Ricordami

Что такое любовь? Спросите её пару месяцев назад, и она бы сказала: поцелуи. Кофе с утра в постель, нежное прикосновение к коже. Глаза в глаза, игра солнца на карамельных волосах, её тонкие пальцы, сжимающие короткие пряди. Счастливые искренние улыбки, которые не жалко дарить каждую чёртову секунду. Переглядки. Желание. Вдох полой грудью. То невероятное чувство привязанности, воздушным шариком наполняющее всего тебя, и тебе уже кажется, что нет ничего больше, кроме этого чувства. Когда ты тянешься к человеку, как к спасательному кругу, и такое ощущение, будто больше ничего и не надо, только он рядом. Думает об этом сейчас и горько усмехается, чувствуя, что хочется плеваться от желчи, горьким комом заполняющей горло. Привязанность. Хмыкает, воспалёнными глазами уставившись на ночной город, из-за скорости автомобиля превратившийся в одну чёрно-жёлтую непонятную массу. Она не плакала, но от простуды и солёной жидкости, то и дело заполняющей глаза, они жутко болят, причиняя слишком мешающий дискомфорт. Привязанность. С усмешкой качает головой, чувствуя, как выпавшие непослушные пряди легонько касаются кожи лица. Глупость. Какая же чёртова глупость! Привязанность. Эта хренова привязанность есть у собак, у кошек, у черепах, у рыбок, у кого угодно, но её не может быть между людьми! От осознания этого хочется сильно-сильно себя ударить, схватиться за голову, вырвать себе клок волос, но всё, что она может сделать — это не слишком сильно ударить себя по острой коленке, размахнувшись. Но даже это вызывает странный взгляд таксиста в кепочке, на который девушка отвечает уж слишком хмуро и раздражённо, так что мужчина спешит отвернуться, вернувшись к дороге. Тело ватное, она практически ничего не чувствует. В голове одно — добраться. Поскорее доехать, подняться на нужный этаж и уже самой убедиться. Она не понимает, что это за Рождество такое. Где её счастье? В этом районе намного тише, гул шумной трассы слышится отдалённо. Холод прошибает, стоит ей выйти на усыпанную белоснежным снегом тротуар, расплатившись с таксистом. На небе ни луны, ни звёздочки, свет дают только высокие безликие фонари. Суёт руки в карманы и выдыхает белый пар в холодный воздух, начав двигаться к двери дома одновременно со звуком тронувшейся с места машины. К удивлению, дверь открыта, и она может свободно войти в здание. Это такая рождественская доброта? Неважно. Поднимается по старым ступенькам, низко опустив голову. Судя по тому, что ей написали, нужная квартира находится на пятом этаже, то бишь, на самом последнем. Высовывает одну руку из кармана, чтобы нажать на кнопку лифта. Холодная звенящая тишина совсем не кажется ей неприятной, не бьёт по ушам. Нет, ей комфортно, но это и должно вызывать опасения. Ведь девушка, кажется, совсем ничего не чувствует. Кроме замораживающего холода в груди. Кажется, он имеет свойство парализовать. Кажется, у неё в голове нет совсем никаких мыслей. Кроме одной — узнать. Доезжает до пятого этажа слишком медленно, но и это её не волнует. Искать нужную квартиру не надо: громкие и сильные музыкальные басы выступают в роли неплохих проводников. Кажется, шум льётся из-за всех щелей, и девушка даже не надо звонить, чтобы её впустили, ведь дверь и так открыта. Стоит только дёрнуть железную ручку и оказаться внутри удушающего помещения. Отвратительная смесь запахов резко и неприятно бьёт по лицу, заставляя девушку отпрянуть и сморщиться. Это уже неплохой знак. Кажется. Не скованно, но как-то медленно расстёгивает пальто и снимает его, вешая на