***
Вероятно, высшие силы решили надо мной сжалиться, потому что в родной подъезд я входил уже в пятнадцать минут одиннадцатого, нигде ничего не забыв, не потеряв и не повредив. Тридцать секунд на то, чтоб подняться на второй этаж и вот — передо мной с детства знакомая дверь, оклеенная дешёвой плёнкой «под дерево». Удивительно, сколько воспоминаний может нахлынуть лишь от одного взгляда на кусок ДСП. Я нерешительно погладил дверь, словно она была живым существом. Каждый раз, приезжая к маме из Москвы и стоя перед этой самой дверью, я зависал на несколько минут, представляя, что мне снова семь лет, и я вернулся всего-навсего с прогулки возле дома. Тогда главными моими проблемами были синяки на коленках да порванный мяч. Тогда мама была здорова, а отец, хоть уже и не жил с нами, но всё-таки иногда заглядывал узнать как дела... Отогнав грустные мысли, я ещё раз погладил дверь ладонью, после чего сложил руку в кулак и легонько постучал. Дверь распахнулась спустя секунду, словно бы мама сидела по другую её сторону, ожидая, когда же я решусь постучать. — Тёмочка, сына! Как же я рада тебя видеть! — мама тут же бросилась меня обнимать, гладить по голове и целовать в щёку, смешно привставая на цыпочки. — Привет, мамуль, привет! Дай мне хотя бы раздеться, я же грязный с дороги и холодный с улицы. Подожди, мам! — Я так по тебе соскучилась… — Я тоже, тоже очень соскучился, мамочка. Ну же, не плачь! Разумеется, она меня не послушала — никогда не слушала. Вечно плачет, когда я приезжаю. Знает же, что ей нельзя нервничать… и всё равно нервничает. Волнуется за меня, переживает. Мама, мамочка моя. Самая любимая женщина. Может, поэтому я и стал геем? Слишком сильно любил свою мать и не хотел отдавать свою любовь другим девушкам? Интересно, что по этому поводу говорят книжки по психологии? — Как добрался, нормально? Как поезд? Обратный билет взял? — Мамуль, ну что ты, в самом деле? Дай мне хотя бы умыться и переодеться. Обратный билет у меня на восьмое число — успеем ещё наговориться. — Ох, как здорово! Мама снова засуетилась то предлагая тапочки, то буквально отнимая у меня куртку, будто я сам не в состоянии повесить её на вешалку, то подталкивая меня в сторону ванной. Господи, сколько энергии в этой женщине?! С другой стороны — это хорошо, что она такая энергичная. В прошлый мой приезд она выглядела подавленной и усталой.***
Новый год встретили втроём — мы с мамой, да соседка тётя Люся. Мама сдружилась с ней относительно недавно, пару лет назад, поэтому я предполагал, что ей обо мне известно далеко не всё. С другой стороны — это не давало маме закидать меня кучей вопросов прямо за столом, так что её присутствие меня лишь радовало. Традиционная речь президента, куранты, шипение шампанского, звон бокалов — обычный, стандартный новый год. В прошлом году я отмечал в Москве, со своим парнем (довольно скоро после этого ставшим бывшим), и, если честно, успел соскучиться по тому, что окружало меня сейчас. Старая ёлка, опоясанная совдеповской гирляндой, имитирующей свечи — настоящий раритет сейчас — и завешенная дождиком, телевизор, накрытый вышитой салфеточкой, мамин холодец, разлитый по тарелочкам с голубой каёмочкой, домашний, любимый с детства оливье. В общем, совершенно без преувеличения могу сказать, что я наслаждался этим новым годом. В начале первого пришла смска с поздравлением от Влада и Вики, спустя несколько минут — от одного парнишки с работы. Отправил им в ответ незамысловатое «С новым годом! С новым счастьем!», немного подумал и отправил такой же текст и Никите. Наверняка он сейчас работает и даже не увидит это смс до утра, да и ладно. Сам не знаю, зачем написал ему: по большому счёту мы никто друг для друга. Эпизодические знакомые, если можно так выразиться. Хотя я и сомневаюсь в том, что смогу забыть его так же быстро, как он меня. Ответ от Никиты пришёл неожиданно быстро, словно он только и делал, что ждал от меня сообщения. Смс гласило: «Спасибо, Артём! И тебя с Новым годом! Желаю тебе огромного счастья в наступившем году и крепкой любви». Очень интересно… и двусмысленно. Или я просто больной? Сам себе выдумываю что-то, сам тешу себя какими-то «левыми» надеждами? Да что со мной не так?!***
