«Притворяться счастливой, натянув широкую улыбку, было гораздо проще, чем признаваться самой себе, в какое эмоциональное дно ты загнала себя»
- Айви Блэквайт
***
POV Стив — Почему так много лекарств? Я держу в руках полностью исписанный с двух сторон почерком Джеймса блокнотный лист. На нём — нечитаемые мной слова: названия лекарств. Хотя этот список, казалось, уже итак длинною в вечность, Джеймс всё ещё продолжал что-то писать своим размашистым почерком. — Потому что депрессия — болезнь, Стив, — отвечает он, продолжая что-то писать на новом блокнотном листе. — Это не минутное состояние, которое быстро начинается и быстро заканчивается. Я киваю, показывая тем самым, что понимаю его. — Но здесь столько всего… — Депрессия — реальное заболевание, которое необходимо лечить у специалиста. Оно не проходит само. Поймите это наконец, — говорит он, подчёркивая в инструкции, написанной нам, главные моменты. — А раз уж вы решили, что без помощи психиатра Джессике будет лучше, — он одаривает нас хмурым взглядом, — то будут только таблетки. Его голос звучит презрительно и неодобряюще на последних словах. Всё дело в том, что Джеймс долго настаивал на психотерапевте, но мы отказались: решили, что точно не хотим, чтобы Глория под психологическим давлением проговорилась про свою настоящую личность. Но Мэлоун не знает точной причины нашего отказа, поэтому сейчас смотрит на нас как на идиотов. Вырвав лист из блокнота, Джеймс протягивает его мне. Я сворачиваю его надвое и запихиваю в карман. Поднимаюсь с места, когда Мэлоун собирается уходить: через полчаса — знаю по собственному опыту — на дорогах будут ужасные пробки, поэтому ему лучше поторопиться. Затем жду в коридоре, пока он оденет верхнюю одежду. Неряшливо повязав свой длинный полосатый шарф, Джеймс застёгивает на себе чёрную куртку, продолжая что-то рассказывать. Я не слушаю его, потому что за последний час, узнал достаточно. Я бы сказал даже слишком много. Слишком много о депрессии. Слишком много о том, чего я знать вообще не хотел. Например, что не все из неё выбираются. — Так ты меня выпустишь или как? Голос Джеймса вырывает меня из моих мыслей. Мэлоун стоит, засунув руки в карманы, и с намёком в глазах указывает на входную дверь подбородком. Встряхнув головой, отгоняя тем самым непрошенные мысли, я ловлю ключи, брошенные Алексом из гостиной, и открываю дверь. Джеймс, ободряюще хлопнув меня по плечу и пообещав приехать к нам как-нибудь ещё, выходит на лестничную площадку. Только я собираюсь закрыть за ним дверь, как Мэлоун, внезапно вспомнив что-то важное, подставляет свою ногу в дверной проём, останавливая меня. — И ещё, — говорит он, заостряя моё внимание на его следующих словах. — Соблюдайте те правила, которые я написал. Хорошо? Я киваю, обещая не нарушать инструкции, и закрываю за ним дверь, когда вижу, как Джеймс скрывается в лифте. Когда я остаюсь наедине с самим собой достаю из кармана исписанные блокнотные листы и внимательно читаю их содержимое. Минуя названия таблеток, я бегу глазами дальше и замечаю на листке несколько правил. Самое главное из них обведено в кружок и написано заглавными буквами. Только я собираюсь озвучить его вслух, скорее, для самого себя, чем для присутствующих, чтобы оно отложилось в моей памяти, и я не нарушил его, как меня опережает Джей, который бесшумно подкрался сзади. Он вырывает у меня из рук листок и начинает читать: — Правило первое: не давите на неё.***
Спустя три часа. — Жри уже свои таблетки, Макфин. Не знаю, чем Джей слушал, когда читал правила Джеймса, но точно не ушами. Придавив Глорию к кровати своим весом, он пытается впихнуть в неё таблетки, которые она так упрямо отказывается принимать. Пока Глория изо всех сил пытается выбраться из захвата Джея, он даже не прикладывает и малейших усилий, чтобы удерживать её неподвижно. Зажав ей нос рукой, он ждёт, пока она откроет рот, чтобы набрать в лёгкие воздух. Когда так и происходит, он забрасывает ей в рот таблетки. Глория собирается выплюнуть лекарство, но Джей закрывает её рот рукой и надавливает ей на горло. Она рефлекторно глотает. У неё просто не остаётся другого выбора. Затем она громко кашляет, потому что лекарства царапают её