Зов

      Поздний вечер. Именно тот момент, когда ночь начинает входить в свои права, прогоняя день и солнце прочь. Насколько же это время подходило предстоящим событиям.       Шиноши сразу понял, что Ченглей рядом, как только ступил на проделанный воином путь, состоящий из трупов фанатиков. Каждый шаг давался юноше с трудом. От вида обезображенных с жестокостью тел становилось жутко. Дискомфорт сковывал получше любых пут и цепей. Однако, молодой самурай продолжал путь. Ему нужно найти Ченглея. И не только для того, чтобы забрать последний янтарь - последний пазл мозаики. Но еще и... для чего, в принципе? Шиноши не глуп, он сразу провел параллель, пришел к таким же выводам, что и Ксиан. Ченглей хотел сам сразится с Уроборосом. Шиноши и Ксиан были просто приманкой, которая облегчит путь к финальному боссу, если говорить на языке геймеров из настоящего мира самурая. Однако, сам Ченглей должен понимать, что он не справится один. А значит, Змей это тот враг, которого считают заклятым. Это был именно тот момент, когда ради мести человек на жертвенный алтарь складывает все, в том числе и свою собственную жизнь. И почему же это все трогает струны души Шиноши? Он провел ведь с этим Гризли так мало времени, почему его вообще должна волновать судьба этого человека? И чем больше сокращалось расстояние между ним и воином, тем яснее был виден ответ на эти вопросы.       Эмоциональные связи, ментальная эмпатия - то, что связывает людей вместе. Ченглей спас Шиноши, не дал ему умереть, показал новый мир, помогал на протяжении этого небольшого путешествия, они вместе сражались. Несмотря на то, что они провели вместе так мало времени, за этот небольшой период с ними произошло много событий. Именно поэтому Шиноши и не мог оставить Гризли наедине со своей местью и смертью. И не нужно ему знать ради чего, какова причина, что за прошлое гложет Ченглея, Шиноши просто желал двигаться дальше, и чтобы этот человек тоже пришел в движение. Не рядом с ним, у Шиноши не было эгоистичного желания привязать этого человека к себе. Он просто хотел, чтобы Ченглей жил и дальше. - Ксиан. - Да, господин-мышонок? - Когда это произойдет, когда Ченглей обнажит против меня свой меч, я хочу, чтобы ты не вмешивался. - Пхах, я твой страж, господин-мышонок. Это та роль, которая мне отведена. И мой способ высказать благодарность тем, кто приютил меня и спас от моего внутреннего зверя. - Ксиан. Шиноши становился. После чего, обернувшись, посмотрел серьезным взглядом на мужчину. Из-за чего и сам блондин прекратил движение. Это было для него так странно, этот ребенок не доставал ему и до пояса, однако казалось, что смотрел он на него сверху вниз. - Ксиан, я хочу, чтобы ты, пока я буду заниматься Ченглеем, вошел в Храм и разобрался с фанатиками. Эта секта не должна нам мешать в уничтожении Урбороса. - Хм, это, конечно, на план не похоже. Но, ваше желание - закон для меня. И в своем репертуаре мужчина сделал показательный поклон. Он был не очень доволен открывшейся перспективой. Это действие произошло между Ксианом и Шиноши около часа назад. Именно поэтому, когда Ченглей поднял над головой меч, Ксиан, вздохнув, исчез в дымке, выпущенной ранее из рта, когда он курил трубку. Ченглей с Шиноши остались один на один. - Я не знаю за что ты хочешь отомстить. Однако, просто так сгинуть и забрать с собой последнюю частицу янтаря я тебе не позволю. Шиноши встал в стойку и спокойно выдохнул, выравнивая дыхание. В отличие от Ченглея, он не берет свою силу из ярости и гнева, он не Берсерк. Путь самурая, словно путь воды. Безмятежность и спокойствие. И возможность трезво оценивать ситуацию. Как так получилось, что Шиноши понял, что янтарь в руках Ченглея? Одного вида аватара Бога Сусаноо было достаточно чтобы понять. Кагуцути, когда только появлялся в материальном плане, всегда нес с собой разрушения и смерть. Но это не относилось к тому, у кого в руках был янтарь. Даже если сила Кагуцути были слишком сильна для маленького тела человеческого ребенка, Шиноши всегда оставался жив, в отличие от других. Как только юноша увидел Сусаноо, тогда то он и понял, что энергия Богов проводится через эти камни. Не зря же даже в его родном мире янтарь считается