***
from Henrik to Tarjei: (00:30) Как отсняли? Ты дома уже? Хенрик думает, что не должен писать, что он должен был быть там или, хотя бы, у дома Тарьяй. Но как бы он это объяснил? from Tarjei to Henke: (00:35) Всё хорошо. Да, дома. Тарьяй думает о том, что не стоило отвечать, что Хенрик в принципе не должен ему писать. from Henrik to Tarjei: (00:37) Не замёрз? У Холма руки трясутся (?) и полчаса назад он разговаривал с Терезой. Он знает, как прошли съёмки. Он знает, что Тарьяй плакал. Он знает, что этого не было в сценарии. from Tarjei to Henke: (00:40) Нет. Я пойду спать. Устал, если честно. Доброй ночи. from Henrik to Tarjei: (00:40) Сладких снов. Хенрику кажется, что что-то произошло. Что-то, что ему не нравится уже сейчас. Возможно, он себя накручивает, но дождь за окном усиливается, а в голове стучат слова Терезы "Тебе не кажется, что он влюбился в Эвена?". Эвена. Не Хенрика. И всё было бы проще, если бы сам Холм влюбился в Исака. Это всё прошло бы по окончанию съёмок. Стёрлось под новыми ролями и образами. Осталось бы в памяти тёплыми и яркими воспоминаниями, дружескими тусовками и переписками. Но, кажется, Хенрик влюбился именно в Сандвика, и что с этим делать, он не знает.***
Съёмки заключительной части девятого эпизода переносятся на пару дней, отчего Тарьяй облегчённо вздыхает. Он слишком вымотался, пока играл депрессию Исака, и его жизни "вне" камер тоже никто не отменял. В следующем месяце у них ревью, хотя школа уже и так засветилась на всю Норвегию, как только могла, через десять дней дружеский футбольный матч, и Тарьяй кажется, что он ни черта не успевает. Его мысли крутятся вокруг сорванных дублей, и никак не вокруг итоговых тестов. У него в голове провальное фиаско на кухне, когда он забыл все реплики, слова, актёрские эмоции. Всё. Он тогда впервые поцеловал Хенрика так, как хотел бы целовать каждый раз перед подъездом дома или в коридорах школы, пока никто не видит. Он тогда впервые сорвался и пожалел об этом сразу же, как только почувствовал лёгкую улыбку на пухлых губах. Хенрику тогда даже пришлось ощутимо сжать его бёдра вне камер, чтобы взгляд хоть чуть начал фокусироваться. Тарьяй тогда провёл три часа в ванной перед зеркалом, репетируя все возможные эмоции и стараясь взять под контроль свою мимику. С зеркалом всё было проще и легче. С Хенриком всё летело в Тартар. Холм не появлялся на съёмках уже несколько дней ввиду того, что у Эвена не было сцен. Он ждал среду как спасательный круг, потому что тогда они наконец-то увидятся с Сандвиком. Конечно, он мог бы просто прийти и понаблюдать, как и делал раньше, но Тарьяй игнорировал его даже в смс, и Хенрик сомневался, что сможет адекватно воспринимать такое поведение вживую. В принципе, ответы на сообщения были, но это были какие-то скудные односложные предложения без встречных вопросов. Холм следил за обновлениями Давида в Инстаграме, надеясь хоть на какую-то информацию, но, видимо, ребята были реально заняты и без съёмок. from Henrik to Tarjei: (18:36) Можем сегодня увидеться? Я тут, кажется, подыхаю без тебя. from Tarjei to Henke: (18:51) У меня тренировка. Не лезь в мою жизнь. Его смена в кофейне заканчивается через тридцать семь минут, а тренировка Тарьяй началась двадцать одну минуту назад. Не спрашивайте, откуда он знает. — Есть планы на вечер? У девушки, с которой работает Хенрик, приятная внешность и голос, и большая часть посетителей мужского пола приходит именно в её смену. Они как-то зависали вместе, но не более того. Может быть, что-то могло и получиться, но у Холма начались съёмки, и в приоритет неожиданно встали высокие парни с невероятным изгибом губ. — Надеюсь, да. — Надеешься? — фраза странная сама по себе, но Хенрик сам не знает, есть ли у него планы. Точнее, сбудутся ли эти планы. — Ага. Ладно, я пойду. До встречи! — Пока! Ему двадцать один. У него телефонная