***
Через три дня шесть сильнейших сборных мира в рейтинге International Skating Union (Международного союза конькобежцев) вступили в борьбу за главный трофей Командного Чемпионата Мира на «Japan Open». Турнир проводится раз в два года — это очень ожидаемое, яркое, красочное зрелище — последний официальный старт перед Чемпионатом мира. По правилам, каждая команда состоит из восьми сильнейших фигуристов любой заявленной страны: по двое мужчин и женщин у одиночников, две спортивные пары и два танцевальных дуэта. Если любой фигурист или пара из страны, отобранной по рейтингу, решат не участвовать в турнире, то автоматически лишаются права выступать в любых шоу, показательных выступлениях и соревнованиях на весь сезон. Поэтому участие первых номеров сборных сильнейших стран в ISU World Team Trophy (Командный Чемпионат Мира) является обязательным. Спортсмены исполняют два вида программы: короткую и произвольную. Турнир быстротечный, очень динамичный — всего два дня. В первый день все участники катают короткую программу, во второй день произвольную. На отдых времени практически нет, поэтому к концу состязаний многие спортсмены выглядят предельно уставшими. По регламенту женщины всегда катаются последними. После первого турнирного дня американская команда до момента начала борьбы в короткой программе у женщин занимала третье командное место. Все с нетерпением и напряжением ожидали старта именно этого проката, рассчитывая на жёсткое противостояние между лидерами японской и американской сборной. На небольшой пресс-конференции перед началом Реджина коротко ответила на вопросы журналистов. — Мисс Миллс, Вы не заявляли четверных прыжков. Это связано с тем, что Ваша подопечная находится не совсем в оптимальной форме? — Нет необходимости включать четверные в программы. У нас достаточный запас прочности и сложности даже без них. В настоящее времени никто из женщин, кроме Эммы Свон, не выполняет стабильно эти элементы. Может лет через пять, десять кто-то предпримет попытку, пока не вижу перспектив. Но если того потребует ситуация мы готовы включить любой имеющийся у нас в арсенале, — заверила тренер. — С чем связано неудачное выступление мисс Свон на «Skate America» и пропуск «Skate Canada»? — Вы называете второе место неудачей? Я думаю, любой спортсмен мечтал бы об этом. Ну, а что касается причин — это тяжёлый грипп, из-за которого пришлось пропустить один этап Кубка мира, — Реджина не собиралась посвящать журналистов в подробности. Затем подозвала стоящего сбоку ведущего и попросила закончить пресс-конференцию, мотивируя тем, что через сорок минут начнётся прокат короткой программы, и ей необходимо быть рядом с подопечной.***
Свон как раз закончила разминку на паркете и направилась в раздевалку. Несмотря на недовольство журналистов Реджина очень кратко ответила ещё на несколько вопросов и поспешила через узкий коридор соединяющий пресс-центр и каток в сторону раздевалок. Она шла настолько быстро, насколько позволяли высокие каблуки, времени оставалось немного, а ей надо было дать Эмме несколько наставлений перед выходом на лед. — Реджина! — голос, окрикнувший ее, прозвучал совсем рядом и Миллс, погруженная в собственные мысли, инстинктивно дёрнулась и остановилась. — Робин?! — нетерпеливо выдохнула она, показывая нежелание продолжать разговор. — Извини, сейчас совсем нет времени, Свон на лед через полчаса, — она попыталась продолжить движение. — У тебя никогда нет времени, — слишком злобно выдохнул мужчина, и Реджина поняла, что неприятного диалога на этот раз не избежать. — Робин, — раздражение звенело в ней, — что ты хочешь услышать от меня? Я уже много раз давала тебе понять, что не желаю иметь с тобой ничего общего, поэтому давай не будем в