***
Раздался тихий стук, и дверь в палату тихонечко приоткрылась. Реджина сидела с компьютером на коленях и быстро набирала текст. Первое, что она увидела, был огромный букет. А за ним осторожный голос. — Можно? — и голова с непослушной причёской вслед за цветами. Увидев гостя, Миллс едва не подскочила на кровати, отбрасывая компьютер на одеяло. — Боже!!! Умник!!! Откуда ты здесь? — она была несказанно рада и удивлена. — Братва прислала меня проверить как тут наши девочки, — улыбался мужчина. — Благодаря вам всем — уже хорошо, — Реджина не выдержала, быстро наклонилась и поцеловала гостя в щеку. — Не желаете ли прогуляться, моя Королева? — галантно поинтересовался мужчина, мягко касаясь руки Миллс. — С удовольствием! И возможно пока ты здесь, мы сможем провернуть одно деликатное дельце? — Реджина хитро смотрела на нежданного посетителя. — Я заказала небольшой сюрприз для Эммы. Его привезли в соседний городок. Это в получасе езды. Но Свон никогда не отпустит меня одну. — Никаких проблем, немедленно поедем и заберём. Эмма ничего не узнает. Я мастер по части таких штук. Уже в пути предупредим, что мы на прогулке, а то она весь центр на уши поднимет. — О, я наслышана о твоих умениях, — рассмеялась Миллс, следуя за мужчиной и аккуратно опираясь на его плечо.***
— Это окончательное заключение. Психически Реджина абсолютно здорова. Никаких отклонений не обнаружено. Она стабильна. Адекватна. Мы провели десятки тестов, некоторые повторно. Критика и память не нарушены. Я не вижу никакой необходимости в тех препаратах, которые она принимала. Диагноз, поставленный ранее, не подтверждается. Он ошибочен, — Агнес лишь еще раз доказала правильность всех подозрений. — Если честно, я с удивлением воспринимаю факт того, что Реджине удалось остаться психически здоровой, принимая на протяжении длительного времени, рекомендованные ранее препараты. Я могу объяснить это только тем, что она имеет очень сильную морально-волевую структуру. Она практически не гипнабельна, внушить ей что-либо крайне сложно, поэтому пытались погасить волевой импульс химическими препаратами. — Тогда откуда у нее приступы? Я же сама была свидетелем. — Эмма, понимаешь, каждый человек переносит стрессы и потери близких по-своему. Сначала умирает отец. А потом погибает Дэниель и Реджина переживает чувство глубочайшего одиночества. Она очень хотела иметь большую семью, детей. И вдруг случилось то, чего она боялась больше всего — она осталась совсем одна. Но вместо того чтобы дать ей немного времени пережить горе по-своему, ее запихнули в одиночку. А должно быть наоборот — Реджина боялась одиночества — ей нельзя было оставаться один на один с собой. Она общительна, любит пространство, а ее запихнули в клетку, пытаясь окончательно изолировать и погасить остатки индивидуальности. Этого не произошло лишь по чистой случайности. Провидение сохранило ее. Приступы появились именно в результате того, что она долгое время провела в изоляции. Реджине никогда не нужны были психиатры. Максимум психологическая помощь. Она очень сильна. И даже несмотря на все пережитое, не утратила волевых качеств. В этом по большей части твоя заслуга, Эмма. — Моя??? Причём здесь я? — искренне удивилась Свон. — Реджина призналась, что отправной точкой, триггером для нее стал именно первый раз, когда она увидела тебя на льду. Она рассказывала мне об этом с таким восторгом, как будто для нее в мире никогда не существовало ничего более значимого. Возможно, так и есть. Необходимо было что-то такое, что смогло бы переключить ее от прошлых переживаний. Иногда специалисты годами ищут такой механизм, а здесь произошло почти чудо — Реджина сама нашла эту искру. Она рассказала, что после Рождества не выпила ни одной таблетки. Поэтому у нее и приступов больше не было. Ничто уже не погружало ее на уровень неадекватного восприятия. Она перестала терять связь с реальностью, а через некоторое время попросту забыла о болезни. — Агнес… То, что сделали с Реджиной — преступление. Врач лишь кивнула в подтверждение слов. — Есть возможность призвать к ответу виновных? — Эмма, я буду с тобой откровенна до конца. Закрытые клиники созданы именно для того, чтобы скрывать творящееся там зло. На