Темное прошлое героя Мобиуса

В параллель Белого Алмаза братья обычно не забредали — уже со дня сотворения всем стало ясно, что всё будет так, как он сказал, и никак иначе, и потому любым способом избегали встречи с ним. Но он всё равно нашёл, кем командовать: излишне любопытные Самоцветы под его твёрдой рукой сознавались во всём, что им только было известно, и сами привели его к «яслям». Ехидна забрал по одному Самоцвету каждого вида и, вернувшись в свою параллель, принялся заполнять эту зияющую пустоту. Невидимый пол покрыла белая перламутровая плитка, а в центре этого ослепительно белого пятна возвышался серебряный трон, украшенный черными шестнадцатиконечными звёзами разного размера и четырехугольной бипирамидой на верхушке спинки. По левую руку от него стояла серебряная стойка с оружием самых разных видов, а по правую обесцвеченные Самоцветы над чем-то упорно, но безрезультатно трудились. Ехидна то и дело хмурился, недовольно поглядывая на них, но терпеливо продолжал следить за ними, восседая на троне. Вдруг тьма расслоилась, и Голубой Алмаз приблизился к Белому, приветливо улыбаясь. — Вижу, ты тут не скучаешь, братец? И правильно. Мне тоже пора оставить прошлое позади. Хотя наш последний разговор всё ещё не даёт мне покоя… Ты ведь не злишься на меня? — С чего бы мне на тебя злиться? — ехидна пожал плечами, даже не поворачиваясь к младшему брату лицом, — Сам полез куда не надо — сам огрёб. И ты давай, успокойся уже. Синий говорил, что от твоих загонов проблемы будут у всех. — Моих… — Боль скрипнул зубами, — Звучит так, будто я этого хочу. Белый наконец развернулся к брату. Черно-серо-белые Самоцветы замерли, кто-то даже потерял равновесие из-за неестественной позы, но спустя уже секунду поднялись на колени и обернулись лицом к Алмазам, смиренно ожидая приказа. Ехидна же изогнулся так, чтобы наконец разглядеть тускло сияющие голубые глаза под густой чёлкой и недовольно проворчал: — Так сделай с этим что-нибудь! Неужели нет способа исправить твой изъян? — Оу, — Голубой поджал уши и отвёл взгляд, — вообще-то есть, просто… — Просто сделай это, и всё, — Белый встал и приказным тоном продолжил, — хватит мямлить. Бесишь. — Ну раз ты так просишь, — злорадно улыбнулся Боль и коснулся плеча ехидны, — то как я могу отказать? Белая вспышка на мгновение ослепила дикобраза, и бриллиант упал ему под ноги. Голубой облегчённо выдохнул и поднял самоцвет брата. — Спасибо. Теперь мне намного легче. Ты ведь не против сохранить мою боль… навечно? Самоцветы окрасились в нормальные для них цвета и начали удивлённо переглядываться. Рыжий Агат покачал головой, сознавая, что в таком же смятении, как и он, находится каждый Самоцвет, приблизился к опустевшему трону и робко обратился к голубому дикобразу: — Мой Алмаз, мы все растеряны сложившейся ситуацией… Что нам делать? — Можете вернуться к своим прежним делам. Хотя… Висмут? Подойди ко мне! Высокий мускулистый парень с пышной разноцветной шевелюрой испуганно уставился снизу вверх на Голубой Алмаз, который небрежно подбрасывал белый бриллиант на левой ладони. Боль же с ехидной улыбкой смотрел на совершенно растерянного парня, одетого в черные майку и трико, а поверх них — серый передник в тон коже, на котором красовалась фиолетовая звезда. — Сделай… Чашу. Высотой в два метра, а диаметр — чтобы он в неё поместился, будто всегда там и был, — дикобраз отдал ему белый камень. Висмут бережно сжал в таких же серых рабочих варежках бриллиант и поднял полные ужаса глаза на Голубого. — Мой Алмаз… Как же так?.. Разве вы не братья? — А? О, да, — отмахнулся Боль, — просто… После того, что он сделал с тобой, ты уважаешь его — совсем как раньше? — А что он сделал? — изумился парень. — Так ты не помнишь, — вздохнул Голубой и указал пальцем на стойку с оружием, — твоих рук дело? — Нет, — только и смог выдохнуть Висмут. — А теперь оглянись: ты видишь здесь хоть одного из своих братьев? Парень внимательно огляделся и схватился за голову. — Он меня… Заставил? Почему я не помню? — Дай угадаю: ты так сильно не хотел ковать оружие, что ему пришлось на время заменить твою личность. Ну так что, — Голубой подмигнул ему, — с чашей справишься? — Да, мой Алмаз, — уныло протянул Висмут и поклонился, — но только не здесь. Без помощи Рубина мне не расплавить металл. Дикобраз скользнул взглядом по белому пространству и, убедившись, что Рыжий Агат увёл из этой параллели всех остальных, провёл Висмут тем же способом в «ясли».