В новогоднюю ночь мы не стали засиживаться допоздна, поэтому первого числа встали довольно рано и принялись с мамой за генеральную уборку. Она у меня немного помешана на чистоте, но в связи с пошатнувшимся здоровьем, ей стало не так просто эту самую чистоту поддерживать. Конечно все горизонтальные и вертикальные поверхности, до которых она может дотянуться, всегда идеально начищены и натёрты до блеска. Но люстры, антресоли, карнизы — мама скрепя сердце оставляет до моего приезда. Так что дел у нас было немало. Второго числа я договорился с одним своим знакомым и поехал по магазинам, чтоб закупить всякие консервы, крупы, овощи и прочие долгохранящиеся продукты. А так же бытовую химию, косметику и всяческие нужности. Каждый раз, приезжая домой, я стараюсь по максимуму облегчить маме жизнь. Не хочу даже думать о том, что ей может потребоваться что-то, что она не сможет донести домой или за чем она не сможет поехать на другой конец города, в то время, как я буду в Москве. В общем, задушевные разговоры у нас начались только третьего числа. Пришлось рассказывать маме и о работе, и о Никите, и об отсутствии какой-никакой личной жизни. Она ничего не отвечала, лишь внимательно слушала и гладила меня по голове. И в эти минуты было так легко и спокойно, что я готов был бросить всю свою столичную жизнь и остаться вот так навечно — лежать у мамы на коленях и чувствовать её лёгкие прикосновения. Внезапно с языка сам собой сорвался вопрос, я даже не успел обдумать его как следует: — Мам… а если… когда! Когда у меня появится парень, можно мне приехать сюда с ним? Мама знала о моей ориентации с тех самых пор, как я уехал жить в Москву, поэтому сейчас я не боялся её ни шокировать, ни разозлить. Тогда она, конечно, удивилась и несколько расстроилась, но ничего против не сказала. Обещала поддерживать меня и принимать таким, какой я есть. Даже, если я не такой, как большинство. С тех пор прошло много времени и у меня сменилось несколько партнёров. Мама всегда интересовалась моей личной жизнью, но этот интерес был весьма поверхностным. Она радовалась за меня, когда я говорил, что у меня всё хорошо и грустила, когда я говорил, что расстался со своим очередным. Переживала, пыталась поддержать, обещая, что и на моей улице будет праздник, но никогда не стремилась узнать подробностей. Соответственно и ни о каком знакомстве никогда речи не заходило. Да и мыслей таких у меня никогда раньше не возникало. — Конечно, милый. Ты же знаешь, что я тебя очень люблю и всегда поддержу. Так же я поддержу любой твой выбор. И приму, даже, если он мне будет не по нраву. — Ох! Спасибо, мам! Я… мне очень приятно это слышать, правда. — Вот глупый ребёнок, — усмехнулась мама и вновь потрепала меня по голове. — Ты всегда можешь приехать сюда, в свой дом. И здесь тебя всегда будут ждать, кого бы ты с собой не привёз; что бы ужасного ты не совершил; в какие бы неприятности ты не вляпался! Я всегда тебя приму, поддержу и постараюсь помочь, потому что я — твоя мать. Даже, когда тебе самому будет сорок, ты всё равно будешь моим ребёнком, милый. Всегда. Пока я жива. — Мам, не говори так! У меня от этого мурашки по коже. Что ещё за «пока я жива»?! — Тём, давай смотреть правде в глаза. — Ма-а-ам! Я помню твою философию про то, что все мы смертны. Но давай хотя бы в новогодние праздники не будем о смерти, а? — Ладно, милый. Я просто не хочу, чтоб ты думал, что мама вечная. — Я знаю, что не вечная, — тихо пробормотал я маме в колени, — но я не хочу, чтоб с тобой что-то случилось. Не хочу, чтоб ты меня бросала. — Я знаю, мой хороший, — мама вновь принялась гладить меня по голове, и я почувствовал, что вот-вот отключусь от этой незатейливой ласки. — Я так тебя люблю, мамуль! Знаешь? — Конечно знаю, — тихо рассмеялась она. — И я тебя очень люблю. Спи давай. И я, действительно, заснул. Проснулся я накрытый пледом, а под головой лежала маленькая подушечка. Прямо как в детстве, когда я засыпал на диване перед