случай, если надо оправдать преступника или упечь невиновного. Докопаться до правды и что-то доказать особенно по истечении времени будет крайне сложно… Реджину ждёт длительная реабилитации, но уже вследствие последнего отравления. У нее сильная мышечная слабость. Ей тяжело долго стоять и ходить. И это продлиться ещё какое-то время. Последствия гипоксии тоже пока до конца не ясны. На протяжении нескольких месяцев у нее могут быть приступы несистемного головокружения. Выходить на лед она однозначно не сможет. Водить машину — исключено, компьютер — как можно меньше. — Без участия ее мамаши тут точно не обошлось. Это она упекла Реджину в психушку и организовала подобное «лечение». Я до сих пор не понимаю, как в результате всего этого она осталась жива… Агнес наблюдает, как Эмма сжимает кулаки и закусывает губы. — Думаю, тут сыграло свою роль чутье Коры. Она попросту побоялась избавляться от дочери подобным образом. Если бы не дай Бог с Реджиной что —то такое произошло — серьёзного расследования было не избежать. Слишком много вопросов могло возникнуть… Кто-то мог в итоге докопаться до правды. А Кора все-таки адвокат, решила не рисковать. Но и нам больше рисковать нельзя — а вдруг она решит закончить начатое? Той ночью Реджина чудом осталась жива. И Эмма немного расслабляется, от осознания того, что им действительно повезло….***
— Лейси, ты теперь понимаешь, почему я попросила тебя приехать? Пересылать такую информацию нельзя. Я хотела, чтобы ты лично ознакомилась с ней. — Откуда у тебя все это, Эмма? — удивлялась женщина, внимательно изучая бумаги. — Ты же понимаешь, все получено незаконным путём, и мы вряд ли сможем этим воспользоваться. — Но мы, по крайней мере, знаем сами откуда ноги растут. — Я это и так знала, но неплохо иметь законные доказательства. — Перед тем как с Реджиной приключилась беда, она была у меня. Мы долго оговаривали детали твоих контрактов. Подписали несколько договоров. А потом она попросила меня заняться ее юридическим сопровождением. Через четыре месяца у нее заканчивается контракт с фирмой матери. Продлевать его она не собиралась и попросила меня составить новый, уже на сотрудничество с нашей конторой. Эмма — это огромные деньги… Десятки миллионов. За такой куш кто угодно может начать рискованную игру. А насколько я знаю, Кора Миллс никогда не брезговала грязными методами. Вопрос — могла ли она узнать о том, что Реджина собирается заключать договор с новой фирмой? Только если она сама ей рассказала. Но в этом нет никакого смысла. Гораздо более вероятным кажется вариант, при котором Кора и сама прекрасно осознавала, что дочь откажется от дальнейшего сотрудничества, поэтому решила не рисковать, и заранее перестраховалась, пытаясь вывести Реджину из игры. Один раз она такой номер провернула, засунув в психушку на полгода. — Реджина забирала у тебя какие-то документы, договора??? — Нет, насколько я помню, ничего такого. Тут есть ещё один момент. Насколько я поняла из нашего с ней разговора, Дениэль оставил все свои деньги ей. Необходимо уточнить, где они. Пока она находилась в клинике, ее счетами полностью управляла мать. Оплата лечения я так понимаю, осуществляясь именно со счетов самой Реджины. — Угу, ясно, Реджину травили за ее же собственные деньги, — удручённо шептала Эмма. — Лейси, я могу достать информацию о том, как, куда, и в каком объёме уходили деньги со счетов. — Было бы неплохо отследить движение, возможно мы сумеем зацепиться за неправомерный расход средств. И доказать воровство. Но такие суды могут тянуться годами, нам надо что-то более убойное… — Мне тяжело понять смысл поступка матери Реджины. Она имела кучи денег, обирая дочь все эти годы, пока та пахала на льду. Скопила приличное состояние, но все равно не остановилась, решив лишить Реджину всего. Сколько ей надо денег? Того, что есть с головой хватило бы на шикарную жизнь до конца дней. — Эмма, поверь, я как юрист сталкивалась с вещами и похуже того, что мы видим здесь, — Лейси взмахнула листами с цифрами. — Люди совершали куда более страшные преступления и за гораздо меньшие суммы. А здесь речь уже идёт скорее не о деньгах, а о стиле жизни, о влиянии и одержимости, если хочешь. Благодаря