Роман Германа Гессе - «Демиан»
Воспоминания — это обрывки прошлого. Кусочки чего-то очень яркого и наполненного солнцем. Кажется, что в этом есть что-то волшебное и необъяснимое. Воспоминания либо дарят радость, либо дарят боль. Отголоски каждого прожитого дня, так или иначе, запечатляются в нашей памяти. И чем свежее картинка, тем больше эмоций. Красочные улыбки и голубое небо, зелёная трава покрытая росой и свежесть утреннего воздуха — жёлтые лучики детства. Они проступают лишь в самые грустные или самые радостные моменты жизни. Когда человек ломается или же захлёбывается счастьем. Но что, если красочное и яркое окрасится в кроваво-красный? Почти чёрные обрывки воспоминаний, залитые мерзкой липкой дрянью. Но время еле ощутимым касанием ветра проскальзывающего сквозь пальцы, будоражит сознание, не щадя ни радость, ни боль. Воспоминания потускневшими звёздами мерцают где-то глубоко внутри, и лишь изредка напоминают о себе. Говорят, что время лечит. Но это ни разу не правда, когда кровь на безобразных ранах начала только-только запекаться. Пройдёт много времени, прежде чем уродливые шрамы затянутся. Резкая боль сменяется ноющей и неприятной. Она ни чуть не проходит, постоянно напоминая о себе и напоминая о случившемся. В такие моменты человек находится на грани отчаяния. Хватается за всё, за что можно ухватится и держать, пока боль не отпустит, позволяя свободно вздохнуть. Стоит ли говорить, что и Тао не стал исключением? Стоит ли говорить, что он до сих пор из последних сил держится за Чунмёна? И всё же понимая, что уже совсем скоро придется ослабить ту мёртвую хватку собственных пальцев, которые почти сдавили чужое горло. Но согласен ли Чунмён отпустить его?***
Напряжённые пальцы до боли и синяков сжимают бледные бёдра, до предела натягивая ослабшее тело на возбуждённую плоть. Жёстко и быстро. Взмокшая грудная клетка часто вздымалась, вынуждая проступающие капли пота ласкать разгорячённую кожу стекая ниже и очерчивая нервно подрагивающий живот. Дыхание беспощадно рвалось, удовольствием царапая нежные стенки повреждённого горла, судорожным дыханием оседая на коже. Пальцы Чунмёна путались в смятой простыне, беспорядочными фрикциями заставляя того скулить. Колени неприятно саднило от непрекращающегося трения, и содрогающиеся в экстазе тело Тао почти придавило Сухо к кровати, пока тихое рычание у самого уха пускало мелкую дрожь вдоль позвоночника. Ничуть не щадя, Цзы брал грубо, надрывно вколачивая поскуливающего Чунмёна в матрас. Не желая отпускать, Хуан подался вперёд, теснее прижимаясь и лаская поцелуями шею. Горячее дыхание опалило кожу, а пальцы скользнули чуть выше, касаясь напряжённого живота и оплетая основание члена. Срывающиеся с губ Чунмёна стоны отдавали болезненным удовольствием, громкими криками вызывая звон в ушах и сладкую дрожь. Шершавый язык Тао прошёлся за ухом, вслед вбирая мочку в рот и зажимая зубами, между тем ладонью и поступательными движениями доводя старшего до исступления. Слишком жарко. Раскаленный воздух, казалось, затопил собою лёгкие, выжигая кровавые дыры, от которых потом остаётся только хрипеть, закатывая глаза. Чунмён ощущал, что ещё немного, и он забудет как дышать. Ещё немного, и та боль, от которой он так сладко стонет, просочится под кожу, выворачивая её наизнанку. Тонкие, почти бледные ниточки пота очерчивали вески. Взмокшие блондинистые пряди, казалось, стали ещё тяжелей, спадая на глаза и закрывая собой покрытый испариной лоб. Такое горячее и напряжённое тело Тао вдавливает его в кровать, своей тяжестью и вовсе лишая возможности дышать. Ещё немного, и тело откажется подчинятся, потонув в агонии боли и какого-то мазохистского удовольствия от уродующих его тело следов. Сухо прогнулся в спине, бёдрами подаваясь в тугое кольцо из пальцев. Лишь на мгновенье тело прошибло током, ласкающими волнами оргазма оплетая конечности и вынуждая обмякнуть в сильных руках младшего. Цзы продолжал придерживать Чунмёна за живот, пальцами вплетаясь в крашеные пряди на его затылке. Толчок за толчком. Грубо притягивая того к себе за волосы. С потонувшим в поцелуе жалобном хрипе и металлическом привкусе на кончике языка. Тёплое запачкало простыни и