очередной раз возвращаться к этой теме. Я не могу, не хочу и не буду, — Реджина видела, как нарастает гнев в его глазах, и пыталась побыстрее избавиться от навязчивого присутствия, но договорить не успела. Форестер схватил ее за обе руки, мгновенно заломив их за спину и, оторвав от земли, утащил за одну из колонн в полутёмном коридоре. От неожиданных, грубых действий у Миллс перехватило дыхание. Она даже не успела испугаться, пока в следующий момент не почувствовала себя намертво прижатой к холодной стене и грубые ладони на бёдрах. — Нет! — взвизгнула женщина, понимая, что сейчас может произойти и начала дико сопротивляться, впиваясь ногтями в кисти мужчины. Робин же в ответ схватил ее ладонью за скулы и спился едким поцелуем в плотно сжатые губы. Борьба была слишком неравной, и Реджина чувствовала, как быстро тают силы. Следующее, что она ощутила — это жуткий приступ подступающей тошноты. Подавив рвотный позыв, она из последних сил оттолкнула наглеца, удивившись, что ее действия возымели эффект. Форестера резко развернуло и отбросило на несколько шагов. А в следующее мгновение ее закрыла мужская спина, внезапно ставшая преградой между ней и нападавшим. — Вон! — Миллс узнала голос Джонса. — Мерзавец, ты совсем с ума сошёл? — Киллиан приготовился дать отпор. — Уйди пока окончательно не натворил беды. Вокруг куча народу, а ты ведёшь себя как последнее ничтожество! — Он сделал шаг вперёд, сжимая кулаки. Злобно шипя, с искажённым лицом, Форестер все-таки предпочёл удалиться, понимая, что Реджину ему сейчас не достать. Джонс немедленно развернулся к Миллс. — Мисс Миллс… — Реджина просто молча сделала небольшой шаг в его сторону. Он заметил, что женщину слегка знобило, и она с трудом дышала. Следующий ее шаг был очень неуверенным. Будучи на высоких каблуках, она с трудом держалась на ватных ногах. Джонс заметил неуверенную походку и быстро подставил руки, придерживая Миллс за предплечья и локти. — Все хорошо, я умею держать, — кивнул спортсмен. — Да, да я знаю. Спасибо, — она сглотнула и, наконец, справившись с тошнотой, смогла говорить. — Спасибо, большое спасибо. Ты спас меня, Киллиан. — Он…не сделал… — Нет, нет, он не успел, благодаря тебе, — быстро заверила женщина, робко оглядываясь по сторонам. Дышать стало чуть легче, и она попыталась привести себя в порядок. — Он… ударил Вас? — с трудом выдавил Джонс. — Он ничего не успел, — Реджина тёрла ладонью слегка затёкшие и болезненные скулы, предчувствуя, что могут появиться синяки и инстинктивно провела пальцами по губам, пытаясь стереть мерзкие прикосновения. — Пойдёмте, надо привести Вас в порядок, отдышаться, выпить воды. — Киллиан… — Реджина замялась и придержала его за локоть. — Подожди. Мне надо к Эмме, ей через несколько минут на лед. — Джонс слушал молча и грустно кивал в ответ. — Пообещай ничего не рассказывать Свон, иначе не избежать срыва выступления, — он, конечно же, все понимал. Такая информация могла вывести из равновесия любого. — Но потом… — неуверенно начал спортсмен. — Да, конечно. После выступления поговорю с ней, — пообещала Миллс. — Мисс Миллс, Вы не должны это так оставлять. Форестер — мерзкий тип. Он может продолжить свои приставания, если не найти на него управу, — пытался настаивать Джонс. — Киллиан, я займусь этим, но позже. Как только закончится турнир, обязательно вернусь к этому вопросу. — Реджина старалась поправить на себе одежду, смазанный макияж и успокоиться. Нельзя было появляться перед Свон в растрёпанном виде. Ее подопечной как никогда нужна поддержка именно перед этим стартом.***
