_____
Задыхаясь от кошмара, Дженсен в панике скатился с миниатюрного кожаного диванчика на пол. Резкая боль ожгла руку. Твою мать, всегда ведь хотел убрать этот долбаный столик! Потер ушибленное плечо, медленно сел. Все тело разламывалось, правая рука затекла до онемения, а перед глазами плясали джигу мурашки всех мастей. Жуткий сон медленно истаивал, оставляя после себя боль в левом виске, пульсирующую в горле кровь, легкий озноб и трясущиеся пальцы. Последний раз его так вштыривало лет восемь назад, когда на взлете карьеры модного фотографа жизнь была каруселью из вечеринок и презентаций с толпой моделей и литрами алкоголя. Но теперь-то он и похмелье — вещи несовместимые. Ответ очевиден — вчерашнее ночное происшествие напугало гораздо больше, чем казалось. Отсюда и сюрреалистическая чушь вместо сна. Прислушавшись к себе, Эклз со всей очевидностью осознал: при воспоминании об инциденте не бросает в дрожь, нет желания бежать в полицию. Внезапно нарисовавшийся гость прочно обосновался в голове и вылезать оттуда не торопился. Вопросы запульсировали болью в виске. Кто он? Откуда здесь? Какого дьявола делал в квартире? Ворюга, псих или мелкий засранец из уличной банды? М-м-м, черт! Хватит! Проехали и забыли. А сейчас… Потерев руками лицо, Дженсен сделал вдох, медленно повернул голову из стороны в сторону, после чего так же медленно выдохнул. Ну, вот и курс дыхательной гимнастики хоть на что-то сгодился. Он невесело усмехнулся своим мыслям, после чего попытался прислушаться к ощущениям. Где-то глубоко внутри засевшая игла медленно, но верно переставала дырявить измученное сердце, морок перед глазами рассеивался. Вроде вот он снова почувствовал себя человеком. Надолго ли?_____
Контрастный душ обладал ярко-выраженными целебными свойствами — Дженсен всегда это подозревал. Вот и сейчас, глядя, как закручивается, стремительно убегает в водосток вода, медленно, но верно возвращалось к нему душевное равновесие. Мысли обретали четкость, размеренность. И когда часом позже он подъезжал к дверям студии, от утреннего сумбура и растерянности не осталось и следа. Еще один рабочий день, насыщенный, энергичный. И загоняться не надо. Все течет, все меняется._____
— Ну, и что же твой ночной гость делал дальше? — Дани с жадным любопытством впитывала рассказ о вчерашнем происшествии. Дженсен поднес чашку к губам, вдыхая пряно-горький аромат, — Харрис так разволновалась, узнав о происшедшем, что, не глядя, сварганила ему кофе с перцем. Ладно, так даже лучше. Взбодрит. — Ничего не делал. Вышел он. И ушел. Дани разочарованно поджала губы: — Тривиально. Мог что-нибудь пооригинальнее придумать. — Говорю, как было на самом деле. — Погоди, стой, — до Харрис только сейчас дошло, — ты не заявил о попытке ограбления? Джей, ты идиот? Эклз закатил глаза, крутанулся на стуле: — Чем ты слушала? Не грабил он меня. Только зонт взял. Вернее, попросил. Он развернулся к окну. Небо по-прежнему было серым, а дождь так и не прекратился со вчерашнего. Снаружи, приглушенный рамами, доносился лишь глухой перестук капель о карниз. Захотелось вдруг распахнуть окно, высунуть голову из тепла и почувствовать кожей ледяной влажный воздух, вдохнуть коктейль из бензина, мокрого камня и прелых листьев. Данниль помолчала, поерзала, но все же не удержалась: — Он хоть симпатичный был? — Что? — Эклз от неожиданности даже не сразу сообразил, о чем это она. Но Дани терпеливо пояснила: — Я спрашиваю, симпатичный хоть бандит попался? — А… Не знаю, не разглядел. Дождевая дробь за окном усилилась, пряча в мутной сырой дымке силуэты крыш. Дженсен вздохнул и прикрыл глаза. Ямочки. У него были ямочки на щеках. И смешная челка. Где-то в глубине дамской сумочки завибрировал телефон. Харрис махнула ему рукой, одними губами прошептала: «Новая пассия, потом договорим», — и, выходя из кабинета, поспешила ответить. А Дженсен погрузился в