Зов

      На утесе одинокого острова, на котором кроме видевшего жизнь Отшельника и его ученика никого и никогда не проживало, стоит чугунное строение. Оно напоминает большой и длинный короб. Или гроб, только без покрытия сверху. Обычно эти двое использовали данный не эстетический предмет интерьера, как сбор дождевой воды, но на нынешний момент короб принял на себя более зловещее и траурное значение.       Молодой юноша находился рядом с коробом. Его спина – идеально прямая, напряженная, точно тетива натянутого лука. Его лицо застыло в непроницаемой маске, по которой невозможно было прочесть ни одну эмоцию. И только через несколько мгновений его губы, словно под тяжелым давлением, под тяжелым грузом, дергаются и рвано переходят в убитую и вымученную улыбку. Улыбайся.       Светло-голубые, почти бесцветные, из-за ослепляющего, холодного, не греющего зимнего солнца, глаза, словно стекло, смотрят вперед. Его руки сжаты в кулаки с такой силой, что кровь отлила от побелевших от напряжения пальцев. Юноша достает из ножен именную катану. Только его катану. Его рука движется плавно и медленно. Это прощание. Продержав перед собой оружие, мальчик разбирает холодную сталь, отделяет лезвие от рукояти и кладет ее поверх черного чугунного короба. А в сам короб помещает согнутый пополам лист бумаги. И только ветер, что внезапно подул с востока, узнал, что именно содержит в себе этот кусочек бумаги.       Я знаю, что эти строки никто и никогда не увидит. Но мне самому нужно это. Нужно выговориться. Из меня вырываются слова, но я должен молчать. Молчать, чтобы сохранить спокойствие учителя. Сколько времени я уже здесь нахожусь? Ни один год, а три. За это время Отшельник мне казался… я не могу подобрать слова. Но, сперва я его ненавидел. Это чувство я испытывал раньше, это чувство я испытывал и до сих пор испытываю к Данзо, к тому, кто виновен в истреблении целого клана того, кого считал не только другом, наставником, но и старшим братом. Но в отличие от Данзо, случай с Отшельником именно тот, когда ненависть перерастает в уважение. Учитель обучил меня всему, что мне может понадобиться. Он знал о моей проблеме и не отвернулся. Ведь даже самураи используют в своих техниках чакру. А теперь… я узнал о нем больше. Эта информация, эта его история она слишком… я вновь не могу подобрать слова, несмотря на то, что весьма начитан. Пожалуй, начну с самого часто использованного штампа: Давным-давно…       Давным-давно жила на этом свете, в этом жестоком мире девчушка по имени Юми. Ее отец был самураем, а мать гейшей. Но, несмотря на разницу в классах, оба родителя были вместе. Пока не наступила война. Девочка Юми взяла в руки катану отца впервые лишь после того, как своими глазами увидела смерть этого великого воина. Она видела, как ее мать проткнули лезвием вражеского оружия, а после надругались над мертвым телом, приговаривая: «Женщина после смерти еще пару часов женщина».       Как и у любого ребенка войны, у девочки Юми было тяжелое детство. Но оно закалило девочку. Однако в рядах самураев женщины не приветствовались. И неважно было, что Юми сражалась лучше многих мужчин, а в стратегическом мышлении посоперничала бы с самим Дайме. Поэтому Юми всегда перетягивала грудь, никогда не наносила макияж, и постоянно затягивала волосы в высокий пучок на голове. Будучи с рождения девочкой крупной, она внешне походила на мужчину. И однажды она присягнула на верность одному господину. Юми служила ему долгие годы, верой и правдой, как бы это пафосно не звучало. Верная, отдавая всю себя во служении, самоотверженная. Пока однажды не умерла. А точнее, пока не влюбилась. Но любовь бывает разной, многогранной и… иных цветов.       Она была дочерью господина. Не первенец, у нее было много других сестер, но именно Она выделялась среди остальных. Хрупкая, нежная, с черными, как вороново крыло, волосами, с аристократичной бледной кожей и тонкими кистями. Именно кисти, с голубоватыми прожилками вен, и цвета черного агата глаза убили Юми. Словно вырвали из груди сердце и сжали в тиски, заставляя подчиняться душой другому человеку.       Но в деревне самураев такие отношения были запрещены. Любое проявление подобной любви каралось, особенно, если был втянут ребенок господина голубой крови. Однако, Она ответила на возникшие чувства.       