— Ты опоздал, — выругался Киллиан, стоило мрачному отсвету факела на стене обозначить лицо Фрэнка в темноте.
Киллиан был тем, благодаря кому Фрэнк узнал значение слова «ненависть» еще в годы своего обучения. Подножка в столовой, из-за которой парень опрокинул тарелку с супом, бранное слово в самый темный день, толчок во время пробежки под дождем, сваливший Фрэнка в грязь. Этот парень был вечным источником проблем, которого Фрэнк предпочел больше никогда в жизни не видеть.
— Всего на шесть минут, — уточнил Айеро хриплым урчанием. Он был не в настроении для перебранок с этим мужчиной, достаточно было и того, что ему приходилось контактировать с ним — вербально, визуально, не важно, как, — во время смены караула.
— Иисусе, Айеро, мне нужно поссать!
С гримасой отвращения — он ненавидел любую пошлость — парень пересек помещение, чтобы забрать ключи от камеры. Киллиан всунул их в ладонь Айеро без какого-либо изящества и быстро исчез из поля его зрения. Привычный и доведенный до автоматизма жест солдата, сменяющего караул — встать в угол, образованный клеткой и стеной комнаты. Позиция, которая позволяла следить за заключенным и входом в помещение одновременно.
Спустя несколько минут парень осознал, что из камеры не донеслось ни звука с тех пор, как он принял смену. Он быстро взглянул влево и краем глаза отметил, что клетка не была пуста. Парень не был бы удивлен, если бы Киллиан заснул на посту, давая заключенному шанс сбежать. Однако, в глубине небольшого пространства он мог заметить фигуру, спрятанную в тенях. Красный Ворон был здесь, сидел прислонившись спиной к стене на небольшой куче соломы, которая была и удобной спальней, и предметом интерьера, и туалетом в то же время. Стеречь заключенного в тюрьме — пожалуй, самая наименее любимая часть работы Айеро. Она заставляла его вступать в контакт с самыми жалкими представителями рода человеческого.
Он решил не терять времени впустую, наблюдая за мужчиной, вспоминая слова Сайруса.
«Не дай ему ни единого намека думать, что ты простачок Фрэнки. Ты — солдат Айеро…»
Да, Сайрус.
«…рука правосудия, которую все должны бояться…»
Да, Сайрус.
«…возвышенный, жесткий и холодный, как взгляд Бога в момент его смерти»
Да, Са…
— Они вербуют двенадцатилеток? Вот уж не знал.
Фрэнку потребовалась секунда, чтобы осознать, что эти слова ему не привиделись, будучи плодом его воображения, воспаленного окружающей тишиной, одиночеством и темнотой. Парень оглянулся на клетку и заметил, что заключенный поднял свою голову. Несколько секунд его глаза привыкали к темноте, затем он поймал взгляд мужчины. Два изящных глаза смотрели на него из-под прядей темных жирных волос.
— Да ладно, я имею в виду… Какой у тебя рост? Четыре фута
*? — издевался над ним мужчина в тени. Его голос был жесткий, надломленный, острый, как и его язык.
— Не твое дело, — коротко отрезал Фрэнк, тщательно подобрав самый бесстрастный ответ, который только мог прийти в его голову. Затем он добавил:
— И я ростом пять футов и шесть дюймов
**.
Парень незамедлительно прикусил свой язык. Зачем он сделал это? Уверенность — последнее, что должен чувствовать заключенный, и он ведь знал это. Но Айеро был очень чувствителен, когда речь заходила о его росте.
— Готов спорить, что если я сорву твою нелепую шляпу и вытяну руку, то ты и макушкой не достанешь до нее!
— Заткнись, — приказал Фрэнк самым хриплым и угрожающим голосом, на который был способен.
— Эй, я ведь шучу! — хихикнул заключенный, — что плохого в том, что я хочу провести оставшиеся мне часы за небольшой беседой?
— Тебе бы провести их в молитвах за свою душу, — допустим, она все еще у тебя есть, — и за раскаяние в своих грехах.
— Каких грехах?
— Оглядись хорошенько, где ты находишься, и напряги мозги, полагаю, ты кое-что поймешь, — Фрэнк обернулся, оглядывая мужчину с жестокой улыбкой, растянувшей его губы. Мужчина безо всякой на то причины поднялся с места и поднял палец, указывая на невидимый за стенами внешний мир.