работу. Бесконечное копание в бумагах прервало тактичное покашливание. Он с трудом оторвал уставшие глаза от документов. В дверях смущенно топтался Эд Лири, новый ассистент-реквизитор. Маленький и щуплый, он теребил сережку в ухе и явно нервничал: — Мистер Эклз? — Дженсен. — Да, простите. Дженсен, там к вам пришли. Вы просили не беспокоить, но… Этот человек — он направился сразу в студию. Говорит, что вы не будете против, если он тут похозяйничает. Дженсен от удивления даже рот приоткрыл: — А охранник нам на что? Я его брал посидеть, пончики пожевать? Ладно, имя у визитера он хотя бы спросил? — Рой сказал, что вы знаете этого мистера Уиллинга. — Уэллинга, — автоматически поправив Эда, Эклз стал лихорадочно соображать: что Том забыл в этой стране, этом городе и, главное, в его студии. Столько лет прошло… Резко вскочив, он направился в павильон. Вихрем промчался до дверей и, резко притормозив, застыл, оглядывая помещение. Судя по антуражу, парни уже приступили к запланированной съемке: модель руками визажистов и парикмахеров доводила себя до совершенства, Лири сотоварищи оформил реквизит, завершающим аккордом трудились осветители. Теперь павильон являл собой отсек космического корабля: залитые мертвым белым светом стальные «стены», куча проводов и неоновых панелей вкупе с псевдопультом управления. И посреди всего этого великолепия на белом кожаном диване лицом к двери восседал синеглазый красавчик с насмешливым, даже ехидным выражением лица. Эклз внутренне сжался — вот сейчас нежданный гость повернется и…________<center> Их отношения — в прошлом довольно яркие и страстные — со временем стали дергаными и ноющими, как больной зуб. И закончились быстро, банально и некрасиво. Так странно, но с Томом впервые захотелось спокойствия, уюта, искренности. Захотелось человеческого тепла и понимания. Двигаясь по жизни легко и целеустремленно, Дженсен Росс Эклз тем не менее придерживался довольно консервативных взглядов на отношения. Несмотря на звездное общество, в котором приходилось вращаться, на череду поклонников и поклонниц, он так и не прослыл ловеласом. Его имя не светилось в скандальных хрониках, его дом не осаждали папарацци. Да, его знали, но исключительно как одного из лучших, талантливых и креативных фотографов, способного вдохнуть жизнь в застывшее мгновение. А вот «король фотографии» от подиумного мира, любимец таблоидов Том Уэллинг был полной его противоположностью. За ним везде и всегда следовали три вещи: слухи, скандалы и поклонники. И если первые две Дженсена мало затрагивали (он-то уж точно все знал о количественной норме дерьма, которое неминуемо выливалось на любую мало-мальски известную личность), то третья изрядно попортила кровь. Уэллинг относился к тому типу людей, которые ни минуты не способны провести в одиночестве: постоянные спутники, друзья, друзья друзей, иногда и вообще малопонятные личности — все они регулярно отирались в их с Эклзом студии, а потом и в доме. Том просто не мог дышать спокойно, если рядом не болтался хоть кто-то из восхищающейся им массовки. Сначала Дженсена это забавляло. Потому что при всей странности и инфантильности Том был действительно талантлив, целеустремлен. А главное — каждый раз, когда Эклз притормаживал после очередного карьерного успеха (с мыслью — а может, хватит покорять эфемерный Эверест? Может, он уже достиг максимума, и пора отойти от дел?), Том словно включал форсаж на полную катушку: нет, ты можешь больше, лучше, ярче! В чем в чем, а в профессиональной поддержке Уэллинга Дженсен не сомневался никогда. Чего не скажешь о личной жизни… В то обычно пасмурное нью-йоркское утро Дженсен, словно герой одного из многочисленных анекдотов, раньше вернулся из командировки. Ему не терпелось показать Тому черновики работ (если Эклз был богом фотосъемки на натуре, то Уэллингу не было равных по постановочным студийным кадрам). На кухне, как