Эмма стояла посреди небольшой комнаты в окружении ещё нескольких коллег по сборной в ожидании тренера. Реджина резко распахнула дверь и подлетела к Свон, присаживаясь на корточки. — Прости, журналисты задержали, — оправдывалась женщина, — еле оторвалась, — Реджина проверила плотность шнуровки на коньках подопечной и только тогда осмелилась поднять глаза. Эмма отметила про себя странный метнувшийся взгляд, даже успела уловить тревогу, но связала это с волнением перед ее выступлением. Потом чуть наклонилась и невесомо коснулась пальцами правой руки тренера. — Пойдём, — шепнула Реджина так, чтобы услышала только Эмма и аккуратно взяла спортсменку за локоть. Свон была почти на голову выше из-за коньков с одетой поверх лезвий защитой. Чтобы попасть на ледовую площадку, им надо было пройти через тот самый коридор, где ещё несколько минут назад Миллс боролась с Форестером. Реджина пыталась максимально абстрагироваться от происшествия и сконцентрировалась лишь на ожидаемом выступлении. А ещё через минуту она стояла у открытого бортика катка и краем глаза наблюдала, как внимательно следит за Свон, стоящая в нескольких метрах от нее Фишер. Эмма сняла защиту с коньков, отдала ее Реджине, а сама выскочила на лед, присоединившись ко второй группе разминки. Миллс не особо переживала за итоговый результат, ее больше интересовала функциональная составляющая и переносимость нагрузок. Однако этот старт давал возможность оценить готовность лидеров сборных к предстоящему Чемпионату Мира, на котором Эмме предстояло презентовать сразу две новых программы. Несмотря на то, что все специалисты хорошо знали программу Свон, спортсменка смогла покорить всех прекрасным прокатом, получив 80,65 баллов, побив тем самым рекорд, установленный Андо 79,21 год назад. Из шести фигуристок заявленных во второй группе Эмма каталась третьей, японка пятой. В итоге Андо не смогла справиться с нервами и сорвала не только четверной тулуп и тройной аксель, но и основной каскад — тройной лутц — тройной тулуп, оказавшись после короткой программы на третьем месте, пропустив на второе канадскую фигуристку. Эмме же удалось абсолютно все — три чисто исполненных каскада и безупречный тройной аксель в середине программы. Зрители были в восторге, стоя аплодируя американской чемпионке. Реджина, сославшись на занятость, отказалась от комментариев, отправив на пресс-конференцию помощника. А на произвольный прокат заявила пять каскадов и четверной сальхов. Внимание практически всех спортивных СМИ и специалистов было приковано к Эмме Свон, поскольку все понимали, что вряд ли кому-то удастся обойти ее в итоговом личном протоколе. Свон не разочаровала восторженную публику, в очередной раз поразив специалистов блестящим выступлением. Многооборотный прыжок, чисто исполненный Эммой, был впервые подтверждённым четверным сальховом, исполненным на официальном турнире женщин, не только в этом сезоне, но и вообще в мире. Благодаря победе Свон и удачному выступлению спортивных пар, занявших на пьедестале два первых места, американской сборной удалось выиграть Командный Чемпионат Мира. И это была первая значимая победа сборной за последние несколько сезонов. Специалисты вновь заговорили о возвращении американцев в элиту мирового фигурного катания. А вот японская команда из-за провального выступления Мики Андо неожиданно очутилась на третьем месте, уступив второе канадцам.***
