***
— Голд, я боюсь. Если бы дело касалось меня, я не думала бы ни минуты. Но я не могу брать на себя такую ответственность, — Реджина нервно мерила шагами кабинет, скрестив руки на груди. — Для обычной жизни у Эммы нет никаких помех, но при таких нагрузках в любой момент может все повториться. И даже если соблюсти все условия, мы никак не вписываемся в график. Предположим завтра, мы положим Свон на стол и вытащим пластины. Минимум три недели уйдёт только на то, что она сможет нормально ходить. Про катание речь вообще не идёт. Когда она сможет приступить к полноценным тренировкам, сказать сейчас не представляется возможным. Значит, чемпионат США Эмма пропустит. В сборную на этот сезон она не попадёт, и в итоге пропустит чемпионат мира и предолимпийский сезон. Даже если дождаться следующего чемпионата, через год, мы лишимся всех основных стартов этого сезона и не успеем обкатать ни короткую программу, ни произвольную. — Ты говорила об этом со Свон? — озадачился Голд. — Нет пока, решила для начала посоветоваться с тобой. Я не смогу ей это сказать, не знаю как… — Надо объяснить все как есть и оставить решение за ней. Пусть взвесит все «за» и «против». — Я тебе прямо сейчас скажу, каким будет ответ. Она скажет — «Доставайте пластины и продолжим дальше». Роберт, я видела достаточно для того, чтобы понять — для Эммы — это не просто мечта или цель всей жизни. Это все, что она умеет, у нее нет ничего кроме льда, и никогда не было. Она пойдёт до конца, если надо — будет ползти. — Я тебя предупреждал именно об этом. Свон очень настойчивая и целеустремлённая девушка. — Я не хочу, чтобы она осталась инвалидом, — с досадой произнесла Миллс. — При каждом прыжке у меня будет замирать сердце, и я с ужасом буду ждать приземления. И какой из меня тренер, если я не уверена на сто процентов в своём подопечном? Абсолютно исключено, чтобы Эмма видела хоть толику сомнения в моих глазах. Она должна чувствовать поддержку и одобрение, а не страх. — Вот поэтому тебе надо поговорить с ней и решить, что делать со всем этим.***
— Роберт, что ты знаешь насчёт того, что произошло с Реджиной? Если конечно, у тебя есть возможность что-то мне рассказать, учитывая щекотливость вопроса, — Эмма очень аккуратно подбирала слова. — Что именно тебя интересует? — У нее был приступ, там, в Гуарде. С ним удалось достаточно быстро справиться. Я просто хочу узнать, возможно ли, вообще, от этого избавиться? Есть ли возможность ознакомиться с заключением о ее болезни? Я понимаю, что подобный вопрос Реджина не будет ни с кем обсуждать, но может стоит попробовать проконсультироваться с другими врачами. Мне бы хотелось, чтобы она вернулась к полноценной жизни, и мне кажется, что и она этого хочет. — Когда погиб Дэниель она две недели ни с кем не говорила, не произнесла ни слова. Не подходила к телефону, отказывалась от еды и воды. Просто сидела с его фотографией в руках и смотрела в одну точку. Через две недели Кора Миллс не выдержав такого состояния дочери, перевезла ее в клинику. Она боялась, что Реджина изведёт себя голодом или наложит руки. Никто не думал, что она задержится там надолго. По прошествии почти шести месяцев, она вернулась домой, но не могу сказать, что ее состояние стало лучше, чем в те страшные дни. Она также отказывалась от любого общения, совсем не покидала стены особняка. — А мать? Друзья? — аккуратно поинтересовалась Эмма. — Кора давно живёт в Европе. Как только стало понятно, что Реджина вряд ли вернётся к активной жизни, она потеряла всякий интерес к дочери. Друзей особо близких у Миллс никогда не было… Так знакомые, приятели, которые растворились при первых признаках проблем, — с досадой произнёс Голд. — Ясно, очень знакомо… И все же чем мы можем помочь? — настойчиво поинтересовалась девушка. — Эмма, ты уже помогаешь. Возможность находиться рядом с кем-то, не быть одной, помогать, принимать участие в чем-то хорошо знакомом и любимом — это ли не есть лучшая терапия в подобной ситуации. Какой бы приговор не вынесли врачи Реджине, я знаю одно — никакой психический диагноз не является окончательным.***