бёдра хватающегося за отголоски сознания Чунмёна. Откидываясь на подушки, Сухо глубоко дышал, пытаясь унять собственное сходящее с ума сердце и ноющую боль в пояснице. Чуть бледноватый луч, пробравшийся в комнату, оттенял напряжённое молчание и разрезал уже, казалось, звенящую тишину. Безбожно испорченная простыня липла к мокрому телу, неприятно раздражая кожу. Сердце, что бешено отстукивало, силясь пробить рёбра, вместе с кровью пускало по телу боль, вскрывающую вены и перекрывающую дыхание. Чунмён поморщился, прикрывая глаза и боясь не сдержать не прошенную влагу, что тонкой пеленой покрыла и так потухшие карие глаза. А Тао всё так же молчал. Нет, он вовсе не жалел о том, что часом ранее ворвался в дом своего хёна, прижимая того к стене и в кровь сдирая тонкую кожу губ поцелуями. Но было немного не по себе от той ярости, что безумием сдавила горло и застелила глаза. Он понимал, что не должен был срываться на Чунмёне, хотя тот по большей части и был причиной этой самой ярости. Брюнет бросил взгляд на старшего и замер, замечая скопившуюся влагу в уголках глаз и запёкшуюся кровь на алых губах. Взгляд словно лёгкими касаниями оглаживал изгиб шеи с проступающими укусами и острые ключицы, безобразно испорченные бардовыми метками. Скользнув ниже, не сразу, но Цзы смог разглядеть в полумраке следы собственных пальцев на нежной коже и ужаснулся. - Хён... - прозвучало слишком тихо, но старший расслышал, тем не менее не обращая на брюнета внимания. Слезы всё так же обжигали веки и ,кажется, уже стекали в уши. - Почему ты не остановил меня? Чунмён и сам не понимал, почему поддался. Почему стушевался под горящими злостью глазами. Почему позволил себе очередную слабость. И в то же время Сухо знал, что Тао был его той самой слабостью. Той, что заставляла зрачки расширяться и заполняла тело чем-то тёплым, стягивающимся внизу живота. Он позволял делать себе больно, позволял срываться и окрашивать собственное тело синяками. Чунмён любит. И на этом всё. Он не требует к себе нежности и ласки. Не требует внимания. И просто ждёт. Пока не знает, чего, но он чувствует, что просто должен немного подождать. Всё то, что он видел и чувствовал, было платой за страдания. Ким был единственным, кто мог слышать смех Тао и тихие всхлипы по ночам, мог видеть его поблёскивающие от радости глаза и мог чувствовать лёгкую улыбку при поцелуе в шею. Чунмён чувствовал, что просто должен стерпеть всё, чтобы потом любить ещё сильнее. - Пожалуйста, не молчи. - вновь отозвался Хуан и лёгкая простыня под его телом зашуршала. Брюнет чуть приподнялся, пытаясь разглядеть лицо блондина в ещё более непроглядной темноте. Кажется, солнце уже совсем отказывалось хоть чуть-чуть потянуть время и продлить этот миг хоть на немного. - Если хочешь, чтобы я ушёл, просто скажи. Но, хён... - Поцелуй меня. - прозвучало слишком жалко, как показалось Чунмёну. С трудом поворачивая голову в сторону младшего, он задержался потухшим взглядом на его лице. Немного сухие и чуть потрескавшиеся губы, накрыли безобразно испорченные укусами, но влажные губы Сухо, затягивая того в поцелуй. Мягкая простынь вновь зашуршала, когда Цзы снова приподнялся, обвивая руками талию старшего и притягивая ближе, но когда тот зашипел от пронизывающей, казалось, до костей боли, брюнет просто сделал всё сам, накрывая ослабшее тело своим и согревая его своим теплом. Кончик влажного языка прошёлся по губам старшего, слизывая запёкшуюся кровь, следом проникая в любезно приоткрытый рот. Скользнув ладонью вверх по шее, Тао стёр подсохшие дорожки слёз и зарылся в блондинистые волосы на затылке. Хуан нежно сцеловывал тихие стоны, боясь, что свежие ранки на губах снова начнут кровоточить. Но Чунмён, и вовсе забывший о подпорченных губах, кусал и оттягивал зубами нижнюю губу младшего, требуя ещё, делая поцелуй болезненным. Боясь вновь погрязнуть в собственных чувствах, он считал себя жалким, когда требовал боли, надеясь, что та хоть немного поможет, когда подавался бёдрами вперёд, оставляя кровавые разводы от собственных губ на шее младшего. - Хён, пожалуйста... Ким понимал, что был одержим, но не мог с собой ничего поделать. Для себя он уже давно решил, что никогда