***

Остроухоий организовал аудиенцию на удивление быстро — уже следующим утром он смог собрать всех нуждающихся в помощи Алмаза в уже много лет пустовавшем «тайном дворце», что использовался исключительно для дипломатических встреч, и даже без каких-либо проблем провести туда Супру. Переговоры не заняли много времени, что насторожило помощника вождя, и закончились они оглушительным провалом: — Я довольна. Столько новых друзей! — Молчать! — не дослушав реплику, рявкнул Остроухий на весь зал, но даже его голоса не хватило, чтобы заглушить поднявшийся после её слов хохот. Помощник вождя поджал уши и настороженно обернулся на крольчиху. Она в полной растерянности хлопала глазами — все ежи, не имевшие чёрных полосок, хохотали, как один. А отмеченные печатью Тьмы настороженно переглядывались, из последних сил подавляя блуждающую на губах ухмылку. Фиолетовая сверкнула и превратилась в Инфима. — Значит, вам смешно? А мне — нет. Что ж, посмотрим, кто из нас посмеётся последним. Алмаз вытянул руки вперёд и вверх, прямо под потолок, а затем размножил пальцы и поймал каждого присутствующего в луч лазера. В комнате на миг повисла звенящая тишина — берсерки вновь ощутили ледяные когти Смерти, впившиеся в их сердца, и только после этого осознали, какую ошибку они только что совершили, посчитав её подарок щедростью легкомысленной дурочки. — Мой Король, — Остроухий упал на колени, — подари хотя бы шанс заслужить Твоё прощение, умоляю! — Ладно, — фыркнул Фиолетовый, и луч, пронизывающий помощника вождя, погас, — тебя — прощаю. — Благодарю! — замогильный холод в груди мигом развеялся, и главный берсерк бросился в ноги гигантскому ежу, покрывая поцелуями его ботинки, — А как заслужить прощение для всех остальных? — Тебе — никак, — Инфим после короткой паузы спустил руки и вернул их к нормальным размерам, — каждый будет выпрашивать себе жизнь сам. И если я откажу дважды, то в третий раз запрещаю приближаться ко мне с тем же вопросом. Гроссмейстер вышел вперёд и опустился на колени перед гигантским ежом. — Мой Король, прошу Твоего прощения! Не смею оправдываться, я не успел придумать ничего, что могло бы исправить эту чудовищную ошибку… И готов заплатить за это, какую бы цену Ты ни назвал. — Ты уже заплатил, ещё накануне, — снисходительно улыбнулся Инфим и пронзил его фиолетовым лазером, — а вы не обольщайтесь. Здесь я вижу лишь одиннадцать, заслуживших моё милосердие вчера. Остальные только лишь просьбой не отделаются. Ощутив, как ледяные когти принялись разрывать его изнутри, Гроссмейстер содрогнулся и бросился в ноги Алмазу. Остроухого и едва ли не треть присутствующих тоже передёрнуло. — Мой Король! — испуганно воскликнул несчастный и принялся лобзать ботинки Алмаза, — Сжалься, умоляю! Подари хотя бы шанс! Пощади, — он в слезах приник губами к чуть заходящей на носок подошве. Инфим недовольно дёрнул ухом. — И чего тебе ещё? Несчастный поднял на него полные ужаса и слёз глаза и зажмурился. — Ничтожество не посмеет отвлекать Бога по таким пустякам. — Мой Король, — Остроухий склонился перед ним, прижимая ладонь к разрывающейся от страданий сына груди, — прошу, выслушай! — А ты-то чего всполошился? — Инфим перевёл скучающий взгляд на него, — ладно, слушаю. — Твой лазер… Он больше не дарует жизнь, как прежде. Прошу, посмотри на моего сына ещё раз и убедись: жизненный Хаос так и не вернулся в его сердце. Фиолетовый смерил несчастного пристальным взглядом и снова пронзил его грудь лазером. Парень растянулся на полу без сознания. — Стой, умоляю! — Остроухий всхлипнул и в панике снова принялся целовать его ботинки, — Только не говори, что Твои слова были шуткой! Наши жизни принадлежат Тебе, и мы готовы отдать их по первому