В лунном свете Я вижу твои томные глаза. Смогла бы ты полюбить такого, как я? И ты была права: Когда я вошел в твой дом, То знал, что не захочу его покидать. Иногда я чувствую себя сильным, Иногда — испуганным и замерзшим, Иногда я плачу. Но когда я увидел тебя, То знал, что если ты будешь освещать мои ночи, То я справлюсь. «Кожа и кружево» Стиви Никс [в подстрочнике переводчика]
Аэропорт Мобила Воскресенье, 7 марта 9:46 Пока они ехали до аэропорта, Скалли не произнесла ни слова. «Но не так, как в прошлый раз», — думал Малдер. Не так, как во время гробового молчания поездки в Балтимор — страшной, замкнутой тишины, каждый момент которой приносил боль. Сегодняшнее молчание было больше похоже на тихую расслабленность после секса. Чем оно, разумеется, и являлось. Утром они проснулись, обнявшись, и вновь занялись любовью — медленно, лениво, пользуясь возможностью видеть все при свете дня, уже начинающего проникать сквозь шторы, нежно лаская, тихо шепча и постепенно достигнув оргазма, глядя друг другу в глаза. Три раза за одну ночь, а они уже действовали так же легко и умело, как старые любовники. А что бы получилось, будь у них еще несколько дней? Или неделя? Или целая жизнь? Малдер покачал головой. «Об этом пока рано говорить, — подумал он. — Крайчек на свободе, а значит, она в опасности». «Даже если бы не это, я бы все равно не знал, как поступить. Жениться? Тогда навеки потеряешь ее как напарника. Да и в Бюро этого никогда не допустят. А значит — никаких Секретных материалов и даже совместного сидения в общем офисе, ничего. Она работает в одном месте, ты — в другом, как и положено». «Но подумай только, что стало бы тебе наградой…» «Не стоит спешить, — сказал себе Малдер. — Надо решать задачи постепенно. И первоочередная из них — довезти ее до аэропорта, а потом уже придумать, как спастись от тобой же инициированной невыносимой разлуки». Покинув Мобил, они вернулись в Дафни, чтобы собрать вещи и выписаться из отеля. Нет никаких сомнений, что Глассман уже удрал, чтобы успеть поговорить с Рольфом до ее приезда, мрачно сказала Скалли. С горькой усмешкой Малдер заметил, что, описывая перестрелку, местная газета упомянула только Глассмана. Кто бы сомневался. Не то чтобы Малдер так горел желанием общаться с прессой: он ценил тот факт, что ему до сих пор более-менее удавалось оставаться в тени, и отнюдь не хотел превратиться в агента, который известен тем, что общается с желтой прессой. На пути в аэропорт они еще раз заехали в полицейский департамент Дафни, чтобы Скалли смогла попрощаться с Маком и вручить ему пончики в шоколадной глазури. — Ужасно, что нам довелось повстречаться при таких обстоятельствах, — сказал им Мак, — но, знайте, я буду очень рад, если смогу кому-нибудь из вас помочь. Обращайтесь в любое время. Скалли, к большому удивлению Малдера, чмокнула офицера в щеку, чем вызвала на его лице необычайное оживление, сопровождавшееся появлением пунцового румянца. После чего последовала молчаливая поездка в аэропорт. Когда они добрались до места, оказалось, что там почти пусто. У Скалли не было оружия, поэтому она быстро прошла очередь за билетами. Малдер понимал, что ей все равно будет не по себе без пистолета. Так бы чувствовал себя любой полицейский — с ПТСР или без него. Малдер решил подождать вместе с ней у посадочных ворот. Обычно он высаживал ее перед терминалом и уезжал, разумно предполагая, что если она опоздает на самолет, то позвонит. Но в этот раз он остался со Скалли, добровольно переключив на себя все внимание охраны в ходе процедуры по сдаче оружия, которую он ненавидел еще больше, чем ненавидела ее Скалли. И все ради того, чтобы молча, сжав ее руку в своей, посидеть вместе с напарницей, ожидая, когда объявят посадку на