***
— Что ты хочешь? — Чтобы перестало быть так больно.
Серый свет за окном уже никого не удивляет. Просыпаюсь от того, что по ногам, накрытым тёплым белым одеялом, гуляет сквозной ветер, приглушённым свистом касаясь ушей. Переворачиваюсь с излюбленной позы на спине набок, дав ватному, покрытому липким потом телу отозваться тупой болью. Не понимаю, откуда она исходит: болит всё. Каждая сантиметр, каждая косточка, каждая клеточка. Как будто по мне прошлось стадо слонов, хорошо помяв тело. Дышу через рот, полностью иссушая губы и гортань, и в то же время пытаюсь приоткрыть глаза. Поначалу всё кажется тёмным, будто в городе всё ещё властвует ночь. Часто моргаю, и это помогает. Могу нормально видеть, только в недоумение вводит открытая дверь. Могу хорошо видеть коридор, лицом чувствовать ветер, доходящий сюда, видимо, с первого этажа. Наверное, мальчики убежали на улицу и забыли закрыть дверь. Но… разве я не закрывала свою дверь? Глубоко и резко, слишком неожиданно для себя вдыхаю, садясь в постели. Сбрасываю одеяло, ведь ощущение такое, будто сейчас сварюсь в собственной постели, настолько больному телу жарко. Сгибаю ноги, обтянутые красными пижамными лосинами с рисунком в виде омелы и оленей Санта-Клауса. Эти лосины мы с Амелией купили пару лет назад в каком-то магазине, причём подруга взяла такие же, только тёмные. И с тех пор каждое Рождество мы проводим в них, особенно, когда вместе. Сгибаю руки в локтях, ставлю их на колени, сцепив пальцы в замок, и опираюсь на них лбом. Лицо полностью закрыто тёмными волосами, свисающими одной паклей. Большими пальцами массирую обжигающие-горячий лоб. Тёмная облегающая кофта неприятно липнет к телу, доставляя дискомфорт. Внутри всё жжёт, горло нещадно саднит, чувствую, что вот-вот подкатит тошнота, голову точно набили свинцом, а ноги сводит. Сглатываю, и даже это малейшее движение доставляет неприятную, режущую боль. С Рождеством, Кэтрин. Перестаю массировать лоб и, цокая, поднимаю голову. Тусклый серый свет, к счастью, не приносит боли глазам, которым, к слову, явно лучше, чем вчера. По крайней мере, боль не такая сильная. Хоть что-то радует. Опираюсь руками на мягкий матрас, что проседает под моим весом, и помогаю себе подняться. Несмотря на то что голые ступни с радостью приветствуют холодный паркет, сую ноги в рождественские тапочки с оленями. В субботу мама решила разобрать весь наш чулан, и нашла столько вещей, о существовании которых я даже знать не знала. Например, кто мне говорил, что эти тапочки я получила в подарок на тринадцатилетие? Вот лично я этого не помню, но по словам мамы для меня это было уж слишком большим ребячеством, поэтому я их совсем не носила. Шмыгаю носом, выходя из комнаты, пропитавшейся запахом моего пота, в прохладный и полутёмный коридор, ощущая, как тут же на сотую долю стало легче. И посмотрите на меня сейчас. Спускаюсь вниз через двадцать минут, перед этим приняв холодный, бодрящий душ, умывшись и попытавшись заправить кровать. Только попытавшись. Рука легко скользит по начищенным перилам, пока ноги медленно спускаются по лестнице. Голова едва кружится, так что не тороплю себя, ведь желания упасть как-то не чувствую. Я не стала переодеваться из пижамы. Надевать обыденные серые свитера сегодня не хочется, а ходить рождественским утром дома в нарядном платье кажется мне небольшой глупостью. К тому же не думаю, что моё ватное тело выдержит все эти раздражающие кожу замки, обилие блёсток и пайеток. Так что пижама кажется мне наилучшим решением. Я обожаю Рождество. Пусть сейчас, в свои семнадцать, я не ношусь по дому с визгами, не запрыгиваю всем на шеи (хотя могу), не просыпаюсь в девять утра и не мчусь в лихорадке разбирать все свои подарки, обёрнутые блестящей бумагой с красивым рисунком и перевязанные лентой с большим красивым бантом. Пусть я всего этого не делаю. Но я так же ценю. С таким же удовольствием наслаждаюсь тишиной, когда никто не хочет беспокоить других. Хотя тёплые семейные разговоры являются неотъемлемой