_______
Вообще-то не стоило вот так вытягивать Джея в людное место, но Дженсен всегда отличался непредсказуемостью слов и поступков. Поэтому, немного поразмыслив и несколько раз проверив, нет ли за ними слежки, он все-таки решился. Потому что завтра — кто знает — Джей может снова тихо исчезнуть из его жизни. А он так и не успеет узнать о нем хоть что-нибудь. И от этой мысли в груди что-то ворочалось. Что-то давно забытое, потерянное. Как ни странно, зал был наполовину пуст, поэтому они смогли выбрать столик в самой глубине, где их трудно было заметить. Джей вяло ковырялся в тарелке и постоянно посматривал по сторонам. У Дженсена аппетит тоже куда-то пропал. Разговор не клеился. — Какие люди! Дженсен, откровенно говоря, не ожидал тебя здесь увидеть, тем более с таким молодым человеком, — от звука этого голоса Эклз подскочил на месте и резко обернулся. Возле их столика стояли Том с Джейком. Том включил свою самую ослепительную улыбку, а Джейк, судя по виду, пытался всеми силами не заскрипеть зубами от злости. — Неужели ты нас не представишь своему спутнику? — Уэллинг продолжал напирать, — Что ж, тогда я сам это сделаю. Я Том, а это Джейк. А вы кто, прекрасный юноша? Я знаю Дженсена очень давно, но не подозревал в нем тяги к малолеткам. Это прозвучало откровенно неприязненно. Глаза Тома вдруг заполыхали откровенной злобой: — Да, Эклз… Ты раскрываешься для меня все с новой и новой стороны. Хочешь решить проблему измен столь кардинально — вырастить этот цветок только для себя? Осторожнее, юноша. Дженсен весьма жесток в некоторых вещах. Наблюдавший эту сцену Джейк в конце концов раздраженно дернул Уэллинга за рукав: — Томми, пойдем. Но Уэллинг вошел в азарт и нетерпеливо передернул плечом: — Погоди, Джейк. Я же должен знать, что на уме у моего делового партнера. А вдруг он решит педофилом заделаться? Тогда пострадает и мой бизнес. Джейк психанул и, процедив что-то вроде «я жду в машине», выскочил из зала. Уэллинг снова развернулся к «жертвам». — Так кто тебе этот пацан — брат, племянник, любовник, а, Эклз? Дженсен с грохотом отодвинул стул. Джей, молчавший все это время, тоже поднялся. — Мы уходим, Джей. И, развернувшись спиной к Уэллингу, направился к выходу, небрежно обняв Джея за талию. Возле машины Эклз остановился и потер виски. Вечер определенно катился коту под хвост. Интересно, может, его за грехи прокляли Уэллингом? — Скажи что-нибудь. Не молчи, — снова этот тихий хрипловатый голос. — Что сказать? — Дженсен сел наконец в машину. Джей последовал его примеру. — Ну, я не знаю… О погоде что-нибудь. Или стихи почитай. — Ты любишь стихи? — но в ответ Джей лишь странно взглянул на него, спрятавшись за челкой. — Это был твой любовник? — ну, вот он — вопрос вечера. – Красивый, самостоятельный… — А ты что, ревнуешь? — Значит, любовник. А я тогда кто? Клоун? — от этих слов внутри поселилось раздражение, и Эклз отрезал: — А ты для любой другой роли слишком молод. Неловкое молчание. Дорога обратно домой. — Ты все еще о нем думаешь? — Джей неуверенно попытался продолжить неприятный разговор. Но Дженсен предпочел сменить тему. — Тебе есть куда идти? — Нет. Только у тебя безопасно. — Ладно. Ты иди ложись спать, а я еще немного поработаю. С этими словами Дженсен вышел из комнаты и направился к себе в кабинет.***
