Сатисфекшен

      Просыпается Доктор в какой-то коморке на кровати, сходной с тюремной койкой. Отвертки, конечно же, в карманах не оказывается, Мастер же не дурак. Окон нет. Света нет, только рассеянные лучики, идущие откуда-то сбоку. Где-то в углу с шорохом пробегает крыса. — Какого хрена? — Доктор вспоминает все, что случилось, и со стоном зарывается лицом в свои ладони, не в силах пережить это все заново даже мысленно. Когда его самотерзания ушли на задний план относительно силы разума, в светлую голову Дока пришла мысль, что неплохо было бы, во-первых, выбраться отсюда, во-вторых, съесть хоть что-нибудь и, в-третьих, помыться, потому что несло от него этим городом адски, похуже, чем от мусорки, что заставляло его недовольно морщиться, вдыхая этот запах.       Он подошел к единственному источнику света в этой каморке, а именно обрамляемой щелями толстой деревянной двери, ведущей, видимо, наружу. На ней были видны несколько старых замков, которые без отвертки вскрыть было чисто физически невозможно. Доктор попробовал ударить по двери ногой (какая тактичная мысль) и выбить ее, но даже, если бы он был сейчас накачан допингом, а не был бы избит морально и физически, ему бы вряд ли удалось пробить десять сантиметров дерева.       В итоге, единственное, что пришло Доку в голову, это позвать Мастера и импровизировать по обстоятельствам. — Мастер! Открой меня, Мастер! — он застучал по двери руками, боясь, что одного голоса будет недостаточно, чтобы докричаться.       Прошло около двух минут, в течение которых Доктор все время кричал и стучал по двери, и поэтому теперь он устало привалился спиной к двери и переводил дыхание, понимая, что никто выпускать его не собирается. Внезапно он услышал знакомый спокойный голос: — Ты так красиво кричишь в отчаянии. Я просто не могу. — Мастер, мать твою! — Доктор с новым порывом вспрыгнул и застучал по двери. — Выпусти меня отсюда! Мы это уже проходили! — Но тогда у тебя была возможность выбраться, а теперь нет! — Мастер игриво засмеялся. — Хорошо, я тебя выпущу, но с условием. — Каким? — Только на поводке. — Ты совсем охренел, да? Я тебе собачка что ли? — Ну если ты сам предлагаешь… — дверь внезапно открылась по направлению из комнаты, и Доктор, не ожидая этого, повалился вперед, но успел выставить переднюю ногу. В проходе, теперь прямо перед ним, встал знакомый силуэт, правда, теперь уже в рубашке и штанах, а не мантии с капюшоном, не давая никакой возможности себя обойти. Можно было конечно его стукнуть, чем Док сразу и воспользовался, но его удар был перехвачен с такой же легкостью, как удар маленького ребенка. — Какие мы вспыльчивые и хитрые! Ну уж теперь тебя точно нельзя оставить так просто гулять, ты же неуравновешен, на друзей бросаешься, а-та-та! Вот, надевай, без него не выпущу. — Мастер кокетливо протянул Доктору тонкий красный ошейник с какими-то блестяшками и стальной пряжкой. Док ошарашенно вылупился на появившуюся в его руках безделушку, до конца еще понимая. Мастера эта забавляло, и он повелительным громким тоном сказал еще раз: — Надевай!       Доктор неохотно натянул себе на шею немного тесноватый ошейник и застегнул пряжку. Кожа ошейника давила, сжимая воздухоносные пути. — Он слегка неудобный, извини конечно. — М-м-м, так еще лучше. — Мастер резко потянул к себе за идущий от ошейника поводок и отошел на шаг, от чего Доктор рухнул ему в ноги, не успев подставить ничего, кроме ладоней, и обиженно вскрикнул. — Какая милота. Знаешь что… Целуй-ка мои ботинки… — он не успел договорить, перебитый Доком: — Это унизительно! Я не собираюсь этого делать, будь ты хоть гребаная Мадонна. — донеслось откуда-то снизу. — О! Как самоуверенно прозвучало! Просто герой! Противостоит, даже понимая, что загнан без возможности выбраться. Наверняка ты сейчас просто оттягиваешь время, чтобы найти хоть какой-нибудь выход из ситуации. Но, прости, отсюда могу выпустить тебя только я. Потому что ты мой. Я решаю. — Он сладостно прошептал