частью этого дня. С таким же наслаждением, впорхнувшимся роем лёгких разноцветных бабочек в грудь, вдыхаю аромат ещё горячего, такого любимого какао с зефирками. Так же улыбаюсь, заходя в светлую, несмотря на погоду, гостиную, где на диване около огромной тёмно-зелёной ёлки расположилась вся семья, грея руки о кружки с какао и спокойно улыбающаяся друг другу. Чувствую то же спокойствие. Оно укрывает, подобно одеялу, и ты никогда, ни за что на свете, не захочешь сбросить его. Ты будто на корабле в море, который едва-едва качается на волнах в полный штиль, и тёплые лучи солнца приятно греют твоё лицо. Вот оно — моё идеальное утро. — Привет, — улыбаюсь, остановившись в проходе и взявшись за дверной косяк. Тихий, но искренний смех прерывается, и все поднимают на меня сияющие счастьем глаза. И я тоже являюсь причиной этого счастья. — Кэтрин, — мама выдаёт на выдохе с улыбкой. — Ты проснулась. — Доброе утро, соня, — отчим так же улыбается мне, держа на коленях Изабеллу, которая продолжает пытаться открыть очередной подарок и в то же время то и дело поглядывает на меня. Улыбаюсь ей, и девочка хихикает, но не перестаёт бороться с обёрточной бумагой. Такие же старательно завёрнутые в красивую глянцевую бумагу подарки, как и всегда. Их куча, целая гора под ёлкой. Самые нижние ветви подняты вверх, ведь иначе все коробки не уместились бы. Смотрю на Фила, который уже еле сидит на месте, а его шея, кажется, больше не будет, как прежде, потому что он слишком сильно её вытягивает, чтобы узнать, где же его подарок, думая, что этого никто не видит. Хочет казаться взрослым, но на деле ещё совсем ребёнок. Это заставляет улыбаться. Делаю пару шагов, кивая на мамины слова про кружку с какао на столике, когда взгляд останавливается на незнакомой чёрной макушке. Хмурюсь, едва приостанавливаясь. Кто это? Взглядом скольжу по спине, обтянутой серой трикотажной тканью. Вещь красиво облегает выразительную талию и выступающие позвонки, выставляя их на показ. По всей видимости, девушка чувствует мой взгляд, так как оборачивается, и я выдыхаю, находя карие глаза знакомыми, а затем на бледноватом лице девушки появляется улыбка. — Хэй, — она улыбается и встаёт со своего места, а за каждым её движением следит обернувшийся Джо, будто здесь что-то может с ней случиться. — Извини, что не предупредила о приезде. Хотела сделать сюрприз. Нервно и незаметно для остальных вытирает ладони об облегающее трикотажное платье с воротом, но я плюю на все её по истине глупые извинения, и двумя широкими шагами преодолеваю расстояние между нами, сгорая от желания заключить хрупкую девушку в объятия. С головой окунаюсь в знакомый аромат сандала и жасмина, которым всегда пахнут волосы и кожа девушки. Чувствую, как тонкие руки обнимают меня в ответ, и сжимаю девушку ещё сильнее, даже приподнимаясь на носочки, желая тем самым показать ей, насколько сильно я соскучилась. Николь. Как же я скучала. — Эй, ты там не задуши её, — говорит Джо с улыбкой, но всё равно привстаёт, держась за подлокотник светлого дивана. С улыбкой, но нехотя, отпускаю девушку, которая так же улыбается, поправляя тёмные короткие волосы. С тех пор, как они с Джо познакомились около пяти или шести лет назад, я никогда не видела её с длинными волосами, девушка всё время оставляет одну и ту же длину, и она ей идёт. На красивом кукольном лице видны скулы, особенно хорошо заметные, когда Николь говорит. Карие глаза всегда смотрят с добротой и таким вселенским пониманием, будто девушка знает всё на свете, поэтому простое «понимаю» для неё — не просто слово. Она действительно самый понимающий человек, которого я знаю. — Мы распаковываем подарки, и твоя очередь в самом конце, — довольно заявляет Фил, широко улыбаясь и ёрзая на мягком диване. Закатываю глаза, но всё равно улыбаюсь и сажусь прямо на пол, беря со столика свою кружку с какао. Он немного остыл, но это совсем не портит его вкус. Ложкой мешаю напиток и первым делом заглатываю пару зефирок, краем глаза наблюдая за тем, как Николь возвращается на своё место рядом с Джо, чья рука тут же обнимает её за тонкую талию, незаметно подвигая девушку ближе к себе. Перевожу взгляд на маму с отчимом, которые со счастливыми улыбками играются с маленькой Изабеллой, часто переглядываясь и переговариваясь. Улыбаюсь, опуская взгляд, и почти полностью закрываю лицо кружкой, делая глоток. Внутри тепло. Но совсем не от какао.***