единственный свободный крючок около входной двери. Не видит, кто, но ей уже с порога вручают наполненный до краёв пластиковый стаканчик. Скорее, по привычке, нежели осознанно, делает глоток, скривив губы от горькой жидкости. Что это, чёрт возьми, такое? А какая разница. Ей всё равно плевать. Делает первый шаг в толпу. Идёт неосознанно, просто нужно двигаться. Как в какой-нибудь компьютерной игре. Главное — не стоять на месте. Двигайся, и к чему-нибудь придёшь. Так и Кэтрин. Делает небольшие шаги, то и дело поднося стаканчик к губам, поэтому, когда она находит «цель», практически всё содержимое уже выпито. Замирает и щурится, всё же не веря. На танцполе. Тесно, близко друг к другу. Сильные руки на женских бёдрах. Висок к виску, и горячее дыхание в шею, она столько раз его чувствовала на себе, что сейчас вполне может вообразить, будто это она там, а не… Бэла. Да. Золотистые волосы касаются участка спины, что не прикрыт лёгким шёлковым платьем на тоненьких бретельках. Голова едва запрокинута, открывая такую, видимо, манящую шею, позволяя ему врезаться в нежную кожу губами. Ему. Судорожно выдыхает. Чувствует, как пластиковый стаканчик трясётся в руках, а глаза жжёт со страшной силой. Искусанные вдоль и поперёк губы трясутся. Тело ломит от жара, к горлу подкатывает тошнота. Малейшее касание вызывает все признаки панической атаки, от ставшей вдруг слишком громкой музыки стены будто сужаются, желая полностью окружить её, раздавить, подавить. Но это им делать и не надо. Это уже сделали за них. Больно. Больно, слишком больно бьёт в грудь. Она задыхается от боли. Сгибается пополам, шумно, жадно глотая воздух. Коленки подкашиваются, она еле стоит на ногах. В глазах кипят слёзы, невозможно дышать, кажется, что горло сейчас что-то разорвёт изнутри, и она начинает кашлять. Будто пытается что-то выхаркнуть, и поэтому кашляет так надрывно, но у неё всё равно ничего не получается. Издаёт жалкое мычание, прижимая свободную руку к животу, когда её со спины обхватывают чьи-то чужие руки. Наверное, подумали, что у неё болит живот. Ну, со стороны это именно так и выглядит. Вот только он не такой наивный. Обхватывает за талию, кладя свою руку поверх её, другой хватает за запястье руки, сжимающей стаканчик. Не пытается его отобрать, просто выпрямляет девушку, ближе прижимая к себе и ужасаясь, насколько её кожа горячая. Она изнемогает от нездорового жара, и это чувствуется даже сквозь одежду. Делает первый шаг назад, тянет её за собой. Ждать не приходится, ведь девушка, к удивлению, с лёгкостью поддается, следуя за «незнакомцем». Она не видит, кто, но доверяет. После того, что только что полностью перевернуло её мир. Глупая. Мелкими шажками. Вертит головой, пытаясь найти знакомую белую дверь в спальню друга, и она, к счастью, вскоре попадается на глаза. Двигается к ней боком, получая в свой адрес пару усмешек и пошлых шуток, но реагирует на них хмуро, просто шикнув на «умников». Иногда взглядом утыкается в тёмную макушку девушки, но та, кажется, никак особо не реагирует на происходящее. Мыслями она всё ещё там. Ногой толкает дверь и несказанно радуется, обнаружив полутёмную комнату абсолютно пустой. Здесь горит только одна лампа на тумбе у кровати, создавая полумрак и отбрасывая своеобразные тени. Синие плотные шторы не задёрнуты, поэтому в окне можно увидеть оранжевый свет фонарей. К счастью, кровать не отличающегося особой аккуратностью друга кое-как заправлена, поэтому парень без каких-либо угрызений совести как можно более аккуратно опускает девушку на мягкую