А давай буду рыжим?

Наверное, каждому питерцу, пусть даже и не совсем коренному, знакомо это отвратительное чувство, преследующее несчастных жителей северной столицы с октября по март. Встаешь утром – еще темень, возвращаешься домой вечером – уже темень… Так и живем, словно дети подземелья, упрятывая куда подальше вроде бы общепризнанную человеческую потребность в кусочке солнечного света, озаряющего своим присутствием пустынные подворотни и дворы-«колодцы» именно в те жалкие шесть-семь часов, когда все население в добровольно-принудительном порядке запирается по офисам/школам/универам и лишь тоскливо вздыхает, поглядывая в окошко. Вот и я, насмерть загрызая новенький простой карандаш, встречаю долгожданный рассвет в славящейся на весь универ своей промозглостью Двенадцатой аудитории. Добавьте к этому тот факт, что сегодня – первый понедельник после продолжительно-безалаберных новогодних каникул, и Вы поймете, почему моя физиономия отнюдь не сияет счастьем. Ну а если бы Вам пришлось познакомиться с Вениамином Михайлычем, нашим преподом по финансовому учету, Вы бы, возможно, и вовсе восхитились моим нечеловеческим мужеством – ведь в отличие от доброй половины аудитории я все еще самоотверженно борюсь со сном и лишь периодически зеваю, отчаянно рискуя вывихнуть нижнюю челюсть. - Еще не всех мух проглотила? – тихо раздается вдруг над самым ухом, и от неожиданности я подпрыгиваю на месте, совершенно забыв, что подобные кульбиты могут привести к летальному исходу как для хлипкого скрипучего стульчика, так и для моей собственной пятой точки, на нем покоящейся. Довольная физиономия Леси Терентьевой явно демонстрирует, что именно на такой эффект ее хозяйка и рассчитывала. - А я-то думала, ты опять проспишь – с притворной обидой ухмыляюсь я, пока сия особа упорно протискивается к свободному соседнему стулу. С Терентьевой нас связывает общая любовь к хорошей музыке (по этому поводу частенько возникают разногласия, но в одном мы всегда сходимся – Леди Гага и корейская попса туда не относятся) и бибисишному Шерлоку, а так же тот факт, что нам обеим на экономическом факультете делать, мягко говоря, нечего. Да и вообще, Леська – единственный человек во всем универе, с которым можно поболтать на парах или без сожаления поделиться чипсами на перемене. Впрочем, «поболтать» в нашем случае – понятие довольно относительное, ибо более молчаливую и не склонную к сплетням особу в наше время найти трудно. Иногда мне кажется, что у Олеси есть какая-то страшная тайна, которую она и скрывает упорно за легким макияжем и задумчивой полуулыбкой Моны-Лизы. Лучшими подругами в традиционном смысле слова нас назвать нельзя – после пар созваниваемся редко, да и в гостях друг у друга бываем раз в полгода. Однако почему-то я уверена, что именно с Терентьевой можно подаваться хоть в партизаны – не предаст. Сегодняшнее столь не характерное для Леськи приподнято-шутливое настроение меня интригует. - Чем на каникулах занималась? – тихо шепчу я, пытаясь не привлекать излишнего внимания Вениамина Михайлыча. - Да так, по мелочам. Сестра с мужем приезжала, поэтому дома – полный разгром. А ты? - То же самое. Знаешь, как каникулы – так и спишь до двенадцати и никуда вылазить не хочется. Леся согласно кивает, и на этом наш очень подробный и увлекательный диалог заканчивается – подруга моментально ныряет в конспекты, пытаясь из сбивчиво-нудной речи препода выловить хоть какие-то крупицы практических знаний. Тоже мне, трудоголик! Впрочем, на этот раз – к моему же облегчению, ибо подробности этих каникул мне без немедленного подозрения в психическом расстройстве нельзя доверять никому. Даже Лесе. Представьте на мгновение, читатель, что вам бы вдруг выпала воистину удивительная возможность общаться с некой силой, определяющей вашу судьбу. Бог, ангел-хранитель, Дьявол, Фортуна, Вселенский Разум – в зависимости от ваших религиозно-метафизических убеждений – но смысл один: вы черкаете пару строк в некой вундервафельной книжке, а у того существа то на экране, то на страницах скучнейших лекций об индексе Доу-Джонса появляются все ваши просьбы, пожелания, замечания. О чем бы вы говорили с этим существом? Я много думала об этом все каникулы. Но ни одно логическое объяснение не подходило под реплики, кидаемые мне недодьяволенком из собственной книги. Каждый день я перелистывала страницы и чувствовала, как по коже пробегает холодок – никто, кроме него так писать не смог бы. Пусть