Gallavich mpreg

Микки не помнит, с чего началась их борьба. Очередная ложь. Знает причину и тот момент, когда все поменялось, просто не понимает, как они так быстро переросли эти отношения. Постоянная ругань. Но Микки никогда не получает удовольствия от подобного, не после всего того, через что им пришлось пройти. Микки освободившись из тюрьмы, где провел 2 года, охладел уже ко многим вещам. Они с самого начала были разными, и пропасть стала еще больше, когда снова сошлись. Перепалки начинаются с жалоб Йена, который громко кричит, что Микки совсем обленился. Микки действительно ничего толком не успевает и плюс живот, внезапно прогрессирующая неуклюжесть, но он ничего не может изменить. Микки почти три месяца проработал вышибалой, но больше не в состоянии. Йен продолжает повторять ему очередную сказку всех искателей работы, что нужно больше ходить на собеседования, подавать заявки, однако трудно делать вид, что не беременный, когда тебя тянет блевать каждые пятнадцать минут. Микки выглядит болезненным и истощенным, и Йен больше не ноет из-за каждой ерунды. Рыжик изначально воодушевлен новостью о беременность, но в последнее время тот стал более отстраненным и равнодушным. Они оба не готовы стать родителями, их бюджет едва в состоянии потянут это, не говоря про то, что они слишком молоды, но, тем не менее, решили попробовать. Микки не давил на Йена, он наверняка не единственный кто вел себя подобным образом. Но почему-то как-то неприятно, осознавать, что Йен сваливает все на него. Залет произошел случайно, и именно Йен уговорил его дать шанс. Микки больше не хочет драться, все что должен — спросить пьет ли Йен свои таблетки или снова врет. Логично, что Йен чувствует себя виноватым, но вместо извинений выбирает агрессию. Рука Микки ложится на живот, пытаясь защитить любой ценой, даже если Йен не собирается кидаться на него с кулаками. Микки должен остановиться, после тюрьмы Микки терпеть не может крики людей или чужие вспышки ярости. Некоторые вещи не меняются, хочешь или нет. Микки больше не лезет кусок в горло, он в одиночестве доедает тост, готовый в любой момент сбежать. Йен не останавливает. Лишь кричит, что Микки — кусок дерьма. Йен даже выдвигает предположение, что этот ребенок даже не его. Называет тупой бесполезной сучкой. — Я не сука, — рычит Микки, молясь о том, что не блеванет на новую рубашку Йена. — Ты — не мой женишок, — и Йен смеется, пиздец какая глупость, но рыжик не шутит. Микки смотрит на то, как Йен собирает вещи, умоляя остаться. Ведь это не унижение, если он просит об этом спокойно (у Микки вряд ли хватит сил на что-то еще). Йен не останавливается. Микки не плачет. Он бросает кажется часы. Слишком обезвожен и устал, что нет ни единой слезинки. Микки засыпает на кухне, ведь слишком устал, чтобы идти куда-то. Сначала Микки уверен, что вечером проветрив мозги Йен вернется, ведь все его обещания свежи в памяти. Он пишет сообщения и звонит Йену в четыре утра. Он пытается дозвонится в пять, шесть утра, но бесполезно. Все предельно ясно, они расстались. Это значит, что Микки пора позаботится о себе самом. У него имеются некоторые сбережения, совсем немного. Нет никакой вероятности, что в одиночку он потянет ренту квартиры и сможет продлить договор. Единственное, что Микки может позволить — аборт. Все легко исправить. Нет ребенка — значит, есть возможность жить и работать, как все нормальные люди. Не исключено, что и Йен вернется позже. Или тот переключился на кого-то еще. Вероятно, лекарства перестали работать. А может все это время его держало чувство вины или еще что-то. Микки сворачивается на кровати и долго думает обо всем. Все тело, каждый сустав болит, но это хорошо, ведь боль позволяет мозгу работать быстрее. Он не сможет стать хорошим отцом, на то есть причины. Окружающие, даже Мэнди засомневалась, когда Йен рассказал ей. Все были в курсе, что Микки будет хуевым папашей, так что ему следует поторопится. Существует куча вещей, которыми он мог повредить малышу. Он может верить в судьбу, верить в Бога или заливать что-то про карму, но все пустое в Саутсайде. Здесь ты может насиловать во имя благой цели. Или может