Делает шумный глоток, со стуком поставив большую керамическую кружку на тёмную столешницу из дерева. Причмокивает губами, затем поджимая их, и вдыхает полной грудью, кинув взгляд на окно, с внутренним удовольствием понимая, что слабый серый свет не приносит дискомфорта или боли глазам. Сегодня он впервые проснулся без будильника и желания что-нибудь поскорее разбить. — Чтобы я ещё раз так пил. Усмехается, закатывая карие глаза, когда друг, закидывая кухонное полотенце себе на плечо, встаёт к раковине, наполовину забитой грязной посудой. Когда Дилан только пришёл сюда, дела обстояли гораздо хуже: на кухне вообще не было чистого места, грязная посуда буквально вываливалась из раковины, паркет во всей квартире был завален пустыми (в лучшем случае) пластиковыми стаканчиками, какими-то бутылками и другим мусором, переступая который, шатались ещё не отошедшие от бурной рождественской ночи люди, которых друг Дилана попросил поскорее убраться из его квартиры. Хотя парочка «весельчаков» всё ещё занимает ванную. Дилан не отвечает, копчиком опираясь на столешницу и вновь отпивая кофе, позволяя своему лицу принимать выражение «а я же говорил». Оглядывает кухню, когда в комнате раздаётся шум воды, и Тайлер начинает мыть посуду. Комната небольшая, с мебелью в тёмном цвете, но очень светлая из-за огромных окон, которыми отличаются все невысокие дома в этом районе. Уют создают такие мелкие детали, как белые, ещё не до конца распустившиеся пионы в прозрачной вазе на столе, обилие всяких фигурок, сделанных из дерева, на полках, вафельное полотенце кремового цвета, аккуратно повешенное на ручку плиты, какие-то комнатные растения на широком подоконнике, за которым внизу простирается тихая улица, а напротив застыл такой же неподвижный кирпичный дом. — Ну, твоя Беатрис, конечно, отожгла. Дилан медлит и поворачивает голову слишком поздно, но успевает заметить усмешку, мелькнувшую на губах друга, который качает опущенной головой. Ставит чистую тарелку на полку и принимается за другую, когда Дилан вновь отворачивается. — Она не моя. — Как скажешь, — друг фыркает и пожимает плечами, обтянутыми чёрной футболкой. Дилан делает ещё один глоток крепкого напитка, обжигающего своей горькостью. Смотрит на картину современного искусства на стене прямо перед собой, не особо понимая, что там изображено. Наклоняет голову в сторону, но и это особо не помогает. Хаотичные цветные линии смешиваются в один ком, почему-то прочно заседая у парня в сознании. Находит какую-то одну точку и пытается проследить, где же начало всего этого хаоса, но взгляд перескакивает с линии на линию, путая, сводя с верного пути, сталкивая. Подобно его собственным мыслям. — Ты говорил с ней? — голос Тайлера врезается в сознание слишком резко, неожиданно, заставляя Дилана незаметно вздрогнуть. Поворачивает голову в сторону друга, который не смотрит в ответ, продолжая заниматься своим делом. — Конечно, говорил, — усмехается, пожимая крепкими плечами. Они, вроде как, встречаются. Конечно, они разговаривают. — Нет, я про… — Тайлер замолкает, не договаривая, ведь прекрасно знает, к чему может привести окончание фразы. Для Дилана это всё ещё больная тема. — Нет, — отвечает и выходит как-то грубо, к тому же парень быстро качает головой. Дилан не видит, но Тайлер поджимает губы и кивает головой, не отрываясь от мытья посуды. Нет, так нет. Это не его дело. Но ведь он его лучший друг… Нет. В их дружбу входит помощь по уборке дома после бурной, но удавшейся вечеринки. Сопливые, девчачьи разговоры по душам не симпатизируют ни одному из них. В их компании есть такие парни, которые любят потрепаться языком, и Дилан, и Тайлер предпочитают с ними особо не общаться. На черта? Чтобы и о них потом пускали глупые сплетни и перемывали косточки? Пусть этим занимаются девчонки в раздевалках. Их это не касается. Кухня погружена в молчание, комом оседающее на плечах, и для каждого сейчас находящегося в комнате это непривычно. Потому что иногда лучше всё-таки пересилить себя и сказать.***
