раз, по-настоящему взглянула, мне казалось, что я никогда не видела ничего более совершенного. Вот, смотри! - Реджина подбежала к столику и взяла несколько диаграмм, с кучей цифр. — Твой аксель. Он безупречен. Эмма, никто так не прыгает! Глаза ее вновь горели. Она вся просто искрилась, мгновенно позабыв о своём состоянии и случившемся чуть ранее приступе. Она снова была собой. Как рыба, которую вытащили на воздух, а потом вновь вернули в водную стихию. — Я сделала некоторые расчёты, — Эмма удивлённо пялилась на сложные формулы, — при такой скорости захода на прыжок, ты можешь, ты должна прыгать аксель в четыре оборота, причём без всяких проблем. Эмма, это же совершенно уникальный случай иметь такие данные. В тебе все идеально — вес, длина ног, размах рук. Я просмотрела сотни твоих прыжков, ты ни разу не завалилась на бок — это просто что-то нереальное. Сколько тебе было лет, когда ты научилась прыгать тройной аксель? — Семнадцать, — недоуменно ответила Свон. — То есть уже десять лет как ты владеешь этим прыжком? — удивлённо распахнула глаза Реджина. Эмма кивнула. — Что из четверных ты прыгаешь? — Флип, тулуп, сальхов, — все ещё не понимая, к чему ведёт Миллс, ответила Эмма, уловив нескрываемое восхищение в глазах женщины. — Фишер когда-нибудь рассчитывала твою скорость? — Нет, я впервые вижу подобное, — Эмма недоуменно смотрела на цифры. — Откуда ты столько знаешь? — Меня научил тренер, и мы просчитывали абсолютно все — от заходов на параллельные прыжки, чтобы сбалансировать совместную скорость, до поддержек и вращений. А как иначе? — Фишер никогда не считала… Реджина глубоко вздохнула, стараясь воздержаться от комментариев. — Эмма, послушай, у тебя в арсенале есть полный набор, так называемый «ультра-си» — четверные прыжки и полный объем вращений. Это все, что надо для получения Олимпийского титула. Посмотри на ещё одну проблему одиночников — практически все они «односторонние» — они не умеют одинаково хорошо кататься в обе стороны. Поэтому дорожки шагов у них сплошь состоят из хороших поворотов в левую сторону и из плохих в правую. И за повороты вправо максимум, на что они могут рассчитывать — это на базовую оценку. Учитывая твои генетические качества и предрасположенность, ты катаешься в обе стороны не просто хорошо — а шикарно, на судейские плюс два и плюс три. Касательно твоих вращений — я могу здесь только восхищаться — идеально абсолютно все — гибкость, скорость, позиционность и центровка. Не к чему придраться, в этом компоненте ты недосягаема ещё очень долгое время. Эмма слушала с огромным интересом и удивлением, глядя на то, с какой увлечённостью Миллс разобрала по «косточкам» ее технику. Слышать такое мнение фигуриста уровня Миллс было не просто приятно — это была, пожалуй, самая высокая оценка мастерства, которую желала получить Эмма. — Реджина, ты проделала просто фантастическую работу, — восторгалась Свон, глядя на графики и диаграммы. — Ни один мой тренер никогда не делал ничего подобного. Столько времени и сил… — Это для меня не работа, Эмма! Это радость! Удовольствие, вдохновение, что угодно, но только не работа. — Реджина, тебе ведь нравится все это? Ведь так? — с надеждой смотрела Эмма на женщину. — Конечно, нравится. Очень. Это как музыка — как Вагнер, Шопен, Бетховен. — Тогда ты должна вернуться, — выпалила Свон, не подумав. Реджина испуганно замерла, недоуменно глядя на женщину стоящую рядом. — Как? Куда? — прошептала она. — Просто взять и вернуться, если это единственное, что вдохновляет и даёт возможность жить дальше. — Просто? Нет! Я не хочу! Я не могу!! Что меня там ждёт, Эмма? Только холод и смерть! Это не будет просто. Я могу только сидеть взаперти и созерцать. Весь мир вокруг меня сжат до размеров комнаты. Не хочу никуда возвращаться, — тяжело вздохнула Миллс, опускаясь в кресло. Эмма по-прежнему пребывала в некотором недоумении. Она подошла к столику, взяла пачку снимков и выбрала одну из фотографий с кучей расчётов под ней. — Научи меня этому, Реджина, прошу тебя, — Свон положила перед Миллс снимок и накрыла его сверху ладонью, с надеждой глядя на женщину. — Вы же с Голдом не просто так угощали меня ланчем… — Эмма… Я бы сделала для тебя все… Но я не могу, — глаза напротив наполнились слезами. — Я полгода провела в закрытой психиатрической клинике. После сложного лечения мне поставили диагноз — тяжёлое коммуникативное расстройство. И мне трудно общаться с людьми, даже если я сама этого очень хочу. Ты первый человек за все это время, рядом с которым я не чувствую никакого дискомфорта, и с которым я смогла общаться продолжительное время. И Голда я предупреждала, что