кровать, осторожно убирая руки, будто даже такое малейшее движение по отношению к ней может как-то навредить Кэтрин. Опускает руки и с молниеносной скоростью дёргается к двери, захлопывая её и резко поворачивая замок, ограждая от шума. Тихо. Шумно вдыхает полной грудью… …а выдох делает она за него. Ломается. Горбит спину, опустив руки, тонкими запястьями касаясь острых коленок. Всхлип. Во рту появляется неприятный, такой ненавистный солёный привкус. Слёзы. Маленькие капельки часто катятся по щекам, оставляя после себя короткие дорожки. Они срываются с её подбородка, с её щёк, падая либо на белоснежный свитер, либо на красивую юбку, либо на чистый паркет. Смотрит, быстрым движением убирая тёмные волосы назад. Сделай уже что-нибудь! Судорожное дыхание. Слишком явно трясущиеся руки. Коленки бьются друг об друга, вдохи и выдохи слишком частые и шумные. Пот ручьём катится с лица, это видно невооружённым взглядом. Дрожащие пальцы, комкающие свитер в районе пупка и сжимающие нежную кожу живота, растягивая её, давя. Прерывающиеся всхлипы. В дверь кто-то с силой врезается, и это даёт толчок. Делает шаг к ней и на секунду тормозит, но даёт себе подзатыльник, когда девушка начинает по-настоящему трястись. Рывком преодолевает расстояние между ними и первое, что делает — это забирает из дрожащих рук трясущийся стаканчик. Ставит его на тумбу и быстрым движением проходится кончиком языка по сухим губам. Ей плохо, и она не собирается это отрицать. Тело жаром разрывает изнутри, комната перед глазами качается, и, кажется, она качается вместе с ней. Тошнота невыносима. Хочется сорвать с себя всю одежду, ведь она колется, но девушка не может даже удержать банальный стаканчик. Видит только цветное пятно перед собой, продолжая всхлипывать и изредка прерываясь на кашель. Панические атаки не случались с ней уже долгие счастливые месяцы. А Дилан знает, что ему делать? У них в школе были курсы, но… кто бы ещё запоминал корявые записи в тетради. Зубами оттягивает нижнюю губу. К чёрту. Садится на корточки и берёт трясущиеся руки в свои ладони. Начинает мять пальцы, ещё раз поражаясь высокой температуре. Как она вообще смогла до сюда добраться? Что-то шепчет и ничего не понимает сам, но прерываться не собирается. Просто непонятный набор слов. Луг, цветы, одуванчики, липа, пруд, речка, ветер, небо, облака… Да, Дилан ОʼБрайен говорит про природу, поглаживая выступающие фаланги обжигающе-горячих пальцев. Глотка сохнет от частых, непрекращающихся слов, хочется пить, но ему сейчас немного не до этого. Продолжает повторять незамысловатые слова, разминая мягкие руки, и смотрит в одну точку всё это время, немного покачиваясь, так что теперь комната перед глазами начинает плыть у него. Но… Девушка замолкает. Он понимает это не сразу, как и она. Просто смотрит на чёрную макушку перед собой, едва покачивающуюся, и слышит приглушённый голос, успокаивающий её. Всё ещё всхлипывает, но не так громко. Дышит не шумно и глубоко. Медленно наполняет грудь кислородом. И Дилан поднимает голову, своими карими глазами сталкиваясь с её. Она не видит, не понимает, кто перед ней, ведь перед глазами всё ещё одна целостная разноцветная масса, но Кэтрин чётко понимает, что её губы начали по-детски дрожать. Слёзы не заставляют себя ждать, и уже через секунду по щекам текут солёные ручейки. Дилан на секунду замирает. Он не пьян, но объяснить то, что происходит дальше, не может. — Тш-ш-ш. Медленно поднимается на ноги, слыша, как колени хрустят. Забирается на кровать и обнимает девушку за талию, ложится на