33 Острова

Здесь портрет, ребята, — сказал Флинн наконец. — У противоположной стены стоит большой портрет. Дайте факел. Ему всунули в руки палку, обмотанную просмоленной пылающей тканью. Держа факел перед собой, он протиснулся в проем. Помещение оказалось довольно большим. Те самые пять на пять метров, которых не хватало на плане. Вверху стены сужались, так что получалось нечто вроде усеченной четырехгранной пирамиды. Ни окон, ни других дверей в комнате не было. На двух дощатых ящиках у противоположной стены косо стояла картина в деревянной раме. Бородатый мужчина в терновом венке. Иисус Христос. На стене висело еще несколько икон. — Это церковь, часовня, — растерянно сказал Флинн пролезающему за ним следом Крису. Посветил факелом вокруг. Бочка. Рассохшаяся, опрокинутая на бок. Еще несколько ящиков. Пустые жестянки — из-под консервов, что ли? Флинн увидел что-то белое, рассыпанное по полу, прикрытое полусгнившими остатками одежды. Его замутило. Их было трое или четверо — тех, кто умер в замурованной наглухо часовне. Двое лежали рядом с Флинном, обнявшись или прижавшись друг к другу. У стены виднелись еще несколько маленьких, жалких кучек тряпья и костей. — Жестоко, — вполголоса сказал Крис и взял Флинна за руку. Он тоже увидел скелеты. — Их жестоко убили, Флинн. — Они сами себя убили, — растерянно ответил он. У стены стояло ржавое ведро с окаменевшими остатками раствора. Дверь замуровывали изнутри, а снаружи ее лишь оштукатурили. Крис медленно нагнулся, поднял что-то с пола. — Тетрадь, Флинн. Ребятам повезло, бумага почти не пострадала. Тетрадь пожелтела, разодранная посередине обложка покоробилась, но буквы были видны даже при свете факела. Оказавшийся в часовне вслед за ними Тимур присвистнул при виде скелетов, подошел к ящикам. С хрустом оторвал одну из досок. Восторженно произнес: — Крис! Тут, кажется, оружие! Почему-то их это даже не взволновало. Не сговариваясь, Флинн с Крисом стали выбираться наружу. На смену им мгновенно нырнули Толик и Меломан. Крис молча подошел к окну, оглянулся, протянул Флинну тетрадь. — Давай… Читай. Вокруг были лишь девчонки, ребята рылись среди ящиков… Трещали отдираемые доски. Чему-то шумно восхищался Илья. — Читай, Флинн, — робко сказал Малек. Он тоже не полез в часовню. Может быть и у него появилось охватившее всех чувство: написанное в тетради важнее любых находок. Почерк был округлым, девчоночьим. Чернила от времени не выцвели, а, наоборот, потемнели. — «Шестое июля тысяча девятьсот сорок седьмого года», — прочитал Флинн. — «Двадцать дней назад мы создали наш Союз…» Он запнулся. Выглянувший из проема Тимур гордо выкрикнул: — Крис, здесь два автомата! — «В окружении враждебных сил капиталистического мира наш остров решил не сдаваться, а поднять знамя пролетарской революции». Флинну было и грустно, и смешно. Но больше, наверное, грустно. Этим ребятам, жившим на Островах сорок пять лет назад, пришельцы представлялись марсианами. Да еще они считали, что находятся на Земле, в Тихом океане. Вот и все отличия. Остальное было почти таким же, как у наших героев. Командир, такой же решительный и смелый, как Крис, — только его звали Мишей. Решение объединить острова — не в Конфедерацию, а в Союз. Даже свой корабль у них был — чуть больше «Дерзкого». И свой предатель, говоривший с пришельцами по «радио в подвале». И мятеж, после которого ребята, они называли себя Коммунарами, оказались запертыми на острове. А еще у них было оружие, попавшее на остров в начале войны. И гибли они чаще — новенькие появлялись на Двадцать седьмом каждые два-три дня. Они словно шли одной и той же дорогой. Только называли вещи разными именами — у этих ребят были в ходу слова: «вредители», «враги народа», «капиталистические наймиты». История Островов шла по спирали. Даже у этих ребят попытка объединения оказалась не самой первой в истории Островов. Но живые ребята, о которых идет рассказ, наверное, не смогли бы заживо замуроваться в самой неприступной комнате замка — часовне, среди старых икон, почему-то не выброшенных Коммунарами. Они сумели, когда поняли, что победить не смогут. Никто не знает, зачем. Девчонка по имени Наташа, писавшая дневник, об этом не упомянула. Флинн перелистывал сухие, ломкие страницы и вздрагивал, когда наталкивался на знакомые эпизоды. «Виталя и Сашка с двенадцатого острова затащили Дашку в свою комнату и изнасиловали. Тогда Миша с Андреем взяли автоматы и пошли на мост…» «Когда мы отступали, Вилли выстрелил из лука и убил Семена. А мы совсем не остерегались, потому что знали, у них патронов нет. А еще думали, что Вилли сын рабочего, и с нами. Он оказался фашистом. Ребята взяли мечи и пошли в рукопашную…» «Нас атакуют каждый день. Кричат, что мы затеяли всю эту кашу. Мы хотели лучше, но ничего не получилось…» Флинн читал вслух, и вокруг него собирались все. И Тимур, с автоматом ППШ, и Илья, все вертевший в руках тяжелый желтый брусок, пока Меломан не предположил, что это — динамит. И девчонки. Лера тихо ревела, прижимаясь к Рите. Алисия сидела злая и мрачная