***
Поговорив с Голдом, Свон все-таки немного успокоилась и набрала номер тренера. — Реджина, это я. Подожди, прежде чем принимать какое-то решение, — быстро бормотала она, — просто дослушай меня. Я… не знаю, что на меня нашло. Я тут поговорила с Голдом, — Свон пыталась в одно предложение втиснуть как можно больше мыслей и слов, — давай обратимся к спортивному психологу, я могу позвонить Агнес, она посоветует. В общем, сделаем все, как ты хочешь, только, пожалуйста… — Эмма не успела договорить. — Стой, Эмма, остановись наконец. — Реджина говорила очень медленно и как-то слишком спокойно, по мнению Свон. И в ее тоне ничего не выдавало раздражения или неудовлетворения от случившегося. Не было абсолютно ничего осуждающего. — Я лишь хотела узнать как ты и попросить хорошенько отдохнуть перед следующим прокатом. Хорошо поесть и выспаться. Завтра только очень лёгкая тренировка и разминка уже непосредственно перед выступлением.***
Реджина раз за разом продолжала повторно просматривать выступление Эммы. Даже с учётом неполной функциональной готовности, скольжение было слишком тяжёлым. Ноги фигуристки казались налитыми свинцом. Миллс по себе знала такое состояние. Оно часто бывает из-за перетренировок. Но в последние недели у Свон не было нагрузок, которые могли привести к подобному состоянию мышц. Реджина находилась достаточно далеко от Эммы и не могла до конца правильно разобраться в ситуации, поэтому посоветовала хороший отдых. Все равно до произвольного проката оставалось меньше суток, и никаких особых правок внести не было возможности. — Хорошо, я все сделаю, как ты говоришь. Просто… понимаешь… Все случилось так быстро… И я не готова была уезжать… Не готова была оставаться одна… оставлять тебя. Я знаю, что делаю неправильно, говоря все это тебе сейчас, потому что сама захотела, чтобы ты осталась… И это правильно, так должно быть, потому что ты не можешь быть здесь сейчас… со мной. Но просто, я хочу чтобы ты знала — я думаю об этом. Я не должна говорить этого, но я хотела сказать. — Эмма, нет. Должна. И я рада, что говоришь, потому что именно это я хочу слышать. Турниры и выступления рано или поздно закончатся, а это останется. И я с тобой рядом, всегда, сколько захочешь… После нескольких десятков просмотров выступления Эммы, Реджина так и уснула, сжимая в руках телефон с мыслью о том, что со Свон что-то не так…***
Эмма с трудом засыпала, не понимая, что не даёт погрузиться в сон. У нее слегка болела голова, но не настолько, чтобы это мешало. Небольшая ломота в теле, как воспоминание о дневном прокате. Даже мысли и те перестали беспокоить после разговора с Миллс. Но сон не шёл. Никак. Где-то часа через полтора мучений у нее начался лёгкий озноб. «Черт, температура. Только этого не хватало» — ругалась Свон. Она встала с постели, прошла на кухню и выпила две шипучки аспирина. Однако ожидаемое облегчение не наступило даже через час. К утру Эмма была совершенно разбита и с трудом оторвала тело от кровати. Температура не спадала даже с жаропонижающими. Свон не впервой было выступать в таком состоянии. Подобное случалось достаточно часто, учитывая то, что фигуристы большую часть времени проводили на холоде, и не всегда удавалось уберечь себя от простуды.***
«Всего четыре с половиной минуты», — твердила она себе. — «Скоро все закончится, надо собраться» Пока шла последняя разминка перед выступлением, Эмма не видела ничего, кроме яркого света софитов. Она едва контролировала быстро мелькающих рядом соперниц, успевая различать лишь блики пёстрых костюмов. Скрежет лезвий, доносящийся со всех сторон, нещадно срезал верхний слой льда, превращая гладкую блестящую поверхность в мутную мелкую кашицу. Свон старалась не обращать внимания на раздражающие звуки, чтобы иметь возможность сосредоточиться и воспроизвести в памяти необходимые для разминки фрагменты проката. Получалось плохо. «Четыре с половиной минуты …», — озноб становился сильнее, и Свон молилась только о том, чтобы время до ее выхода на лед пролетело как можно быстрее. Перед самым прокатом она решилась на усложнённый вариант программы с четверным прыжком, понимая, что опять нарушит обещание данное тренеру. Но в случае успеха рассчитывала на снисхождение со стороны Реджины. Эмма не могла, не хотела так просто сдаваться.***