горло. Немного подождав, чтобы убедиться, что Глория проглотила свои таблетки, Джей поднимается с кровати и подходит к комоду, на котором стояла бутылка воды. Он берёт бутылку и швыряет её на плед. Она приземляется прямо перед Глорией. Смотря на Лори, которая всё ещё кашляла и убивала его взглядом, он с непринуждённой улыбкой, такой, будто бы только что не сидел на моей девушке верхом и не впихивал ей в рот лекарство, говорит: — Можешь запить. А затем он уходит. Глория открывает бутылку и с жадностью начинает пить. Я не могу смотреть на её мучения, поэтому выхожу из комнаты, оставив дверь настежь открытой. Все были в сборе. Алекс сидел рядом с Брин на диване. Джей на кухне утолял свою жажду газировкой: всё-таки бороться с Глорией было утомительно. А Фрэд, который привёз нам лекарства, устроился в кресле. Я должен быть благодарен ему, ведь каким-то чудесным образом он достал нужные Глории таблетки, выпускаемые только по рецепту, но кроме ненависти, я к этому человеку ничего не испытываю. Впервые я солидарен с Лори в этом вопросе. Проходит несколько минут, прежде чем все присутствующие в комнате замечают, что между мной и Фрэдом царит напряжение. Алекс толкает меня в плечо, и, когда я обращаю на него своё внимание, вопросительно смотрит, а Фрэд недоуменно спрашивает: — Почему ты так смотришь на меня? Я не стал ничего скрывать. — Потому что это всё, — я указываю рукой на комнату, где сейчас находится Глория, — из-за тебя. — Из-за меня? — удивляется он. — Если бы ты не притащил Джоди сюда — всё было бы в порядке. В следующее мгновение Фрэд уже стоит передо мной, а Алекс и Джей занимают позиции рядом, чтобы в случае драки, успеть разнять нас, пока мы не разнесли гостиную. — Ты сам себя слышишь, Стив? — зло спрашивает Фрэд, приближаясь ко мне на опасное расстояние: в такой позиции я не смогу отразить удар. — Здесь нет моей вины или вины Джоди. Просто так сложились обстоятельства. — Обстоятельства? — насмешливо спрашиваю я. — Если бы твоя Джоди узнала Глорию — это не стало бы последней каплей на пути к её депрессии. Руки Фрэда сжимаются в кулаки, а вена на шее начинает пульсировать. Алекс подходит к нам ближе, понимая, что назревает драка. Я же отступаю на шаг назад и готовлюсь увернуться от удара. Но, к моему удивлению, Фрэд только устало вздыхает и от его ярости не остаётся и следа. — Никто не виноват, Стив, — говорит он и опускается обратно в кресло, поправляя свои золотые запонки на пиджаке. — Это всё равно случилось бы рано или поздно: всё плохое копилось в ней годами. Я фыркаю. — Тебе-то откуда знать? — Я проходил через тоже самое с Джоди. У неё тоже была депрессия. И лекарства, которые я привёз, её. К счастью, они нам больше не нужны. Может, они помогут и Глории. Я замираю. Образ Джоди всплывает перед глазами. Несмотря на то, что Глория много рассказывала о своей матери, точнее, о её безразличии, я всё равно не могу представить её маму в таком же апатичном состоянии, в каком сейчас находится Лори. Джоди вспыльчивая, энергичная и ревнивая. Это дарит мне надежду на то, что и Глория сможет вернуться к своему нормальному состоянию. Пусть она хотя бы заговорит со мной! Я не могу больше ничего предъявить Фрэду. Он, похоже, действительно, ни в чём не виноват. Просто я ненавижу всё это! Ненавижу, что мой дом постепенно превращается в аптеку! Ненавижу, что приходиться заставлять Глорию пить таблетки горстями, глупо надеясь, что ей не взбредёт в голову покончить с собой! Ненавижу, что уже два дня не слышу от неё ни слова! Я не понимал насколько был зол, пока неосознанно не ударил ногой по журнальному столику. Он отлетел в сторону, перевернувшись вверх ногами. Брин вскрикнула от неожиданности. Алекс раздражённо посмотрел на меня, даже глазом не моргнув, когда стол пролетел у него перед глазами. Джей молча опустился на пол и вернул столик на место, затем провёл по его поверхности руками, проверяя стеклянное покрытие. Я замечаю трещину, протянувшуюся по всей длине столешницы. По спокойной реакции своих друзей, я понял, что они ждали от меня чего-то в таком духе. Джей, казалось, даже облегчённо выдохнул, когда я выплеснул весь свой гнев. Для них я был бомбой замедленного действия, и когда я