Эмма очень внимательно выслушала Реджину. Миллс нервничала, а Свон очень не хотела, чтобы женщина расстраивалась и беспокоилась. — Все люди одинаковые, Эмма, и хотят одного, но есть те, кто пытаются выйти за рамки. Ты ведь не отступишь и не сдашься? Верно? Ничто не способно тебя сломить или остановить. Эмма лишь упрямо кивала головой и размышляла, понимая, что именно ей предстоит принимать окончательное решение. — Когда я лежала с переломанными ногами и не могла ничего делать, я думала лишь об одном. Что даёт нам силы и возможность побеждать, что заставляет каждый день выходить на лед, тренироваться, падать, набивая кучи синяков. Медали? Признание? Желание стать лучше, чем остальные? Может быть… Но есть ещё кое-что… Ты когда-нибудь задумывалась над тем, почему наши выступления посещает такое количество инвалидов, сидящих в колясках? Ведь они могут увидеть все это сидя дома, у экранов телевизоров. Баскетбольный или бейсбольный матч может быть намного интересней, но люди в колясках продолжают посещать наши соревнования. Они приходят сюда не ради интереса, они здесь ради красоты, потому что футбол или баскетбол — это не искусство. Они подарят минуты драйва, но не наполнят душу вдохновением. Наш вид спорта чувственный, захватывающий… Это спектакль, позволяющий поверить в немыслимые перевоплощения. Мы даём им возможность прикоснуться к мечте. Когда мы падаем на лед — нам больно, и эти люди понимают, что мы такие же, как и они, и чувствуем боль точно также. Те минуты пока на льду творится волшебство, они творят вместе с нами и верят в сказку. Они становятся такими же, как и мы. Мы для них герои. Наша задача — подарить им эти мгновения перевоплощения. Дать почувствовать, что они такие же сильные, как и мы, а не немощные инвалиды, показать, что это мы стараемся для них, мы уважаем их, поддерживая их борьбу. Красота, которую мы дарим, порождает красоту в их сердцах и душах, давая возможность бороться с тяжкой действительностью. Именно это заставляет меня с переломанными ногами вновь и вновь выходить на лед. Потому что несмотря ни на что, я могу встать, зашнуровать ботинки и попытаться что-то изменить вместо них. Для них. А они сделать этого не смогут. Никогда. Возможность просто выехать на лед и выступать перед этими людьми, — это уже очень большая честь и ответственность. Мы можем взять наше разбитое сердце, собрать в маленьком спектакле, и подарить его таким людям. Если не делать этого мы все окажемся в проигрыше… Реджина, я не могу так просто сдаться, даже не попробовав, — Эмма с надеждой смотрела на женщину. Миллс одобрительно кивнула в ответ, пряча слезы в уголках глаз. — Я набросала примерный график, — она протянула Эмме папку с детально расписанным планом, вызвав у Свон вздох восхищения и облегчения, — но ты должна со всем этим переспать и ещё раз все хорошенько обдумать. — Тут не о чем думать. Если бы я продолжала думать, не стала возвращаться на лед. Я хочу кататься, я должна вернуться и победить! А потом буду думать, — настойчиво произнесла Свон, открывая папку.***
— Что вы решили? — Голд пристально смотрел на Реджину. — Начинаем подготовку к Чемпионату США. Пропускаем все второстепенные турниры. Я уже просмотрела записи нескольких стартов сезона, оценила состояние лидеров. Постараюсь вывести Эмму на первый пик формы к первенству, — решительно отчитывалась Миллс. — Пока придётся катать старые программы, возможно с небольшими изменениями и усложнениями. Никто из женщин не прыгал в этом сезоне четверные. Посмотрю, в каком состоянии будет Свон, и возможно втисну четверной сальхов в произвольную, но и без него она должна взять призовое место без проблем. А вот дальше нас ждёт тяжёлый период — операция по извлечению пластин, восстановительный период и только после этого можно будет выстраивать дальнейшие перспективы. За период подготовки к Чемпионату США нам надо найти хореографа и начать постановку двух новых программ — короткой и произвольной. К Чемпионату мира они должны быть готовы. Желательно будет ещё хоть раз-два до первенства их где-то откатать. Я ознакомилась с системой тренировки Свон и в силу сложившейся ситуации она меня не устраивает. Эмма привыкла пахать на износ, на пределе. От этого необходимо отказаться — надо менять абсолютно все — режим, количество занятий по хореографии и я планирую полностью убрать силовую подготовку, чтобы избежать чрезмерной нагрузки на ноги ближайшие месяцы. Она абсолютно не отдыхает — живёт в режиме натянутой струны — это никуда не годится. Невозможно поддерживать хорошую форму за счёт силы воли, будучи измотанным. — Мне можно посетить одну из ваших тренировок? — поинтересовался Голд. — Тебе — можно, — улыбнулась Миллс. — Если честно, я не представляю насколько Эмма готова к таким переменам. — У нее нет выбора, в любом случае смена режима и ритма пойдёт на пользу — это всегда увеличивает эффективность и повышает качество. Свон это понимает. — Есть ещё ряд сопутствующих проблем — я собираюсь сменить тренировочный лед, а после операции, возможно, потребуется заказ новых ботинок. По мере подвижек буду решать и эти вопросы. — Реджина, это огромный кусок работы… Я только сейчас подумал какая нагрузка ляжет на тебя одномоментно. — Как ты там только что сказал — нет выбора, — мягко улыбнулась женщина. Если я берусь, то не получится делать это вполсилы или частично. Необходимо выкладываться по-полной, не только Свон, но и мне. Роберт, я понимаю, на что подписываюсь и буду молиться только о том, чтобы меня не подвело…сам знаешь что. Но я буду стараться. У меня нет другого выхода. Иначе для меня все кончено. Ты же не думаешь, что я не оценю шанс, который вы мне дали…***