же слову, только скажи прямо, чего Ты хочешь! — Хочу понять, что не так с моим лазером, — Инфим нагнулся и вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть свой бриллиант, — с виду всё должно работать правильно. Или… Наоборот? Алмаз снова преобразился, на этот раз — в знакомого всем ежа. Остроухий скрипнул зубами и сокрушенно покачал головой. На этот раз вспышка лазера произвела нужный эффект, и Гроссмейстер в панике бросился к двери, но замер перед ней в нерешительности и опустился на пол сбоку от входа, тяжело переводя дух. — По какому имени обращаться к Тебе в этой форме? — обратился к Алмазу помощник вождя и опустил уши. — Меди, — недовольно проворчал Алмаз и смерил пристальным взглядом склонившихся перед ним ежей, — не заслужили вы видеть меня таким, пока ещё не заслужили, но что ж поделать, если Инфим может только казнить. Сегодня я дарю каждому из вас только одну попытку. Каждый, кто её использовал, должен покинуть эту комнату, и мне плевать, с каким результатом. Гроссмейстер испуганно всхлипнул, услышав это, и тихо вышел. Алмаз пристально посмотрел на Остроухого, и тот испуганно поджал уши. — Я тоже? Тебе не нужна моя помощь? — Проваливай, — недовольно фыркнул Фиолетовый, — ты уже сделал всё, что мог. Остальное тебя не касается. — Но мои леди… — Расстроили меня. Я сам решу, что с ними делать. Пошел вон. Дождавшись, пока помощник вождя закроет дверь с обратной стороны, Меди раздражённо выдохнул и обратился к оставшимся в помещении ежам: — Я прощу только тех, кто развеселит или удивит меня. Да, у каждого только одна попытка, но вы можете объединиться, чтобы повысить свои шансы на успех. И ещё, вы можете попросить о чем-нибудь тех, кто стоит за дверью, но из комнаты выходить нельзя. Меня все поняли? По толпе пронеслось нестройное «да, мой Король», и ежи принялись шептаться. Остроухоий облегчённо вздохнул, услышав его слова, и отошёл от двери. — Они справятся. Может, и не все, но… Наши — точно справятся. Эй, — обернулся он к сыну, до сих пор так и не отошедшему от сковывающего всё его тело ужаса, — поговори с ним ещё раз. Сегодня же. Двое из восьми зелёных ежей, охранявших дверь, растерянно переглянулись и бросили сочувствующий взгляд на Гроссмейстера. — А? Ага, — еле слышно выдавил из себя несчастный, — я больше не сбегу. — Да сбегай, сколько влезет, — отмахнулся помощник вождя и повёл его на улицу, — уж от кого, а от Бога бежать не стыдно. Просто скажи ему хотя бы два слова. Для начала этого хватит. Не убьёт он тебя, вот увидишь. — Это смотря что сказать, — Гроссмейстер почесал затылок, — и смотря когда. С Инфимом лучше вообще не пересекаться. — А придётся, — Остроухий схватил сына за шип на голове и заглянул ему в глаза, — как только он освободится, ты подойдёшь и заговоришь с ним, в какой бы форме он ни был. — Как скажешь, — покорно выдохнул тот. — Но «мой Бог», «прошу прощения» и «будет исполнено» не в счёт. Ты всё понял? — Да, отец, — уныло протянул Гроссмейстер и, едва освободившись от мертвой хватки отца, поправил иглы. Как раз вовремя — мимо начали пробегать ежи, охранявшие вход. Остроухий почесал затылок. — Пожалуй, вернусь-ка я к залу. Ты со мной? Сын отрицательно покачал головой. — У меня есть задачка поважнее. И пока он решал эту «задачку», сидя в самом тихом углу одной из пустующих комнат, по коридору сновали зелёные ежи, переправляя в зал то музыкальные инструменты, то разноцветные чернила, то бусы и колокольчики, то какую-то поделочную мелочь. Остроухоий тоже помогал — а если быть точнее — увеличивал список своих должников. В конце концов оставшиеся в комнате берсерки исполнили гимн в честь нового короля и, когда Меди отпустил их, разошлись по домам. У двери его ждали