Чтобы избежать чрезмерного внимания, общения и не подвергать Эмму излишней эмоциональной нагрузке, Реджина решила улететь домой раньше остальной сборной. А ещё это избавляло ее от необходимости пересекаться в полете с Робином. Они вернулись тихо, незаметно, без радостной суматохи встреч и восторгов, тем самым оградив себя от множества интервью и контактов. Свон отдала все силы борьбе и выглядела устало, несмотря на приподнятое настроение. Через час после посадки на борт Эмма плотно пообедала и мирно засопела у тренера на плече. Почувствовав спокойное дыхание, Реджина, наконец, немного успокоилась. Но заснуть во время полёта все равно не получилось. Мысли крутились в голове как гудящий пчелиный рой. Она старалась не думать о том, что произошло в тёмном коридоре. Потом пыталась придумать, как сказать обо всем Эмме и решить, что делать с этими приставаниями дальше. Ей так не хотелось портить удовольствие и радость от победы и установленного рекорда. — У тебя все получилось, Эмма, — не уставала хвалить Миллс. — Поэтому я хочу, чтобы ближайшие несколько дней ты посвятила полноценному отдыху, избегая тяжёлых нагрузок. Максимум лёгкая пробежка, чтобы мышцы вернули эластичность. Надо сбросить напряжение. — Тебе тоже, — не удержалась Свон, но Реджина лишь опустила глаза. — Ты в порядке? — Эмма забеспокоилась. — Что происходит? Ты сама не своя. — Несмотря на обещание данное Джонсу Реджина так и не нашла времени, возможности, а скорее просто не набралась духу рассказать о происшествии, продолжая убеждать себя в том, что попросту не было подходящего момента. Как бы Миллс не старалась избегать Форестера, она понимала, что тот не прекратит настойчивых попыток добиться ее. — Просто вымоталась немного. — Когда я очень устаю, тоже не могу уснуть, — Эмма продолжала разглядывать уставшее лицо тренера. — Скоро уже будем дома, и ты сможешь хорошенько отдохнуть. Набраться сил. И ты опять ничего не ешь. — Свон хмурилась, кивая на нетронутую тарелку с обедом. Реджина виновато улыбнулась в ответ. — Не хочется…***
Горячий душ и домашняя еда не приносят облегчения. Уставшая от изматывающего марафона Эмма засыпает почти мгновенно. Ее спокойное дыхание и уютные объятия дарят успокоение, но окончательно расслабиться не получается. Сон никак не приходит. И Реджина вновь продолжает успокаивать себя тем, что просто не нашлось сил рассказать о случившемся.***
Говорят, никогда нельзя сравнивать, но мозг делает это независимо от наших желаний. Она все ещё помнит, воспоминания свежи. Слишком мало времени прошло. И слишком долго продолжалось, перед тем как резко оборвалось. У нее уже был человек, который готов был дарить тепло. Который обнимал, прикасался, и всегда был рядом. Всегда. Рядом. Почти два десятка лет. Реджина все ещё помнит его руки на своей талии, руках, ногах, бёдрах. Они могли слегка придерживать, или крепко сжимать, ловили после подбросов и не давали упасть после нелепых ошибок. В какой-то момент все изменилось, и его прикосновения стали приобретать черты ещё чего-то. Реджина не сопротивлялась и не отвергала. Это казалось правильным, естественным, не вызывающим дискомфорта и отторжения. Ну, а как могло быть иначе? Они так давно вместе и его руки она знает даже лучше чем свои. Когда он сделал ей предложение, она практически сразу же согласилась, не представляя никаких других вариантов. Тем более это давало, наконец, желанную самостоятельность, хоть частичное, но избавление от постоянного вмешательства матери в ее жизнь. — Любовь, чувства — это слабость, ничего не стоящая ерунда, — уверяла ее Кора. — Женщина, наделённая таким красивым лицом и совершенным телом, должна умело распорядиться дарами природы, использовать это как инструмент и оружие, добиваясь высокого положения и статуса. Реджине была противна даже мысль о том, что она будет играть роль красивой куклы при богатом негодяе. Кора Миллс, напротив, не видела в этом ничего предосудительного, пробивала себе дорогу, пользуясь именем знаменитой и красивой дочери. Она таскала Реджину на многочисленные светские приёмы и закрытые вечеринки, на которых девушка подвергалась постоянным атакам со стороны пошлых толстосумов. Реджина понимала, что это лишь вопрос времени, когда Кора уложит ее в постель какого-нибудь нужного