последние слова, будто сосал конфетку. — Так что целуй. Проси своего Мастера отпустить тебя. И обращайся ко мне на Вы. Ты мне не ровня. Доктор уже как-то слабо верил в возможность когда-либо исправить Мастера. Это уже была дикость. Эта дикость лежит в самой душе Мастера, и ее невозможно было вытащить оттуда убеждениями и разговорами. Поэтому выхода не оставалось. — Хорошо… — Доктор горько вздохнул. — Это ты мне одолжения делаешь?! — Мастер злобно, но аккуратно придавил каблуком ботинка мочку уха Дока, от чего тот сжался и вскрикнул. — Простите, Мастер! Отпустите меня, Мастер! — из-за ошейника сипло прокричал в пол Док. Каблук сильнее и больнее вжал ухо, причиняя ему новую порцию боли. — Что-то я не чувствую поцелуев. — Мастер убрал каблук, давая Доктору возможность двигаться. Тот стал аккуратно целовать ботинки своего мучителя припухшими сухими губами, стараясь выглядеть старательно, чтобы не получить еще удар по горящему красному уху. — Хм, а ты быстро учишься, солнышко. Мне даже почти нравится. Но вот пасет от тебя, как от скотобойни. Это отвратительно! Ты можешь запачкать меня своим запахом — Мастер небрежно стукнул ботинком по губам Доктора. — Придется тебя отмыть от твоей виноватой грязи.       Мастер рывком поводка поднял Доктора с пола, от чего ошейник резко стер кожу на шее пленника, заставив того жалобно заскулить от боли. Этот скулеж нехило заводил Мастера, приводя его в состояние бесконтрольного желания продолжить, но пришлось сдержаться, и он только сладострастно закусил губу. Доведя Доктора до очередной двери, Мастер втолкнул его в на удивление хорошо отделанную ванную комнату, с душевой кабинкой, белоснежной раковиной и красивым круглым зеркалом. Доктор не смог удержаться от ехидной усмешки: — Ванна двадцать первого века в особняке с погребом? Серьезно? — Эта дача, дебил. — Мастер грубо втолкнул Доктора в душевую кабинку. — Раздевайся! — Что?! — А что, тебе хочется, чтобы я тебя раздел? — Мастер игриво и выжидающе посмотрел в глаза своей жертве. — Так бы сразу и сказал, что уже настроился, сладкий. — Нет! Стой! — Но руки Мастера уже придавили Доктора к ледяной мраморной стенке душевой кабинки и начали шарить по его груди, пытаясь отыскать пуговицы. При этом лицо Мастера находилось всего в нескольких сантиметрах от лица Доктора, но он только хищно глядел на пленника, а тот вылупился на него уже просто в полном недоумении, не понимая, что тут вообще происходит. — Чертова сотня пуговиц! — Мастер в бешенстве попытался содрать рубашку с Доктора, и это даже почти у него получилось, но там же еще был пиджак и майка. — Как же меня бесит твоя одежда! — Он просто сдернул с Доктора пальто и швырнул его в дальний угол комнаты, а затем, предварительно выйдя из кабинки, врубил теплую, немного обжигающую воду и захлопнул выдвижную прозрачную дверцу кабинки. — Развлекайся! -Что, мне прям так мыться? — Еще хоть один вопрос, и ты отсюда не выйдешь! — Мастер был раздражен из-за не очень получившейся сцены, это подстегивало его самолюбие. Он оперся спиной на кабинку и с уже нескрываемой злобой стал сверлить взглядом содержимое ванной комнаты.       Доктор отвязал свой галстук, неловко скинул мокрую липкую майку и начал расстегивать ремень, как вдруг ощутил на себе пожирающий взгляд из-за спины. — А смотреть-то зачем? — Что? Неловко? — Да, вообще-то. Мня обычно мужчины взглядом не облизывают… — и тут какая-то гениальная мысль наконец-то дошла до сознания Доктора и подглядела в замочную скважину ярого гетеросексуала. — Оу! Так тебе нужно не просто мое унижение? — Он был несколько неприятно удивлен, совсем чуть-чуть, прям капельку. Теперь потрясающая картина извращенных пыток представилась ему в еще более красочном цвете. Это, видимо, явно было заметно по его лицу: широко распахнутым глазам, приоткрытому в изумлении рту, сжатым в бантик губам и высоко поднятым бровям.       