лишь Остроухий и его старший сын. Гроссмейстер содрогнулся, едва увидев фиолетового ежа, и рухнул на колени. — Эй, — снисходительно улыбнулся Алмаз, — я же сказал, что простил тебя, успокойся! — Меди, — Остроухий заглянул в лиловые глаза, — после того, что ты с ним сделал, слов будет недостаточно, чтобы переубедить его. Алмаз покачал головой. — Откуда мне было знать, что мои облики настолько разные? Ты… Гроссмейстер, верно? — Да, мой Бог, — судорожно выдохнул молодой ёж и вжался в пол. Меди не выдержал и превратился в Супру. — Ты всё ещё страдаешь, — на её глазах выступили слёзы и она, собрав их пальцем, протянула руку парню. — вот, быстрее, выпей! Тебе станет легче. Гроссмейстер поднял испуганный взгляд и покорно приник губами к гигантской капле, чуть розоватой на фоне розового коготка. И ему действительно стало легче: уже после первого глотка дрожь в мышцах прекратилась, да и сердце перестало трепыхаться, будто пойманный в клетку флик. А после второго вдруг зачесались старые шрамы, особенно самый большой — под левым ухом. Только после этого парень понял, что с ним произошло, и бросился в ноги Алмазу. — Моя Королева, как мне отблагодарить Тебя? Что для Тебя может сделать такое ничтожество, как я? — Прекрати, — недовольно фыркнула Супра, — ты — один из немногих, кто был добр ко мне. Один из лучших друзей. Ты заслужил моё милосердие, в каком бы настроении я ни оказалась. Гроссмейстер поднял растерянный взгляд и, увидев ласково улыбающиеся лиловые глаза, поклонился гигантской крольчихе в ноги. — Благодарю! Это — большая честь для меня. Я готов на всё, чтобы никогда не потерять Твоё снисхождение. Супра бросила на него недовольный взгляд, и Остроухий поспешно поднял сына за шиворот, чтобы не спровоцировать новую смену формы. — Моя Королева, позволь нам проводить тебя обратно в Тёмный город. — О, не стоит так волноваться, — виновато улыбнулась она, — если идти по теням — это не займёт и минуты. — Но волноваться действительно стоит, — нахмурился помощник вождя, — я не вправе допустить, чтобы ты отклонилась от маршрута. От меня, моей семьи и всех твоих «новых друзей», с которыми ты познакомилась сегодня, избавятся в тот же миг, как только поймут, что ты узнала от этом месте что-нибудь… лишнее. — Никто не посмеет обижать моих лучших друзей, — крольчиха сверкнула и превратилась в Инфима, — а если посмеет — будет жалеть об этом до тех пор, пока его жизнь не иссякнет. Гроссмейстер нервно сглотнул, увидев чеширский оскал пары десятков длинных острых клыков, и облегчённо выдохнул, когда темно-фиолетовый ёж растворился в яркой вспышке и на его месте снова оказалась лиловая крольчиха в пышном блекло-розовом платье и венке из «живых цветов». — Моя Королева, — он робко подал голос и поджал уши, когда понял, что она обратила на него внимание, — для нас, простых смертных, твои способности непонятны и удивительны. Не знаю, вправе ли я на такую дерзость, но прошу тебя поразмышлять над твоим имиджем. Нам никогда не понять, как можно в мгновение ока сменить не только пол или характер, но даже внешность. Мы признали твою силу, но вот как признать твою личность, если она меняется по щелчку пальцев? Боюсь, с этим вопросом не смогут справиться не только берсерки, но даже Шквал. Я очень сожалею, если посмел тебя расстроить, но… На этот вопрос ответить необходимо, и чем раньше, тем лучше. — И ты туда же, — вздохнула Супра, — да, Шквал говорил, что мне нужно выбрать какой-то один из обликов, но решения этой проблемы я пока не придумала. — Прошу прощения, — Гроссмейстер поклонился и они с Остроухим вывели её обратно в Тёмный город. Малыши, едва завидев гигантскую крольчиху, собрались в стайку и подбежали к ней. Фиолетовая