ее рейс. Что произошло совсем скоро — слишком скоро. Скалли поднялась, подхватив свою ручную кладь, и повернулась лицом к напарнику. — Малдер… — заговорила она, но запнулась, не в состоянии сдерживать подступивший к горлу ком. — Шшш… — прошептал он и впервые за многие годы, не стесняясь окружающих, обнял ее и погладил по спине. Они долго стояли так, не обращая внимания на взгляды пассажиров, пока не истекли последние минуты. «Заканчивается посадка на рейс 1103 авиакомпании „Дельта“ до Атланты и Вашингтона. Ворота номер один, — объявили в громкоговоритель. — Все пассажиры рейса „Дельта“ 1103, просьба пройти на посадку. Заканчивается посадка…» — Пора идти, — сказала Скалли, отступив на шаг и тыльной стороной ладони вытерев слезы. — Опоздаю на самолет. — Хорошо, — ответил Малдер и, наклонившись, поцеловал ее — вдумчиво, медленно, нежно, не отрываясь от ее губ до той самой минуты, когда стюардесса нетерпеливо кашлянула, и он понял, что пришло время отпустить Скалли. Она с грустной улыбкой отошла от него и встала в конце стремительно исчезающей в самолете очереди, но напоследок снова обернулась к напарнику. — Малдер? — окликнула она. — Да? — Не дашь мне свой номер телефона? Его губы расползлись в улыбке. — Ну да, — ответил он, — конечно. Вытащив из кармана визитку, Малдер нацарапал на обратной стороне свой номер и протянул напарнице, быстро наклонившись и поцеловав ее пальцы. — Увидимся, Скалли, — с улыбкой сказал он. — Я люблю тебя, — произнесла она и сразу же покраснела. Малдер понимал, что она не хотела говорить это вслух, у всех на виду. Но слабая улыбка на губах Скалли дала ему понять, что она больше не хочет притворяться, прятаться от самой себя или кого-либо еще. И он тоже. Больше никогда. Мы наконец-то нашли свою Истину. И теперь она действительно рядом. — И я люблю тебя, Дана, — тихо ответил он. — Всегда любил. Она снова улыбнулась и шагнула в проход. Скалли была последним пассажиром; двери за ней захлопнулись, и она исчезла. Малдер долго стоял на месте, не понимая, как доживет до того момента, когда увидит ее вновь.***
Отделение ФБР в Бирмингеме Понедельник, 8 марта 15:25 — О, не иначе как блудный сын вернулся! — поприветствовал зашедшего к нему в офис Малдера Прескотт. — Притча о блудном сыне — христианская, сэр, а я не христианин, — парировал Малдер, сев в кресло. — В любом случае, это не про меня. Я пришел не для того, чтобы признаться, что «расточил имение свое, живя распутно» (1). — Слышал, слышал, — с ухмылкой заметил Прескотт, усевшись напротив агента. — Придется отчитываться перед комиссией, умник из Оксфорда? — И, скорее всего, перед большим жюри округа Болдуин, — добавил Малдер. — Но меня это не слишком волнует. Выстрел был совершенно оправдан, сэр. — Черт, Малдер, да я в этом с самого начала нисколько не сомневался, — заверил его Прескотт. — Значит, взял парня? — Мы взяли, — кивнул Малдер. — И в ближайшее время он от нас никуда не денется. — Кто это «мы»? — Сэр? — Малдер был сбит с толку. — Что за «мы»? Ты сказал «мы его взяли». Половина этих «мы» — очевидно, ты, а кто вторая? — Специальный агент Дана Скалли из БАНСП, — ответил Малдер, помедлив. Его самого удивило, как приятно и в то же время болезненно было произносить ее имя вслух. — Скалли, вот как? Не она ли была твоей напарницей в Вашингтоне? — спросил Прескотт с напускным равнодушием, которое сразу насторожило Малдера. — Да, сэр, она, но вы, кажется, уже об этом знаете, — сказал он. — В чем дело, сэр? Почему у меня такое ощущение, как будто меня подставили? Прескотт покачал головой. — Ничего подобного. Уж я-то тебя точно не подставлял, — сказал он с нехарактерной для себя серьезностью. — Ну конечно, черт возьми, я знаю, с кем ты работал до переезда сюда. Это