— Ты говоришь о грабежах? Это не грех, но необходимость! Грех — изнасиловать свою сестру или кого-то убить.
— О, да, ты ничего такого не делал, не правда ли? — спросил парень, хотя прекрасно знал ответ на свой вопрос.
Почему я все еще говорю с ним?
— У меня нет сестры, но со мной случалось такое, что приходилось одного-двух людей лишать возможности дышать, — пробормотал Красный Ворон.
— Видишь? Вот почему ты здесь.
— Но почему это так важно твоему генералу, капитану — кто он там вообще? — то, что я убил этих людей? Он их не знал, скучать по ним не будет…
— У коммодора Гамильтона, — презрительно поправил его Фрэнк, — есть долг вершить справедливость в этом городе и даровать безопасность горожанам. Это значит, что любой, кто нападет на нас, должен быть наказан.
Красный Ворон сделал пару шагов к решетке, и Фрэнк — не важно, как сильно он пытался, черт, — не смог удержаться от того, чтобы не оглянуться снова. Любопытство видеть лицо мужчины, с которым он говорил, пересилило.
Пламя подсвечников, даже слабое, осветило мужчину. Черты его лица не были такими жесткими, как у тех пиратов, которых, болтающихся на виселице, привык видеть Фрэнк. Лицо покрывал легкий слой светлой щетины, а глаза казались еще более внимательными в свете огня; растрепанная копна волос была покрашена в яркий, чарующий оттенок красного. Улыбка мужчины состояла из маленьких, и оттого казавшихся бесчисленными, зубов, — и эта улыбка была совсем не к месту. Казалось, пираты утратили понимание того, когда следует улыбаться, а потому скалились лишь когда поднимали что-то на смех. Некоторые зубы блестели золотом, Фрэнк уже видел подобное у таких мужчин, как Уэй. Стало очевидно, что одет мужчина был в тряпье: просторные штаны, сапоги и потрепанная, обесцвеченная рубашка.
— Айеро, верно?
Фрэнк нахмурился, словно защищаясь. По каким-то причинам то, что мужчина побеспокоился запомнить случайно оброненное Киллианом имя, прежде чем тот стремительно ретировался, вызвало у него раздражение.
— И?
Пират пожал плечами, прикрыв глаза и подняв свои изящные черные брови.
— Ничего, просто это странное имя.
— Думай о своем.
— Ты приказываешь мне только когда чувствуешь себя прижатым к стене, ты заметил? — ухмыльнулся мужчина, отходя от решетки и снова скрываясь в тени, — ты пылкий. Мне нравится это.
Фрэнк открыл рот, полный решимостью ответить колкостью на колкость, но пират продолжил:
— Как ты можешь оставаться заключенным в свою форму? Кажется, она весит тонну! По-моему, я сейчас стану таким же горячим, как солнце, клянусь…
Фрэнк краем глаза поймал движение его руки, обмахивающей лицо. Он готов был отвернуться, раздраженный, но в последнюю секунду что-то привлекло его внимание. Пират освободил рубашку из штанов и подцепил края, намереваясь снять ее. После он вздохнул с облегчением и потер ладонью заднюю часть шеи. У мужчины обнаружились широкие и мускулистые плечи, такими же были и руки. Странно, пираты были пиратами обычно из-за своей ненависти к работе, поэтому все как один были либо кожа да кости или крайне упитанные. На этом теле присутствовало нечто, что вряд ли можно было бы назвать мускулами, но это словно делало фигуру идеальным балансом между силой и немощью.
Красному Ворону хватило лишь нескольких мгновений, чтобы понять, что за ним наблюдают. Солдат, находясь на грани неистового смущения, быстро отвел взгляд от обнаженной шеи мужчины.
— Ооо, я понял, — самодовольно злорадствовал Джерард с восторгом, отозвавшимся в ушах Фрэнка и заставившим его сердце беспокойно биться, — тебе нравится то, что ты видишь, не правда ли?
Фрэнк не ответил, продолжая пялиться на стену перед ним, чувствуя, как лицо горит все больше и больше.
— Я нашел странным то, как ты говорил о своем коммодоре.
Фрэнк сглотнул.