и влиятельного кавалера, которые вились вокруг, наперебой предлагая красавице себя в качестве спутников. Секс Кора учила использовать как исключительное оружие только в необходимых случаях, успев при этом объяснить дочери, что такие вещи как чувства и удовольствие от ласк и процесса для женщины не имеют значения и невозможны в принципе. — В постели самое главное — это удовольствие мужчины, — твердила ей мать. Брак казался Реджине избавлением от назойливых ухаживаний и мерзких предложений, крутившихся вокруг нее хищников. Дэниель по-настоящему любил ее и боготворил. С ним было хорошо, спокойно и комфортно. Он был внимателен, ласков и нежен, но прошло немало времени, прежде чем ее телу удалось почувствовать что-то действительно приятное. Он обнимал уютно, правильно, привычно… Но его прикосновения никогда не вызывали дрожи и невесомого трепета, когда ты чувствуешь как подгибаются колени просто от желания взять за руку и не отпускать…***
Пытаясь погрузить в сон, она думает о том, что у Эммы всегда получается обнимать как-то по-особенному, по-своему, но именно так как надо Реджине в этот момент. В зависимости от обстоятельств и часто без всякого подтекста. Обычные объятия, но Эмма всегда знает, когда и как. Мягко прикоснуться или сжать покрепче. С самого первого дня их прикосновения иные. Они желанны и ожидаемы. Не пугают даже мысли о подобном и любые последствия, которые могли бы последовать за этой ситуацией. И результат этих объятий всегда одинаков — Реджина растворяется в них, забывается, успокаивается и согревается, потому что это не просто прикосновения к телу — это касания к душе и сердцу. Это что-то совершенно иное, новое, глубокое. Интимное. У Реджины не было слишком большого опыта отношений. Дэниель был ее первым и единственным партнёром. Во всех смыслах. А учитывая произошедшую несколько лет назад трагедию последние два года у нее не было вообще никаких отношений. Но, несмотря на неуверенность и неоднозначность Миллс решила сделать так, как всегда поступала в подобных ситуациях — она доверилась собственным ощущениям, чувствам. Своему тренированному телу, которое никогда не подводило. А ещё она полностью доверилась Эмме, будучи уверенной, что ее не предадут. С Эммой можно было говорить, обо всем. Не боясь насмешек и осуждения в ответ. Реджина, наконец, могла быть откровенной, делиться даже тем, в чем боялась признаться самой себе. Не было смысла хранить тайны, прятать желания и мечты — теперь они могли стать реальностью, воплотиться в жизнь. — Если тебе что-то нравится, Реджина, если ты по-настоящему этого хочешь, значит, для тебя это правильно и так должно быть. Прекрати сомневаться, просто сделай это, возьми это, — настаивала Свон. Реджина больше была не в силах сопротивляться или отказывать себе. И эта мысль, это желание, понимание раскрывшейся перед ней в одно мгновение возможности полностью поглотили разум. И как только пришло это осознание, женщина почувствовала себя по-настоящему счастливой. Перед тем как заснуть они часто просто лежали и молча смотрели друг на друга. Эмма по-детски улыбалась, глядя на нее своими огромными зелёными глазами, а потом обязательно тянулась за поцелуем. Она обожала ее губы, и Реджина наслаждалась этим обожанием, пока Эмма медленно изучала каждый их сантиметр. Каким же будоражащим и сладостным было ожидание этих пока ещё нечастых и не совсем полных моментов близости. Трезво мыслить в такие мгновения не получалось. Но одно Реджина успела осознать — она всегда мечтала об этом удивительном и невесомом чувстве, когда ты так важен и нужен кому-то. С появлением Эммы все стало по-другому. Совсем по-другому. Чувства… Мысли… Фантазии… То, чего она старалась избегать, не замечать, подавлять. Все те вещи, о