постель, тянет стройное тело за собой. Кэтрин, подобно тяжёлому камню, поддаётся не сразу, но через пару секунд он уже дышит ей в шею, продолжая так же обнимать со спины и шептать какие-то абсолютно глупые слова, а она тихо слушает, с силой сжимая веки и надеясь, что от этого потом слёз уменьшиться, но как бы не так. Они рвутся с новой силой, оставляя мокрые дорожки на щеках. От всхлипов трясётся спина, и девушка не по своей воле врезается в ОʼБрайена выступающими позвонками. Он терпит. Так же с силой жмурится и терпит, сжимая осиную талию. До них почти не доходит гул вечеринки, они канут в своём собственном шуме, который накрывает покруче того, что за дверью. Грудная клетка высоко поднимается и опускается от тяжёлого, сбитого дыхания. Что такое любовь? Спросите её сейчас, и она, не задумываясь, выпалит: доверие. *** Привычный серый свет. Когда в последний раз хмурый город видел солнце? Уже и не вспомнишь. Проснулась уже минут пять назад, но всё ещё лежит, не открывая глаза, шумно дыша через рот, прислушиваясь. Тихо. По-настоящему тихо. Нет каких-то приглушённых шумов за дверью, топота маленьких ног, громких слов и шиканий. Просто… тихо. Это даёт ей толчок, дабы открыть глаза. Делает это медленно, ведь опухшие веки всё ещё слишком тяжёлые. Носом вдыхает какой-то незнакомый запах. Не откликающийся в памяти тяжёлый мужской одеколон, явно что-то спиртное и… лаванда? Серьёзно? Хочется усмехнуться, но тело и сознание ещё слишком слабо, поэтому выходит только шмыгнуть заложенным носом, тем самым привлекая внимание усевшегося на самом краю кровати сгорбленного парня. Пока он не начал двигаться, создавая бьющие в голову шумы, она его действительно не замечала. Дилан поворачивается резко, одной рукой оперевшись на мягкий матрас позади себя, создавая себе опору. Едва прищуренным взглядом смотрит на девушку, что пытается опереться на слабые руки и сесть на кровати, и у неё выходит, вот только голова начинает кружиться, к горлу подкатывает тошнота, а перед глазами начинают плясать тёмные круги, что и заставляет её согнуть худые ноги и поставить острые локти на выступающие колени, опустив в холодные, но потные ладони запылавшее лицо. Тянется за бутылкой воды, не вставая с кровати, и молча протягивает её девушке. Вроде, и предлагает помощь, но не афиширует это. Захочет, возьмёт. Не захочет, ну и… её проблемы, собственно. Но бледные пальцы почти сразу же смыкаются на бутылке, и девушка медленно откручивает крышку, делая первый глоток. От воды, кажется, становится в разы легче, поэтому она пьёт ещё, ещё и ещё, уже больше и смелее, и вскоре бутылка становится пустой. Отставляет её, неслышно причмокнув губами, и заученным движением убирает пряди тёмных волос назад. — Лучше? Исподлобья смотрит на темноволосого парня, не поднимая головы. Вчерашний вечер помнит отрывками, ночь и вовсе выпала из памяти, но по покрасневшим запястьям, жуткому першению в горле и увеличившемуся ознобу понимает, что ничего хорошего не происходило. А ещё глаза. Они болят, в них будто насыпали целую горсть песка, веки тяжёлые-тяжёлые, так что это вообще удивительно, как она может сидеть сейчас с открытыми глазами. Чувствует воспаление и без зеркала понимает, что они некрасивого красного цвета. Плакала. Рыдала навзрыд. В тяжёлой, будто набитой свинцом голове возникает целая куча вопросов парню, но ни один она не озвучивает вслух. Просто проходится кончиком языка по нижней губе и кивает на заданный ей вопрос, видя в ответ точно такой же кивок. Что ж, они друг друга поняли. Впервые. — Мне… — закашливается. Голос