магическим. А это значит, если Сусаноо следует за Ченглеем, значит у мужчины есть то, что нужно Шиноши. К тому же, чем ближе Шиноши подходил к воину, тем сильнее ощущал свою правоту. - Какой же ты все-таки жадный ребенок. Усмехнулся Ченглей. Разница в силе и опыте видна невооруженным взглядом. Так почему же Шиноши не отступает? Настолько сильно нужен камень? Или... Ченглей видит что-то еще в этих больших, как у олененка, лазах. Глазах, в которых сейчас отражается абсолют спокойствия. - Когда ты хочешь вернуть то, что принадлежит тебе, это ведь не жадность, верно? Парировал юноша. И сделал свой первый шаг вперед, не сводя взгляда с мужчины. Это заставило Ченглея засмеяться. Горько. Громко. И рвануть вперед.       Этот бой даже не танец. Этот бой словно игра в догонялки. Все, что остается Шиноши - парировать удары, уходить от атак, уклоняться, бежать, чтобы вновь вернуться и наносить свои удары. Удары тупой стороной клинка. Он не хочет ранить, не хочет убить. - И ты хочешь вернуть то, что принадлежит тебе, верно? Сказал Шиноши, когда в очередной раз их клинки встретились. - Что ты несешь, полевка? В ответ рык Берсерка. Мужчина резко отводит меч в сторону и кулаком ударяет в солнечное сплетение юного самурая, от чего ребенок отлетает в сторону, но приземляется на ноги. От этого удара его рвет себе же под ноги желчью, сегодня он не обедал, а завтрак успел перевариться. - Ты хочешь вернуть принадлежащий тебе покой. С придыханием проговорил юноша, вытирает подбородок рукой и, вновь преодолевая боль, встает в стойку. Его взгляд вновь фиксируется на Ченглее. - Я желаю лишь мести за мою семью и мою деревню! Опять рев Берсерка. И Ченглей несется вперед, замахиваясь на парня. Отскок в сторону, на стороне Шиноши преимущество в его росте и гибкости. Кувырок, отражение направленных на него атак мечом, отступление. Теперь он кружит вокруг Ченглея, не позволяя тому приблизится и нанести еще удары своими кулаками. Для хрупкого тела ребенка подобные удары в любой момент могут стать летальными. - Он наслаждался нашими страданиями! Я это точно знаю! Он усмехался! Ченглей начинал входить в раж Берсерка, вспоминая картины прошлого, которые на протяжении стольких лет не пропадали и не стирались из его памяти, словно эта катастрофа произошла еще вчера. Однако, сам Ченглей понимал, что этот раж нужен ему будет в сражении с Уроборосом. Нужно беречь силы. - Если тебе так нужен этот чертов камень, то можешь забрать его с моего трупа, когда я покончу с Демоном! Ченглей заметил, как Шиноши, отбив его очередную атаку, замешкался. Сказывался недостаток опыта в сражениях и малая выносливость? - Я знаю, что Сусаноо, Бог победивший Ямата-но-Орочи, поможет мне! И большего мне не нужно! Даже если этот бой будет моим последним... нет, этот бой будет моим последним, я отдам Сусаноо свою жизнь ради этого! Удар. Еще удар. Меч Ченглея не останавливался, заставляя Шиноши, блокирующего атаки, отступать. Вот только... в один момент, юноша выпустил катану из рук и... вместо того, чтобы бежать в сторону, он остался на месте, закрыл глаза и опустил голову, словно принимая надвигающуюся смерть. Именно в этот момент, чтобы не убить паренька, Ченглею пришлось оступиться. И мужчина кубарем понесся мимо. Распластавшись на земле, тяжело дыша, Ченглей посмотрел на недвигающегося юношу. - Ты... ты какого черта творишь? Сдохнуть захотел? Шиноши, медленно повернувшись, посмотрел на Ченглея и улыбнулся ему. Так... по-доброму, так по-детски невинно, что у мужчины на мгновение перехватило дыхание. Не сумев отпустить прошлое, мужчина сразу увидел перед глазами своих братьев и сестер, которые ранее точно так же улыбались и ему. - Неужели ты думаешь, Ченглей, что Боги настолько жестоки? Задал он вопрос тихим голосом. Ченглей, тяжело дыша, сел на земле. - Сусаноо помогает тебе, потому что ты воин, а не какая-то жертвенная овца. Вот мое мнение. - Ах да, ты ведь у нас Оракул. Оракул, который не знает ничего о Богах. Усмехнулся мужчина, закрывая глаза своей широкой и большой ладонью. Он не чувствует от Шиноши желания биться, а значит, он не будет ждать от него подвоха. Он слишком долго провел рядом с этим ребенком, чтобы понять одно - он