которых с детства ей даже думать запрещали. А ещё у нее появились желания. Впервые ей действительно хотелось чего-то самой… Все было иным, возможно немножко, совсем чуть-чуть пугающим, но от этого не менее возбуждающим и притягательным. И всего того, что было в ее жизни до этого момента, стало мало. Чертовски мало. Она обрела свободу и посмела желать большего. Словно густой морозный воздух в горах, в котором очень мало кислорода. И чем выше ты взбираешься по склону, тем труднее дышать. А когда вдыхаешь глубоко, вместо ожидаемого наполнения получаешь головокружение, потому что в воздухе совсем не та смесь, в которой нуждается живой организм. Сейчас Реджине можно было не бояться — рядом с Эммой она могла получить столько кислорода, сколько было необходимо ее телу, ее мозгу, ее душе. Она могла вдыхать его, зарывшись в густую светлую копну, или просто уткнувшись в шею. Она могла, наконец, дышать полной грудь, чувствовать вкус жизни и желания на языке. И когда она обнимала ее, у нее действительно кружилась голова и земля уходила из-под ног. Но не потому что не хватало кислорода, а потому что хотелось ещё… И ещё. Не получалось надышаться. Потому что никогда раньше она не чувствовала, что обычное прикосновения или объятия могут дарить такое. Эта близость делала ее по-настоящему свободной. От запретов и ограничений, когда она вдруг поняла, что нет ничего предосудительного в желаниях, какими бы хорошими или плохими они не казались окружающим. Реджина думала о том, что полжизни была звездой, перед ней преклонялся весь мир, а она жила в тисках и клещах, загнанная в рамки ледяной площадки. Но теперь рядом с ней, между ними больше никогда не будет Коры, она больше не сможет влиять на ее жизнь. Эмма добилась этого для нее. Реджина цеплялась за нее, нуждалась в ней, хотела ее, и ничто не могло больше этому помешать или изменить. Она желала принадлежать ей, той единственной, которая одна на всем белом свете понимала, в чем нуждается Реджина Миллс и только она одна была способна дать ей это. Всю жизнь мать сдерживала любое проявление ее эмоций, внушала, что поступать надо правильно. «Это твоя жизнь и только ты будешь теперь решать, как поступить. Свобода — это когда у тебя есть выбор». — Эмма дала ей силу и возможность осознать. Реджина так и поступила — это ее жизнь, ее чувства, ее выбор и ее … Эмма. Когда девушка крепко засыпала, Миллс позволяла себе дотрагиваться до оголённых участков ее кожи. Не было сил и возможности сдерживать себя, от возникающего, почти болезненного желания и необходимости прикоснуться. До ломки в суставах. Она медленно гладила подушечками пальцев обнажённые плечи, красиво очерченные обтягивающей майкой, и тихо переплетала их ноги, поглаживая лодыжкой Эммину голень. Она изучала свои ощущения, привыкала к тому новому, что говорило ее тело. Реджине почти никогда не доводилось испытывать то, с чем она столкнулась аккуратно, почти интимно прикасаясь к Эмме. Это было необычное возбуждение, натяжение в каждой жилочке, до мурашек и покалывания в конечностях. Она была рада возможности наслаждаться всем этим неспешно, собирая по крупицам моменты познания нового, приятно скапливающегося ожидания. Она хотела, чтобы все было просто. Но любовь не даётся «просто». Отношения никогда не бывают простыми. Ей за все приходилось бороться, выгрызать буквально зубами, пытаясь доказать себе и всему миру, что она лучшая и больше других достойна чего-либо. Реджина любила лед, но ненавидела холод. А Эмма была тёплой. Горячей. И это было именно то тепло, в котором женщина отчаянно нуждалась. А ещё Эмма была свободной. Словно Белый Лебедь из чудесной сказки, чей образ выбрала Реджина для девушки, она была, вольной, прекрасной птицей, и, не задумываясь, разделила