уменьшилась в размерах, приметив шумных детишек издалека. — Тётя Супра, погладь меня! — И меня! — Меня тоже погладь! И пока она ласково трепала детишек по жёстким шипам, парнишка постарше слишком резво подбежал и, якобы споткнувшись, упал и запутался в её юбке. «Лепестки» почти не оказали ему сопротивления, так как были скреплены лишь в непосредственной близости от пояса. — Ты не ушибся? — Супра сразу подняла его на ноги и пристально осмотрела, — Нигде не больно? — Да… нет, — растерянно выдохнул школьник и попятился под насмешливым взглядом помощника вождя и гневным — его старшего сына. Уже этого взгляда ему хватило, чтобы понять: о том, что он увидел, не должен узнать никто. Гроссмейстер хотел было подойти к нему, но отец его остановил. — Пусть извинится, — чуть слышно прошипел парень. — Пусть сам познает немилость Алмаза, — шепнул ему на ухо Остроухий, — подросткам это полезно, забыл? Сын опустил взгляд и вдруг поднял уши. — Точно… — Да не бойся, — прервал его мысли голос Супры, — хочешь — и тебя поглажу? — А обнять можно? — робко спросил подросток. — Можно, — снисходительно улыбнулась крольчиха, — иди сюда. Мальчишка растерянно всхлипнул, уткнувшись носом в твёрдые округлости её груди и оказавшись в холодных тисках лиловых рук. Крольчиха нахмурились, заметив это, и отпустила его. — Ты не рад? Почему? Школьник оглянулся на берсерков и снова попятился: Остроухий встревоженно вглядывался в её лицо, а Гроссмейстер хмуро смотрел на мальчишку и, поймав на себе его взгляд, провёл ребром ладони по шее. — Просто… Я думал… А ты совсем не такая, как мобианцы. Супра не выдержала и превратилась в Меди. Малыши в ужасе разбежались, и парнишка вздрогнул, узнав этого горе-шутника, что своими трюками держал в страхе весь город. — Да, я — не мобианец, я — Алмаз. И если тебе что-то не нравится, то это — твои проблемы. Не важно, как я буду выглядеть, я всё равно останусь Алмазом, и этого не изменить. — Мой Король, — Гроссмейстер обратился к Фиолетовому, пока Остроухий шептался со школьником, — поразмышляй об этих словах, ты близок к разгадке ответа на тот важный вопрос. И прошу, пока находишься в этом городе, оставайся в облике Супры. Им нельзя знать, что ты — и Меди, и Супра в одном лице. — Но ведь, — Алмаз горько вздохнул, но его перебил Остроухий, вернувшийся с тем мальчишкой, висящим без сознания на его плече: — Они не поймут. В это слишком сложно даже поверить. Если этот слух распространится — будут большие проблемы. — Распространится, — вздохнул Гроссмейстер, — малышей мы упустили же. Хотя… Разве им поверят? — Да хоть и не поверят, — Остроухий почесал затылок, — слух есть слух. Нам ещё повезло, что квартал пустынный, а то бы и городской охраной, и зеваками пришлось заняться. Убедись, что он больше никогда сегодняшний день не вспомнит, - черно-зеленый ёж передал подростка сыну. — Вы же не собираетесь причинять ему вред? — забеспокоился Фиолетовый и снова превратился в Супру. — Только самую малость, — успокоил её помощник вождя, — мы же не хотим, чтобы вред был причинён тебе. — Мне? — растерянно выдохнула крольчиха и превратилась в девчонку-кролика, — Мобианцы могут причинить мне вред? — Даже не знаю, что ответить, — Остроухий пожал плечами, — но проверять совсем не хочется. — Я хочу поговорить с Покоем, — всхлипнула малышка и, отрастив крылья, полетела на его поиски. Берсерки проводили её взглядом и хмуро переглянулись. — Как думаешь, Соник — тоже её лучший друг? Гроссмейстер пожал плечами. — С такими критериями у неё полгорода — лучшие друзья. Думаю, да, они ведь давно знакомы и хорошо ладят. — Пойду-ка поищу его, а то что-то он тормозит, — вздохнул Остроухий и, сухо попрощавшись, зелёной вспышкой понёсся на север.