слишком хриплый, практически неслышимый, и каждое произнесённое слово приносит невыносимую боль, раздирает глотку на части, но она не прекращает говорить. — Мне нужно домой. Смотрит, вновь исподлобья, натыкаясь на точно такой же взгляд. Дилан медлит, зубами оттягивает нижнюю губу, не сразу отвечая. — Тебя отвезти? — запускает пятерню в тёмные волосы. Вот, вроде почти не пил, а соображать нормально не может. Какой, к чёрту, отвезти? Ты её? ОʼБрайен, не смеши никого, пожалуйста. Кэтрин качает головой, прикладывая холодную ладонь к горлу, будто это может как-то помочь. — Эм… за тобой может кто-то приехать? Амелия? «Она не в городе», — хочется ответить девушке, но боль сильно сжимает связки, поэтому Кэтрин только хрипло кашляет и качает головой, скривив губы. Ненавидит всю эту ситуацию и себя за то, что умудрилась в неё попасть. — Дай мне сумку, — машет рукой, надеясь, что Дилан её расслышал, а тому это вовсе не составляет никакого труда. Он резко кидается к подоконнику, куда убрал вещь девушки, и аккуратно берёт небольшую сумку, куда могут поместиться только телефон, кошелёк да ключи, и протягивает девушке. Кэтрин шмыгает носом, убирая непослушную прядь за ухо, и достаёт из сумки мобильный. Снимает с экрана блокировку и пару секунд листает контакты, пока взгляд карих глаз, за которым почему-то следит Дилан, не натыкается на короткое знакомое имя. Джо. Немного медлит, прежде чем нажать на кнопку вызова, и затем прикладывает телефон к уху. Ждёт пару коротких гудков, прежде чем слышит весёлый голос старшего брата. — Хэй, ты куда это там пропала? Напряжённо прислушивается. Злится? Нет. Упрекает? Нет. Обвиняет в чём-то? Тоже нет. Всё… нормально? — Хэй, — так же здоровается и это заставляет едва приподнять уголки бледных губ вверх. — Ты… свободен сейчас? — Да, а что? — на заднем плане слышится шум, видимо, парень в каком-то торговом центре или кафе, но, раз он не занят, значит, никаких важных дел у него там нет. Да и какие вообще важные дела на каникулах? — Ты… можешь меня забрать? — начинает ковырять какую-то маленькую ранку на коленке, кажется, она появилась после одной из давних тренировок, где Кэтрин неудачно упала. — Да, откуда? — хрустит чем-то, значит, сидит в кафе. Закусывает губу, кидая взгляд на темноволосого парня, ведь совсем не помнит адрес. К счастью, Дилан действует быстро, каким-то образом понимая, и хватает со стола какой-то стикер и карандашом начинает на нём что-то писать, затем протягивая бумажный квадратик девушке. — Алло? Ты здесь ещё? — Да-да, — откашливается, надеясь, что при телефонном разговоре её хриплый голос не настолько заметен. Называет адрес, и Джо сначала бросается шуточками и только потом отвечает, что будет через двадцать минут. Кэтрин молча кивает и кладёт трубку. Двадцать минут. Выдыхает, поднимая взгляд на Дилана. Двадцать минут. Я совершенно не помню, что происходило этой ночью. Стою на небольшой кухне напротив окна, за которым вальсируют лёгкие, как пух, снежинки, и грею руки о горячую чашку с заваренным ОʼБрайеном зелёным чаем. Он ведёт себя странно, и это проявляется в практически полном молчании. Нет ни привычных шуточек, но закатанных глаз, ни цоканий, просто… тишина. Он может стоять рядом, а у меня будет ощущение, будто его вовсе здесь нет, и присутствие парня не будет нагнетать, метать ножи в спину и прочее. Просто… ничего. Может, это мой больной организм так реагирует. Сглатываю, пытаясь прогнать першение, но ничего не выходит. Выпила предложенную ОʼБрайеном таблетку от головы, и