наконец сорвался, они поняли, что всё самое страшное позади: пострадал всего лишь столик. Всего лишь столик… Обычно, в такие моменты, моей «грушей для битья» становился Алекс. Но он, конечно же, тоже никогда не оставался в долгу. И вот, когда всё возвращалось в норму, мы, как будто ничего и не было, курили на крыше автодома и смеялись, смотря на наши разукрашенные лица: у меня всегда красовался синяк под глазом, у Мида был разбит нос, а Джей, который просто пытался сделать так, чтобы между нами воцарил мир, обзаводился ссадиной чуть выше правой брови, разнимая нас. — Твою мать, нас вышвырнут отсюда, если ты продолжишь громить квартиру! — говорит Джей, пытаясь замаскировать царапину журналами. Он раскрывает газеты, брошюры, журналы и выкладывая их по линии трещины, скрывая её. Свой журнал, с гороскопами, он открывает на необходимой ему странице и размещает его в центре, на самом видном месте: теперь он может незаметно читать его перед Алексом. Но, похоже, не так уж и незаметно: — Ты что-то читаешь? — спрашивает Алекс, заглядывая Джею через плечо. Джей в панике закрывает журнал и прячет его себе под футболку, а затем высоким голосом, который сразу же выдаёт его ложь, отвечает: — Нет, конечно. Алекс смотрит на него, приподняв бровь. Под футболкой Джея ясно проглядываются очертания журнала. Парень встаёт и придерживая журнал под футболкой рукой, идёт в свою комнату. Через пару шагов глянцевая обложка выскальзывает из его рук и с громким звуком падает на пол. Мид замечает журнал и одаривает Джея насмешливым взглядом. — Я смотрел на девушек в нижнем белье. Быстро проговорив нелепое оправдание, Джей поднимает журнал и уходит в свою комнату. Алекс проводит его странным взглядом, а затем, не понимая, что попал прямо в точку, говорит: — А конспирируется так, будто читает гороскопы или советы по макияжу.***
Правило второе: не подпускайте её к алкоголю, сигаретам, наркотикам. — А травка считается наркотой? Джей выглядывает из своей комнаты, держа в руках несколько пакетиков с травянистым содержимым. Я смотрю на него, думая, как я могу дружить с таким идиотом, а затем озвучиваю свои мысли: — Ты идиот? — Понял, — кивает он. — Значит, считается. Он уходит в ванную. Я слышу, как смывается вода в унитазе. С наркотиками покончено. Мы не стали рисковать и прятать наркотические вещества, думая, что рано или поздно Глория может случайно наткнуться на что-либо, поэтому решили просто избавиться от всего. Даже клей вылили… Хотя мне кажется, она бы не пошла на такую крайность. Смотреть как пакетики стоимостью в сотню баксов смывают в унитаз — тяжело. Но на Лори смотреть тяжелее. Поэтому я без раздумий избавлялся от всей этой дряни. К тому же, мы давно обещали ей, что завяжем с наркотиками. Да и Брин лучше их не видеть. — Стив, посмотри, похожи? Я подхожу к Алексу и сравниваю цвет виски в бутылке с цветом жидкости в стеклянном кувшине. — Там темнее, — говорю я, указывая на виски. Алекс кивает и добавляет в кувшин ещё один пакетик чая, делая воду темнее. Я подумал, что если Глория не найдёт ничего дома, то с лёгкостью сможет достать это, используя свою подружку Алексию, которая не приходит к нам без фляжки за пазухой, поэтому практичнее было бы предоставить ей выбор. А наш бар был полон: виски, коньяк, ром — крепкий чай; водка, текила, джин — вода; вино — вишнёвый сок; белое вино — немного разбавленный яблочный сок. Выбирай, что хочешь, малышка! Теперь нам остаётся только надеяться, что её наплевательское отношение распространяется ещё и на алкоголь, и она не заметит разницу между, например, чаем и виски. Джей выходит из ванной комнаты и поднимает ящик, наполненный пластиковыми бутылками с перелитым туда алкоголем. Он выходит из квартиры, перенося всё к Райли: она любезно согласилась помочь нам сохранить хотя бы алкоголь. Я и Алекс заканчиваем с последней бутылкой, но вместо того, чтобы перелить виски в какую-нибудь ёмкость, решаем выпить его. Виски оказался отвратным, поэтому я без тени сожаления выливаю его в раковину, пока Алекс возвращает бутылки-подделки в наш «бар», который на самом деле является верхним кухонным шкафчиком. Джей возвращается как раз в тот момент, когда Алекс прячет последнюю