Реджина нервничала перед их первой совместной тренировкой. Как юная спортсменка перед серьёзным стартом. Она сто раз проверила ботинки и заточку на лезвиях, напрочь позабыв о том, что ещё неделю назад панически боялась выходить на лед. Миллс собрала всю волю в кулак, пытаясь не думать и не вспоминать ни о чем плохом, чтобы не сбивать настрой. На самом деле — главное, о чем она сейчас могла думать — это Эмма. Реджина никак не могла представить, как это тренировать кого-то настолько сильного и талантливого. Как учить того кто знает все настолько досконально? Конечно же, Свон ожидала с нервным трепетом первого проката, но уж точно не рассчитывала увидеть Реджину на льду в семь утра. Больше всего она боялась разочаровать Миллс и заставить женщину пожалеть о своём решении. Реджина стояла, опираясь локтями на бортик в полной боевой готовности — термокостюме, шапке, перчатках, а значит, собиралась провести на льду достаточное количество времени — Эммм… Реджина, — доброе утро. Ты можешь не приходить так рано, разминку я могу проводить сама, — мялась Эмма, пытаясь извиниться за вынужденный ранний подъем. — Привыкайте мисс Свон, — подмигнула женщина в ответ на замешательство девушки, — теперь все своё тренировочное время Вы будете находиться под моим пристальным вниманием — с первой и до последней минуты. Эмма довольно улыбнулась и направилась в центр площадки для повторения фигур.***
Все вроде было, как и раньше, такой же чёткий временной график. Но Реджина настолько грамотно распределила нагрузку, что Эмма перестала чувствовать себя постоянно уставшей. Несмотря на недовольство Свон, временно решили отказаться от силовых тренировок. — Эмма у тебя слишком атлетичная манера катания, мне бы хотелось добавить чуть мягкости и плавности. — Я не потеряю в силе отскока? — Обещаю, этого не произойдёт — после первенства страны я планирую некоторые изменения в твоей технике, чтобы компенсировать и распределить нагрузку. — Ого, — Эмма была удивлена, но возражать не стала, одобрительно кивая в ответ. За две недели до первого серьёзного старта, Реджина подала заявку на участие в Чемпионате, и вокруг Свон началось настоящее сумасшествие. Одной из первых, кто узнал о возвращении Эммы, была Ингрид Фишер, поскольку журналисты ринулись к ней за комментариями, ошибочно думая, что она до сих пор продолжает работать со спортсменкой.***
Реджина несколько раз проверила шнуровку на ботинках Свон, вызывая мягкую одобрительную улыбку девушки. Обе заметно нервничали перед началом. Через несколько минут Эмму ожидал премьерный старт и прокат короткой программы. В этот момент дверь неожиданно распахнулась и на пороге раздевалки появилась Ингрид Фишер, явно не ожидавшая увидеть Миллс рядом с Эммой. — Пойдём, Реджина, я готова, — решительно произнесла Свон, не удостоив вошедшую посетительницу даже взгляда. — Начинай разминку, я догоню, — мягко кивнула Миллс, переводя ледяной взгляд на Фишер. Эмма, не задерживаясь, покинула комнату. — Ты проверяешь плотность шнуровки на ее коньках? — издевательски ухмыльнулась непрошенная гостья. — Она ж не маленькая девочка, Реджина. — Нет, не проверяю, — твёрдо ответила Миллс, — это ритуал. И да, Эмма — не маленькая, она взрослая, очень сильная и красивая женщина, которая в состоянии о себе позаботиться САМА, — она особо выделила последнее слово, давая понять Фишер, что в ее советах и комментариях никто не нуждается. — Очень мило, — издевательски хихикнула Ингрид, — сбитый лётчик и подпорченный товар — прекрасный дуэт неудачников, — Фишер продолжила доставать Реджину, кидая вслед раздражающе-обидные слова. — И ты думаешь, из этого что-то получится? Ради бога не смеши меня. Что может Свон, с двумя переломанными ногами? Максимум — это кататься в балете на льду в роли Снегурочки или Белоснежки на детском спектакле. Ее не возьмёт ни одно профессиональное шоу…***
Через три дня Эмма Свон стояла на верхней ступеньке пьедестала, блистательно выиграв Чемпионат США с рекордным количеством баллов… Безупречно исполненный прыжок в четыре оборота в короткой программе и сложнейший каскад четыре плюс три в произвольной, не оставили соперницам ни единого шанса даже зацепиться за первое место. Когда Голд вручал Свон золотую медаль Реджина Миллс испытала ни с чем несравнимую гамму радости и счастья, которую не чувствовала даже выиграв свое первое Олимпийское золото…