она, кажется, помогла, приглушив боль, но еле заметную дрожь в руках убрать не сумела. Коленки продолжают подгибаться, но, пока тошнота окончательно не подкатила к глотке, а тёмные круги на застлали обзор, могу стоять, упираясь тазом в подоконник. Подношу кружку к губам и делаю малюсенький глоток. К удивлению, чай помогает, на некоторое время отодвигая туман, что готовится вот-вот застлать всё моё сознание, в сторону. Мне нужно домой. У меня нет с собой нужных таблеток, а без них я могу легко свалиться без сознания, и тогда мне смогут помочь только в больнице. Слышу практически бесшумные шаги и понимаю, что ОʼБрайен заходит в комнату. Но, как уже говорила раньше, это не напрягает, не вызывает глупую необоснованную злость, это просто… просто не вызывает никаких чувств. Ни положительных, ни отрицательных. Ну, зашёл и зашёл. Что с того? Подходит к тёмному шкафчику и открывает его, доставая себе кружку. Начинает делать кофе и поворачивается лицом к моей спине, когда заканчивает. — Тебе лучше? Спрашивает и делает шумный глоток. Я обхватываю кружку двумя руками, надеясь хоть как-то убрать озноб, и подношу её к подбородку. — Да, — киваю. Голос слабый, сиплый, но, по крайней мере, могу разговаривать, что уже радует. То и дело кидаю взгляд вниз, на дорогу, пытаясь высмотреть там знакомую машину Джо, но на улице царит полное затишье. Не имею понятия, у кого дома нахожусь, но где-то в дверях то и дело мелькает фигура Тайлера, кажется, друга ОʼБрайена. Судя по тому, что Дилан не переодевался, мы не у него дома. Делаю очередной глоток, едва морщась от горькой жидкости и радуясь, что ОʼБрайен сейчас не может видеть моё лицо. Телефон в сумке начинает вибрировать, и я спешно ставлю практически полную кружку на подоконник, чуть не разлив чай. Быстрым движением открываю сумку и достаю оттуда телефон, с облегчением видя на экране имя старшего брата. — Да, — отвечаю, прикладывая мобильный к уху. — Я внизу, выходи, — голос спокойный, расслабленный, и это как-то развязывает узел напряжения внутри. Встаю на носочки, не убирая телефон от уха, и смотрю вниз, находя взглядом тёмный автомобиль. — Угу, — даю короткий ответ и отключаюсь, убрав телефон обратно в сумку. Беру её в руки и оборачиваюсь, слишком неожиданно натыкаясь на пристальный взгляд карих глаз. Буквально на секунду задерживаю дыхание. — Спасибо за чай. Проходит пару долгих, каких-то тягучих секунд, прежде чем парень медленно, будто раздумывая над чем-то, кивает, не спеша отводить от меня взгляд. Закусываю нижнюю губу и так же киваю в ответ, начиная двигаться к выходу. Выхожу из кухни в полутёмный прохладный коридор и практически наугад двигаюсь к входной двери, вдруг вновь начав ощущать головную боль. Он не пошёл за мной. Медленно выдыхаю, начиная обуваться. А должен был? Накидываю пальто, беру сумку и выхожу из квартиры, прикрыв за собой дверь до негромкого щелчка, после которого остаюсь будто бы в каком-то вакууме, ведь тишина начинает звоном давить на барабанные перепонки. Не сразу отпускаю холодную дверную ручку, опустив взгляд пол. Я не сказала «спасибо». *** — Дилан, ты хоть ешь? — Да, мам, я ем. Отвечает, стуча пальцами по рулю, обтянутому чёрной кожей. Закусывает нижнюю губу, то и дело поглядывая на светофор, который всё никак не хочет загореться зелёным светом. — В холодильнике лазанья, если что, можешь сварить себе макароны или, в крайнем случае, заказать пиццу, — говорит женщина, прекрасно понимая, что как раз таки в крайнем случае Дилан будет что-то варить, а пиццу наверняка заказывает каждый божий