принести ребенка в жертву, хотя последнее было слишком. Микки знает, каково быть с самого рождения отвергнутым социумом и расти среди тех, кому ты безразличен. И неважно, что есть те, которые не видят в нем плохого парня, но Микки не хочет, чтобы его ребенок страдал. Так что аборт все равно, что акт милосердия. Он повторяет эту мысль после звонка в клинику и чуть позже, когда заполняет все формы. Микки дрожит, когда ему протягивают таблетки, но глотает и глотает, пока его не оставляют одного. Он не должен переживать все в одиночку, но приходится лежать. Микки один, когда случается выкидыш и весь он в крови. Ему дурно, сильная слабость и жутко хочется плакать. Микки нужно слышать голос Йена, но абонент все еще недоступен. После, внезапно и неожиданно, Микки становится легче и чуточку лучше. Он просыпается, и никакого кровотечения нет и жутких давящих серых стен. Он ест тост, чувствуя, изумительный вкус хлеба и делает яичницу с беконом, наслаждается даже помидорами. Микки выходит на улицу, жадно вдыхая свежий воздух, просто гуляя по улицам и получая удовольствие. Он несколько неуверенно входит в клуб, но тот встречает его достаточно гостеприимно. Микки никогда не замечал, что нравился незнакомцам, подобная мысль даже не приходила в голову. Он не знает, какое это счастье, просто жить и наслаждаться моментом, ведь больше он не плачет, и жизнь после случившегося, не так уж плоха, как он думал. Проходит почти месяц с того дня, как Йен ушел. В любой другой ситуации подобное отсутствие незначительно, но не когда ты беременный и обязан быстро принимать решение. Так что месяц маленький срок, но не когда ты совершенно один. Микки хочется ненавидеть Йена, но просто не знает как. Всегда была проблема, что он не мог подолгу злиться на Йена, поэтому, когда Микки застает его в спальне, сидящим на кровати, целым и невредимым, то чувствует облегчение. — Ты пришел забрать оставшиеся вещи? — спрашивает Микки, начав с самой безопасной темы. — Нет, я… Микки, я пришел извиниться. Я чертовски сожалею о сказанном. Я даже не знаю, как объяснить случившееся себе. Мои лекарства работают, и я не изменял тебе. Просто выдохся, и слишком много свалилось. Мне хотелось бы верить, что я сильнее, чем есть на самом деле, что я могу стать хорошим отцом. Но я обещаю стараться ради тебя и ребенка, я докажу самому себе, всему миру, хорошо? Сможешь ли ты простить меня? — Больше не стоит беспокоиться об этом, я все решил. — Чего? — Все с этой… ситуацией. Не так давно, я сделал аборт. Подумав, что нет смысла притворяться, ведь мы оба не готовы взять на себя ответственность, — Микки пытается выглядеть беспристрастным, потому что видит застывшие слезы в глазах Йена. Он ожидает подобной реакции. Йен воет, будто раненый зверь. Микки старается не дергаться, когда плоские большие ладони дотрагиваются до плоского живота. — Нет, наш ребенок, — сдавленно бормочет Йен, — прошло не так много времени. — Для меня слишком много. Я оказался в полном одиночестве и… — И испугался, — заканчивает за Микки Йен. — Потому что я наговорил тебе жутких вещей, ушел от тебя и игнорировал твои сообщения и звонки. Черт, черт. Осознание того, что Йен подавлен… Микки отчасти удовлетворен. Потому что несмотря ни на что, он единственный, кто имеет право принимать окончательное решение, и он чувствовал, что нет другого выбора. Справедливо, что не только ему жить и мирится с этой мысль. Трудность принятия решения несравнима, но все несколько иначе. В конечно итоге они оба приходят к выводу, что однажды, в необозримом будущем постараются ради другого ребенка, который будет запланированным и желанным. Просто пока не время. И Йен старается. Сначала он чувствует себя виноватым, но после все становится естественным, даже его забота. Микки чувствует, что его любят и ценят, но в мыслях до сих пор звучат те брошенные случайно ядовитые слова… Он часто думает о тех вещах, которые ранят. Поэтому каждый раз, когда Йен в очередной раз лажает, Микки намекает на их ссору, заставляя чувствовать вину. Может быть подобное лишь в очередной раз доказывает насколько ненормальными стали их отношения, но ничего другого между ними не может.