все самое лучшее с Миллс. С Эммой не получится «просто» — Реджина понимала это. И не потому что они находились в безумном, враждебном, конкурентном мире спорта, отнимающим все время и силы, а потому что ей самой предстояло понять и разобраться в совершенно новых, до сих пор никогда не проявляющихся чувствах и эмоциях. Ей предстояло разобраться в себе, понять, что чувствует она и ее тело на самом деле, чего она хочет от себя и от Эммы Свон, прежде, чем это станет чем-то таким, что сможет ранить. Реджина понимала — это не выбор. Это возможность, готовность. И вопрос не в правильности, вопрос исключительно в ее ощущениях и хотениях. Сложность состояла не в необходимости принятия решения, а в том, что она чувствовала себя не совсем уверенно, вернее совсем неуверенно в вопросах, касающихся, скажем, более глубоких, интимных отношений. Конечно, Миллс понимала, что ей не пятнадцать, да и Эмме тоже. Но у нее за плечами лишь годы отношений и брака с одним партнёром, причём иного пола, а вот про опыт Эммы она не знала совсем ничего. Поэтому иногда позволяла себе пофантазировать о том, что неплохо бы было, если бы Эмма имела опыт общения с девушками. У них пока не было достаточно моментов близости для того чтобы заняться изучением этого вопроса. Но Реджина была благодарна Свон за терпение, сдержанность и неторопливость. Эмма предоставила ей право двигаться в том темпе, который давал возможность понять, прочувствовать, осознать. Эмма была тактична, аккуратна, а ещё соблазнительно красива, и привлекательна. — Твоё тело лучше тебя знает, что ему необходимо. Но если ты хочешь что-то спросить меня, пожалуйста, не стесняйся, — просила Свон. — Если с кем-то и говорить об этом, то со мной, если ты, конечно, планируешь заниматься этим именно со мной, — шутила Эмма. — А ещё можно посмотреть какой-нибудь фильм… В конце концов, все когда-то с чего-то начинали, — и Реджина кивала, улыбалась, благодарно обнимая в ответ.***
…Она снова на тонком льду и до нее доносится звук трескающейся ледяной корки, а потом ледяной холод сковывает тело и ее поглощает глубина, пока чужая рука крепко сжимает ее подбородок, а вторая сдавливает горло, прижимая к кровати. Она отчаянно сопротивляется, пытаясь оттолкнуть нависающее над ней огромное тело. Она слышит крик Эммы, почти плач, и голова вдруг разрывается на тысячи мелких крошечных осколков, пока тело неумолимо проваливается под лед и тьма полностью не смыкается над ней. Кто-то тянет ее наверх, она пытается вдохнуть, но лёгкие заполнены раскалённым свинцом, медленно расползающимся по венам. Последняя вспышка кошмара выбрасывает на поверхность крошечный лучик света вместе с собственным криком, который будит и ее и Эмму. — Я здесь, я здесь, все хорошо, я рядом, — Эмма сжимает в объятиях обессиленное ледяное тело, и Реджина хватается за нее боясь потонуть. — Я держу, я крепко держу, — шепчет она, — это просто сон, плохой сон. — Она целует ее слегка солёные от слез холодные щеки и Реджина почти впивается в близкие горячие губы, все ещё боясь вдыхать плотный воздух. Под утро она все-таки забывается тяжёлым сном. И просыпается полностью разбитой, с гудящей воспоминаниями ночного кошмара, головой. Эмма просыпается раньше. Умывается быстро, отказав себе даже в душе, боясь, что Реджине может опять приснится кошмар, а она не услышит из-за шума воды. — Может, все-таки расскажешь, что происходит, — интересуется Свон с выражением застывшего сожаления. Реджина глубоко вздыхает в ответ. — Совсем недавно ты говорила, что между нами все должно быть просто, без сложностей, лжи и обмана. Мы договорились ничего не скрывать друг от друга, потому что тайны делают нас бесконечно далёкими от близких людей. Это твои слова, Реджина. Мы часто