день, пока их нет дома. — Мам, ну, что, я маленький, что ли, — ворчит и, наконец, мягко нажимает на газ, позволяя машине ехать вперёд. Из-за праздников на дорогах почти никого нет, и парня это более, чем устраивает. Ненавидит пробки и толкотню на дороге. На заднем фоне слышится отцовский голос, и женщина спешит попрощаться, ещё двадцать пять раз сказав, чтобы он нормально питался и побольше спал, каникулы же, на что Дилан спешно отвечает «да-да», и женщина со вздохом кладёт трубку. Уже нет того влияния. Дилан собирается бросить телефон на пустое пассажирское сиденье, но его останавливает пришедшее на телефон короткое сообщение. «Ты скоро?». От Беатрис. Спешно набирает ответ, не отвлекаясь от дороги, и ставит телефон на блокировку. Высматривает знакомый магазин, где, как он точно помнит, продаётся любимый чай девушки. Поддаётся глупым принципам, что в гости нельзя приходить с пустыми руками. Паркуется, находя взглядом знакомую вывеску, и выходит из машины, хорошо ощущая, как коробочка с невесомым браслетом оттягивает карман его тёмных джинсов. Шагает к магазину, слушая хруст снега под ногами и поглубже засунув руки в карманы куртки. В этом году они ещё не обменивались подарками. Дёргает дверь на себя, слыша слишком противный звон колокольчика. Ему никогда не нравилась эта бесполезная, на взгляд парня, деталь интерьера, так что Дилан слишком показательно морщится, заходя в тёплое, уютное помещение. — Здравствуйте, — очень милая русоволосая девушка приветствует его улыбкой, стоя около кассы. — Я могу вам чем-то помочь? — Мне нужен чай с яблоком и корицей, — отвечает, медленно оглядывая магазин, где не был уже около года, и, к удивлению, не замечает никаких существенных изменений. Будто всё, как было прежде. — У вас есть? — вскидывает брови, смотря на продавщицу, и та поспешно кивает, решив не злить и без того не особо дружелюбного покупателя. — Да, конечно, — отвечает звонким голоском, и Дилан проходит к кассе в то время, пока девушка ищет нужную упаковку. Закусывает внутреннюю сторону щеки, щурясь от слишком яркого света лампы. Помнит, как мог проводить здесь часы вместе с Беатрис, которая слишком тщательно выбирала себе чай, а потом всё равно брала один и тот же. Каждый раз. Дилан почему-то не сомневается, что будь у неё на полках хоть сто упаковок этого чая с яблоком и корицей, она всё равно будет несказанно рада ещё одной. Особенно подаренной им. Девушка начинает рассчитывать парня, перед этим поинтересовавшись, не нужно ли как-то по-особенному упаковать, на что Дилан только качает головой. Это просто дружеский жест. Ничего более. Рассчитывается и выходит на улицу, где уже начинает темнеть. Фонари горят оранжевым светом, который почему-то не нравится парню. Дилан вообще не любит яркие цвета, особенно когда они уж слишком навязчивые. Ему по душе более спокойные, холодные оттенки, что иногда очень сильно удивляет Хлою. Открывает дверь автомобиля и садится в салон, кинув пергаментную упаковку с чаем на соседнее сиденье. Пару долгих секунд смотрит на неё, лишь потом резко закрыв дверь автомобиля. Опускает лицо в ладони и делает глубокий вдох. Дружеский жест. Ничего более. *** В комнате душно, воздух спёртый, пот почти сразу выступает на лбу, но девушку, закутавшейся почти что с головой в одеяло, трясёт от холода. Из груди то и дело вырывается сиплый кашель, и она постоянно шмыгает заложенным, раскрасневшимся носом. В доме тишина, хотя он полон народу. Везде горит свет, широким лучом свободно проникающий в комнату девушки и при каждом открывании