Реджина знала, что Свон примет именно такое решение и выберет вариант с четверным, помня слова Голда о том, что Эмма всегда идёт до конца. Она не особо рассчитывала на послушание своей подопечной в этом вопросе. Сейчас все зависело даже не от степени готовности, а от того, насколько спортсменка сможет собраться перед финальным прокатом. Первый же кадр, выхвативший лицо Эммы, ещё до того как заиграла музыка, только подтвердил опасения тренера. Даже достаточно густой и яркий макияж не смог полностью скрыть бледность и тёмные круги под глазами. «Всего четыре с половиной минуты и все закончится. Она выдержит», — постоянно повторяла Реджина, отсчитывая время до окончания проката с помощью исполняемых спортсменкой элементов. Она слишком хорошо помнила, как бесконечно долго тянутся эти минуты. Миллс наизусть знала, на какой секунде выполняется каждая фигура. Она даже могла с уверенностью предсказать вероятность ошибки, если шла какая-либо задержка в исполнении элемента. Но сегодня Эмма каталась безупречно. Небольшая, почти незаметная помарка на выезде с четверного сальхова не сможет повлиять на коэффициент и итоговые баллы за прокат будут высокими, учитывая безошибочное исполнение ещё двух каскадов и тройного акселя. Как тренер Реджина была более чем довольна выступлением, но она пристально следила за другими параметрами. Когда стих последний аккорд, и камеры замерли, фиксируя изображение с нескольких точек, Миллс следила только за чересчур глубоким и тяжёлым дыханием фигуристки. Даже подъехав к бортику и сев на место для ожидания оценок, Свон не могла справиться с недостатком кислорода и начинающимся головокружением. Из оцепенения Эмму вывел взрыв аплодисментов и восторженные крики. Она с трудом заставляла себя улыбаться, покидая лед. Оставалось всего несколько мучительных минут до оценок. Свон из последних сил заставляла себя держаться, двигаясь мимо толпы журналистов в зону «радости и слез», как называли место отдыха перед получением оценок. Вспышки фотокамер отнимали последнюю возможность концентрации. Эмма села в кресло и взяла бутылку с водой, пытаясь отвлечься и восстановить сбившееся дыхание. Сердцебиение было таким сильным, что на груди дёргалась ткань платья. Свон сделала несколько глотков, чтобы унять сухость во рту и дожать ненавистные секунды в ожидании оценок. Когда она подняла голову на табло, зал потонул в овациях, подтверждая ее победу в произвольной программе. Оставалось дождаться выступления главной конкурентки и итоговых оценок. Как только цифры погасли и объявили имя следующей участницы, Эмма почти побежала в раздевалку. Единственное, что ей сейчас надо — это услышать голос Реджины. Ничего больше.***
— …Эмма… Эмма… Милая… — она чувствовала, что ее кто-то зовёт, но глаза открыть не могла. Она быстро моргала, пытаясь сфокусировать взгляд и жмурилась от яркого света. Потом попыталась вытереть выступившие слезы. Но кисть пронзила острая боль, и кто-то придержал ее руку, а затем заботливо вытер лицо. «Реджина?!» — на самом деле она смогла только подумать. Звука собственного голоса Эмма не слышала. — Все хорошо, Эмма, я здесь, все в порядке, — но ведь голос Реджины она слышит на самом деле? В следующую секунду Свон резко распахнула испуганные глаза и уставилась на Миллс. — Что ты… — говорить получалось с трудом. Рот, казалось, был набит тугой ватой, губы и язык совершенно не слушались. Она из последних сил вцепилась в Миллс другой рукой, показывая испуганными глазами на дверь. — Все нормально, не переживай, — в уголках глаз Реджины Эмма заметила слезы. Но на лице женщины мягкая улыбка. Из-за спины тренера вдруг выросла женская фигура. — Эмма, не волнуйтесь, мисс Миллс под персональной защитой офиса Генпрокурора, — Свон пыталась что-то сказать в ответ, но чувствовала, как веки наливаются противной тяжестью, а бороться со слабостью не было никаких сил. Она лишь слышала доносящиеся голоса на периферии сознания, пытаясь расслышать лишь тот единственный, который называл ее имя… — … Полная токсикологическая панель готова — в крови высокая доза рогипнола. Почти смертельная… вызывает диссоциативное расстройство и потерю памяти. Вряд ли она что-то вспомнит, — доносились до Эммы чужие голоса. — Отсчёт времени шёл на минуты. Если бы ее нашли чуть позже, мы бы сейчас разговаривали в другом месте.