ж в твоем деле написано. Да и тяжело было бы упустить такое из виду. Но я понятия не имел, что она тоже работает над этим делом. Узнал только на следующий день после твоего отъезда в Мобил. — И кто вам сказал? — Скиннер, — ответил Прескотт, намеренно проигнорировал излишнюю резкость в голосе Малдера и полное пренебрежение протоколом. Спустив ноги со стола, начальник сел ровно. — Хотя тогда по телефону я сказал тебе, что это не так, Малдер, но у меня самого тоже возникли вопросы по поводу твоего назначения. Я позвонил Скиннеру и потребовал, чтобы он выкладывал все начистоту. — И что же он сказал? — нерешительно спросил Малдер. — Что назначил тебя на это дело, потому что, во-первых, был уверен, что (ты) его раскроешь, а во-вторых — потому что уже отправил туда агента Скалли. Заявил, что вам двоим лучше поработать вместе еще какое-то время. — Прескотт положил локти на стол и соединил кончики пальцев. — Насколько я понял, он волновался о ней и решил, что ты сможешь ее подбодрить, вернуть немного уверенности в себе. Что ты, по-видимому, и сделал. Малдер промолчал. — Ничего не хочешь мне рассказать, Малдер? — спросил Прескотт с неожиданной мягкостью в голосе. Малдер покачал головой. — Нет, сэр, — ответил он. — Если вы не станете настаивать. — Ну, все равно это не мое дело, — заметил Прескотт, облокотившись на спинку кресла. — Только одно, — добавил Малдер. — Я думаю, в Мобиле по-прежнему остается проблема, требующая внимания ФБР. — Ну да, сибирская язва, — сказал Прескотт. — Это, безусловно, тревожно. Что скажешь? — Честно говоря, сэр, не знаю, — признался Малдер. — Нет никаких сомнений, что это сибирская язва и налицо связь с армейским резервом. То, что двое из жертв случайно принимали одни и те же препараты, практически невероятно, точнее — невозможно. Если принять на веру, что Ли действительно совершал хаотичные убийства. — Хочешь сказать, что это не так? Малдер снова покачал головой. — Так. Несомненно. Но возможно, убийца податлив, и умелый человек легко подтолкнет его в нужном направлении и заставит убить конкретную жертву. В этом смысле он как хищная птица. У него есть инстинкты убийцы, но он «приручен» и поэтому атакует в основном тех, кого ему велят. Прескотт минуту внимательно смотрел на агента, а потом взял карандаш и в задумчивости стал постукивать им по кожаной обложке блокнота. — И ты когда-нибудь слышал о таком типе убийц? Сталкивался с ними? — наконец спросил он. — Нет, сэр, — ответил Малдер. — Наемный убийца — обычно профессионал, и в его действиях нет ничего хаотичного. Он не действует под влиянием ярости и не допускает оплошностей. Мафиози никогда не теряют самообладания, а если и прибегают к особо жестоким или массовым убийствам, то на то у них есть причина — например, напугать кого-то или отомстить. Но маньяки обычно не поддаются уговорам и считают любого, кто осмелится к ним приблизиться, врагом. — И насколько такой сценарий правдоподобен? — В литературе не описано ничего, что заставило бы меня поверить в полную невозможность существования такого психологического типа. Я думаю, это более чем вероятно. И что эту ситуацию с сибирской язвой нужно держать на контроле. — Это район Мобила, Малдер, а не наш, — сказал Прескотт. — Они уже этим занимаются, и ЦКЗ тоже. Но, насколько я знаю, Ли все еще твой подозреваемый. Работай над этим делом, когда сможешь, выясни все, что получится, но не в ущерб основным обязанностям. Субъект в больнице, под стражей. Как ты сам верно заметил, он никуда не денется. Ясно? — Да, сэр, — сказал Малдер. — Это все? — Слышал, в лаборатории закончили заниматься твоим оружием, — добавил Прескотт. — Его пришлют завтра курьером. У тебя есть какая-нибудь замена на это время? — Неофициальная, — уклончиво