бутылку. Он, не потрудившись всё спрятать, оставляет одну дверцу шкафчика открытой, и мы все видим содержимое «бара». Хочешь надёжно спрятать — прячь на виду. Джей закрывает за собой входную дверь, и присоединяется к нам на кухне. Занимая высокий стул у барной стойки, он трёт свою щёку ладонью, пытаясь оттереть след от перламутрового блеска для губ Райли. — Я тут подумал, — говорит Джей, взяв салфетку из подставки и пытаясь стереть ей след от губ на щеке. — Может, нам Лори ещё и наркотики подкинуть, — он роется в своих карманах. — У меня здесь где-то были конфетки. Он вытаскивает из кармана упаковку мятных круглых конфет розоватого цвета, очень напоминающих экстази. — А почему бы и нет, — соглашаюсь я и достаю из кухонного ящика несколько прозрачных пакетиков, в которых Брин хранит специи. Передав их Джею, я наблюдаю за тем, как он расфасовывает по ним конфеты. Несколько штук он даже раздавил, сделав из них порошок. — Ну что, во все тяжкие, Макфин? — усмехаясь бормочет Джей, засыпая «дорожку» в пакетик при помощи тупой стороны ножа. Только я собираюсь положить «наркотики» в шкафчик, где стоит и алкоголь, как Алекс останавливает меня. Мид забирает у меня пакетики и прячет их в спинку дивана. — Глория — не дура, — говорит он, возвращая подушки на прежнее место. — Всё не должно быть так просто. Я соглашаюсь с ним, и Алекс возвращается на кухню. Джей за это время откопал где-то небольшую картонную коробку. Он подталкивает её к нам, и, проскользив по стойке, она останавливается прямо напротив меня и Алекса. В коробке лежит пачка сигарет, и мы без слов понимаем, что пришло время расстаться с ещё одной вредной привычкой. Хотя бы на время… Я без возражений сдаю свою пачку. После меня нехотя швыряет свои сигареты в коробку и Алекс, саркастично замечая при этом: — Брин будет просто счастлива.***
Правило третье: если она не хочет чего-то, например, есть — не заставляйте. Шоколад, чипсы, вафли, мармеладные мишки, лакричные палочки, пастила, зефир, капкейки, несколько коробок с фастфудом и едой на вынос — всё это сейчас разбросано по всей моей кровати. Джей принёс всё, что только можно попросить. И сейчас он пытался уговорить Глорию поесть. — Глория, смотри, как много всего. Джей ныряет руками в кучу вредной, но вкусной, еды. Он невысоко подбрасывает горстку конфет, изображая фейерверк. Лори сидит у изголовья кровати по-турецки, и по её лицу могу сказать, что она ждёт не дождется, когда мы оставим её в покое. — Может, хочешь китайской еды? — спрашивает Джей, заметив незаинтересованность на её лице. — Я даже могу есть палочками, если хочешь, — он демонстрирует деревянные палочки для еды. — Только тебе придётся научить меня. Он протягивает палочки Глории. Она смотрит на них, но забирать не собирается. Джей разочарованно вздыхает и падает на кровать, головой на мою подушку. — Может, хочешь пиццу? Лори упрямо молчит. — Хот-дог? Она уставилась на свои ногти. — Яблочный пирог? Когда Глория проигнорировала его в очередной раз, Джея вышел из себя. Он сел на кровати и в упор посмотрел на Глорию. Она поёжилась под его взглядом и неловко заправила прядь волос себе за ухо. — Знаешь что, Глория? — спросил Джей, обходя кровать. Когда она не ответила, хотя вовсе и не нуждался в её ответе (вопрос был риторический), он сказал: — Плевать мне на эти правила, которые придумал Джеймс. Подхватив Глорию на руки, он вынес её из комнаты. Я пошёл за ними, пытаясь понять, что задумал Джей. Он усадил Лори за стол и вернулся в нашу с ней спальню. Через несколько секунд он появился, держа коробку с китайской едой в руке. — Джей, — предостерегающе говорю я. — Не заставляй её. — Стив, мы слишком нежничаем, и она это замечает, — говорит он, роясь в кухонном ящике со столовыми приборами. — Если бы я не надавил на неё, она бы даже не выпила таблетки. Я кинул взгляд на Лори. Она смотрела на меня широко распахнутыми от страха глазами. Этот взгляд так и просил: «Не слушай его, Стив! Не соглашайся на это!» Но, взвесив все доводы и варианты у себя в голове, я понял, что Джей прав. Может, мы, действительно, действуем неправильно. — Ладно, — я пожимаю плечами. — Делай, что ты задумал. Получив моё разрешение, Джей не медлил ни