— Что ты имеешь в виду под «странным»? — он не смог придать своему голосу ту властность, которую хотел, все, о чем он мог сейчас думать — мужчина, снявший свою рубашку. Пират провел ладонями по жесткой ткани брюк, словно пытаясь разгладить ее и обратился к Фрэнку:
— Это напомнило мне то, как один юнга говорил обо мне много лет назад. С уважением… Преданностью… Почитанием… — он остановился в нескольких дюймах от решетки, и его глаза светились пониманием. Он прошипел:
— И с грязным желанием вставить мне.
Взгляд Фрэнка снова метнулся на лицо мужчины:
— Коммодор Гамильтон — очень уважаемый член нашего общества, и я…
— И тебе нравится работать с этим уважаемым членом общества.
Фрэнк рванулся вперед, инстинктивно направляя винтовку на пирата, и его острый штык столкнулся с одним из прутьев решетки.
— Только посмей сказать что-то подобное еще раз, понял?
Мужчина отошел вглубь камеры, поднимая руки в знак примирения, но взглядом все еще издеваясь над парнем.
— Эй, эй, успокойся, солдат. Помни, что ты не можешь застрелить меня.
Фрэнк оскалился, снова повинуясь первобытному инстинкту. Он хотел бы прикончить его прямо здесь и сейчас, но даже не шевельнулся. Заключенный выглядел восхищенным злостью, читающейся в его глазах.
— Готов поспорить, ты понял это много позже, — он ухмыльнулся, — да, мальчик никогда не говорил этого своим родителям. Ты когда-либо спал с мужчиной? Ощущал жар тяжелого и твердого тела позади?
Фрэнк почувствовал, что этот вопрос выбил из него весь дух. Его взгляд застыл и губы едва шевелились, не издавая не звука.
— Ох, это значит нет, — прошептал Джерард. Он сделал другой, последний шаг, достигая решетки и опираясь о нее рукой, прислоняясь лбом к руке и с издевкой наблюдая за солдатом, — что ж, ты развлек меня, позволив раздразнить, но все, что я могу сделать — это предложить тебе еще один раунд.
Фрэнк кольнул острием мушкета грудь Джерарда, заставляя его отступить.
— Заткнись, мразь! — он был в ярости, но не на мужчину, а на себя, за то, что позволил иметь Красному Ворону такую власть над собой.
— Я знаю, тебе бы понравилось. Пристрелить меня, я имею в виду, — мужчина уточнил с едва заметной улыбкой, — ты горячо желаешь убить меня, заставить меня замолчать, заткнуть меня своими руками. Как сильно ты хочешь спустить этот курок? Как жаль, что ты не можешь. Моя смерть будет от руки палача, назначенного губернатором, публичная казнь по дозволению коммодора и с руки самого короля Англии! Если ты убьешь меня сейчас, ты ничем не будешь отличаться от меня, ты возьмешь у человека жизнь без видимой на то причины.
— Твой грязный язык будет более чем достаточной причиной для твоего убийства, — прорычал Фрэнк. Улыбка мужчины стала шире.
— А кто сказал тебе, что я убивал по какой-то другой причине?
Снова юный солдат онемел от его слов. Снова он задохнулся воздухом и снова возненавидел себя за это.
— Видишь, Айеро? — прошептал заключенный, — во тьме все мы — сыновья Божьи.
***
— Мы должны вернуться.
Оливер ожидал, что Майки скажет что-то подобное, но часть его хотела, чтобы это никогда не произошло. Не потому, что он был против, нет. А вот команда явно будет не в восторге от подобного предложения. Так что Оливер всеми силами сдерживал Уэя от того, чтобы тот повторил свои слова перед всей командой. Мужчина заострил свое внимание на практической части:
— Хэйлбэк будет ждать этого, Майки. В первый раз у нас было преимущество — эффект неожиданности. Но теперь у них наш капитан, и они знают, что мы можем вернуться за ним, потому будут готовы дать нам отпор. Возвращаться — самоубийство.
— А как же Джерард?
— Джерард уже мертв. Ты знаешь, кара Божья вершится на рассвете. Даже если мы сей момент развернем корабль, то просто-напросто не успеем, — он инстинктивно сжал пальцами штурвал, словно боясь, что часть его внезапно решит повернуть обратно в порт.
— Они не могут убить его, потому что у нас их чертов драгоценный камень. Мы можем обменяться.
— Давай-ка вот как поступим: ты пойдешь и расскажешь эту чушь команде и, если ты вернешься единым целом со своей головой, мы поговорим об этом серьезно.