дочери, ее славе и успехам Кора Миллс имела все то, что никогда бы не смогла получить без Реджины. Ее приглашали на ток-шоу, брали интервью, она писала книги, выставляя свою роль в становлении Реджины как подвиг матери, которая пожертвовала всем ради дочери. И вот в один прекрасный день она всего лишается, перестаёт быть интересна. И что остаётся? Деньги! Вот она и борется за них, понимая, что это последнее, что ей остаётся. Как адвокат могу тебе сказать — именно деньги — всегда первый мотив преступлений. — Судя по этим данным, у Коры куча денег, — Свон кивнула на распечатку. — Эмма, да, но она по всей вероятности хочет ещё, она хочет все… И пойдёт до конца. И ни перед чем не остановиться. Доказательство этого — состояние Реджины. — Пусть попробует, я организую ей такой конец… Я тоже ни перед чем не остановлюсь. Она думает, что Реджина одна, что никто не будет защищать ее, и ей будет позволено творить все, что заблагорассудится. Пусть продолжает так думать, а мы пока хорошенько укрепим оборону и приготовимся нанести удар в ответ. Ей не сойдет с рук, то, что она натворила. Каким же надо быть бессердечным чудовищем, чтобы лишать здоровья и жизни собственного ребенка — такую достойную женщину из-за денег… Кора просто очень больной человек. Это ей место в самой жуткой психушке. Другого объяснения у меня нет. — Эмма, я не только твой адвокат и агент. Я в первую очередь твой друг и обязана предупредить о нескольких вещах. Первое, ты должна сохранять спокойствие и холодный рассудок, какие бы эмоции не бушевали внутри, если мы хотим довести дело до конца. И второе, нельзя допускать никаких неправомерных действий, иначе в определённый момент все это может обернуться против нас. — И что же нам делать в такой ситуации? — почти обреченно спросила Свон. Все, что нам удалось собрать за это время незаконно… С этим никуда нельзя идти. Тут ты права — за такое «расследование» нас ещё и взгреют хорошенько. — Мы будем играть по правилам, но пойдём наполовину легальным путём, — хитро улыбнулась Лейси. — Что значит наполовину? — оживилась Свон. — Ну, это как подпольный тотализатор. Тотализатор вроде как разрешён. Но он подпольный и в него играют по-тихому, без рекламы и кричащих вывесок. У Коры Миллс одна из крупнейших адвокатских компаний в стране, — продолжила женщина. — Но ты же не думаешь, что у меня совсем нет связей? Пока будем собирать материал, я привлеку нескольких следователей из конторы. У меня есть люди, которые умеют «правильно» проводить опросы, а в это время свяжусь с несколькими знакомыми. Нам нужны влиятельные союзники. У Коры есть не только высокопоставленные друзья. Но и не менее влиятельные враги. Я думаю смогу найти нескольких прокуроров, имеющих на нее зуб, ещё с прежних времён. Прокуроры самые злопамятные люди на свете, в их сейфах всегда хранится компромат. И они не откажутся поделиться, если будет за что зацепиться. Эмма одобрительно кивала в ответ, соглашаясь с доводами.***
Это длится уже какое-то время. Эмма часто видит их вместе неспешно прогуливающимися по узким аллейкам монастыря. Реджина много и долго говорит. Настоятельница лишь изредка кивает и объясняет что-то в ответ. Миллс молчит, абсолютно ничего не рассказывает об этих встречах и после каждой такой прогулки Эмма чувствует недоумение, и то…что между ними исчезла вся та легкость и расслабленность, которая давно присутствовала в их отношениях. Эмма чувствует, как в воздухе повисает недоговорённость и горечь сожаления от медленно накапливающегося напряжения. Реджина часто опускает глаза, словно боясь неожиданных вопросов. Эмма не выдерживает первая. — …Ладно, — она медлит, она не хочет загонять Реджину в угол, особенно если та не готова говорить. Эмма хочет сгладить, а не ставить женщину в неудобное положение, не понимая причин такого поведения. — Все хорошо, Эмма, — Реджина торопиться, — правда, все действительно хорошо. — Между ними что-то происходит. Пока не понимает и не может объяснить себе что, но она чувствует это. Поэтому берет Эмму за руку, переплетая пальцы. — Все нормально. Я просто пытаюсь кое с чем разобраться. После всех этих событий… — Расскажи, что беспокоит тебя, — Эмма сжимает чуть крепче их пальцы, — я