не отпустит, как бы больно это не было. Ким не мог с собой ничего поделать и тогда, когда, стерпев боль, вновь насаживался на член Тао, раздирая глотку болезненным стоном. Он не слышал, как тот звал его и просил прекратить. Он не хотел сейчас ничего, кроме той боли, что разрядами прошивала его тело, кровавыми следами оседая на коже. И, хоть Ким и был причиной той безотчетной злости, Тао только сейчас пожалел, что согласился на консультацию у психолога До Кёнсу. Flashback Тао был безумно зол, когда быстрыми шагами отмерял скользкий пол длинного коридора. Кажется, уже насквозь пропитавшийся запахом хлорки воздух раздражал, а перед глазами всё плыло. Этот чёртов Лухань взбесил его ещё во время фотосессии, когда комментировал каждое его движение или взгляд, то и дело ссылаясь на что-то типа «Ты ещё молод, поэтому недостаточно хорош» или «За что только тебя Ифань нанял?». Было ощущение, что это не его Тао застукал за подглядыванием. Цзы не понимал его придирок, не понимал фырканья на оставленные без ответа замечания, и уж тем более не понимал взгляда, что так и липнул к его обтянутым джинсом бёдрам. Но стоило тому самому Ифаню заглянуть в фотостудию, белобрысый умолк и просто молча позировал на камеру. Что вообще происходит?! Наконец, дойдя до нужной двери, Хуан тихо постучал и, не дождавшись ответа, дернул за ручку, проходя в кабинет. За до блеска натёртым деревянным столом в кресле устроился достаточно высокий парень с аккуратно уложенными, чуть отросшими волосами. Ещё при входе Цзы встретился с тёмно-шоколадными глазами, что, не мигая, грозились прожечь в лице Тао дыру. Но стоило младшему представиться, как тот сразу же улыбнулся, указывая на кресло перед столом и предлагая сесть. - Можете звать меня доктор До или просто Кёнсу. - наконец, парень прервал напряжённую тишину, что-то сосредоточено выискивая в выдвижном ящике стола. И пока тот был занят, взгляд Хуана непроизвольно заскользил по худому телу обтянутым строгим чёрным костюмом. Про себя брюнет отметил, что у него довольно-таки соблазнительные пухлые губы, а вот большие поблескивающие глаза, что недавно пытались одним взглядом его убить, пугали до усрачки и завораживали одновременно. Невольно Тао начал представлять, как бы этот парень выглядел без одежды. Наверняка он худой. Даже слишком. Возможно, даже чуть подкаченный. И почему-то именно сейчас ему захотелось в этом убедиться. Цзы облизнулся, обдумывая насколько бледна кожа этого брюнета. «Кажется, я слишком падкий на мужчин в костюмах» - подумалось младшему. Он рвано выдохнул. Тело напряглось, а пальцы судорожно сжали подлокотники кресла. - Что-то не так? - Тао вздрогнул. Кажется, он даже не заметил на себе чужого взгляда. Кёнсу чуть поддался вперёд, позволяя себе небольшую ухмылку. - Всё в порядке. - заверил доктора Тао, цепляясь взглядом за скривленными в ухмылке губами. - Сухо уже описал мне вашу проблему. Но мне бы хотелось услышать это от вас. - Цзы снова подавился воздухом, когда кончик языка пробежался между пухлых губ. - Что... - запнулся Тао, ощущая как потеют ладони и как тонкая ниточка пота скатываясь по виску скрывается за воротом белоснежной рубашки. - Что Вы хотите знать? - Эм... - Кёнсу чуть поджал губы, что не скрыло того, что он задумался. - Можно начать с того, что вас беспокоит именно сейчас. Хуан раздражённо повёл головой и чуть нахмурился. Жарко. Чёртов воротник раздражает кожу на шее и парень уверен, что именно взгляд этого грёбанного Кёнсу заставляет покрыться испаренной его лоб. - Знаете, меня очень беспокоит то, как Вы облизываете свои губы. - процедив сквозь зубы, Тао нервно и часто задышал, стоило Су откровенно усмехнуться. И сейчас брюнет мог действительно сорваться, но снова делать больно Чунмёну не хочется. - И почему же? - вкрадчиво переспросил доктор, скользя взглядом по слегка резким изгибам чужого тела. - Это провоцирует. Не произнеся больше ни слова, Кёнсу медленно поднялся с кресла и обошёл стол, опираясь о его край прямо на против кресла Тао. - Как я вижу, Чунмён очень сильно повлиял на тебя и твою восприимчивость к другим парням. Ведь так? - Хуан снова раздражённо повёл головой, немного скалясь. - Ведь под твои стандарты