говорим с тобой об очень откровенных, интимных вещах, так что такого ты не можешь рассказать… — Эмма смотрит с досадой и сожалением. — Или в очередной раз пытаешься что-то скрыть, чтобы защитить от проблем? Так мы никуда не придём, — она качает головой. — Либо движемся по дуге вперёд, либо продолжаем вычерчивать замкнутую восьмёрку и бегать, как белочки в колесе. В итоге — вернёмся в ту же точку, с которой начинали. А я хочу двигаться вперёд, — Эмма выжидающе смотрит в потухшие тёмные глаза. — Хорошо… Пожалуйста, дай мне минутку, — устало отвечает Миллс, — мне нужен душ, — она скрывается за дверями ванной, а Эмма, пытаясь избежать повисшей в комнате тишины включает телевизор…***
Закончив с водными процедурами, Реджина стояла перед зеркалом, проверяя наличие синяков на скулах после стычки с Форестером. Тихий стук отвлекает ее от невесёлого занятия. — Ещё секундочку, уже выхожу. — Реджина, — голос Эммы из-за двери звучит странно, — ты должна это видеть. Она мгновенно выскакивает из ванной, запахивая на ходу полотенце. — Это по всем каналам… — Эмма кивает в сторону экрана. — … Вместо радостной встречи своих героев на родине, болельщики вынуждены испить горькую чашу разочарования. Не было бы так обидно, если бы спортсмены уступили в упорной борьбе, но подобная ситуация привела к тому, что вся сборная будет лишена приза, зачётных баллов и дисквалифицирована, покрыв себя позором. Вместо ожидаемого триумфа результатом, скорее всего, будет потеря второй путёвки на Чемпионат мира в каждой дисциплине… — Господи, что стряслось, пока они летели? — нахмурилась Реджина. — Тест Руби на допинг оказался положительным, — недоуменно бормотала Свон. — Вся сборная дисквалифицирована. — Что? — глаза Миллс расширились от удивления.***
Все ожидали прибытия команды в аэропорт, чтобы в забитом до отказа пресс-центре получить первые комментарии от главы Федерации. И Миллс хорошо представляла, что произойдёт дальше. — Ну, уж нет, этому не бывать! — выпалила она и быстро скрылась за дверью спальни. Эмма нервно меряла шагами комнату. Казалась, все замерло в ожидании надвигающейся бури. Минут через двадцать Реджина стояла перед Свон в полной боевой готовности — в строгом деловом ансамбле — шикарном обтягивающем чёрном платье с вызывающим декольте, сверху темно красный пиджак, подчёркивающий стройную талию и неизменно высокий каблук на идеальных ногах. Все необходимые атрибуты для подчинения и удовлетворения требовательной журналистской публики, включая аккуратный макияж и обаяние. — Редж… — Эмма собиралась спросить может ли она поехать с ней. — Это я должна сделать сама, иначе Голду не выстоять, — она решительно направилась к двери. — Могу я встретиться с … Руби? — неуверенно спросила Эмма. — Не думаю, что это хорошая идея. Дождись меня, пожалуйста. Надо прояснить ситуацию. Как только я вернусь, мы обязательно поговорим обо всем. — Реджина подошла к Свон и мягко прикоснулась губами к щеке, тут же вытерев яркий отпечаток. — Я скоро, — улыбнулась она, — оставляя озабоченную Эмму у телевизора. Как только дверь за Реджиной закрылась, Эмма бросилась в спальню, схватила ключи от машины и, переодеваясь практически на ходу, побежала на паркинг к машине.***
Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Реджина Миллс одела на лицо заранее приготовленную ослепительную улыбку и, рванув на себя тяжёлую дверь, почти ворвалась в пресс-холл. Изголодавшаяся стая пишущих псов, свирепо рвавшая на куски Роберта Голда, на мгновение замерла, и лишь секунды спустя направила все свои камеры и микрофоны в сторону неожиданной гостьи. Сверкнув глазами и одарив присутствующих тёплой улыбкой, Реджина произнесла как можно громче, отвлекая внимание вспышек на себя: — Извините, я опоздала!