… Действовали наверняка. — Очень знакомая комбинация препаратов. Те же составляющие были найдены во время отравления мисс Миллс, — доктор протянула Прокурору несколько подготовленных документов. Смею предположить, что отравитель один и тот же. Состояние усугубилось тяжёлой простудой. Организм был сильно ослаблен, обезвожен и это привело к таким последствиям. — Мы уже открыли уголовное производство по фактам отравления, расследование будет проведено со всей тщательностью и в короткие сроки. Мисс Свон и мисс Миллс будут обеспечены круглосуточной охраной. Благодарю Вас, доктор, за помощь и разъяснения. Я навещу ещё раз мисс Свон, как только ей станет легче. — Спасибо Вам, мисс Мален, за то, что сделали возможным безопасное пребывание здесь Реджины, — благодарно кивнула Агнес в ответ. — Ей больше ничего не угрожает. Скоро все это закончится, а сейчас нам надо сконцентрироваться на расследовании, чтобы не подвергать опасности жизни невинных людей. Реджина почти не слышала их разговора, продолжая тихо беседовать со спящей девушкой. «Теперь все будет хорошо. Все будет хорошо. Я больше никогда тебя не отпущу», — шептала Миллс, в надежде, что Эмма хотя бы может слышать ее голос. Она слышала, без возможности ответить. А ещё не могла уловить время — ей казалось, что оно стоит на месте. Сколько бы Эмма не пыталась открыть глаза, вокруг всегда лишь ослепляющий свет и рядом Реджина.***
— …Реджина, — у нее, наконец, получилось. — Эй, привет, — Миллс улыбнулась, присела на край кровати и взяла Свон за руку, свободную от капельницы. — Что случилось, почему ты здесь, почему я здесь? — Эмма попыталась осмотреться по сторонам. — А что последнее ты помнишь? — переспросила Реджина. — Помню, как дождалась своих оценок и пошла в раздевалку, чтобы позвонить тебе, — Эмма нахмурилась, пытаясь воспроизвести дальнейшие события. — Нет, звонка не было… Тебя нашла Руби минут через сорок после того, как объявили итоговые результаты. Ты пропустила награждение. — Я… проиграла? — тихо поинтересовалась Свон. — Нет, ты заняла второе место, — улыбнулась Миллс, замечая разочарование на лице подопечной. — Эмма, у тебя была температура до начала проката? — Да, — очень тихий ответ. — Почему ты не сказала мне? — в голосе Реджины нет осуждения. — Вспомни, сколько раз нам всем приходилось выступать с температурой. Я не подумала, что это важно. И не хотела подводить тебя ещё больше, снявшись с турнира. Мне надо было собраться, выступить достойно, — оправдывалась Свон, — и не позорить твою работу. — Эмма, — Реджина глубоко вздохнула, — мне не важен результат, призовые места и медали, меня интересуешь только, как ты мне говорила — «ты — живая и здоровая». Но ещё больше мне необходимо твоё доверие. Без него мы не двинемся дальше. Я доверила тебе свою жизнь, а ты почему-то решила в ответ рискнуть своей. — Прости, прости, я просто не думала… — Не надо извиняться, ты вообще думать не должна. Это задача тренера. Твоё дело — лед. У тебя не должна болеть голова о сопутствующих вещах. Просто на будущее давай постараемся избегать подобных недомолвок. — Я собиралась сразу после проката лететь к тебе. А потом открываю глаза и вдруг вижу тебя рядом. Реджина, что со мной? Почему я не могу встать? Я почти не чувствую рук и ног. Все тело ватное… И говорить тяжело. — Руби… спасла тебя. Парники катались вслед за вами, и она первая пришла в раздевалку перед разминкой. Когда она нашла тебя ты… не дышала, и до приезда скорой она делала тебе искусственное дыхание, — Реджина говорила с трудом, и Эмме казалось, что женщина вот-вот расплачется. — Если бы не она, тебя бы просто не довезли. А когда довезли, то не сразу смогли понять, что с тобой. У тебя была очень высокая температура, сильная мышечная скованность и начались судороги. Врачи предположили менингит. И только спустя время