книга в телефоне кишит контактами, и это не просто мёртвые души, а те люди, с которыми можно не по-детски так оттянуться. У Хенрика в принципе никогда не было проблем с общением и прочим, но вот он стоит перед входом на закрытый стадион уже немыслимых пятнадцать минут и не решается зайти. Срывающийся дождь решает за него, а Холм думает, что если на съёмках будет такая же погода, то они с Тарьяй снимут самую банальную романтическую сцену — поцелуй под дождём. Тарьяй, к слову, разминается на искусственном зелёном поле, и Хенрик проклинает себя за то, что раньше не приходил на эти тренировки. Сандвик выгибается в пояснице, а Холм слишком ясно помнит, как удачно легла его ладонь на этот прогиб в спине. Тарьяй наклоняется ниже, и боже храни его растяжку, потому что это зрелище заслуженно занимает второе место в голове Хенрика. После отеля, конечно же. К Сандвику подходит какой-то "номер 27" и ударяет того по заднице. Хенрик неосознанно подаётся вперёд. — С какого?.. Тарьяй показывает фак в ответ, но улыбается и смеётся, хотя Хенрик думает, что среднего пальца было бы вполне достаточно. Они доигрывают якобы второй тайм, когда тренер объявляет окончание тренировки, и Холм готов расцеловать этого мужчину, потому что... окей. Он был слегка не готов к тому, что в футболе парни лапают друг друга, а на моменте, когда Тарьяй проехался по газону, сдирая кожу с коленей, у Холма почти случился инфаркт. В его планах было оставаться незамеченным до самого конца и он надеется, что план удался. — Тай, понести тебя на ручках? — парни вываливаются из ворот спортивного комплекса, а Холм убеждается, что ненавидит цифру "27". И "Тай"? Мерзость какая. — Себя понеси, — его мальчик. — Лучше пас научись передавать. — Ну, не злись, крошка, — и рука под куртку, прямо на талию. Это финиш. — Тарьяй! — Хенрик отталкивается от железного забора, привлекая к себе слишком много внимания, но его это мало волнует. Куда больше его интересует, что не пойми чья рука на талии его... партнёра по съёмкам. Бред. — Хенке? — и это Хенке то, чего так не хватало все эти дни. — Я сейчас, парни. О, нет. Ты не сейчас, — думает про себя Холм, когда Тарьяй подходит ближе, хромая. Интересно, если Хенрик предложит понести его на ручках, куда он его пошлёт? — Привет. — Привет, что ты здесь делаешь? — Тарьяй смотрит изучающе, выискивая причины появления. Будто они не лежат на поверхности. — Захотел тебя увидеть, — Холм пожимает плечами, и это вполне непринуждённый жест, но внутри у него стержень от напряжения, с которым дышать получается через раз. — Не видел, кстати, как ты играешь. Форма тебе идёт. — Ты был на тренировке? — у Тарьяй полное непонимание в глазах, а Хенрик хочет просто прижать его к себе. И совсем по-детски задиристо показать фак парням сзади. — Не заметил тебя. — Я старался особо не фанатеть и не махать помпонами, — это вызывает улыбку у обоих, заставляя хоть немного расслабиться. — Я... — Хенрик делает шаг вперёд, не совсем думая о том, что за ним последует. — Соскучился. Он хочет взять Тарьяй за руку, прижаться щекой к щеке, просто вдохнуть его запах, поправить шарф, который явно был завязан наспех. Он столько всего хочет сделать прямо сейчас, но Тарьяй делает шаг назад. Он смотрит на него, прикусывая губу, а в глазах сплошное: "Не надо. Пожалуйста. Не ломай то, чего и так нет". — Эй, ты идёшь?! — Холм точно убьёт этого парня. — Да. Тарьяй делает ещё три шага назад и только тогда оборачивается, натягивая капюшон и поправляя рюкзак. Хенрик слышит смазанное: "Что он хотел?", — и очень тихое: — По работе. Работе. У них всё только по работе. Хенрик хочет, чтобы в среду объявили штормовое предупреждение, и они не снимали ещё неделю. У него в планах нажраться в хлам. Прямо сейчас. По работе. Его чувства — это сплошная работа и не более того. Спасибо, Тарьяй Сандвик Му, за то, что они — работа.