секунды, как будто бы думая, что я могу передумать в любой момент. Глория смотрела на меня, сузив глаза, которые, буквально, кричали: «Предатель!» — Это всё ради тебя, малышка, — говорю я, опустив свои руки на её плечи и поцеловав в макушку. Глория повела плечами, сбрасывая с себя мои руки. Я послушно убрал их и встретился с ней глазами. Она смотрела на меня ненавистным взглядом. Сначала я почувствовал себя хреново — не очень-то приятно быть в списке врагов у своей девушки — но затем вспомнил, что теперь Глория смотрела так на каждого, кто посмеет вторгнуться в её личное пространство. Так что, всё в порядке. Джей тем временем раскрыл коробку с китайской едой и поставил её перед Лори. Сев напротив, он протянул ей вилку. Глория посмотрела на неё, но как и в прошлый раз не взяла. — Ну, извини, — сказал Джей, положив вилку рядом с Глорией. — Палочек нет. Я сломал их, когда ты довела меня своим молчанием, — говорит он и делает паузу, чтобы акцентировать внимание на следующих словах: — Представляешь, какой я сейчас злой? Эти слова возымели над Глорией эффект. Она взяла вилку в руку и заглянула в коробку, где была лапша. — Ешь! — потребовал Джей. Лори смотрела на еду с отвращением. Джей смотрел на мою девушку с вызовом в глазах. Только я подумал, что Глория сейчас всё-таки попробует лапшу, как она отодвигает от себя коробку. Джей качает головой и усмехается, а затем, приподняв бровь, говорит, прозрачно намекая: — Помнишь инцидент с таблетками, Глория? — она кивает. — Я не побоюсь повторить тоже самое и с лапшой. Глория несколько секунд с ненавистью смотрит на Джея, но потом всё-таки начинает есть. Джей, скрестив руки на груди, самодовольно усмехается и откидывается на спинку стула. Хотя он и нарушил одно из правил Джеймса, я бесконечно ему благодарен за это. Глория ест, а это шаг к её восстановлению. Но моё счастье длилось недолго. Лори резко замерла и перестала накручивать на вилку лапшу. Несколько секунд она сидела, не шевелясь и уставившись в одну точку. Опустив вилку в коробку, Глория прикрыла рот рукой, а затем неожиданно сорвалась с места и побежала в ванную, распахнув дверь так, что та ударилась о стену. Там её вывернуло, и тогда я понял, что правил, пожалуй, нарушать не стоит. Я посмотрел на Джея с упрёком в глазах, когда бросился поднимать обессилевшую Глорию с пола ванной. Поддерживая её за талию у раковины, я ждал пока она ополоснёт своё лицо холодной водой и почистит зубы. Эта неприятная ситуация, на удивление, натолкнула меня только на приятные воспоминания. Я подхожу к ней и сажусь рядом. — Слушай, я не думал, что это тебя так заденет. Я всего лишь хотел преподать тебе урок. Теперь ты поняла, что я чувствую, когда вижу тебя вместе с Алексом. — Я и Алекс и ты с этими шлюхами –две абсолютно разные вещи! — Для меня нет — протестую я и прижимает её к себе. — Глория, ты единственная девушка, которая меня так зацепила. Да, я смотрел на тех блондинок, но не как на соблазнительных красоток, а как на дешевые швабры…. — целую её в плечо. — Ты нужна мне. Чувствую, как она расслабляется в моих руках. Прижимаясь к моему боку, она зажмуривает глаза, пытаясь перестать плакать, но все впустую. — Ты тоже нужен мне… — очень тихо произносит она заветные слова. — Но быть с тобой очень сложно. Я словно на вулкане. И я постоянно нахожусь в страхе, что он вот-вот взорвется. Я стираю слёзы с её щек. — Прости меня. Я обнимаю её, и она начинает понемногу успокаиваться. Я замечаю на песке какой-то кожаный шнурок. Наклоняюсь вниз и поднимаю его. — Что это? Глория смотрит на предмет в моих руках, и её щёки сразу же покрываются смущённым румянцем. — ….