телевизором, а мама укрывала меня и подкладывала подушки. Остаток моих «каникул» прошёл спокойно, по-домашнему. Мы много разговаривали с мамой, вспоминали двоюродных и троюродных родственников, часами рассматривали большие семейные альбомы с толстыми картонными листами и плюшевыми обложками и просто старые фотографии с жёлтыми, закруглившимися краями, хранящиеся отдельно. Потом рассматривали уже мои фотографии из соцсетей через телефон, по пять минут ожидая загрузки из-за медленного интернета. Иногда мама рассказывала мне о бабушке и дедушке, про их молодость, прошедшую в послевоенные годы — я с детства очень любил все эти рассказы, и с возрастом ничего не поменялось — показывала старые медали и семейные реликвии. Иногда я рассказывал что-то о своей жизни в Москве и о столице в целом — такие рассказы очень любила мама.***
Рождество наступило совершенно незаметно. Уезжать совсем не хотелось, хотелось растянуть последний день, как растягивают жвачку или пластилин, превращая маленький липкий шарик в длинную тягучую нитку, но со временем этот фокус не работает. Пришлось собирать свою сумку и прощаться с мамой. До вокзала я добрался без приключений, но там мне предстояло чуть больше часа ждать поезд. Что ж, сегодня я подготовился, взял с собой сборник рассказов Конан Дойля, пусть и знаю многие чуть ли не наизусть, но всё же, надеюсь, получится отвлечься от мыслей. От мыслей вообще. Скучать на вокзале мне не пришлось — только я, было, открыл книжку, как кто-то рядом поинтересовался: — Артём? Ты же Артём Михайлов, да? Я поднял глаза и уставился на смутно знакомого парня с коротким ёжиком чёрных волос. Интересно. Откуда-то я его знаю, но откуда именно — не знаю. Дурацкое чувство на самом деле, с детства ненавижу такие ситуации. — Э-э-э-э… ну да, я Артём, — выдавил я, надеясь, что парень представится. Однако он не спешил это делать, зато он сел на соседнее сиденье и во все глаза уставился на меня. Через пару секунд этого тихого разглядывания я не выдержал и всё-таки спросил: — а ты?.. — Знаешь, ты совсем не изменился, — улыбнулся парень. — Я Виктор, Витька Соколов, помнишь? Чёрт. Отчаянно захотелось провалиться в вокзальный подвал или что там у них под этим псевдо-мрамором? Это же ни кто иной, как мой «первый»… кхм. — О-о, — только и смог выдавить я. — Привет! Как жизнь? — Да нормально. Женился, папой со дня на день стану. Тёщу вот встречаю. А ты в Москву уехал? — Ого, поздравляю! Я — да, в Москву. К мамке на праздники приезжал. А ты откуда знаешь про Москву? — Сестра рассказывала. Я как-то увидеться с тобой хотел… перед свадьбой. Вот она и рассказала, что ты давно в Москве. — Перед свадьбой? Зачем? — сказать, что меня это шокировало — ничего не сказать. — Да затем же, зачем и ты тогда с моей сестрой встречался. Чтоб убедиться кто я есть, — как-то невесело усмехнулся Витька. — Кхм, — подавился воздухом я, — ну и как? — Да никак. Женился. А теперь вроде как счастлив и вопросов уже не возникает, — он улыбнулся немного устало, но, как мне показалось всё же искренне. — О! Тёщин поезд! Ну, я пошёл. С новым годом, Тём! — И тебя с новым годом! — рассеянно отозвался я, так и не осознав добрую половину нашего с ним разговора. После этой встречи мне что-то не читалось, поэтому я повесил сумку на плечо и принялся слоняться по вокзалу, рассматривая витрины закрытых на ночь ларьков, расписание поездов и цены на билеты. Перед самой посадкой на поезд вытащил из сумки документы и телефон и обнаружил там входящее смс. Писал мне, как я выяснил уже в поезде, Никита. «Тёмка, ты там живой? Уехал и ни слуху, ни духу. Ты завтра возвращаешься, да? Во сколько? Встретить тебя?» Удивительно, что он написал мне так поздно. Хотя, если он на работе… До ужаса хотелось написать что-нибудь в ответ. Безумно хотелось, чтоб он меня встретил. Хотелось просто уже увидеть его, услышать его голос… но я понимал, что опять напридумывал сам себе чего-то несбыточного, нереального. Поэтому я засунул телефон подальше под подушку, воткнул в уши наушники и включил плеер на полную громкость. Взрослый мальчик — сам доберусь.