Необыкновенную тишину на улице сейчас рушит только топот моих сапог по недавно выпавшему снегу. Он приятно хрустит под ногами, создавая иллюзию невозможного — будто в затихшем городе ты один. На самом же деле все торговые центры и кофейни сейчас до отвала забиты людьми, которым круглые сутки нужны развлечения, просто сегодня никто не хочет быть на улице. Все стараются усесться в тепле, закутаться в плед, отгородиться от чужих. Хотя бы сегодня сохранить это приятное тепло в груди. И они глупые. Это тепло, горящим шаром растущее где-то внутри, нельзя уничтожить холодным зимним воздухом, нахально проникающим даже под тёплую ткань белого пальто, которое меня заставила надеть мама, оправдав это фразой «сейчас Рождество, а ты и так постоянно в сером или чёрном». А я слишком не хотела даже спорить сегодня. Зимний ветер лёгким касанием дотрагивается до непослушных тёмных прядей, выбившихся из красивого пучка, который мне на затылке собрала Николь. Чувствую, как по телу, начиная с шеи, побежали быстрые мурашки. Стоило надеть шапку или хотя бы взять с собой шарф, но… кто бы об этом подумал? Прямо перед ногами пролетает небольшой кусочек снега, и я чуть было не спотыкаюсь об него. Резко останавливаюсь, грея руки в карманах, и оборачиваюсь, находя позади себя уж слишком хмурого младшего брата. — Лицо попроще сделай, — усмехаюсь, находя сведённые близко к переносице тёмные брови слишком непривычным «явлением». Фил вскидывает голову, стреляя в меня хмурым взглядом карих глаз, и продолжает идти дальше, так же молча обходя меня, как будто я не его сестра, а… просто фонарный столб, что ли. — Эй, — догоняю его, и для этого мне приходится пробежаться, потому что у длинноногого братца уж слишком широкие шаги. Хватаю Фила под руку, и тот дёргается, но я не отпускаю, только сильнее сжимая жёсткую ткань его любимого серого пальто. — Что с тобой? Мои попытки как-то увернуться и заглянуть в глаза остаются полностью безуспешными и проигнорированными. Брат лишь продолжает отворачивать едва опущенную голову, сильно сжимая губы в одну тонкую бледную полоску. — Сейчас же Рождество. И ты получил в подарок всё, что хотел, — говорю это и тут же мысленно даю себе подзатыльник. Если бы дело было в подарках, он бы так глупо себя не вёл. Тем более, не думаю, что Фил бы сильно расстроился, не получи он часы или ещё что. Он не завязан не вещах, хотя с первого взгляда может показаться, что всё совершенно иначе. Сглатываю, чувствуя неприятное першение в горле. Мне нужно выпить чай, какао, что-нибудь горячее, чтобы как-то уменьшить мешающий дискомфорт, ведь действие таблетки с ментолом начинает постепенно сходить на «нет». — Если бы это было сильно серьёзно, ты бы мне сказал? — всё ещё безуспешно повторяю попытки заглянуть брату в глаза. У того не меняется выражение лица, но он кивает, и я позволяю себе выдохнуть. Не маленький мальчик. Может сам провести «мозговой штурм», очищая сознание от ненужных и просто глупых мыслей. Иногда это очень даже полезно. Несмотря на почти полное отсутствие какого-либо движения в городе, в воздухе всё равно стоит неприятный запах выхлопных газов, пылью оседающий в лёгких. Морщусь, шмыгая носом. Болею, а одеваюсь ну совсем не по погоде. И этому человеку через пару месяцев восемнадцать. Не то, чтобы я жаловалась, но я не против получить в подарок хоть немного мозгов. Стук каблуков становится громче, когда мы заходим в ярко освещённое даже днём фойе. Откуда-то доносится едва слышимая, тихая музыка, расслабляя. Нас с улыбкой приветствует девушка-блондинка за стойкой, уж слишком