По буквам

Работать с Наташей комфортно, это Стив понял уже давно. И не то, чтобы он просил, чтобы ее поставили в качестве его напарницы для очередной миссии — кажется, спасательной, и даже без применения оружия, — но раз за разом Романофф оказывается рядом, протягивает ему щит и говорит: — Не потеряй, кэп. Собирать твои игрушки меня порядком достало. А потом улыбается. Хитро и совсем немного самодовольно. Стив на пару минут допускает мысль, что не случайно они в который раз работают вместе. Туда же просачивается вполне себе оправданная возможность, что это все ее рук дело. Он еще вернется к этой мысли. А сейчас проверяет наушник в ухе, проверяет комфортно ли костюм обтягивает руки и закрепляет щит на крепления на спине. — Без грубой силы, Нат, — предупреждает он ее. — Какая грубая сила, Роджерс? — усмехается она в ответ. — Ты меня вообще видел? Он кивает. — Видел. Потому и говорю: никакой грубой силы. Наташа вскидывает брови и крепит ремнями к бедрам повязку, проверяет магазины пистолетов на наличие пуль и крепит на законное место. — Никакой грубой силы, — комментирует она будто бы в пустоту. — Всего лишь меры предосторожности, расчет на засаду и… Безопасность на первом месте, правильно? У них подход точно разный. И дело не в сыворотке; Романова ведь когда-то тоже получила свою дозу. Да и в рукопашном она тоже вполне себе угрожающая. Но все повадки, вся эта манера вести любые дела — это выдает в ней ее прошлое. Пускай не полностью, пускай лишь частично приоткрывает; но в этом они разнятся. Стив не жалуется, лишь усмехается и качает головой. — Ты неисправима, — получается сквозь почти что смущенную улыбку. — И не говори, — бодро отзывается она, хлопнув его пару раз по плечу, проходя мимо. — Через десять минут в ангаре. И не забудь ключи, я не Барнс, заводить мотоцикл голыми проводами не умею. Ему хочется бросить, что это что-то новенькое — чтобы Наташа Романофф и не умела чего-то; но мысль в голову приходит уже после того, как Наташа уходит из помещения. На ум приходят ее старые слова: «Я только делаю вид, что все знаю». А он иногда слишком наивный, наверное. Потому что ему-то кажется, что она знает абсолютно все, что читает его, как открытую книгу. И тем более — разве для такой выдающейся шпионки так трудно завести мотоцикл голыми проводами? Но Романофф всего лишь человек, хоть и прошедший через обилие ада в собственной жизни. Стив о прошлом не спрашивает, в настоящее не лезет, в конце концов, чтобы быть хорошими напарниками, не обязательно быть в курсе каждой мелочи в жизни. Роджерс даже не успевает подойти к своему мотоциклу, когда она кидает ему ключи. И довольно улыбается уголком губ. За зрачками ничего не читается. — Так и знала, что забудешь. — Нат, ты вытащила у меня ключи. Я не мог их взять, если ты их вытащила, — размеренно и добродушно отзывается Стив, после чего заводит мотоцикл. — Так себе оправдание. Надеюсь, что ты это понимаешь, да? — фыркает и продолжает: — Сенсация! Великому Капитану Америка пора на пенсию: он не может заметить пропажу ключей из кармана своей же куртки. А еще с ней легко. Несмотря на то, что она любит насмехаться над ним из-за того, что он из сороковых. Из-за того, что он слишком оптимистично смотрит на жизнь и на людей. Почти из-за всего. Когда-нибудь он пошутит над тем, что она русская, но пока случай не представился. Да и Стиву вполне себе комфортно, невзирая на все ее безобидные подколы. Мотоцикл ревет: Романофф выезжает из ангара первой, значительно давит по газам и оставляет за собой пыль, как только оказывается за пределами ангара. В ней независимости и уверенности в себе слишком много; достаточно. Она ведь привыкла работать одна, с чего бы вдруг ей понадобился напарник? Стив, по сути, тоже привык работать один. Привыкает. Раньше всегда был Баки, но это было давно. А теперь все поменялось. Теперь все поменялось, и он почему-то в который раз работает вместе с Романофф, что не упустит возможности кинуть одну или несколько остроумных фраз, при этом до сих пор, каким-то образом, ни разу не повторившись. Им удается проникнуть на базу, удается вытащить с собой людей Щ.И.Т. И при этом все проходит достаточно мирно, если не считать пальбы Наташи. — Что? — недоумевает она, смотря на Стива. — Всего один магазин. На смерть трое, остальные просто ранены, не надо на меня так смотреть. Неисправимая. При этом, он знает, что если вступит с ней в дискуссию сейчас, то она начнет сыпать фактами и в итоге все равно по количеству этих фактов явно его переиграет. Начнет с того, что операция могла сорваться, и закончит тем, что у нее все равно был в руках пистолет, не бросать же ей его теперь и не отбиваться в рукопашную, когда в нее целятся из огнестрела. — Можно было и поаккуратнее, — все, что говорит Стив. — Поэтому я и не работаю с напарниками, — усмехается Наташа. Но на следующую миссию их имена снова стоят рядом в одной строке, Романофф закрепляет шлем на голове и многозначительно вскидывает брови, дескать, не имеет ни малейшего представления, почему подобное происходит снова и снова. И возможно, Наташа Романофф даже не врет. Возможно, она и правда не имеет к этому никакого отношения. Стив, в целом, готов к любой ситуации. Работать с ней становится привычно. И ладно бы просто привычно, но нет — комфортно. Разве что иногда у него такое чувство, что не присматривай он за ней, она бы положила больше половины чужих людей. Этим почему-то напоминает Баки. В голове проскакивает, что эти двое сработались бы вместе еще быстрее и лучше, чем он с ней. Романофф целует его после какой-то не особо удачной операции. После взрыва, когда в ушах еще звенит и слух вернулся не до конца. На эмоциях, порывисто и коротко. — Обсуждать я это не буду, Роджерс. Было и было, — пожимает она плечами. Они и не обсуждают. Напарники из них выходят что надо.