это браслеты. Мой подарок для тебя…говорят, что они укрепляют отношения. — И ты действительно в это веришь? Она смеётся. — Я то же самое сказала продавщице. — А я хочу в это верить, — говорю я и застегиваю ей на запястье браслет с буквой «S», затем она мне в ответ застегивает на моей руке браслет с буквой «G». Я смотрю ей в глаза, а уголки моих губ изгибаются в усмешке. Она не выдерживает и говорит: — Ну не смотри на меня так, я знаю, что это глупый подарок. — Неправда. Мне ещё никто такого не дарил. Я крепко обвиваю её руками, а она опирается на меня. Окончательно успокаивается. Мы сидим одни, вокруг темнота и лишь громкая музыка не позволяет нам до конца расслабиться и уйти из этого мира. Внезапно, я чувствую, как Глория немного согнулась в моих руках. Одна её рука легла ей на живот, а другой она зажала рот. — Что такое? — Кажется, меня сейчас стошнит. Я усмехаюсь. — Да, Глория, — тяну я, — ты умеешь настроить на романтику. — Ну извини. Я аккуратно беру её на руки и быстро заношу в дом. Расталкиваю толпу, и мы заходим в туалет. Я отпускаю Глорию на пол. — Стив, выйди — еле слышно просит она. — Я подержу твои волосы. — Выйди отсюда! — требует она. Я покорно исчезаю и закрываю за собой дверь. Через десять минут я слышу как открывается кран — вода начинает шуметь. Когда этот звук прекращается, я стучу костяшками пальцев по двери. — Как ты? Она отвечает не сразу. — …я хочу умереть. — Умирать будешь завтра от жуткого похмелья. Ещё несколько минут она находится в ванной, а когда выходит, выглядит бледной, больной и уставшей. Я подхожу к ней и снова беру её на руки: — Пойдем, я уложу тебя спать. Когда она закончила чистить зубы, я подхватил её на руки, собираясь вернуть в кровать. Выходя из ванной комнаты и держа ослабшую Глорию на руках, я замечаю Джея, который без стеснения уплетает китайскую лапшу, купленную для Глории. Смотрю на него. Опять с упрёком. Накормить её — его идея. На мой пристальный взгляд он реагирует так: лишь пожимает плечами и, совсем не чувствуя себя виноватым, произносит: — Так вот почему её нельзя заставлять есть.***
Правило четвёртое: попытайтесь увлечь её тем, что она любит. Глория уютно устроилась у меня под боком, слушая, как я читаю ей. Увлечь её тем, что она любит? Это же так просто, правда, Джеймс? До сегодняшнего дня, я думал — надеялся! — что она любит меня, но сейчас не уверен. Мной её увлечь не получилось. А вот у невероятно нудной книжки, которую люди читают только для того, чтобы казаться умными, получилось! Как только я начал читать, Глория устроилась рядом со мной. Лёжа на животе и подперев свою щёку ладонью, она внимательно меня слушала. С каждой новой страницей, она приближалась ко мне всё ближе и ближе. И вот так, минуя главу за главой, она оказалась прижатой к моему боку, а её голова сейчас лежала на моей груди. — …когда что-то кончается в жизни, будь то плохое или хорошее, остаётся пустота. Но пустота, оставшаяся после плохого, заполняется сама собой. Пустоту же после чего-то хорошего можно заполнить, только отыскав что-то лучшее. На этом моменте я решил закончить чтение. Глория уже спала. Аккуратно, чтобы не разбудить её, я отложил книгу на прикроватный столик. В горле совсем пересохло из-за долгого чтения. Очень хотелось пить. Но будить Глорию ради того, чтобы сходить на кухню, я не собирался. Спать я ещё не хотел. Блокнот и карандаш, так кстати, лежали совсем рядом. Глория спала практически неподвижно. Поэтому я открыл свой чёрный блокнот с листами бежевого цвета, собираясь сделать набросок. Немного согнув ноги, я разместил на них блокнот, чтобы рисовать на твёрдой поверхности. Я смахнул прядь волос с её лица, которая мне мешала тем, что закрывала глаза, а затем начал свой рисунок. Сосредоточившись на изгибах линий, тенях и бликах, я потерял счёт времени. Но уверен, что прошло больше двадцати минут. — Что ты рисуешь? Моё сердце пропустило удар. Тихий, хриплый после сна голос раздался над моим ухом. Думая, что мне показалось, я медленно повернулся в сторону Глории. Она больше не спала и сейчас с интересом смотрела на блокнот в моих руках. Я очень боялся напугать её, испортить момент, сказать что-нибудь лишнее: не желая того, сделать так, что она замкнётся в себе ещё больше. Поэтому, отвечая на заданный мне вопрос, я просто повернул блокнот в её сторону. Набросок был уже готов. Осталась только немного растушевать тени, но и без того было понятно, что я нарисовал её. Лори заворожённо провела пальцами по рисунку и еле-еле слышно сказала: — Красиво. Увлечь тем, что она любит… Может, мои рисунки тоже входят в эту категорию? — Хочешь посмотреть другие наброски? — опасливо, спрашиваю я, ожидая, что она в любой момент может вновь вернуться в апатичное состояние. — Конечно. Глория немного