…он снова оказался один посреди улицы в непроглядной мокрой тьме города. И город определенно хотел его сожрать, выпуская щупальца голых ветвей и хватая за ноги. Дыхание сбилось, а сердце скакало, словно мячик для пинг-понга. Еще миг — и оно просто выскочит, выплеснется с кровью из горла и растечется ошметками по грязной земле. Бежать. Но тело — словно чужое, и надежды на то, что оно вновь станет ему подчиняться, нет. Все вокруг застыло в ожидании, когда же этот глупец наконец сдастся, перестанет трепыхаться и позволит этому тусклому свету под фонарями поглотить себя, растворить, словно его никогда и не было. И от этой безысходности и собственного бессилия захотелось орать и биться в истерике. Но даже этого он сделать не мог. Огромный мертвый мокрый город доедал его, не оставляя ничего. Даже памяти. Нет!_______
— Эй, Дженсен! Проснись! — голос доносился издалека, пробиваясь сквозь загнанное биение сердца. Дженсен медленно возвращался в реальность, чувствуя, как кто-то трясет его онемевшее плечо. — Просыпайся, тезка. Открыв глаза, он увидел обеспокоенного Джея. Придерживая раненое плечо, тот опустился на колени перед небольшим диванчиком — А мне казалось, это я странный, — увидев, что Дженсен открыл глаза, парень облегченно выдохнул и усмехнулся. — Ты орал на весь дом. Я решил, что это уже за мной пришли. Примчался тебя отбивать, а это ты просто покошмарить решил. Эклз сел. Оказалось, он уснул на маленькой кушетке в кабинете. Все еще потряхивало, окатывало отголосками кошмара. Он поднял руку и коснулся лба — холодные капли стекали по вискам. Чёрт, да что со мной творится вообще?! И ведь не в первый раз такое… Что означает эта вереница кошмаров, с завидным постоянством повторяющихся вот уже больше года? Вялотекущая шизофрения, опухоль мозга, черная магия вуду — любая причина была бы сейчас лучшим объяснением, чем состояние непонятности, страха и какой-то тоскливой обреченности, вползающее в душу наутро после каждого такого судорожного пробуждения. И комната вокруг еще долго подергивается, искажается. Искривляет пространство, выбрасывая его сознание, — истерзанное, наполненное воспоминаниями — в зазеркалье. Джей протянул ладонь и провел ею по лицу, стирая испарину и соляные дорожки на щеках. — Просто плохой сон. Такое бывает. Останусь с тобой, хочешь? — рука продолжала поглаживать, успокаивая, убаюкивая теплом на кончиках пальцев. Дженсен опустил голову, молча кивнул и подвинулся, освобождая место рядом с собой. Джей аккуратно умостился под боком, придерживая раненое плечо. Для двух не мелких мужчин кушетка оказалась определенно мала, но вставать и перемещаться на кровать жутко не хотелось. Плед согревал, а присутствие Джея странным образом успокаивало. Тишину нарушал лишь барабанящий по стеклу, навечно решивший поселиться в Нью-Йорке дождь. Спать расхотелось, и Эклз чуть слышно произнес в темноту: — Так и не скажешь, кто ты? — Нет… — А хочешь, я расскажу тебе про свою жизнь? — Нет, не хочу. Где-то в глубине царапнуло от досады, Дженсен поморщился, и слова вырвались сами собой: — А я-то думал, что интересую тебя. — Интересуешь. Но все же не хочу откровенностью платить за откровенность, — Джей мягко, по-кошачьи извернулся — темные зрачки, поблескивая в полумраке, уставились на собеседника. Дженсен внезапно ощутил, насколько он устал. Сутки крепкого сна были бы сейчас просто божьей милостью, но тяжелая голова гудела исколотыми болью висками, обещая ненавистно-бессонную ночь. — Может быть, ты и прав… Молчание затянулось надолго. Джей вздохнул, заворочался, устраиваясь поудобнее, и затих. Дженсен закрыл глаза и попытался посчитать овец. Где-то