обычно, толкался какой-то народ, пили кофе, что-то обсуждали вполголоса. Дженсен поспешил пройти в комнату. «Сказать Тому, чтобы разогнал, в конце концов, эту чертову толпу! Скоро уже отлить один не сможет», — мысль вынырнула и застыла сразу за распахнутой дверью спальни. Спящий Томми был обнажен и прекрасен, раскинувшись на перекрученных простынях. Профессионал внутри Дженсена подскочил, потребовал взять в руки камеру и немедленно снимать. Но рядом… И где только Том подцепил это растатуированное сокровище! И да, носки определенно картину не украшали. Говорят, в такие минуты накатывает ярость, неконтролируемое бешенство. Люди крушат мебель, друг друга, а в особо печальных случаях — и себя самих. Но внутри ничего не оборвалось, не ёкнуло. Не случилось ни срывов, ни истерики — может, потому, что Дженсен не относился к долбанутым истеричным чудикам, а может, потому, что чувства к Тому были не столь сильными. Внутри плескалось лишь усталое удивление пополам с горечью и тошнотой. Словно вместо долгожданного глотка доброго виски в стакан плеснули прокисшее пиво, уверяя, что это самый благородный напиток, который он когда-либо пробовал. Дженсен тогда просто развернулся и ушел. Некоторое время Уэллинг, как натура эмоционально переполненная, еще пытался что-то объяснять, выяснять отношения, звонить и даже устраивать шоу «я-верну-тебя-любой-ценой» и «ты-об-этом-сильно-пожалеешь». Со временем все проходит. Прошло и это. Отношения стерлись, выветрились, словно запах дешевого парфюма. Не было ни чувства потери чего-то дорогого и важного, ни ощущения вновь обретенной свободы. Немного разочарования от невозможности что-либо изменить, отмотать назад. И все та же ровная пустота, безразличие. Иногда Дженсен со всей отчетливостью начинал понимать: снятые им кадры волнуют его гораздо больше, чем реальные люди. Может, потому, что иногда фото правдивее оригинала. <center>_________
— Привет! — Том наконец заметил экс-бойфренда, поднялся и довольно миролюбиво протянул руку. — Привет, — рукопожатие не вызвало у Эклза энтузиазма, но формальности были соблюдены. — Что привело такую знаменитость в нашу скромную обитель? Дженсен мысленно чертыхнулся. Ну почему не удается удержаться от сарказма? — О, каждая знаменитость в нашем бизнесе мечтает поработать с «Santorin». Это уже давно ни для кого не секрет, — Уэллинг поддержал наигранную беседу. — Особенно после того, как знаменитый Эклз обратил свой взор на мир моды. Том замолчал и несколько секунд пристально разглядывал Дженсена. Стало неуютно, и Дженсен поспешил отвернуться к стоящему здесь же, в студии, столику с напитками. Голос раздался гораздо ближе и тише: — А ты все такой же. Ничуть не изменился, — Том протянул руку, словно пытаясь коснуться, но потом резко отдернул. — Красивый, успешный, уверенный в себе. Холодный. Впрочем, ты всегда был чертовым куском камня. В голосе проскользнула неприкрытая злоба. Твою ж… Шесть лет прошло, почему Том никак не успокоится? Все давно решено, выяснено и отправлено в архив. Дженсен повернулся и прямо взглянул бывшему любовнику в глаза: — Зачем ты здесь, Том? Что в этом мире могло случиться такого, что ты решил осчастливить меня своим присутствием? Уэллинг вернулся на диванчик и картинно развалился на нем, закинув ногу на ногу: — Расслабься, Дженни-бой. Я не вынашивал коварные планы мести. На самом деле я за прошедшие годы многое понял. Прости, что сейчас скажу пресную банальщину, но ты и я — мы слишком похожи, чтобы быть вместе. Есть те, которые любят, и те, кто позволяет себя любить. Мы с тобой из последних. К тому же, как и всем обитателям мира глянца, нам все быстро надоедает. И работа — единственная константа в нашей жизни. Так ведь? «Я все-таки любил тебя, сукин сын», — мысль проскользнула ядовитой змеей, но в ответ Эклз предпочел промолчать, и Том, уже деловым тоном, продолжил: — Теперь давай к делу.