приподнялась, чтобы видеть блокнот, а я начал листать его. На некоторых страницах были только лёгкие линии, едва намеченные очертания, на других — подробно проработанные пейзажи и портреты. Лори взяла у меня блокнот и стала медленно переворачивать страницы, разглядывая каждый рисунок. Большинство из них — её портреты: там она сидит на берегу моря, смеётся, улыбается или просто спит. Каждый раз она проводила пальцами по моей подписи с датой, которые были внизу каждой страницы. Грустно улыбалась, когда видела мои старые наброски, где она с Ребеккой. Такой идеальный момент испортил Джей. Он вообще любит всё портить. Мой хороший друг, которого сейчас почему-то захотелось придушить, очень «вовремя» зашёл в комнату, держа в одной руке стакан воды, а в другой лекарства. Я посмотрел на Глорию. Она перестала рассматривать рисунки и отложила блокнот в сторону. Вся надежда на её восстановление, которая теплилась во мне, испарилась. Вернулись её отсутствующий взгляд и безразличное выражение лица. Джей подошёл к кровати и, поставив на прикроватный столик стакан воды, насыпал горсть таблеток в руку Лори. Она нерешительно посмотрела на свою ладонь, а затем на Джея, который нетерпеливо ждал, когда она примет лекарство: — Давай-давай, — подгонял её он. Глория прекрасно помнила, чем закончился её сегодняшний отказ от лекарств, поэтому без споров выпила таблетки. Запивая их водой, Лори ненавистно смотрела на Джея, который заставлял её делать то, что она не хотела, поверх стакана. Передав стакан Джею, Глория легла на кровать, отвернувшись от нас. В очередной раз. Понимая, что сегодня чуда больше не произойдёт, я вышел из комнаты вслед за Джеем. Он, заметив моё паршивое настроение, решил приободрить меня, даже не догадываясь, что причина такого плохого расположения духа — он, помешавший мне привести в чувства Глорию. — Не переживай, Стив, — говорит он, ополаскивая стакан в раковине. — Депрессия — друг молодёжи. Многие подростки страдают от неё, — утверждает парень, ставя стакан на специальную подставку для мокрой посуды. — И многие из неё выбираются. — Да, — соглашаюсь я. — А остальные, — пауза, — пытаются покончить жизнь самоубийством. У нас обоих — уверен — всплыла одна и та же мысль: про дневник и пятьдесят дней Лори, поэтому мои следующие слова прозвучали печально, но в тоже время саркастично: — Как ты думаешь, Джей, к какому же типу относится Глория?***
Правило пятое: не выпускайте её из виду. Беспокойство за Лори не давало мне спокойно спать, и я то и дело просыпался проверить, спит ли она ещё рядом со мной. И вот, в очередной раз проснувшись и проведя рукой по другой половине кровати, я чувствую только пустоту и холод. Я подскакиваю и осматриваю комнату — пусто. Кухня, ванная, комната Джея, комната Алекса и Брин — везде пусто. Я поставил на уши всю квартиру. Глории нигде нет. Брин, Алекс и Джей идут за мной, когда я бегу осматривать коридор. Конечно, глупо было надеяться, застать её там, но я должен был проверить всё: особенно дверь. Открыта. Глории нет в квартире и дверь открыта — чёрт-чёрт-чёрт! — Стив, что происходит? — спрашивает Брин, выглядя испуганной, и прижимается к Алексу. Оборачиваюсь и замечаю обеспокоенные взгляды, которые парни бросают на открытую входную дверь и тогда понимаю, что все всё уже поняли и ждут от меня только подтверждения. — Я не знаю, где Глория, — шепчу я в ужасе и шумно сглатываю. — Она ушла.***
POV Глория Депрессия — это ужасная вещь. На самом деле никогда бы не подумала, что я в депрессии, если бы этот термин не повторялось так часто за дверью в предложениях со словами: «Глория», «Лори», «Макфин», «Джессика». Оно повторялось даже слишком часто. Слишком! Депрессия — это очень душераздирающе. Знаю, Джеймс сказал, что такое случается, но я все еще не могу пройти мимо того факта, что это, действительно, произошло. Со мной. Какая я слабачка. Я чувствую себя эмоционально пустой, и это очень ранит. Из всех чувств у тебя остаются только вина, боль, отчаянье и горе. А те крохи радости, которые ты сумел в себе сохранить, забирают лекарства, которые меня заставляет принимать Джей. Единственный плюс в этих таблетках — это то, что уходят не только положительные эмоции, но