сильно напоминая идеальную куклу Барби. Быстро киваю ей, проходя к лифту, и тот практически сразу же открывается с тихим звоном. Кабина, внутри практически полностью отделанная зеркалами, в считанные секунды довозит нас до самого последнего этажа небоскрёба. Выходим, уверенно двигаясь к знакомой двери, которая распахивается, когда нам остаётся пройти ещё пару метров. — Хэ-э-эй, — папа тянет приветствие, широко раскидывая руки в стороны для объятий. На нём привычные для глаз классические серые брюки и белая, идеально отглаженная заправленная рубашка. — Как всегда в костюме, — говорю с улыбкой, переступая порог и тут же попадая в медвежьи объятия. Папа несколько раз проводит рукой по моей спине, а затем по волосам, взъерошивая их, что и заставляет меня отпрянуть с растянувшимся по прихожей «ну эй!». — Конечно, — немного запоздало отвечает мне с кивком, когда я отхожу в сторону и начинаю расстёгивать пуговицы белоснежного пальто. Господи, хоть бы я его не замарала. — Но это уже рождественская версия, ты заметила? — указывает на красный галстук с узором в виде танцующих пряничных человечков, и я усмехаюсь, действительно находя это забавным. — Фил, хочешь такой же? — широко и приветливо улыбается сыну, когда и тот соизволяет переступить порог квартиры. — Пап, ну я-то уже не ребёнок, — к моему приятному удивлению, Фил усмехается, обмениваясь с папой крепким «мужским» рукопожатием, и даже терпит похлопывания по плечу. Папа смеётся и, отпуская руку сына, спешит принять у меня пальто и повесить его в шкаф. Спустя пару минут мы проходим в щедро освещённую серым дневным светом гостиную. Комната кажется огромной из-за обилия окон во всю стену. К моему удивлению, взгляд натыкается на кучку людей, примостившихся на мягких серых диванах. Нахожу среди них Адриану, чьё красивое атласное платье цвета пудры эффектно открывает аккуратный, женственный разворот плеч, а красиво собранные светлые волосы на затылке только помогают лучше рассмотреть длинную, будто бы лебединую шею. Девушка чувствует мой взгляд, ведь поворачивает голову, и её губы расплываются в улыбке, когда наши взгляды пересекаются. Обмениваемся кивками, и девушка с помощью взгляда извиняется за присутствие «лишних» людей. Качаю головой, как бы говоря, что это ничего и даю блондинке возможность вновь повернуться лицом к гостям. -…так что, ты хочешь посмотреть? — Да, конечно. Поворачиваю голову в сторону папы и брата, понимая, что совершенно выпала из разговора. Замечаю, что папина рука лежит на плече Фила, обтянутом серым свитером. То, что Фил не ёрзает и спокойно стоит под папиным «крылом», вызывает улыбку, правда над этим растерянным выражением лица стоит ещё поработать… но, всё впереди. Папа вскидывает голову, видимо, почувствовав, что кто-то его разглядывает. Взгляд знакомых карих глаз смягчается, когда он натыкается на меня. — На кухне полно твоих любимых орехово-шоколадных кексов с карамелью и черничного чая, — говорит, уже делая шаг в сторону лестницы на второй этаж. — А мы скоро вернёмся. Ты же не против? Киваю, едва улыбаясь, и папа с Филом уходят наверх. Проверяю наличие сумочки у себя на плече и поправляю короткий белый свитер, который так и рвётся сползти то с одного плеча, то с другого. Разворачиваюсь и делаю один мелкий шаг в сторону кухни, осознав, что быстро ходит не могу из-за боли в коленях. Зато хорошо оттанцевала. Ну, вроде как. Захожу на кухню и тут же окунаюсь в приятный, обволакивающий аромат свежеиспечённых, ещё горячих кексов, смешанный с лёгкими нотками горячо любимого мною черничного чая. На столешнице царит небольшой, но совсем не мешающий и никак не портящий атмосферу беспорядок. На краю стоит большая тарелка с горсткой муки, где-то рядом рассыпана корица, посередине миска с очищенными орехами. Видимо, гости пришли слишком внезапно, и Адриана просто не успела всё убрать, но готова поспорить, что, зайди они сюда, даже такой малейший беспорядок их не обрадует. Слишком идеальные. Поэтому приступаю к уборке, не беспокоясь