***
Дженсену одиннадцать, и пока его сверстники вовсю увлекаются бейсболом и регби, он штудирует замусоленный фолиант «История фотографии», найденный в библиотеке отца. Вроде бы все просто — увидел, зафиксировал, снял. Но Дженсену безумно хочется, чтобы снимок жил даже после того, как щелкнул затвор фотокамеры. Чтобы при взгляде на кусок бумаги открывался целый нетронутый мир. Мир его глазами. Ему двенадцать, когда отец, вняв наконец бесконечным просьбам, покупает его первый «Nikon». Все преображается, когда Дженсен смотрит на реальность в объективе, это и определяет его дальнейший жизненный путь, фотография становится его страстью. А спустя несколько лет и десяток успешных фотовыставок в родном Далласе молодому фотографу предложили организовать свою первую выставку в Нью-Йорке. И Джек Нолтон, никогда не страдавший недальновидностью, сразу предложил юному дарованию работу в «Santorin». Его первая серьезная командировка в Азию. Древние города, чужие лица, чужая культура. И такой яркий и пугающий контраст между богатством и бедностью. Он уже видел это в Нью-Йорке. Но здесь все словно резче, заметнее. Здесь это маячит перед глазами, вползает внутрь вместе с отравленным воздухом нищих кварталов, пропахших гнилой рыбой. А может, просто только здесь он смог увидеть всю суть. Там же он получает «боевое крещение», глупо отправившись на съемки по ночному городу. В первой же подворотне он пытается помочь заплаканной девочке-подростку, но получает двойной перелом руки, сотрясение мозга и разбитую камеру. Девочка, к счастью, успевает убежать. А над Дженсеном склоняется и щурит и без того узкие глаза отвратительного вида азиат с уродливым шрамом на скуле. В бок упирается кривое грязное лезвие, и хочется заорать, позвать на помощь. Он чувствует, как нож медленно протыкает куртку, хищно подбираясь к коже. И надо бежать. Бежать…***
Дженсен проснулся резко, со свистящим вдохом наполняя изголодавшиеся по кислороду легкие. Он вытер мокрый от пота лоб и поднес руку к глазам — она мелко и неконтролируемо дрожала. С трудом выпутавшись из одеяла, он, сильно пошатываясь, доковылял до ванной, где его вырвало. Запоздалая и вечная, как мир, мысль устало вползла в голову: ну зачем я так напился? Зеркало с правдивой жестокостью продемонстрировало бледную кожу, опухшие глаза и резко контрастировавшую со всем этим золотистую щетину. Вчерашний вечер расплывался в алкогольном тумане. Дани сначала ругалась, потом мирилась, потом вызывала такси… Да, давно он так не отпускал вожжи. Оставалось надеяться, что никаких «позорных» подвигов он не совершил. В студии работа шла своим чередом. Харрис отсутствовала по вполне уважительной причине — она заслужила внеочередной выходной, мужественно напоив и доставив босса в его апартаменты. А студия встретила его недовольными лицами моделей, тихой руганью осветителей и художников по костюмам. Дженсен с порога прислушался. Ну так и есть — сегодня здесь полновластно царил ураган «Уэллинг». Сил на очередную пикировку с бывшим бойфрендом у Эклза не было от слова «совсем». Поэтому, тихо ретировавшись в кабинет, он посмотрел два отчета, раздал несколько указаний и, накинув пальто, спустился на улицу. И словно нырнул в эту влажную серебристо-серую морось. Улицы жили и дышали бензиновыми парами, людской муравейник медленно перетекал из здания в здание. Дженсен остановился рядом с уличным кафе и глубоко вдохнул. Холодный воздух прочистил легкие и окончательно развеял плескавшийся в голове похмельный дурман. Дождь противно затекал за воротник, чёрт, сейчас очень пригодился бы зонт! Эклз только сейчас понял — он так долго не бывал на улице в середине дня, что с трудом узнавал очертания зданий и магазинов. — Двойной эспрессо, — Эклз опустился за один из уличных столиков и махнул официанту. В такую погоду идеальным было бы выпить кофе в теплом помещении, но Дженсену отчего-то абсолютно не хотелось заходить внутрь здания. Он прикрыл глаза в ожидании, когда принесут заказ. Где-то сбоку послышался звук шагов и отодвигаемого стула. — Стакан воды, пожалуйста, — негромкий и чуть хрипловатый голос показался очень знакомым. Дженсен открыл глаза, повернулся и увидел за соседним столиком знакомый остроносый профиль. — Ты?! — от смеси удивления и возмущения перехватило дыхание, и почему-то никак не хотели подбираться слова. Его недавний ночной визитер, тряхнув намокшей челкой, заметив Эклза, дернулся, как испуганный олень. Стакан с водой опрокинулся, прозрачная жидкость фонтанчиком расплескалась по мостовой, перемешавшись со звонко разлетевшимися осколками. Парень несколько мгновений смотрел на Дженсена, а потом, едва заметно и виновато улыбнувшись, метнулся в сторону, через улицу, растворяясь в потоке людей и машин. Домой Дженсен попал, когда уже зажглись фонари. И всю дорогу его не отпускала мысль — какого дьявола этот несуразный парень не выходит из головы?