разобрались, что это на самом деле отравление. Ты совсем ничего не помнишь? Может что-то пила или ела перед выступлением? — Нет, ничего не ела часа за два. Аппетита совсем не было. Выпила аспирин утром, но он не особо помог. А потом уже ничего не помню. Я даже выступления толком не помню… — Мы должны были предположить, что и ты можешь попасть под удар после того как не вышло со мной. Ты защищаешь меня и не исключено, что это стало причиной покушения. Я подставила тебя… ты пострадала из-за меня. Тот, кто охотился на меня, теперь добрался до тебя. — Реджина, прошу, не надо. Мы уже говорили с тобой на эту тему. Ты абсолютно ни в чем не виновата. И сейчас все не так однозначно. Я даже не представляю, как и когда это могло произойти, поэтому давай не будем торопиться с выводами. Расскажи мне, как ты попала сюда. А лучше просто говори, что угодно, чтобы я могла слышать твой голос. Можешь даже петь… — Эмме очень хотелось прикрыть глаза. — Мне позвонила Руби с твоего телефона, когда тебя увезла скорая, ну, а я уже позвонила Голду. Они с Фионой встретили меня в аэропорту и доставили сюда. Мы с тобой теперь под спецохраной, — Миллс улыбалась, глядя как расслабляется лицо Эммы, и опускаются веки. — У больницы дежурят полчища журналистов. Не думаю, что кто-то решится причинить нам вред под прицелами камер. А теперь поспи, милая, я побуду рядом, — Реджина и сама вымоталась за последние дни.***
Следующим нежданным для Эммы посетителем была… Лейси. — Эмма, эта не та эстафета, которую я хотела тебе передать, — заявила женщина с порога, вручив Реджине роскошный букет цветов. Свон от удивления пыталась присесть на кровати, но тело по-прежнему не слушало хозяйку, заставляя вернуться в лежачее положение. — И какую же эстафету ты собиралась мне передать? — У Эммы даже получилось улыбнуться. — Ну, к примеру, семья, двое близнецов… — начала Лейси. — Хороший план. Я как раз сейчас работаю над ним, — невозмутимо ответила Свон. Ответ был неожиданным, и обе женщины, стоящие рядом с кроватью, впились в нее удивлённым взглядом. А Эмма в свою очередь пристально изучала реакцию Миллс. — Сейчас у тебя только один план — ты должна лежать спокойно. Я знаю, насколько это сложно для тебя, но, увы, необходимо. И да — я в норме. Не смотри на меня, вроде я вернулась из царства Аида. Я туда даже не дошла. Но полежать пришлось. В голове ещё немного гудит, ну, а в остальном — все хорошо. Кроме шишки на затылке и украденных документов убытков нет. Женщины были несказанно рады видеть своего адвоката в хорошем расположении духа и с удовольствием слушали бодрый голос. — Мы с Умником сейчас едем на встречу с Прокурором. Кажется, ему удалось кое-что нарыть. — Что именно? — оживилась Свон, приподнимаясь на локтях. — Как только ты поправишься, получишь всю информацию, а сейчас мне даже говорить с тобой нельзя, — прошептала Лейси. Врачи не хотят к тебе никого пускать. Говорят, злой тренер не разрешает, — подмигнула она, кивая в сторону Реджины.***
— Я перемещаю нашу тренировочную в Канаду. — Реджина, погоди, не кипятись. Подумай, как скажется на сборной факт того, что ты увезёшь их лидера. — А ты продумал все последствия, если мы останемся здесь после всего? Я не собираюсь больше рисковать. Ладно бы дело касалось только меня, — фыркнула недовольно Миллс. — Реджина, теперь у вас есть охрана. Вряд ли кто-то решится. — Роберт, мы варимся в этом уже два десятка лет, и ты прекрасно знаешь, какой мерзкой бывает борьба. Не на жизнь, а насмерть, в полном смысле этого слова. Многие тренера ни перед чем не остановятся, чтобы добиться результата. Но не я. Я не собираюсь драть шкуру со Свон и загонять ее до седьмого пота. Ее здоровье на первом месте. И ты сам все прекрасно видел — даже с температурой Эмма на голову выше всех своих соперниц. — Реджина, ты же понимаешь, судьи не дураки, и никто не спустит японке недокрученный четверной на Олимпиаде. — Ей сегодня дали фору — это понятно, но Фишер увидела, на что способна Свон, когда она далеко не в лучшей своей форме. И ты не знаешь, на что пойдут японцы, чтобы пропихнуть Андо на первое место на Играх. Вплоть до подкупа судей. Все это уже