ответил Малдер, и Прескотт ухмыльнулся, кивнув. Пускай: он и сам всегда имел при себе личное оружие. — Отлично, — сказал начальник. — Возьми выходной на сегодня. Езжай домой, отдохни. Судя по всему, ты мало спал последнее время. Малдер бросил резкий взгляд на Прескотта, но тот, кажется, говорил без сарказма. — Да, я немного устал, — признал агент. «Это правда», — подумал он. Устал по многим причинам: в частности, благодаря той ночи, что провел, занимаясь любовью с Даной Скалли на широкой постели в отеле Мобила. Но главной причиной было другое: Малдер не знал, сколько времени пройдет, прежде чем ему удастся вновь обнять ее. Если удастся вообще. — Тогда я поеду домой, — сказал он, неохотно вернувшись мыслями к настоящему, и встал. — Спасибо, сэр. — Не за что, — ответил Прескотт и помахал карандашом, показывая, что Малдер может идти. — Выметайся отсюда, умник.***
Квартира Фокса Малдера 20:17 «Еще одна ночь наедине с этим чертовым телевизором, — думал Малдер. — Дом, милый дом…» Он уже распаковал вещи в своей привычной манере: побросал все, что подлежало стирке, в корзину для белья, свалил костюмы в кучу на полу, чтобы потом отвезти в химчистку, и швырнул все остальное, не разбирая, на столик в ванной. Малдер принял душ, вытащил сдохших рыбок из аквариума, заказал пиццу и щелкал пультом, пока не наткнулся на бейсбольный матч: «Чикаго Кабс» против «Атланта Брэйвз». На обе команды ему было в равной степени наплевать. Но бейсбол был лишь фоном для его мыслей, неустанно мечущихся между все еще неразрешенными загадками дела и воспоминаниями о двух ночах, проведенных в объятиях единственной женщины, которую он любил настолько, что искренне считал спустившимся на землю ангелом. «Я уже забыл, каково это — быть совсем одному, — думал Малдер. — Почему-то это неизбежное следствие моего благородного самопожертвования уже не так меня устраивает, как неделю назад. Как жаль, что у меня сейчас нет интересного дела, жаль, что она не со мной, жаль, что я ждал семь лет, чтобы впервые заняться с ней любовью…» «Жаль, что я не знаю способа вернуться к ней, обратно в Вашингтон…» Матч прервали из-за плохой погоды. Сколько он уже глядит на сидящих на скамейке запасных парней, печально смотрящих на капли дождя? «Господи, Малдер, — сказал он себе, — так ты скоро совсем спятишь». И вдруг зазвонил телефон. Малдер сначала подумал, что это Прескотт хочет все-таки вызвать его на работу, и решил не брать трубку, пока не вспомнил… Он ведь дал ей свой номер. Быстро, чуть не перевернув столик, он бросился к телефону и схватил трубку с такой стремительностью, что скинул аппарат на пол. — Алло? — сказал он. Сердце колотилось так, что отдавало в ушах. — Малдер, это я. Да, это она, подумал он, и его губы расползлись в широкой улыбке. Удивительно, всего три слова, а оказывают на него такое воздействие. Никому бы и в голову не пришло, что в жизни человека может быть кто-то, из чьих уст простая фраза «Это я» звучит как приветствие. Одна из пяти миллиардов. Единственная. — Привет, Скалли, как дела? — спросил он, устраиваясь на диване.***
— Нормально. Только что вернулась домой от мамы. Пришлось взять отгул. Я просто… хотела услышать твой голос. Пауза. — Наверное, это самое приятное, что я только слышал в своей жизни. — Ну что ж, Малдер, не клади трубку. Я планирую продолжить. — Вот как? Не зачитаешь краткий анонс предстоящих удовольствий? — Нет. Пока нет. Может, когда закончу разбирать вещи. Я очень устала. — Наверное, мало спала? — Ха-ха, Малдер, очень смешно. Мне не показалось, что ты вчера сильно выспался. — Да, но больше, чем хотел. — Правда? — Правда. Бодрствовать было куда интереснее. — Да, для меня тоже. Пауза. — Господи, Скалли, я уже так скучаю по тебе. — Я тоже скучаю. Ужасно. Я