Я до сих пор не могу понять, была ли эта любовь взаимна или нет. Правда ли, когда Юми полностью и необратимо отдавалась чувствам, Она не просто манипулировала девушкой-самураем. И, разумеется, конец этой истории печален. Закончился данный период кровью. Ее кровью. Она была успешным манипулятором и предводителем интриг. Похуже отца, Она хотела продать оборону Тетсу-но-Куни. Вот как о Ней отзывается история. На самом же деле, именно Она была той, кто предотвратила сдачу столицы завоевателем. Но Она не хотела, чтобы ее род остался в истории как трусы и продажные предатели. Возлюбленная Юми, чтобы отвести в тень свою семью, выставила на всеобщее обозрение свои… предпочтения. Она призналась в том, что влюблена в девушку. Тогда и начались гонения и всеобщее презрение. Испорченная кровь.       Через несколько месяцев до окончания войны Юми самолично убила Ее. Это была последняя просьба госпожи воительницы. После этого Юми погибла, умерла внутри вместе с той, кого любила.       И я до сих пор думаю лишь об одном… а точнее, задаюсь вопросом. Почему? Почему в мире могут жить мужчины, которые бросают своих женщин и детей, которые насилуют невинных, которые избивают и грабят, которые убивают и разжигают войны? Почему в мире могут жить женщины, которые убивают своих детей, которые изменяют своим мужьям, которые меняют любовников чаще, чем перчатки? Почему в мире могут жить политики, которые убивают свой народ во славу себя? И почему в мире нет места любви и простому человеческому счастью? Кому какое дело, с кем разделяет тот или иной человек свою постель? Все дело в генофонде? Как по мне, некоторым людям нужно было не рождаться. Я просто… я просто не понимаю. Человек рожден, чтобы быть счастливым.       А теперь и Отшельник умер. Тихо, во сне. Болезнь убила его. И теперь… я скучаю. И не могу понять, почему люди вокруг меня умирают. Все, к кому я когда-либо привязывался. И теперь, откровенно, я боюсь. Боюсь к кому-либо показывать свои чувства, свои эмоции. Теперь это запрещено для меня. Отныне я буду стараться жить с одной улыбкой на лице. Я не знаю, получиться ли так… я знаю свои слабые стороны, я слишком эмоционален. Слишком нестабилен, но я не хочу, чтобы люди вокруг меня умирали.       И это конец. Конец моего повествования. Конец моего письма. И эта подлинная история канет в небытие. Спите спокойно учитель. Надеюсь, что ТАМ вы встретились с той, кого вы любили больше жизни, больше долга.       Светло-русый мальчишка достал из сумки бутылочку. Темная бутылочка, а в ней вязкая жидкость. Тонкие, до сих пор обескровленные от напряжения пальцы, не с первого раза открыли деревянную пробку. По утесу распространился резкий и тяжелый запах, который мгновенно с собой унес вновь поднявшийся ветер. Парень вылил содержимое бутылочки в чугунный гроб, в последнее пристанище Отшельника. И поджег.       Стоя на утесе и смотря на пылающий огонь, Шиноши закрыл глаза. Словно с его плеч свалился тяжелый груз. Все его мысли и вся история, которую он услышал, ушли в небытие. Отшельник, в последние дни доверился ему. И это… как ни странно, но грело сердце. Значит, не только он доверился. Не только он впустил в свое сердце другого человека. После Шисуи это было сложно сделать.       Когда огонь погас был уже вечер, а Шиноши так и не сдвинулся с места. У его ног был сосуд с холодной водой. И двенадцатилетний мальчик, обмотав руку, взял раскалённое лезвие именной катаны, которая впитала в себя боевой дух Отшельника. Ребенок поместил металл в воду, охладив этим и закалив сильнее. После нескольких минут он ее вытащил из воды и, сев с чугунным гробом, стал точить лезвие. Улыбайся.       На его губах была несменная улыбка, а в глазах траур, темнота от заходящего солнца, боль потери и застывшие, стеклянной пеленой, слезы. - Я даю тебе имя. И имя тебе Юми. - Прошептав, ребенок поднес к своим губам клинок и коснулся его губами. – Благослови меня и мои последующие сражения. Благослови меня на защиту тех, кого я люблю. Твое имя отныне Юми. Юми.       Шепот детских губ «скользил» по острому лезвию катаны, в котором Шиноши видел свое отражение. Огладив подушечками пальцев лезвие, ребенок вновь соединил его с рукоятью. Катану Ёши поместил себе на пояс, а после, поднявшись, достал небольшой мешочек из ткани. Он опустил одну из сторон чугунного короба. Только для одного: юный самурай весь пепел, что остался от Отшельника, поместил в мешочек. - Я выполню Вашу последнюю просьбу, учитель. Я похороню вас там же, где ты умерла, Юми.       Наконец мальчик покинул утес, он вернулся в свой временный дом и, напоследок окинув взглядом светло-голубых глаз пристанище, отправился на другую сторону маленького безымянного острова. Там его ждала лодка, с помощью которой паренек и Отшельник когда-то приплыли. - Прощай… место моей боли.       Все секреты остались в этом месте. И единственным их хранителем остался русоволосый паренек, который по морю собирался на материк. Уже не оборачиваясь.