бесполезна… — Прости меня, я не знала, не должна была… — извинялась Эмма. — Нет, нет, все в порядке. Ты даже не представляешь насколько мне приятно наше общение, и вообще наше знакомство, и твоя просьба — это самое лучшее, что я слышала за последние несколько лет. Но пойми, пользы от меня будет мало. А если тебе понадобится какая-то консультация, то ты всегда сможешь связаться со мной, я с радостью помогу и подскажу. Но, к сожалению, я очень ограничена в действиях. — Хорошо, понимаю, — кивнула Свон. — А сейчас я бы очень хотела, чтобы ты прилегла и отдохнула. Эмма уложила Реджину, плотно укутала одеялом и погасила в спальне свет. А потом до глубокой ночи сидела над снимками, детально анализируя графики и расчёты, сделанные Миллс.***
Реджина проснулась рано утром и решила приготовить завтрак, зная, что Эмма вернётся с зарядки голодной. Но вместо этого она застала Свон сидящей на диване в зале перед камином с книгой и собранным чемоданом. — Эмма? Так рано… Уже собралась? — было видно насколько женщина расстроена отъездом гостьи. — Реджина, я не хочу давить на тебя, но ты же не думаешь, что я оставлю тебя одну, в этой глуши? — Эмма слегка вопросительно, но настойчиво посмотрела женщине в глаза. — У меня нет никакого коммуникативного расстройства, но мне крайне сложно общаться с людьми. Я знаю, что это такое, когда ты лишён возможности нормально сообщаться с окружающим миром. Поэтому я не предлагаю отказываться от того, что комфортно для тебя, я только прошу немножко отодвинуть границы и впустить в свой мир чуточку свежего воздуха, чтобы было легче дышать… На какое-то мгновение Эмме показалось, что Миллс облегчённо вздохнула и расслабилась. Реджина даже сама того не ожидая, кивнула головой и без промедления двинулась на кухню. — Только кофе и я готова через полчаса, — кивнула она. — Я забронировала два билета до Нью-Йорка. — Мы не летим в Нью-Йорк, — решительно отозвалась Миллс с кухни. Эмма даже не успела ничего спросить в ответ. — А…? — Мы летим в Ки-Бискейн, в центр Олимпийского резерва, к моему личному врачу. Там ты пройдёшь полное обследование и хорошо отдохнёшь. Поменяй билеты на Майами, — Реджина подмигнула опешившей Свон, вручила чашку с какао и направилась в спальню паковать багаж.***
Как только самолёт оторвался от земли, Эмма удобно расположилась в кресле бизнес-класса и, укрывшись пледом, погрузилась в сон. Она даже не заметила когда сползла на плечо Реджины. Миллс не тревожила женщину. Ее согревало тихое тёплое дыхание, а прикосновение мягких шелковистых локонов приятно обволакивало шею. Свон несколько раз просыпалась и, обнаружив себя частично на Реджине, бормотала извинения, откатываясь на своё кресло, но минут через десять возвращалась на прежнюю удобную телу позицию, вызывая улыбку на лице женщины. Часа через четыре выспавшаяся Эмма, наконец, распахнула глаза и застала Миллс в той же позе, с красивыми аккуратными очками на переносице, с тем же компьютером в руках за расчётами и графиками. Женщина ни на минуту не прекращала работать. — Кому-то пора передохнуть, — предложила Эмма. — Хочешь, перекусим? — улыбнулась Миллс. — Я всегда хочу перекусов, — вздохнула Свон. — Когда я брошу спорт, буду весить фунтов 200, наверное. Я постоянно голодная и много ем. — Мы этого не допустим. — Перестанешь меня кормить? — состроила Эмма испуганную рожицу. — У меня более гуманные методы, но голодать ты точно не будешь, — утешила ее Реджина.***
Миллс шла в сторону раздевалки, чтобы встретить Эмму, когда услышала быстрые шаги за спиной. — Реджина? — она обернулась на удивлённый голос. — Здравствуй, рад видеть. Миллс слегка кивнула в ответ, понимая, что разговора не избежать. — Здравствуй, Робин. Мужчина подошёл почти вплотную и взял ее за руку. — Откуда ты здесь? Как ты? — слегка улыбнулся он, окидывая женщину цепким взглядом с головы до ног. — У меня дела, — она не собиралась никого посвящать в свои планы, тем более, когда толком ещё ничего не решено. — Собираешься вернуться? — с надеждой спросил он. — Некуда. А сейчас прости, я опаздываю, — Реджина выдернула ладонь из крепкой хватки и быстро развернувшись, направилась в сторону женской раздевалки.***
Он долго ждал, пока на другом конце снимут трубку. — Кора? Приветствую. Это Робин Форестер. Я сегодня встретил Реджину на катке, — поведал мужчина. — Вам удалось поговорить? — удивлённо спросила женщина. — Не особо, так, перекинулись парой слов. Ничего существенного. Она сказала, что очень торопится. — Хм… Очень странно, учитывая тяжесть ее диагноза, и то, что она несколько месяцев не выходила из дома, — протянула Кора, судорожно обдумывая дальнейшие действия.