Этот вид рассмешил Мастера до глубины души. — Ты только догадался? Вот это завидная наивность! — Мастер развернулся грудью к кабинке, прижался к ней ладонями и стал выводить красивые пируэты по стеклу своим языком, немного отпячивая задницу и вразумительный такой стояк. «Что мне делать?» — Доктор был просто в замешательстве. Он стоял, прижавшись к кафельной стенке, со сползающими мокрыми штанами и в кедах, а снаружи его поджидал неуравновешенный маньяк, желающий его девственного ануса самым жестким и извращенным способом. И что самое хреновое во всем этом, его возбуждала эта ситуация, нехило так возбуждала, судя по тому, как штаны становились все теснее. — М-м, что это я там вижу? Не появился ли у Доктора интерес? Раздевайся же! Доктор, понимая, что скоро все-таки терпение Мастера кончится, не отрывая напряженного взгляда от его зрачков, снял сначала кеды, потом штаны и боксеры и теперь стоял полностью обнаженный, не считая милого красного ошейника, поливаемый обжигающим кровоточащую кожу душем. — А теперь свяжи себе руки. — Мастер взглядом указал на валяющийся у стоп Дока галстук. Док со вздохом смирения поднял размокшую ткань, намотал ее сначала на правую руку, потом накрутил на левую и повертел руками, чтобы эта связка держалась. Получилось добросовестно, поэтому ткань терла по сложенным крестом запястьям от любого движения руками. — Вот это действительно мило. Ты даже не стал рыпаться. М-м, интересно, что будет дальше?       Доктор хмыкнул. — Конечно интересно, но мы же слишком занудные и правильные, чтобы признаться в этом. Так вот, я продолжу, только если ты это скажешь. — Безумно честно, особенно учитывая мой стояк и скрученные руки. — Не звучит, как «да, я хочу, чтобы ты сделал это». — Мастер разглядывал Дока, поджав губки и приподняв бровки в ожидании. — Ну?       Надменный вид когда-то знакомого ему Мастера, теперь, словно повелителя, смотрящего на глупого ребенка, его безумный взгляд, ресницы, высовывающиеся клыки, скрученные руки и пережатое горло — все это поднимало в Докторе наружу какие-то скрытые внутри инстинкты, всегда подавляемые благоразумием. Плюс, подгоняющим, рассеивающим контроль катализатором к действию служило адское жжение в области паха. Поэтому удержаться было действительно невозможно, и он решил поддаться этой ролевой игре, в которой был лишь жалким неумелым игроком, передвигающимся по ситуациям, в которые ставит его мастер. — Возьмите меня, мой Мастер. — Имя он произнес на выдох, придавая ему особо вкусный оттенок, раззадоривая Мастера, вводя его в игру. Ну, получилось, конечно, не очень умело, но достаточно сексуально.       Мастер издал мучительный стон, растянулся в улыбке и ворвался в кабинку. — Ты со мной принесешь жертву первой любви. — он вцепился своими губами в нежную кожу Доктора вокруг ошейника, заставляя того протяжно зашипеть, перебивая ему дыхание и возможность мыслить, только лихорадочно и слабо подергивать связанными, перекинутыми через шею Мастера руками. Нога Мастера для удобства протиснулась между сползающими на нее штанинами, придавливая член Дока. Руками он обхватил голый торс пленника и прижал податливое тело к своему себе, после чего нашарил пальцами сладкие ягодицы и с силой сжал, одновременно зубами прокусив кожу на плече жертвы, будто пытаясь откусить от него кусок.       Доктор потерял последние капли рассудка и визгливо застонал, сжавшись, скребя пальцами по спине Мастера, разрывая ему мокрую прозрачную рубашку и оставляя красные кровоточащие следы на светлой коже. Это просто взвело последнего в высшую степень дикого экстаза, и он стал, соблюдая некий ритм жестокого вальса, оттягивать зубами нежную кожу шеи и груди Доктора и одновременно щипать, раздвигать и потирать сжатое колечко влажных анусных мышц, заставляя Доктора стонать от нездорового удовольствия, дергаться в его насильных объятиях и выкрикивать имя своего хозяина.       