проходили. Поэтому Эмма должна быть не просто лучшей — ее лидерство должно быть неоспоримым. Мы однозначно пропускаем «Skate Canada». Она не успеет восстановиться. Но на командный открытый чемпионат Японии все должны быть готовы, причём так, чтобы не оставить японцам ни малейшего шанса. — Реджина, я бы все-таки не хотел, чтобы ты увозила Эмму из Штатов. — Ты попросил меня взять Свон — и это подразумевало под собой, что я буду для нее не только тренером, но помощником и партнёром. Но я лишь привнесла в ее жизнь хаос и кучу проблем. Вместо тренировок и подготовки Эмма вынуждена заниматься спасением моей жизни и сохранением здоровья. А теперь вынуждена бороться за свою. Разве ты этого хотел? — Это называется дружба и партнёрство, Реджина… — Когда мы только начинали работать, у нас уже были сжатые сроки, а сейчас после всех созданных мной проблем — цейтнот. Ты позвал меня решать проблемы, а не создавать их. У нас практически нет произвольной программы и очень сырая короткая. Сорваны все сроки подготовки и сбиты графики. К тому же я совершенно не представляю, когда Эмма сможет выйти на лед. Мне не дают проходу журналисты и телевизионщики. Я шагу ступить не могу. О какой нормальной подготовке может идти речь? Эмма похудела на десять фунтов. Она до сих пор не может стоять, а уже неделя прошла. Мы в отчаянном положении, Роберт. Я больше не хочу, не имею права рисковать. Нам необходимо обеспечить Свон полный покой и максимальную результативность тренировок, иначе про золото на Олимпиаде можешь забыть. А вместе с ним и про командную победу. Это будет вторая проваленная сборной Олимпиада и очередной позор. — С тех пор как ты ушла, все через одно место… — тяжело вздохнул Голд. — Вспомни, как за тобой тянулась «молодёжка». Как осторожничали судьи… Теперь, что ни турнир, то споры по поводу судейских ошибок. Тяжело «тащить» команду, когда нет безоговорочного лидера. — Поэтому я и прошу у тебя дать возможность вывезти Свон и поставить нормально на «рейки». Эмма сильная. Очень. Она сможет повести за собой команду. Но в таких условиях готовиться невозможно. — Хорошо, — вздохнул Голд, — но не забывай про обязательные контракты … — Да, я все помню, этим займётся «IMG», мы на стадии подписания договора. Мы выполним все условия, отснимемся для всех рекламных компаний. Ты же знаешь — я не подведу, и сделаю со своей стороны все, что потребуется.***
— Беконом пахнет, — она по-прежнему говорила с трудом. — Хочешь кушать? — Реджина присела рядом и положила ладонь на очень бледную щеку Свон. — Нет, совсем нет. Рождество вспомнилось, даже не знаю почему. — Потому что это были последние спокойные дни для тебя. — Нет, просто там было хорошо… Я хочу домой. И побыстрее вернуться к тренировкам. Когда меня отпустят? — Эмма, надо немного потерпеть. Ты ещё толком вставать не можешь. Ты была с высокой температурой. А после проката сильно обезвожена, и яд очень быстро всосался в кровь. У тебя очень сильная мышечная скованность, слабость и большая потеря веса. — За это не переживай, — усмехнулась Свон, — ты же знаешь какой у меня аппетит. — Да, но ты ничего не можешь есть из-за отравления и постоянной тошноты. Как только сможешь вставать, я обещаю забрать тебя домой.***
Их разговор прервал робкий стук. Дверь тихонечко приоткрылась и в палату вошла Руби с небольшим пакетом и милым букетиком. Увидев Реджину, она застыла на пороге, не решаясь войти. — Можно? Я ненадолго. Только хотела узнать как Эмма… — оправдывалась девушка. — Проходи, пожалуйста, проходи, — Реджина быстро поднялась навстречу, приглашая Руби зайти. Посетительница сделала несколько неуверенных шагов в сторону кровати Эммы, но приблизиться не решалась с опаской глядя в сторону Миллс. — Ты пока побудь с Эммой, а я схожу за кофе, — Реджина мягко прикоснулась к руке Руби и покинула палату, оставляя девушек наедине. Как только дверь за Миллс закрылась, Руби подлетела к Свон. — Привет, милая, как ты тут? Врачи никого к тебе не пускают, мне с трудом удалось прорваться. Вот, тут бабуля передала тебе гостинцы. Я не знаю, что тебе можно, поэтому взяла всего понемногу. — Руби уселась на кресло рядом с кроватью Эммы и