о том, что могу заляпать красивую светло-розовую юбку, обтянутую белой кружевной тканью. Мне совершенно всё равно, как на меня посмотрят и что обо мне скажут. Это не мой мир. Протираю столешницу, убрав и помыв все тарелки. Для меня практически ничего не изменилось, а вот для тех людей это и то, что было буквально пять минут назад, составляют колоссальную разницу. Облокачиваюсь на столешницу, одной рукой беря ещё тёплый и сохраняющий вкусный аромат орехово-карамельный кекс, а другой держа телефон. Рядом остывает кружка с черничным чаем, выпуская в воздух прозрачный, практически неприметный для глаза пар. Снимаю с устройства блокировку, заходя в социальную сеть. — Извини, пожалуйста. Не успеваю даже проверить новости, ведь в комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь, заходит Адриана. Её высокие каблуки громко стучат по начищенному до блеска паркету, когда девушка двигается ко мне. — Привет, — на губах мелькает усталая улыбка, и я отвечаю ей тем же, принимая в объятия. Носа касается уже знакомый аромат духов, который с удовольствием вдыхаю, заполняя им лёгкие. — Мы сами не знали, что к нам кто-то ещё сегодня придёт, — говорит, медленно отстраняясь. — Позвонили вот, только в восемь утра. — В восемь? — ужасаюсь. — В Рождество?! — Представляешь, — девушка усмехается, одной рукой опираясь на чистую столешницу и оглядывая кухню. Заметит или… — Ты убралась! — Да, — киваю, улыбаюсь. Видеть счастье и искреннюю благодарность слишком приятно, поэтому чувствую, как щёки буквально заливаются румянцем, и кожа приобретает розовый оттенок. Опускаю голову, ведь не люблю, когда краснею. Я тогда выгляжу, как помидор. — Ты какая-то грустная, — тонкими длинными пальцами берёт меня за подбородок и поднимает мою голову, заглядывая прямо в глаза, которые не успеваю отвести. Взгляд девушки становится серьёзным, когда по своей ошибке поджимаю губы, и улыбка пропадает с лица. — Что такое? — Ничего, — пытаюсь улыбнуться и качаю головой, вырываясь из ей хватки, так что девушка медленно отпускает. — Всё хорошо. Смотрю ей прямо в глаза, но тут же отвожу взгляд, начав разглядывать посыпавшийся с неба снег за окном. Фалангами пальцев стучу по столешнице, закусив внутреннюю сторону щеки. Уже начинаю чувствовать зуд от слишком пристального взгляда, но отвечать на него я не собираюсь. — Кто бы это ни был, — начинает Адриана на выдохе. — Он полный идиот и тебя не достоин. Не могу сдержать горькую усмешку и качаю головой. — Нет же, это… — Это моё мнение, — прикладывает одну руку к груди, и я, наконец, смотрю ей прямо в глаза. — И я советую к нему прислушаться. Ещё долго смотрю в зелёные глаза и только потом киваю, вновь поджимая губы. Мне никак не хотелось начинать этот разговор, особенно сегодня, поэтому верчу головой, пытаясь отчаянно найти другие, совершенно отличные темы для разговора, но проблема решается сама собой. — Я пока вернусь к гостям, — девушка берёт меня за локоть, слабо улыбаясь. — Ты будешь в порядке? Смотрю на неё, но недолго, затем кивнув и улыбнувшись. — Да, конечно. Дожидаюсь ответного кивка, но выдыхаю только когда стук каблуков блондинки окончательно стихает за дверью. Убираю выбившиеся из пучка непослушные тёмные пряди с лица и вновь облокачиваюсь на столешницу, взяв в руки кекс. Откусываю маленький кусочек, начав медленно его пережёвывать. Возможно, она права, и я просто зря загоняю себя. Ведь я ещё даже с ним не разговаривала. Ни звонила, ни писала. Впрочем, как и он мне. А раньше мы каждое Рождество отмечали вместе. Рука, потянувшаяся к кружке с чаем, на мгновение застывает. А сейчас — ничего. Шумно выдыхаю, взяв рукой кружку, и подношу её к лицу, поглубже вдохнув вкусный ягодный аромат. Возможно, он просто отдыхает с семьёй. Делаю шумный глоток, не боясь, что это может кому-то не понравится. С семьей и Бэлой. Кашляю, когда давлюсь чаем. С шумом ставлю кружку на стол и пытаюсь постучать себе по спине, чувствуя, как солёная жидкость скапливается в глазах, мешая видеть что-либо чётко. И не поймёшь, отчего глаза начало жечь.***