как никогда. «Ник сказал, что я последняя девчонка на острове и должна их всех воодушевлять. Миша сказал, пусть я сама решаю. И я согласилась, только мне противно и совсем не приятно. А Пак смотрит на меня обиженно и говорит, что не хочет. Он это зря, на него я не обижусь…» «Сегодня кончилась вода, и Ник попытался разобрать камни. Миша молчал, а Пак стал помогать. Но цемент засох, и у них ничего не получилось. Мы, наверное, от голода слабые…» «Пак вчера застрелился из Мишкиного пистолета. Коммунары так не поступают, но мне его жалко. Я весь день реву.» «Очень воняет, и болит голова. Миша сказал, что свечка последняя, и я больше писать не смогу. Мы старались быть настоящими комсомольцами, но, кажется, у нас не вышло. Если… Когда нас найдет Красная Армия, пусть они разыщут тех, кто назывался марсианцами, и убьют их. Или сделают большой суд, а потом убьют. Меня звали Наташа, я училась в седьмом классе. Все.» Записи обрывались. Флинн посмотрел на Криса, словно он мог что-то добавить. А Крис взглянул на часы. — На мост! — коротко приказал он. — Нас сейчас накроют прямо в замке. Тимур, с автоматом наперевес, пошел к двери. За ним потянулись остальные. Прежде чем выйти, Флинн бережно положил дневник на стол. ...Их не накрыли в замке. Перешедшие уже на их половину мостов ребята бросились назад, едва увидев автоматы. Пистолеты Тома и Алисии успели научить их уважению к огнестрельному оружию. Тимур, не выпускающий «ППШ» из рук, как-то странно смотрел им вслед. — Жалеешь, что не вышло драки? — спросил Флинн. — Не жалею. — Тимур протянул ему автомат. — Он не выстрелит, затвор проржавел насквозь. Флинн посмотрел на маячившие на безопасном расстоянии фигурки. Солнце светило им в спины, превращая их в прекрасные мишени. — Дня через два они это поймут.— Значит за два дня нужно придумать что-то другое, — невозмутимо сказал Тимур. Вечер был из тех неудачных вечеров, которые устаешь ждать. Всем хотелось темноты, перерыва в дежурстве, но солнце все не садилось. А когда, наконец, наступил вечер, и мосты начали, поскрипывая, расходиться, идти в замок уже не хотелось. Толик с Меломаном пошли купаться, Крис с Тимуром уединились на серединке моста — обсудить военные планы… Флинн поднялся на сторожевую башню. ''Интересно, почему в замках непременно делают башни? Неужели только для наблюдения, для дозора? Мне кажется, что башня в массивном, огромном замке — это как бы противовес его неуклюжей громаде. Замок обязан быть грозным и неприступным. Но за толстыми стенами камня и металла остается мечта о красоте. Вот тогда-то и строятся сторожевые башни — каменные стрелы, воткнувшиеся в небо, — наверное, даже войне хочется быть красивой…''-думал он. Он стоял, облокотившись о каменные перила, гладкие от тысяч прикасавшихся к ним рук. Стоял и думал про мальчишек, сражавшихся здесь полвека назад. Им, наверняка, было еще труднее. Никогда не слышавшие про инопланетных захватчиков, знакомых им сейчас хотя бы по книжкам и фильмам, не подозревавшие о том, что на Земле остались их копии… Что чувствовали они, попавшие на Острова из разоренных, прошедших войну стран? Может быть, вначале даже восхищались окружающим их великолепием: море, острова, замки, сказочное оружие. А потом понимали, что война снова догнала их, что придется убивать и гибнуть самим под жарким солнцем, на овеваемом ветерком мраморе мостов… — Флинн… Он обернулся. Алисия подошла так тихо, что он не услышал ее шагов. Они давно не оказывались вдвоем, и он вдруг запоздало удивился этому. Словно они избегали друг друга, стеснялись оказаться наедине. — Ты грустишь? — С чего ты взяла? Увы, отрицания в его встречном вопросе не получилось. Наоборот. — Мне тоже грустно. — Из-за дневника, да? — тихо спросил он, притянув ее к себе. Алисия кивнула. — Они все продумали, Флинн. Пришельцы знают любой наш ход, и не потому, что среди нас есть предатели. Просто все на островах повторяется. Они изучили нашу реакцию в самых разных ситуациях. — Может быть, им это и нужно. Может быть. Флинн смотрел в глаза Алисии. И думал о том, что почти совсем не боится за себя. Не боится за Криса или Ритку. Но если что-то случится с Алисией, он бросится вниз с моста. Он ее любит, но не должен об этом думать. Иначе он не решится нарушить ни одного правила Игры. Он смирится с теми тремя-четырьмя годами, которые они смогут прожить на острове. Любовь делает свободного человека еще свободнее, но она же превращает заключенного в раба. Он не может тебя любить, девчонка, которую он знал многие годы, с которой связаны множество его воспоминаний и приключений. Не должен. Но он ее любит, и сам боится признаться в этом себе. Но она это знает, и она готова ждать. — Флинн,придумай что-нибудь. Ты сможешь, я знаю. Мы не должны палить из автоматов по своим соседям, это подло. И не должны пытаться всех объединить, это глупо. Придумай что-то другое, Флинн. Она шагнула к лестнице. Он пытался ответить, остановить ее и не мог. Лишь когда Алисия скрылась внизу, он беспомощно выдавил: — Я попробую. Я постараюсь, честно…