принялась болтать без умолку. — В общем, в сборной такой переполох. Все на ушах после твоего выступления. Девчонки говорят, что Фишер едва не лупила Андо в раздевалке после твоего выступления в произвольной. — Я даже не помню, как откаталась. — Ещё бы с такой температурой. Слушай, а Королева… она вообще как? Не сильно тебя напрягает? — опасливо шептала Руби. — А то я с перепугу набрала ее на твоём телефоне, когда тебя скорая увезла. — Ты все сделала правильно, Рубс. Я даже не знаю, как тебя благодарить, — тихо шептала Эмма, сжимая руку девушки. — Ой, да ладно, не хватало, чтобы ты ещё коньки там отбросила, — рассмеялась Лукас и Эмма вслед за ней, после того как до них дошёл смысл сказанного. — А что мне Бабуля передала? — заинтересовалась Эмма содержимым пакета. — Давай посмотрим, — Руби начала доставать заботливо упакованные наборы с едой. — Так, вот тут у нас твой любимый черничный пирог. А ещё домашние круассаны с яблоками. И пончики с шоколадной крошкой. Эмма чуть прикрыла глаза и облизнулась. — Ты только скажи и Бабуля приготовит, что пожелаешь. — Руби, пожалуйста, не могла бы ты выглянуть в коридор. Реджины долго нет, я переживаю. — Да, конечно, — Лукас тихонечко приоткрыла дверь. Миллс стояла у окна со стаканчиком горячего кофе, не желая нарушать уединение девушек, отдавая дань тому, что сделала Руби. Ее радовало, что Эмма потихоньку возвращалась к нормальному режиму и общению. — Кофе пьёт у окна, не хочет нам мешать. — Почему ее прозвали Злой Королевой? — поинтересовалась Свон. — Если честно, я не знаю, — пожала плечами Лукас. Когда я пришла в сборную, ее уже так называли. Реджина всегда была над всеми — гордая и неприступная. Девчонки страшно завидовали, потому что за ней увивались все парни. А она даже не смотрела в их сторону. Говорили, что она просто адски горяча и кого угодно сведёт с ума. Ходили слухи, что Королева спала с самим Голдом, поэтому у нее всегда были преференции в Федерации, и она запросто решала любые вопросы. — Реджина не такая… — Я уже это поняла. Она торчит с тобой в больнице безвылазно уже неделю. Ты не представляешь, что творится вокруг, но ни один журналист не смог проникнуть и потревожить тебя. Миллс позаботилась обо всем. Она — Королева, бесспорно, но уж точно не ЗЛАЯ. И она… молодец. С Фишер даже сравнивать не хочу. — На этот раз мне повезло, Руби, чертовски повезло. — Я могла бы представить, что Реджина окажется хорошим тренером. Она все-таки выдающаяся фигуристка. Но я никогда не могла предположить, что она окажется таким преданным другом, готовым жертвовать всем ради другого человека. Так что ты в надёжных руках, подруга. Выздоравливай, набирайся сил и возвращайся в строй. Не буду тебя задерживать и раздражать Королеву долгим присутствием, — Руби быстро наклонилась и поцеловала Свон в щеку, оставляя на бледной коже большой отпечаток яркой помады. — Спасибо, Руби. Большое. За все. И Бабуле передавай мои наилучшие пожелания, — Эмма улыбнулась на прощание и даже смогла немного помахать рукой.***
— Руби! — Реджина едва успела остановить стремительно удаляющуюся к лифту фигуру. — Мисс Миллс… — замялась Лукас. — Реджина. Пожалуйста, — женщина неспешно приблизилась и, подойдя достаточно близко, нервно разминала пальцы. — Я… не знаю даже как благодарить тебя. Это счастье, что ты оказалась рядом в такой момент, — Миллс медленно подняла на Руби глаза, полные слез. Лукас замерла, совсем не ожидая подобного поведения Королевы. — Эмма… Мне очень дорога. И я с трудом представляю, что могла потерять ее, — Руби была не готова к таким признаниям и совсем растерялась, — я всегда буду помнить, что ты сделала для нас. И если тебе что-то понадобится мы будем рядом и готовы помочь. Лукас, наконец, собралась с силами, после неожиданных слов. — Я рада, что так сложилось, и, надеюсь, теперь все будет хорошо. Я принесла Эмме гостинцев и хотела бы, чтобы и Вы немного набрались сил. На одном кофе долго не протянуть, — улыбнулась Руби. — Выздоравливайте и возвращайтесь на лед. Публика жаждет видеть своего белокурого Утёнка, — Лукас попрощалась и шагнула в лифт, оставляя заинтригованную Миллс наедине с размышлениями.