Морщится, вновь и вновь ощущая, как отвращение кулаком бьёт его прямо в грудь. Пусть он и выспался сегодня, но громкая музыка всё равно слишком неприятно ударяет по барабанным перепонкам, а глаза уже давно разболелись от частых и ярких вспышек света. Пластиковый стаканчик в руке уже перестал приятно охлаждать кожу ладони, так что Дилан просто крутит его, хоть чем-то занимая себя. Взглядом сощуренных карих глаз находит уже развеселившегося Тайлера в толпе и с горькой усмешкой вспоминает утренние слова друга о том, что больше пить он не будет. Прикусывает нижнюю губу. Ну, да, по нему и видно. Делает глоток, краем глаза замечая, как к нему, уж слишком сильно виляя бёдрами, обтянутыми чёрными облегающими джинсами, двигается игриво улыбающаяся девушка. Распущенные светлые волосы несильно бьют её по хрупким плечам, которых Дилану доводилось касаться, и блондинку совершенно не волнует тот факт, что лёгкий чёрный топ постоянно сваливается, оголяя самые разные участки нежной кожи. Снова морщится, убирая стаканчик от лица. Самой-то не противно? — Почему ты здесь? — не успевает заметить, как тонкие руки обвивают его торс, а носа касается аромат слишком приторных женских духов. — Пойдём в гостиную. — Я не хочу, — отвечает ровным, чётким голосом. Даже не смотрит на прилипшую к нему девушку, которая же наоборот так и рвётся заглянуть в тёмно-карие глаза парня. — Ну пойдём, — тянет и, наконец, отлипает от парня, но цепкими пальчиками хватает того за руку и делает шаг, начиная тянуть его за собой. Дилан даже не дёргается. Стоит на месте, одной рукой крутя пустой пластиковый стаканчик. Когда он успел допить его содержимое? Где-то вдалеке слышится визг, и парень делает ошибку, резко отвлекаясь на него, так что девушке всё-таки удаётся утянуть его за собой. Делает нетвёрдые шаги, спотыкаясь и чуть ли не падая, но затем выравнивается. Решает не вести себя как ребёнок и просто идёт за Беатрис, руку которой отпускает, как только они попадают в толпу. Девушка тут же теряется, а парень даже рад этому. Выдыхает, бросая пластиковый стаканчик в сторону, и одной рукой убирает мокрые от жары, которой наполнен дом, назад. Кажется, его тело уже насквозь пропиталось противными запахами пота, духов, сигарет и алкоголя, а из-за громких и сильных музыкальных басов он не сможет нормально слышать ещё несколько дней. Отходит в сторону, дыша через рот и чувствуя, как чёрная футболка липнет к плечам и груди. Жар сотрясает его вместе с диким желанием выйти на улицу, что парень и решает сделать до того, когда совсем рядом слышит звук камеры. Оборачивается, беглым взглядом находя источник звука. Парень, с ехидной улыбочкой смотрящий в экран телефона и пальцами то приближая изображение там, то отдаляя. Медленно, едва сощурившись, переводит взгляд на объект камеры, и на пару секунд столбенеет, а потом как-то нездорово усмехается. Кристиан и худая девушка-блондинка, кажется, готовая поселиться на коленях у парня. Слышит ещё пару щелчков камеры, после чего недо-фотограф что-то кричит лапающей друг друга парочке, и быстрым шагом отдаляется от них. Первой отрывается девушка. Тонкими изящными пальцами держит Криса за скулы, тяжело дыша. А парень, на котором она удобно уместилась, кажется, вообще не понимает, что происходит. Он туманным взглядом смотрит только в одну точку, затем вновь переводя глаза на девушку, которая открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успевает. Крис резко хватает её за светлые волосы и грубо притягивает к себе, поцелуем вновь впиваясь в уже опухшие, усталые губы. Хотя, может, они только выглядят усталыми. Дилан морщится и ему хочется сплюнуть. Качает головой, разумно решая, что это не его дело, и отходит подальше от парочки, видя перед собой желанный выход на балкон. Спешит оказаться на свежем воздухе, так что пропускает мимо ушей свистящий звук отправленного сообщения. Одно нажатие — и вы можете всё разрушить. Важно просто помнить об этом.