прост как монетка. - Я не отрицаю, что только учусь. Но... Ченглей, я не верю, что Боги здесь действительно так жестоки. - Тогда почему... почему они не вмешались?! Мужчина со злостью накинулся на юношу, повалив того на землю и заключив его тонкую шею в свои руки. Шиноши не двигался, а только смотрел на воина, прошедшего через Ад. - Почему они оставили нас? Почему не спасли? Почему тогда не пришел ты?! Руки все сильнее и сильнее сжимали шею самурая, но тот был спокоен. Это странно, но его вдруг охватило это... умиротворение. Он словно смотрел на ребенка. Ребенка, которого лишили всего сразу. Ребенка, который винил всех вокруг, а самое главное - себя. Откуда... это спокойствие? Он ведь сейчас меня убьет... Задавался вопрос мальчик, но все же, ничего не предпринимал. Ему кажется, что он даже не дышит. Он смотрит на этого человека, на этого мужчину, у которого на глазах появляются слезы прошлого. Сколько же времени это его преследует и уничтожает его душу и сердце. Сожаления, гнев, ярость, несправедливость, а самое главное - боль. - Всему свое время, Ченглей. Шиноши почувствовал, как мужчина вздрогнул, услышав свое имя. - Я не могу сказать просто "прости" за то, что не пришел раньше. Не могу. Однако, сейчас я здесь. И я не хочу, чтобы ты пошел туда один, чтобы умереть. Я понял, находясь в этом мире, что наши жизни нам не принадлежат. А еще, что этот мир жесток. Чего ты добьешься, если умрешь в битве, которую не способен выиграть? - Хах, а ты значит сможешь? - Нет. Без тебя и Ксиана не смогу. Боги ли это или судьба, но мы встретились все вместе здесь. Люди, которые не могли никак встретится изначально. Я, человек из другого места, ты, странствующий воин ищущий мести, и Ксиан, человек из рода поклоняющимся Девятерым и живущих в отшельничестве. Мы никак не могли встретится. Но мы здесь. Прикрыв глаза Шиноши протянул свою руку и положил ее, ладонью, на грудь мужчины. Он отчетливо ощущал тепло от чужой кожи и крепкие мышцы. А еще мешочек. - Я не буду его брать, пока ты сам его не отдашь. Ченглей ослабил свою хватку, смотря на ребенка под собой. Его гнев утихал, спадал. А слезы оставляли за собой дорожки, очищенные от крови врагов. Гризли знал, что Шиноши не врет. Он успел достаточно хорошо изучить его, чтобы понимать что-то нечто банальное. - Какой же ты все-таки странный ребенок. Уже спокойным голосом сообщил Ченглей, окончательно расслабляя хватку на чужой шее. - Банальные фразы о том, что тебя твоя семья не хотела бы видеть таким, это явно не мое. И Шиноши улыбнулся, заставляя коротко хохотнуть и Ченглея. Мужчина, выдохнув, прикрыл глаза. - Я его убью. Это цель моей жизни. - Я не против. Просто не отказывайся от нашей помощи. Весь этот путь не проделать только в одиночку. Да и умирать в одиночестве... Это самое худшее, что может быть. - Ты говоришь об этом с такой интонацией, как будто знаешь в этом толк. Нет. Со мной был Кагуцути.       Только Шиноши хотел убрать руку от груди Ченглея, как его пронзила невыносимая боль, заставляющая его закричать и выгнуться дугой. Запрокидывая голову назад, он широко распахнул глаза, уставившись невидимым взглядом в небо. Крик заставил Ченглея отпрянуть, только ему кое-что помешало. Мешочек, в котором хранился янтарь, казалось, приклеился, даже через рубаху воина, к руке ребенка. - Хэй, полевка! Полевка! Ты меня слышишь? В чем дело?! Полевка?! Мужчина пытался отцепить раскрытую ладонь от своей одежды и мешочка под ней, однако, она словно намертво приклеилась. Шиноши ощущал знакомый жар и пульсацию, которая распространялась на все тело и медленно, но верно, переходила не только от его груди, где покоились остальные четыре камня, но и от его ладони, к позвоночнику. Боль, словно его сжигают изнутри, разрывают вакуумом, испепеляют разрядами молний. Все это обрушилось моментально и неожиданно. Ченглею потребовалось около минуты, чтобы отцепить наконец от себя руку ребенка. Вот только когда он ее отцепил, то увидел, что в плоть Шиноши, буквально, вплавляется белый янтарь. Королевский янтарь, как его называли. Против воли ребенка, тело которого схватила крупная судорога. Юноша трясся, а невидящий взгляд смотрел куда-то вдаль. Камни вплавлялись в чужое тело.