и плохие. Ты, буквально, ничего не чувствуешь… эмоционально. Рёбра и синяки у меня всё ещё болят, тем более сейчас, когда Джеймс уменьшил дозировку обезболивающих, чтобы накачать меня антидепрессантами — чёрточка! — транквилизаторами. И вот сейчас, глубокой ночью, когда действия таблеток понемногу проходят, ко мне опять возвращаются мои подружки: «Вина и Душевная боль, привет!» У меня есть — а может уже и были? — Стив, Алекс, Джей и Брин. Я могу с уверенностью назвать их своей семьёй, но всё равно, когда мама не узнала меня — это, действительно, опустошило меня. Всякий раз, когда раздавался стук в дверь, меня передёргивало: я надеялась, что никто не собирается снова пытаться меня подбодрить. Все уже побывали в этой комнате хотя бы по одному разу. Я отталкивала от себя людей. И хуже всего то, что сейчас я срываю своё плохое настроение на Стиве. Убиваясь своим горем, я, возможно, упустила самого важного человека в моей жизни. Стиву не нужна такая девушка. И Джею я тоже не нужна. И Алексу. Из-за меня их упекли за решётку. Из-за меня погибли Ребекка и Тара. Из-за меня бедный Оливер побывал в камере, когда должен был встречаться с друзьями или писать какой-нибудь реферат по психологии. Из-за меня Джей числился в списке подозреваемых. И это из-за меня — только из-за меня — Алексу, Стиву, Джею и Брин сейчас грозит опасность, когда тому, кто меня преследует, всегда нужна была только я. Все эти мысли вызывают пульсацию в висках и тошноту. Я едва успеваю добежать до ванной. Меня выворачивает наизнанку, кажется, в течение нескольких часов. Я уже давно ничего не ела, так что меня мучают сухие спазмы. Когда тошнота отпускает, пресс болит так, будто бы, качая его, я сделала несколько подходов. Затем я чищу зубы, опускаюсь на выложенный плиткой пол и какое-то время просто сижу, собираясь с силами. Теперь я постоянно чувствовала себя изможденной — я подняла руку к лицу, чтобы убрать налипшие на шею волосы, и уже одно это движение высосало из меня всю энергию. Как же всё это достало! Мне нужно было на воздух. Я была уверена, что тогда мне станет лучше. Не знаю, что двигало мной, когда я, взяв из кухонного шкафчика бутылку текилы, вышла из квартиры, не потрудившись накинуть на себя куртку, или что двигало мной, когда я поднималась на крышу. Но вот, я всё-таки стою на краю и смотрю вниз. Схватившись за невысокие перила, которые в целях безопасности окружали здесь всё пространство, я аккуратно сажусь на обледенелый козырёк крыши. Всего один шаг — и всё. Один шаг — и я освобожусь от этой боли. Мне больше не придется видеть разочарование на лице Стива всякий раз, как я отказываюсь говорить с ним. Мне больше не придётся смотреть на то, как надежды ребят, вытащить меня из депрессии, каждый раз угасают. Мне больше не придётся терпеть эту душевную боль. Один шаг… Всего один шаг… Я решила… Я всё уже решила… На дрожащих ногах я поднимаюсь с края, крепко держась пальцами за перила. Бросаю ещё один неуверенный взгляд вниз. Я решила… Я всё уже решила… Собираюсь сделать шаг — нога зависает в воздухе. В последнюю минуту я решаю остановиться. Может, сейчас я и не хочу жить, но что если потом у меня появится желание увидеть еще раз Стива, Алекса, Джея, Брин, а я не смогу этого сделать? Я хочу жить. И понимать, что встреча с ними — не последняя. Я хочу знать, что их будут тысячи, а то и больше! Я хочу испытывать положительные эмоции, а не эту пустоту! Вдруг у меня это получится? Джеймс сказал, что я обязательно смогу. Так, может, мне стоит поверить ему? Одинокая слеза скатилась по моей щеке. — Нет! Не могу! Не сейчас! Не могу! Хочу вернуться обратно к ребятам. Хочу к Стиву. Хочу, чтобы он продолжал рисовать меня. Хочу, чтобы Джей рассказывал мне свои шутки, а Алекс, как и обещал, учил бы меня играть на гитаре, пока Брин пыталась отвлечь его своими шуточными заигрываниями. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но забываю, что всё здесь покрыто льдом. Моя нога соскальзывает. Я всеми силами пытаюсь удержать равновесие, схватиться за что-нибудь. Но всё что у меня получается нащупать — это воздух. Ужас охватывает меня, когда я больше не чувствую твёрдой земли под ногами. Я громко кричу... И падаю.