на трехсотой он ощутил на лице теплое дыхание — Джей осторожно провел рукой по щеке и еле слышно прошептал: «Спишь?». Ответа не последовало. И в этой непроглядной, но такой уютной темноте Дженсен ощутил, как его щеки невесомо касаются теплые, чуть влажные губы. Инстинктивно он повернул голову, подставляясь. И Джей еле слышно застонал, окунаясь в будоражащий голову, распаляющий тело поцелуй. Дыхание сбилось, и сердце вновь зачастило, сладко потягивая предвкушением. Мерцающие блики оконного стекла, расчерченного трассами дождевых капель, отражались тонкими запутанными линиями на смуглой коже. Несколько бесконечно долгих мгновений они, словно в трансе, касались друг друга лишь губами, теряя дыхание. Но потом тела зажили собственной жизнью, сталкиваясь локтями-коленями, сплетаясь пальцами, впаиваясь друг в друга в поисках тепла. Перед глазами слегка плыло, когда Дженсен нехотя разорвал поцелуй и мягко обнял ладонями лицо Джея, пристально всматриваясь, считывая за полуприкрытыми веками отголоски эмоций. — Джей, — шепот эхом отразился от стен комнаты. — Кто же ты? В ответ лишь тихий хрипловатый смех: — Это имеет значение здесь и сейчас? Дженсен сглотнул, тяжело дыша, жадно всматриваясь в этот профиль и небрежно разметавшиеся волосы, твердую линию подбородка и влажно поблескивающую полоску приоткрытых губ. Эклз лихорадочно пытался собрать воедино разбредающиеся мысли. Чтобы решить, наконец, что происходит и какого черта он делает. Хаос в голове объявил столь явную войну логике и здравому смыслу, что любая попытка проанализировать собственные действия заводила в тупик. А тело… Тело испытывало неприкрытую жажду — прикасаться, чувствовать, обладать, влезть под кожу и разгадать тайну, так тщательно скрываемую этим парнем. И эта жажда срывала крышу и пугала до смерти одновременно. — Нет, — отрицание прозвучало не очень уверенно. Джей снова приник к его губам, настойчиво, немного агрессивно. И сознание, так отчаянно цеплявшееся за слова «нельзя» и «опасно», просто отключилось. Даже утопая, увязая в этой паутине таинственности и недосказанности, Дженсен ощущал — все происходит просто потому, что должно. И никак иначе. Руки сами обвились вокруг широких плеч, сжав повязку, отчего Джей шумно выдохнул сквозь зубы и застонал. Дженсен мгновенно ослабил хватку: — Прости-прости, — он зарылся лицом в волосы, целуя чувствительную кожу за ухом, пытаясь забрать боль. — Может, тебе не стоит пока… Ответом было почти рычание и яростный блеск удивительных глаз. — Ты всерьез думаешь, что царапина заставит меня упустить единственный шанс? — ладонь здоровой руки скользнула вниз, вдоль идеального пресса. Дженсен беззвучно ахнул — горячие пальцы умело хозяйничали в его штанах, заставляя изворачиваться, толкаться бедрами, ускоряя темп. Ближе, теснее, жарче… На короткое мгновение Дженсен остановился, осторожно перехватил ласкающую его руку, поднес к губам, влажно проведя кончиком языка по запястью. А затем резко, но бережно перевернул их на узкой кушетке, нависая сверху. Вид отсюда был просто великолепен: это идеальное тело определенно ваяли греческие боги. И Эклзу просто необходимо исследовать каждый его дюйм. — Шанс, говоришь? — Дженсен улыбнулся и скользнул ниже, прокладывая языком легкий, вызывающий дрожь пунктир. Джей снова тихо застонал, но на этот раз к боли звук не имел никакого отношения. — Пусть будет шанс… И накрыл ртом подрагивающую выпуклость с влажным пятном на тонком бельевом хлопке.