цельный характер в моей башке никак не формировался, но манеру речи Х. я знала назубок с самой первой строчки – короткие, ехидные предложения. Имя, Создатель. Без него неудобно. С помощью Книги вышел на эту странную библиотеку, Книгу Фанфиков. От «популярного» даже мне не по себе стало. Престранный у вас мир. NC-17, BDSM и кинк – учитывая нежную психику окружающих, я так понимаю, это все на мне? Неплохо, неплохо! Когда продолжаем главу? У меня есть пара идей насчет сюжета. Создатель, читатели уже третий раз просят продолжение. У вас только-только появились комментарии, и сразу на попятную? Знаете, скучно быть все время внесценическим. Когда уже обещанный экшн начнется? Девушка-демонолог, Альмендра. Неужели она и правда рассчитывает выкупить у меня свою душу? Могли бы сделать ее посимпатичнее, Создатель. Не волнуйтесь: мэри-сьюизм даме с таким-то нравом не грозит. Создатель, а откуда у вас такой псевдоним? Я потихоньку языки вашего мира изучаю, но подобное сочетание звуков пока не встретил. Создатель, я осознаю, что наш предыдущий разговор был в высшей степени странным, но неужели вам трудно черкнуть пару строк собственному персонажу? Действительно, неужели так трудно? Наверное, любой нормальный автор, имей он возможность поговорить с собственным персонажем, немедленно бы ею воспользовался (хотя о нормальности здесь речь, в общем-то, идти не может). Но с того рокового вечера первого января, когда чернильные строки впервые высветились перед моими глазами, я не написала Х ни слова. Просто не могу. Беру в руки ручку, вроде бы сочиняю какую-то сентенцию, и понимаю… что ничего не понимаю. Растерялась. Зато каждый день, ускользнув от родительского присмотра (благо, предки в честь нового года устроили нечто вроде временного перемирия, то есть в кои веки избавили меня от папиных ругательств и маминых слез) и примостившись в неудобной, но почему-то столь любимой мною кухне, я открывала уже знакомый читателю вечно липкий от сладкого ноут и десятки раз перечитывала знакомые строчки. Восемь глав моего повествования. Восемь глав приключений отчаянной девчушки, пусть и фэнтэзийной, но столь похожей на меня, совершившей в своей недолгой жизни одну роковую ошибку и оказавшейся во власти томно-байронического негодяя с подозрительными наклонностями. Затем я открывала до боли знакомую страничку Фикбука. Сотни, тысячи страниц текста. Сотни, тысячи юных и не очень авторов, пытающихся посредством творчества, хоть какого-нибудь, ускользнуть от обыденного серого мирка вокруг. Сотни, тысячи авторов, создающих собственные миры. Сотни, тысячи авторов, и не подозревающих, что для кого-то эти выдуманные миры – единственная возможная реальность. А вдруг и наш мир – лишь чья-то фантазия? Вдруг и я сама – не более чем героиня какой-то нелепой истории «в процессе написания»? Или я все-таки сошла с ума? Так или иначе, все эти каникулы я упорно игнорировала переписку с Х по одной причине: медленно, но верно в моей нерадивой башке формировался совершенно дикий, мне самой непонятный замысел. Если все произошедшее со мной в тот памятный вечер первого января (вплоть до того момента, когда из ступора меня вывел противный писк домофона и домой явились совершенно трезвые, а потому, как всегда, слегка угрюмые родители) – чистейшая правда, и если появляющиеся в моей тетради записи – тоже не плод воспаленного воображения, и если в моей власти все, что происходит с Х и его историей, то почему бы не… - Кристя, просыпайся, Михалыч уже отстрелялся – Леся легонько встряхивает меня, выводя из полусна. Собрав глаза в кучку, замечаю, что большая часть студентов уже просачивается к выходу из аудитории, и лениво киваю. - Ты иди, мне нужно перекинуться парой слов с Михалычем. Насчет зачетки – тут же добавляю я, заметив удивленный взгляд подруги. – Он в прошлый раз трояком грозился. Хочу исправить положение. Леся недоверчиво хмыкает, но по своей привычке лишних вопросов не задает. - Увидимся тогда на истории? - Угу – и подруга растворяется в толпе однокурсников. А я, оставшись одна, совершаю самый дурацкий поступок в своей жизни. Выудив из сумки тетрадь по экономике и нарисовав пару каракуль, дабы расписать ручку (естественно, за всеми этими философскими измышлениями я не сделала и пары заметок по лекции), крупным корявым почерком вывожу несколько фраз. - Интересует наш мир? Хочешь посмотреть, что здесь к чему? Я разрешаю. Захлопываю тетрадь и пулей вылетаю из аудитории.