же вижу… Вот только не понимаю, почему молчишь… Теперь Реджина медлит, но потом кивает и начинает говорить. — Нет, нет, ты не подумай, что я хочу что-то скрыть. Я не хотела обидеть. Просто — это сложно, сначала понять, потом принять и тем более рассказать. Я очень редко ходила в церковь, даже и не вспомнить когда. А теперь, понимаю, почему туда так часто ходят другие. Куда легче рассказать все чужому человеку за ширмой о своих проблемах, чем глядя в глаза тому, кто так близок и дорог. Даже у психоаналитика сложнее, потому что приходится смотреть в глаза напротив. И, как не крути, психолог — он живой человек, у него есть эмоции, свой личностной свод правил и комплексы. И очень часто они тоже не могут сдерживаться, осуждая или одобряя наши поступки, хотя обязаны оставаться беспристрастными. Церковь в этом плане может стать спасением для мечущейся души. Священник не может осудить или выдать, к примеру, убийцу. А психоаналитик, даже несмотря на тайну неразглашения, остаётся обычным человеком со своими страстями и понятиями. Монахи в рясах тоже вроде обычные люди, но мне проще довериться им. — Реджина, мне очень неудобно, не хочется лезть в душу, но я очень…я правда боюсь, что есть что-то, причиняющее тебе боль, а я об этом не знаю и не в силах помочь, — и она незаметно берет ее за другую руку. — Я знаю, что после всего случившегося тебе очень тяжело будет доверять людям, но все что ты расскажешь навсегда останется между нами? Ты ведь знаешь это? И если я могу сделать хоть что-то, ну хоть немного, просто дай мне знать. Ок? — Эмма, — Реджина быстро поднимает на нее глаза, и еще крепче сжимает пальцы девушки, — ты же понимаешь, что я чувствую во всей этой ситуации? Ты же помнишь, по чьей вине мы здесь? — Точно не по твоей. Пора, наконец, понять это и избавиться от желания постоянно брать вину на себя, — пытается облегчить Эмма. Может, матушка Настоятельница сможет объяснить тебе, что чувство вины по отношению к себе — есть большой грех! Ты не имеешь права судить себя, чтобы не сделала. Это прерогатива Высших сил. И чтобы там такого страшного не совершил человек, Бог всегда подарит прощение и даст шанс все исправить. Взгляд Реджины мечется, она смотрит то на Свон, то опускает глаза, а когда поднимает их вновь в них совсем немножко слез и много-много благодарности за поддержку. — Хочешь немного подумать об этом? Она кивает. — Побыть одна? — уже чуть тише спрашивает Эмма, почти проглатывая первое слово. — Нет! — тут она уже более решительна. — Я достаточна была одна, не уходи. — Реджина подходит ближе и Эмма инстинктивно двигается навстречу, до того момента пока женщина не обнимает ее крепко и не кладёт подбородок на плечо. — Последнее время я стала задумываться над тем, а что будет дальше, когда все это закончится? Сейчас я живу, дышу полной грудью, но время летит быстро. Полгода пролетело, а я даже не успела заметить. Скоро Чемпионат мира, и так месяц за месяцем. Мы не успеем оглянуться, как наступит время Олимпиады. Я так часто думаю над тем, скольким людям ты помогла, как это помогло тебе самой, и сколько душевных сил ты получила, оказывая помощь другим. А потом я поняла, что это может стать вдохновением и спасением для меня. Я ведь раньше даже не представляла, как может быть приятно, помогать кому-то. Видеть благодарность в глазах людей. Я никогда не забуду детей в том центре, сколько же счастья они излучали только от одного нашего присутствия. Я очень долгий период своей жизни ничего не могла планировать. Ведь за меня все решала мать. Поэтому многие вещи так и остались лишь в мечтах. Только уже будучи с Дэни начала что-то налаживать. А потом в какой-то момент все пошло совсем не так… И я потерялась. Потеряла все и даже боялась думать, что дальше будет. Я осталась одна, Дэни рядом не было, а с ним исчезли все мои планы и мечты. Я даже не понимала, как мне организовать свою жизнь, чтобы просто существовать. Эмма лишь слушает, поджимает губы и опускает взгляд на их соединённые ладони. Реджина сжимает Эммину руку так сильно, что у девушки белеют кончики пальцев. — Но теперь после всего, что со мной произошло, когда я знаю, что ещё много чего могу сделать, я найду в себе силы воплотить мечту, пусть