глаз больно бьющий по ним. Все стараются сохранять молчание, вести себя как можно тише, что не хило действует Кэтрин на нервы, но она ещё слишком слаба, чтобы высказать всё своё недовольство. Ведут себя так, как будто она смертельно больна, когда доктор сказал, что у неё просто тяжёлая форма гриппа. И всё. Грипп. Просто грипп. И всё! Ворочается, ощущая, что простыни уже промокли, настолько у неё высокая температура. Сглатывает. Это всего пару дней в постели. Не больше. И всё. Вздыхает, ощущая острое желание выпить воды. С трудом поднимает тяжёлые веки и терпит боль в глазах от света, что ярко горит в коридоре. В её спальне включена только одна лампа, и то она стоит на письменном столе. Тянется к наполовину наполненному стакану с чистой водой и едва трясущейся рукой берёт его, поднося к сухим губам и делая глоток. Жидкость кажется какой-то сладкой, и Кэтрин выпивает её залпом, понимая, что этого совсем недостаточно, поэтому наливает из кувшина ещё. Выпивает три стакана, прежде чем причмокнуть губами и почувствовать, что голова уже, оказывается, не такая тяжёлая, а першение в горле едва отступило. Но всё усугубляет противное ощущение ватного, тяжёлого тела. Дотянуться до телефона оказывается слишком трудно, поэтому, когда холодный мобильный оказывается в руках, девушка падает обратно на мягкие подушки и снимает с устройства блокировку, щурясь от яркого света. *** Слышит за спиной громкий смех и тяжело вздыхает. Кто бы сомневался, что Беатрис не осмелится остаться с ним вдвоём и позовёт ещё пару-тройку людей? Он не сомневался. Он просто не подозревал об этом. Бесцельно нажимает на кнопку пульта, листая однотипные каналы. В доме жарко, хочется скинуть с себя одежду, из-за которой колит тело, но парень лишь продолжает кривить губы и убирать тёмные волосы со лба. Позади слышится, как кто-то разливает вино в бокалы, и Дилан вновь не подавляет тяжёлый вдох. Ему чуждо здесь находиться, он сидит, как на иголках, но просто так встать и уйти что-то не позволяет. Он всё-таки приехал. Может, не зря? Карие глаза устают от быстрой смены каналов, поэтому Дилан оставляет какой-то один, на котором идёт знакомое ему шоу. Откладывает пульт в сторону и ёрзает на мягком диване, стараясь устроиться поудобнее и скрещивая руки на груди. — Дилан, ты не смотрел игру? — вопрос прилетает ему в спину, и Дилан реагирует не сразу. Он не умеет легко сближаться с людьми, а это парень, судя по всему, уже считает его своим другом, в то время как ОʼБрайен даже его имя запомнить не может. — Нет, — качает головой, не поворачивая её. Парень начинает задавать ещё какие-то вопросы, на который усталый ОʼБрайен отвечает односложным «угу», совсем не вслушиваясь, но незнакомого парня это, кажется, не особо волнует. Он продолжать болтать, совсем как девчонка, что Дилан просто не выносит, поэтому парень прибавляет звук, пытаясь заткнуть незнакомца, но тот начинает болтать только громче. Выдыхает, опуская потное лицо в ладони. Качает головой, глубоко дыша и понимая, что все звуки смешиваются в одну непонятную массу, поэтому рука сама тянется к пульту и делает звук тише. Лучше пусть он слышит этого приставучего, чем потом мучается от головной боли. — Дил, идём, — слышит знакомый голос Беатрис, зовущий за стол, и подавляет очередной тяжёлый вдох, опираясь локтями на колени и выключая телевизор. Еле как заставляет себя встать и прогибается в спине, когда телефон в кармане джинсов вибрирует, оповещая о новом сообщении. Специально медленно достаёт устройство, снимая с него блокировку. «Спасибо».