Оливер думал, что закрыл тему, но он явно недооценивал безумие семьи Уэй.
— Хорошо, — Майки согласился, без промедления направившись на палубу. Он остановился на последней ступеньке и окинул взглядом занятую своими делами команду.
— Это была шутка! — он услышал окрик Оливера сзади. Майки знал, что боцман последовал бы за ним, если бы не штурвал в его руках.
— Мы не можем оставить Джерарда в руках британцев. Мы должны вернуться и хотя бы попытаться спасти его.
— Единственное, что мы попытаемся сделать — умереть, — сказал юнга, ободряемый рыком всеобщего одобрения.
— Этого не случится, если мы обменяем его жизнь на Камень Возрождения, — ответом ему стал недовольный гул.
— Джерард остался, давая нам всем шанс покинуть бухту! Вы не думаете, что должны ему кое-что?
— Многие из нас сбежали, так почему мы должны действовать по-другому ради него? — спросил Грант, самый высокий и костлявый моряк из команды.
— Он наш капитан!
— Ты хочешь спасти его не потому, что он капитан, а потому, что он твой брат!
— Он прав!
— Я говорю, что Камень наш, и мы сделаем все, как и задумывали!
— Да!
— Мудрые слова!
— Грант, — Оливер прокричал с позиции рулевого, — раз ты так возбужден, почему бы тебе не пойти сюда и не подержать штурвал? Бегом.
Пират подчинился, забираясь по лестнице по две ступеньки за раз и исчезая с глаз команды, уступая место Оливеру. Боцман смерил палубу взглядом, он был гораздо суровее, чем когда-либо.
— Вы должны были мне сказать, что ваша мамочка была права, говоря вам, что вы плохие и уродливые мальчишки, тогда я бы избавил себя от всех этих лет путешествий бок о бок с вами. То, что мир видит нас как лишенных гордости и яиц преступников не значит, что мы внезапно должны стать такими. Джерард находил вас поодиночке, давал шанс на свободу, и, если я не ошибаюсь, даже вызволял некоторых из вас из тюрьмы. Вы были одинокими отбросами в этом мире, пока не появился Уэй, и посмотрите на себя сейчас! Мы — команда. Мы работаем все вместе, и только так это происходит. Я не говорю, что мы должны явиться к губернатору с камушком, который мы с таким трудом заполучили, я просто призываю вас засунуть эти эгоистичные мысли в свою задницу и пораскинуть мозгами, — он замолчал на секунду, словно следуя собственному совету, затем продолжил говорить, — Джерард — сукин сын, он такой же, как и мы, верно? Я не думаю, что он позволил нам сбежать, зная, что его убьют. Я знаю его достаточно хорошо, он сейчас выжидает момента, чтобы бежать. Но, когда это случится, если мы будем на другой стороне света, он умрет. Я говорю, что мы должны приблизиться к бухте настолько, чтобы он смог найти нас, но недостаточно близко для того, чтобы нас заметили войска Хэйлбэка. Так мы получим и капитана, и главный козырь для переговоров с губернатором.
Члены команды оглядели друг друга, и Оливер отметил проблески смелости в их теперь уже не таком прочном намерении проститься с капитаном. Он встряхнул их, он сказал то, что нужно было. Оставалось надеяться, что он не пожалеет об этом.
— Посмотрите на это так: разве есть что-то более достойное риска, чем Капитан Уэй? Что скажете, мужики? Вы пираты или отбросы человечества?
Рокот голосов ответил боцману, и улыбка озарила Майки.
— Грант, — сказал он, оборачиваясь, — измени курс, немедленно, — он наслаждался ворчанием пирата, затем обратился к мужчине рядом.
— Спасибо, Олли, — прошептал Майки, хлопнув его по спине.
— Если ты всех нас сведешь в могилу, мы встретимся в Аду, и будь уверен, я не облегчу твоего пребывания там, — прошипел Оливер, позволяя своему ложно-веселому взгляду оглядеть по-прежнему ликующую палубу.
— Я рассчитываю на это, старик, — сказал Майки прежде, чем удалиться.
Корабль повернул, и первый помощник мог бы поклясться, что чувствовал удовлетворение, разлитое в воздухе, и оно исходило ни от него, ни от команды. Словно Морское Гнездо было счастливо повернуть обратно на встречу капитану.