и не в том виде, в котором хотела. — Расскажи мне, Реджина, чего ты хочешь. Ты помогаешь мне воплотить мою, возможно и я смогу быть полезна и вместе у нас получиться реализовать все именно так как хочется тебе, — Эмма смотрит прямо, изучая карие глаза. — Я всегда безумно хотела иметь детей, — улыбнулась Миллс. Но так и не смогла забеременеть ни разу. Наверно, нельзя иметь абсолютно все. У меня была совершенно нереальная, почти волшебная, выдающаяся спортивная карьера. Но за всякое волшебство надо платить… И в итоге совершенно неудавшаяся жизнь. У моей сказки не случился счастливый конец. Принц умер, а Принцессу заточили в башне… А когда она выбралась оттуда, мир вокруг был уже совсем другим. — Реджина, твоей сказки ещё очень далеко до конца. Надо перестать оглядываться на прошлое. Оно лишает тебя настоящего и убивает будущее. Возможно, ты только на самом старте. Как и я. Мы просто всего не знаем. Никто не знает, какой путь ему уготован. Но в любом случае надо стараться идти. Может, на этом пути ты встретишь людей, которые будут помогать или мешать движению. А, может, встретишь того, кто будет готов нести тебя. … — Или втоптать в грязь… — Да, возможно случится и такое, но от этого ты все равно не перестаёшь идти вперёд. — Я чувствую, что могу приносить пользу. Я поговорила с настоятельницей и попросила разрешения приехать жить в монастырь, чтобы работать в приюте для больных детей! Главное, вокруг меня будут дети — пусть чужие, но я смогу подарить им частичку своей души. И, возможно, для меня это будет спасением. — Реджина… О чем ты говоришь? — Эмма чувствует, как внутри все холодеет, а глаза предательски наполняются слезами в уголках. — Ты хочешь все бросить и жить в монастыре? — Она не может дышать и лишь огромным усилием ей удаётся сдерживать переполняющие ее чувства разочарования и отчаяния. — Эмма, мне нечего бросать. У меня ничего нет. Деньги? Слава? Красота? Какой от них прок? Что хорошего они принесли мне? Когда теряешь кого-то настолько близкого и дорогого, внутри остаётся лишь холод, боль и пустота, которую не заполнить нечем. А теперь ещё кто-то пытается убить меня. Зачем дразнить судьбу? Я слишком устала от этого. Вы с Голдом дали мне бесценный шанс, я им воспользуюсь и постараюсь не упустить.***
Она все-таки делает вдох, как перед последним, самым сложным прыжком. — Чем, по-твоему, мы отличаемся от остальных? — В каком смысле? — Реджина слегка вздрагивает от неожиданного вопроса. — Ну вот, например, ты — Реджина Миллс — двукратная олимпийская чемпионка, чем ты отличаешься от любой другой фигуристки, которая провела всю жизнь на льду, но даже на дюйм не смогла приблизиться к вершине? Давай забудем о таланте, красоте, технике катания и прочих важных вещах. Реджина недоуменно пожимает плечами, пытаясь уловить суть. — На самом деле все очень просто. Главное не сто раз упасть и подняться. Вот ты прыгаешь и падаешь, потом второй прыжок, и опять падение, третий раз, тысячный. Потом приходишь домой и сидишь часами, с ногами обложенными пакетами со льдом, пытаясь хоть немного унять боль в раскалённых мышцах, втираешь мазь, чтобы убрать отёк со щиколоток, иначе утром нога не влезет в ботинок. Утром ты возвращаешься на каток и превращаешь свои синяки из синих в фиолетовые и набиваешь новые. Сколько раз ты падала на лед с высоты после поддержек? Миллс лишь тяжело вздохнула в ответ. — Вот в этом все дело. Главное не в том, что ты падаешь, а в том, чтобы подняться на один раз больше соперника. Твои противники после обидных, тяжёлых срывов покидали лед, а ты вставала и заходила на следующий элемент. Жизнь часто ставит нам подножки, мы спотыкаемся, падаем, почти разбиваясь на осколки, но все равно встаём и двигаемся дальше. Ты уже пережила ужасное падение. Но встала, и крепко стоишь. Это как первые шаги на льду, Реджина, когда ребёнок только учится скользить. Но ты ведь уже умеешь. Тебе просто надо вспомнить как. Возможно, придётся поменять технику, но самое главное — ты должна скользить, а не соскальзывать вниз. — Надо менять, но я никогда не выходила на лед одна… — Тебе и не придётся, ты ничего не будешь делать в одиночку. Я даже знаю того, кто готов скользить с тобой в темноте…