Финальной нотой этой сладостной музыки стал болезненный хриплый стон Доктора, когда Мастер глубоко погрузил в него свой средний палец, на который было надето небольшое золотое колечко, надавил на простату, подвигал для более убедительного оргазма и одновременно с этим закусил чувствительный затвердевший сосок. Доктор выгнул свою лишенную воздуха грудную клетку навстречу лицу хищника, запрокинул голову, ударившись об плитку макушкой, в его глазах помутнело, а член свело в подступающей волне оргазма, после чего горячая сперма заполнила пространство облепивших его боксеров, накатывающими волнами выдавливая из тела сладостные судороги.       Доктор, тяжело дыша, безвольно обмяк на своем мучителе, который, по странному совпадению, был еще жутко возбужден и совершенно недоволен отсутствием поддержки со стороны Доктора. — Что навалился? Как будто девчонка в первую ночь! Делай свое дело! — Мастер грубо схватил Доктора за волосы и отдернул от своего тела, невольно приметив, насколько они мягкие и приятные.       Доктор вскрикнул от неожиданности. Властная рука надавила ему на темя, заставляя повалиться на колени, и, из-за того, что руки были до сих пор по ту сторону Мастеровской спины, упереться лицом в мокрую от льющейся воды ткань штанов, натянутую на выступающий в эрекции член. Затем послышался железный лязг, и что-то горячее уперлось в его ломкие дрожащие губы, обмазав их густой смазкой, а затем грубо проникло внутрь, перекрывая последнюю возможность дышать, и начало активно двигаться, заполняя пространство глотки, ломясь внутрь Доктора. Он невольно согнул руки в локтях, пытаясь вырваться, задыхаясь, из-за чего только сильнее прижался к стволу, практически сгибая его внутри себя и почувствовал, как в подступающем оргазме Мастер стал больнее рвать его волосы, насаживая на себя руками и в бешеном ритме двигая тазом, ускоряя темп. Воздуха не было, и желтые пятна поплыли перед глазами, в покрасневших висках вырывались наружу вены, растертое до крови горло призывало к рвотному рефлексу, отчего каждый толчок сопровождался смачным чавканьем, а потрясающий запах ополоумевшего Мастера взрывал каждую нервную клетку внутри.       Толчки резко остановились, член вошел в его глотку до основания, заставляя тереться лбом и щеками о колючие лобковые волосы, и теплая жижа заполнила его глотку и пищевод, а откуда-то сверху раздался громкий удовлетворенный рычащий стон. Хватка за волосы ослабла, рот опустел, появилась возможность дышать.        Доктор скорчился, тыкаясь темечком в колени Мастера, и хрипло закашлял, захлебываясь в заполнившей его жидкости, Мастер же, еще подрагивая от накатывающего оргазма, довольно просипел, запрокинув голову и распростерши руки под бьющие капли: — О боги! Изумительно! — Затем он опустил свой взгляд на корчащегося внизу Доктора, присел и нежно погладил его по щеке, по которой вперемешку текли капли воды и слезы, выкатывающиеся из красных воспаленных глаз, окаймленных слипающимися ресницами: — Ты первый раз целуешь грязь… М-м. Как же это мило.       Он так и вышел сырой из кабинки, оставив Дока наедине со своими мыслями, напоследок только кинув: — Приведи себя в порядок. Я хочу видеть тебя красивым чрез час, чтобы мы могли продолжить твое наказание за дерзость и неповиновение своему Повелителю времени, Сета.

***

      Что творилось в расплющенном сознании Доктора? Думаю, такого не хотелось бы испытать ни одному нормальному человеку… существу. Его просто разрывало от мазохисткого наслаждения и терзания своей совести. Он не мог наслаждаться этим процессом. Это был кто-то другой, сорвавшийся с цепи, кто-то, давно, возможно, жаждущий захлебнуться в диком безумии, раскрывшийся под влиянием давно знающего и чувствующего его Кощея. И это было грязно. Грязно и сладко, как растаявшая летом липкая конфета. Отвратительно прекрасно. Позорно хорошо. — Черт! Черт-черт-черт! — Он зажмурился, сдернул ошейник и в приступе гнева стал бить связанными натертыми руками по двери кабинки, отчего только разбил себе костяшки, и, окончательно растеряв моральные силы, обмяк, раскрасневшийся, поливаемый мучительно обжигающей водой.