***
Когда рассвет прорвался из небольшого окошка в клетке, солдату Айеро было разрешено покинуть пост, но прежде, чем он успел исчезнуть, его заместитель — Джошуа — сказал ему, что коммодор хочет видеть Айеро у себя немедленно. Громко зевая после окончания смены, парень молился, чтобы Сайрус потребовал от него лишь краткого отчета о прошедшей ночи. Фрэнку действительно нужно было поспать.
Когда он передал пост Джошуа, Красный Ворон обронил на прощание бодрое «было приятно», досадившее Айеро еще больше. Он старался — блять, он очень старался — заткнуть его, но Красный Ворон все говорил и говорил, словно не замечая, как нервирует этим Фрэнка. Бесполезно: пират вознамерился провести свою последнюю ночь на Земле, поддевая несчастного солдата, который просто пытался делать свою работу. Тем лучше, Фрэнк не собирался сожалеть о его пребывании в Аду. Он даже не обернулся, не позволил себе думать, что «может, Бог смилуется над его душой». Наоборот, он совсем не желал этого. Он хотел, чтобы это противное создание встретило свою участь как можно скорее, как не раз повторял Гамильтон.
Ладони ударились о гладкую поверхностью стола.
— Скажи мне, что ты шутишь.
Сайрус, до того глядевший в широкое окно на простирающийся за ним город, скрестил руки за спиной и нахмурился словам Фрэнка.
— С какой стати мне шутить об этом?
— Так скажи мне, почему, — взмолился подчиненный, — пожалуйста, скажи, почему этому выродку человечества позволено прожить еще один чертов день?
Несмотря на то, каким диким был его собственный гнев, Сайрус одним жестким взглядом поставил солдата на место. Айеро отступил, выпрямив спину и выказывая уважение коммодору.
— Вчера ночью были найдены два тела на вершине фортовой башни.
Фрэнк мгновенно напрягся, осознание произошедшего пришло к нему почти сразу же, и Сайрус увидел на его лице отражение собственных эмоций, когда ему доложили о том, что случилось.
— Сейчас стало ясно, что было целью этих негодяев. Они захватили Камень. Губернатор в ярости, мы пытаемся сохранить это в тайне, чтобы не вызвать панику среди людей, но это может стать хорошим поводом для того, чтобы стереть команду Красного Ворона с лица Земли. Мы можем использовать нашего узника, чтобы выведать, где его корабль сейчас. Или хотя бы пролить свет на то, где он обычно скрывался, так мастерски исчезая.
— Этот мужчина — капитан пиратского судна. Пираты убегают от закона всю свою жизнь, они все между собой очень близки. Он никогда не скажет, где их корабль.
— Не тебе делать такие выводы, — напомнил ему коммодор жестким голосом, — твоя работа в том, чтобы следовать приказам. Моим приказам. Ясно?
Сайрус выглядел серьезнее, чем когда-либо. Он чувствовал немалый стресс из-за этой гиблой ситуации. Ничего удивительного в том, что он так напряжен. Ощущая себя побежденным, парень вздохнул, поджав губы. Он не хотел говорить Сайрусу, что этот мужчина — капитан Уэй — прорвался сквозь его оборону. Он совсем не ощущал, что хочет сказать коммодору, как провалился с треском, пренебрег приказом, заговорив с заключенным. Как же сильно он ненавидел этого пирата.
— Позволь мне закончить, — сказал Сайрус уже тише, — пока мы будем опрашивать Уэя, должен быть дозорный на случай, если появится их корабль. Эта команда ублюдков захочет пойти на сделку, отдать нам камень в обмен на капитана. Мы должны быть готовы получить то, что нас интересует, и подорвать это судно. Затем мы сразимся на нашей земле, это будет нашим преимуществом.
Фрэнк промолчал, хотя ему пришла мысль, что этот план был совсем не честным. Пушки в обмен на камень? Едва ли это можно было назвать справедливым. С другой стороны, они были пиратами — больше тварями, чем человеческими существами. Никто, даже Господь, не обронит слезу, если они сдохнут.
— Иди отдохни, Фрэнк — вздохнул Сайрус, — поспи немного, прими ванну. Я хочу видеть тебя в качестве дозорного сегодня ночью.
— Да, сэр… — он ответил, снова чувствуя в своей груди дрожь от того факта, что ему придется видеть эту золотую ухмылку.