рада, что есть возможность поговорить с тобой. — Черт. Я повел себя, как полный придурок. Мало того, что оставил тебя, так даже лишил возможности иногда звонить. — Ты сделал то, что считал нужным. Но теперь ведь все позади? — Едва ли. Я здесь, а ты там… — Но зато я знаю, где ты. И у меня есть твой номер. — Это так много для тебя значит? — Ты не представляешь. — Что только доказывает, каким придурком я был. — А мне казалось, ты говорил, что я веду себя, как сумасшедшая, в результате ПТСР. — Говорил. Так и есть. Но ты не сумасшедшая. — Так почему ты себя винишь за то же самое? Смешок. — Привычка. Я всегда так делаю, забыла? — Не забыла. Я все помню. — Все-все? — Нет. — Снова смех. — Только все о нас с тобой. — И… что же ты помнишь лучше всего? Тихо: — Вообще или о прошлой ночи? — Вообще и о прошлой ночи в частности. — Хм… Лучше всего я помню, как обнимала тебя после секса. — Вот оно как… Значит, лучше всего у меня получается… засыпать? — Нет, умник, я не это имела в виду. Мне продолжать или как? — Прости. Продолжай, конечно. Я буду хорошо себя вести. — Ничего себе, этот день войдет в анналы истории. — Так почему это запомнилось тебе лучше, чем мои более энергичные… попытки тебя порадовать? — Потому что к тому моменту ты уже меня… порадовал. Очень, очень порадовал. Но у тебя был такой умиротворенный вид, мне кажется, я никогда раньше тебя таким не видела. — Наверняка. Умиротворенный — очень подходящее слово. Или счастливый. Я могу продолжать бесконечно… — Да, я заметила. Все это так ново для меня… То, как я чувствовала себя после. — Это потому, что раньше мы не занимались любовью. — Не строй из себя дурака, Малдер. Я имею в виду, что больше ни с кем я такого не испытывала, кроме тебя. До сих пор никому не удавалось. — О-о-о… — Пауза. — Это меня чрезвычайно изумляет. — Почему? — Потому что, если вы не заметили, доктор Дана Кэтрин Скалли, то сообщаю: вы очень красивая и необычайно страстная женщина и, кроме того, знаете, чего хотите, в том числе и в сексе. — Да. Наверное, я слишком застенчива, чтобы попросить об этом. — Не со мной. — Не с тобой. Ты почему-то сам знал, как меня удовлетворить. — Я знаю тебя. — И, кроме того, ты внимателен. Возможно, этого достаточно. Или, может быть… — Может быть…? — Может быть, я никогда никому не доверяла настолько, чтобы подпустить ближе и позволить себе потерять контроль. Тихо: — Возможно. — Тебе я доверяю. Безоговорочно. Какие бы глупости я не наговорила тебе тогда. — Единственная глупость, которую я припоминаю из того разговора, — это то, что ты хочешь быть со мной. — Это как раз не глупость. Мое место рядом с тобой. Всегда будет. — Я этого хочу ничуть не меньше, как ты догадываешься. — У меня были такие подозрения, да. Долгое молчание. — Ну, а как насчет «вообще»? — Хм? — Какое у тебя самое светлое воспоминание о нас с тобой? — Твои руки. Когда ты вытащил меня изо льда. — Мои руки? — Да. Я думала, что все это — очередной сон, пока ты до меня не дотронулся. — Фрейдисты бы повеселились, пытаясь сопоставить два этих воспоминания, Скалли. — Как славно, что ты не фрейдист. — Да, думаю, Фрейд понаписал кучу ерунды. Но мне все равно было бы интересно послушать про твои сны. — Я все то время не спала, так что это скорее галлюцинации, а не сны. — Господи, Скалли, ты мне никогда не говорила… Это ужасно. — Да, ужасно. — И о чем же ты думала? Если ты, конечно, не против мне рассказать. — О тебе. Что ты меня найдешь. Что вытащишь меня оттуда. Мне постоянно это чудилось. И когда я на самом деле тебя увидела, то решила, что это просто сон. — Пока я не прикоснулся к тебе… — Да. И тогда я поняла, что это правда ты, что ты пришел за мной, и я теперь в безопасности. И у тебя были такие теплые руки… А мне было