попадают именно те, кто внешне схож с ним. Ещё немного, и Цзы был уверен что начнёт рычать. Он прекрасно, знал что одержим Сухо не меньше. И от этого больно кололо в груди. Урод, что сейчас прямым текстом говорит «Ты хочешь меня», действительно просит того, чтобы пальцами проломили его рёбра, жёстко поимев на столе. - Бледная кожа... - Кёнсу говорил всё тише, не сводя взгляда с переполненных бешенством глаз Тао. - Плавные черты лица. - Хуан приоткрыл губы, горячо выдыхая. - Чуть пухлые губы. - Су перечислял и перечислял, будто не замечая как тот, из кого с детства пытались воспитать чудовище, зверел на глазах. - Я знаю, что ты хочешь избавиться от всего этого. - вдруг произнёс доктор, немного склоняя голову на бок. - Знаю, что хочешь забыть и больше не чувствовать той боли, что приносили тебе все те восемнадцать лет. Но... Чунмён будет самым ярким напоминанием прошлого. Самым болезненным. Тебе нужно отпустить его. Тао прекрасно понимал это. Но одно дело понимать, а другое, когда тебе это говорят на прямую. С болезненной усмешкой на губах и отчётливо скользящей между строк грубостью. Словно дикий пёс, Цзы ждал команды. Чтобы потом сорваться с места и впиться кому-нибудь в горло. И он дождался. Короткого и внятного: - Давай же. В миг прижав парня к столу, Тао сжал его шею у самого основания, позволяя ядовитой усмешке потонуть в грубом поцелуе. Край стола больно вдавился в оголившуюся кожу поясницы Кёнсу, и тот не остался в долгу, пальцами стискивая чужие бёдра, потянув парня на себя. Младший до боли прикусывал припухшие губы, слизывал проступившую кровь, проникая в горячий рот и посасывая розовый язычок. Крышу снесло напрочь, стоило тонким пальцам сжаться на его ягодицах, с силой вжимаясь стройными бёдрами в бёдра Тао. Который с глухим рычанием сорвал с покатых пчел надоевшую рубашку и с удовольствием упиваясь бледностью кожи, на которой уже расцветало несколько сочных засосов. Но стоило пальцам опустится на кожаный ремень, тихий, чуть хриплый шепот вернул его в реальность. - Только потому, что ты имеешь Чунмёна. - пухлые губы вобрали мочку Тао в рот, обводя языком серёжку. Но после, жар чужого тела исчез так же, как и ласкающее его тела пальцы. Цзы чуть дольше задержался на чужих губах, короткими ногтями сосчитав тощие рёбра и горячо выдохнул после короткого поцелуя в плечо. - Только потому, что ты не Чунмён. - еле слышно бросил на выходе Тао, слизывая с собственных губ сладкий привкус кожи этого До-чёрт-его-дери-Кёнсу. Брюнет очнулся уже в холодном и безлюдном коридоре, вдыхая накаченный хлоркой воздух. Глаза вновь загорелись, распространяя по бледно-голубым венам что-то ядовитое и мерзкое вместе с кровью. Последние слова будто въевшись под кожу, заставили содрогнуться. А пришедшее чуть позже сообщение от того же Кёнсу и вовсе выводит из себя. Иногда слишком больно избавляться от того, что светом разбавляло мрак и позволяло дышать. Но слишком много боли и обид толкает людей на ужасные вещи. Стоит оступиться, и шагнуть в пропасть не стоит абсолютно ничего. Найдётся тот, кто тебя туда толкнёт. «Я скажу Чунмёну, что он мне ничего не должен, только если ты пришлёшь ко мне кого-нибудь такого же вкусного» End flashback Не смотря на то, что Тао силён, перед Чунмёном он безволен и слаб. Тао делает ему больно лишь потому, что тот позволяет. Хуан ощущает, что с каждым днём всё большая злость пожирает его мозг. Неконтролируемый контраст температур скачет в нём изо дня в день. Злость поедает его внутренности, оставляет дыры на прогнивших до основания стенках. Хуан ощущает, что с каждым днём боится всё больше. Страх могильным туманов и сыростью пробирается под кожу и заставляет дрожать. Он боится, что в очередной раз срываясь на Чунмёне, проснувшись утром, заглянет в пустые глаза, увидит синие губы и слившуюся с простыней кожу. Это до безобразия страшно и Хуан ощущает, что такой «очередной раз» совсем близок. Уже утром Цзы мягко поцелует Чунмёна в лоб и огладит пальцами худое плечо. Он запомнит хёна таким: умиротворённым, с чуть подрагивающими ресницами и коралловыми губами. Чуть позже Тао покинет его дом, думая о том, что следует действительно забыть. Может, тогда станет легче.