так холодно… — Ты окоченела. В буквальном смысле. — Но ты меня закутал и вытащил оттуда. — Я даже не помню, как мы вернулись обратно. — Нашли снегоход, в котором еще был бензин. Помнишь? — Ах, да. Теперь припоминаю. — У тебя была травма головы. Неудивительно, что ты все забыл. — Одно могу сказать: то, что я нашел тебя тогда живой — наверное, лучший момент всей моей жизни. — Вот, значит, как. Получается, это и твое лучшее воспоминание? — Видимо, да. Пауза. — Кажется, на какое-то время я об этом позабыл. — Почему ты так говоришь? — Потому что если бы помнил, то никогда бы тебя не оставил. — Ну… Подумай о том, через что ты прошел, чтобы меня вернуть. — Это ерунда, Скалли. Полная ерунда. — Не неси чушь. Смешок. — Ладно, если ты так считаешь. Ты же мой персональный детектор чуши. — Бывает и такое, да. Только слишком часто выдаю ложноположительный результат. — Когда я несу чушь, а на самом деле это правда? — Ну да. — Нет. Ты просто… заставляешь меня быть честным. — Да, я помню эти слова. — Они все еще верны. Пауза. — Мой начальник хочет, чтобы мы продолжали работать над делом Ли и попытались понять, что связывает его с сибирской язвой. — А я думала, нас не назначат на это расследование. — И не назначили. Не на само дело о сибирской язве. Только Ли. Прескотт, видимо, допускает, что его использовали для уничтожения людей, которые вовлечены в эту историю. — И с чего начнем? — С результатов твоих исследований, думаю. Посмотрим, что ты нароешь. Через несколько дней, если он оправится достаточно для того, чтобы его допросить, я с ним поговорю. — А он станет говорить? Мы же его, как-никак, подстрелили. — Да, но попробовать надо. Лучшей зацепки у нас сейчас нет, Скалли. — Хорошо. Я позвоню, когда получу результаты. Но не забывай, Малдер, что мне еще предстоит весьма неприятный разговор с Рольфом. Скорее всего, первым делом с утра мне придется перед ним отчитаться. Я не смогу скоро позвонить. — Понимаю. Но, думаю, не стоит тебе беспокоиться на его счет. — Почему? — Кому Рольф докладывает о тебе? — Скиннеру. — Скиннер и послал тебя в Алабаму. Пауза. — Я не знала. — Да, это так. И меня тоже. По словам моего начальника, потому что посчитал нужным нам с тобой поработать вместе. — Он правда это сделал? — Так Скиннер сказал Прескотту. Я ему верю. — Хочешь сказать, Скиннер… — Да, специально назначил нас на одно дело. — Придется поцеловать его в следующий раз, когда увижусь с ним. Смешок. — Ладно. Только пусть для меня поцелуи тоже останутся, хорошо? Тихо: — Они все твои, Малдер. Будут ждать нашей встречи. — Кстати … Мне показалось, или ты назвала меня как-то иначе вчера? — По имени? Да. — И с чего бы вдруг? — А ты не знаешь? — Нет. Только знаю, что ты и раньше пару раз так делала, сама того не замечая. — Ты, должно быть, прав, потому что я назвала тебя Фоксом вчера в весьма… щекотливый момент… И тогда поняла, что не впервые. Ты против? — Нет. Нет, совсем даже нет. Мне нравится, когда ты произносишь мое имя. — Значит, все в порядке? — Более чем, Дана. Правда. — Я рада. Но не думаю, что часто буду так делать. — Да? — Да. Но мне важно знать, что ты не станешь возражать. — Понимаю… Наверное… Хотя нет, не понимаю. — Тогда просто поверь мне. — И это говорит ученый? — Твоей веры на всех хватит, Малдер. — Неправда. Даже на меня не хватает. — Конечно, хватает. Твоя вера столько раз меня спасала. — Я… черт, даже не знаю, может, когда-нибудь я и в это поверю. — Разве ты не хочешь верить? — Полагаю, что хочу. — Тогда поверь мне, дорогой. Мне, раз уж больше никому не веришь. Длинная пауза. — Я верю в тебя. Так сойдет? — Пока да. Я люблю тебя, Малдер. — Я тебя тоже, Скалли. — Я позвоню завтра, хорошо? — Хорошо. Завтра. Сладких снов, фэбээрщица. — И тебе. Пока. — Пока.