Gallavich mpreg

Немного позже, Йен осознает, что не собирался так сильно ударять Микки. Он не думал, что ему придется оставить его истекающего кровью и без сознания. Но чуть позже, когда разум немного проясняется, и дурман лекарств, и сама болезнь отступает, то все встает на круги своя. В тот день, Микки пытался уйти от драки. Что было не похоже на Милковича, который никогда не отказывался от взбучки, поэтому Йен смеется и поддевает его, называя сучкой, и пинает в живот. В глазах пелена, но нанося удары, Йен чувствует себя как никогда живым, особенно когда кулак впечатывается в скулу Микки. Когда он это сделал, то парень на земле больше не шевелится, теперь можно идти. Йен ощущает себя на высоте, будто покорил вершину мира. Никогда так хорошо не было, он даже не сразу понимает, что рядом с ним полицейские. Вскоре Йен дергается, брыкает ногами, пока те насильно ведут к машине, а Сэмми смеется где-то на заднем фоне. Сначала она бормочет извинения, но в силу раскаяния трудно поверить, когда так откровенно смеется над происходящим. Арест не так ужасен, как полагал всегда Йен. Может поэтому, его разум постоянно начинал это самоистязание и все эти думки ни к чему хорошему не приводили. Он слушал внимательно вопросы полицейских, отвечал на них и отсчитывал секунды, минуты, часы. Фиона и Лип обязательно должны были прийти к нему на выручку, утверждать, что знали и видели настоящую причину его агрессии. Постепенно Йен пришел к выводу, что вовсе не нуждается в их помощи, он замыкается, больше молчит, ведь какая-то его более здоровая часть мозга заставляла осознать всю серьезность поступка. Фиона выглядела уставшей и говорила с ним так, будто видела перед собой Монику в крайней своей стадии. Сказанное ей мало похоже на правду, но даже если так, то ничего плохо нет, ведь им не пришлось потратить ни единого доллара. Полицейские верили, что он слишком любил свою мать, поэтому не мог спокойно слушать о ней гадости, поэтому Йена отпустили. Были еще некоторые последствия его поступка, которые он перестал слушать еще на полпути к дому. Он разрешил так называемой семье отвести его, но как назло всем Йен решил позвонить Монике. Он ведь не думал, как все получится и чем все обернется. Мать вроде обрадовалась звонку, и даже на следующий день заявилась рано утром на своей раздолбанной тачке. Теперь та выглядела намного старше, чем запомнил Йен, но все еще такая же светящаяся изнутри, как последний луч солнца на закате. Йену казалось, что Моника любила его, больше чем кого бы то ни было. Позже Йен осознал, что в очередной раз ошибся и совершил второй крупный промах. Или быть может третий, и все они как-то связаны с Микки. Однако сейчас они жаждали приключений. Его жизнь не могла быть лучше. Они спали в машине или в спортзалах, встречались с новыми людьми, большую часть из которых Йен даже не помнил. Но это нормально, ведь ему необходимо иметь некоторые личные воспоминания, вещи, связанные только с матерью. Он трахался, отсасывал и дрочил незнакомцам, пока они с Моникой колесили по стране и та называла со смехом его «Ох, мой большой мальчик». Йен не понимал, но той дерьмовой его части такая жизнь была в кайф. У них совсем нет денег, поэтому по возможности Йен воровал бумажники, трахал парней за пару зеленых. Самое простое, изящное решение всех проблем, и да, Йен совсем даже не возражал, ведь ему всегда нравились парни постарше. Иногда в их буднях появлялись наркотики, но от них так становится хорошо, особенно когда никакая Фиона и Микки не спешили отобрать их. Наркота заставляла его сознание покидать эту несовершенную оболочку, поднимаясь высоко вверх. Особенно когда их делали настолько охуенно сладкими, будто конфеты и Йен никогда не мог вовремя остановиться. Лип постоянно названивает и некоторые из его сообщений даже записаны на голосовой почте. Фиона снова просит его вернуться, раз за разом, пока аккумулятор телефона окончательно не садится и все звонки, сообщения — все прекращается. Иногда им совсем не хватает еды, а на улице холодает. Но Моника обнимала крепче, целуя лоб, и все стразу становилось лучше, ведь они вдвоем могли выстоять против огромного мира. Постепенно Моники становилось грустно и наступила полная апатия, так что та не двигалась несколько дней. Их путешествие не имело конца, так как никакой цели не было, просто путь в никуда. И когда их автомобиль в очередной раз сломался, они оба нашли пустующий дом, который на вид был очень неплох. Их «новые» соседи с любопытством наблюдали за ними, не задавая лишних вопросов. У всех имелась своя история, и некоторые совершенно не хотелось озвучивать. Однажды Моника случайно познакомилась с парнем по имени Джек, что оказался всего на два года старше самого Йена и влюбилась. Йен мог лишь порадоваться за нее. Это заставило его навестить Микки, то есть Томаса, Хоакина, Люка… да кого угодно, кто бы мог составить ему компанию. Они выкрали пару запчастей, так что их автомобиль теперь снова на ходу. Моника выглядела лучше, вновь улыбалась и трещала без остановки. Иногда она улыбалась настолько широко, что Йену казалось, что порвется рот. Они вновь оказались в пути. Йен, Моника и Джек, однажды ему даже пришлось ночевать на холодной земле в спальном мешке, пока мать и новый дружок развлекались в машине. Подобное совершенно нормально, ничего особенного, тем более что Йен желал ей только счастья. Одна ночь не убьет его, пусть даже земля была жесткой и холодной, и потребовалась несколько часов, прежде чем он смог заснуть. Ему снятся дети, многие вещи, что ему когда-то нравились, но Йен быстро забывал о них или делал вид, будто все потеряло смысл. Еще один беззаботный день, моросил дождь и все чего он хотел — чашку кофе. Он взглянул на машину, прежде чем понять, что Моники уже не было. Они просто оставили его там, с пятью баксами в кармане и разряженным мобильным. Он почти позабыл, каково испытывать страх, но через пару секунд все стихает. Его мать снова бросила его. Какая-то женщина подобрала его и довезла до ближайшей заправки, где тот позвонил Монике. Потребовалось пять попыток, чтобы та взяла трубку, но кажется она совсем не жалела о случившемся. Лишь бормотала что-то о личном пространстве, свободе и возможности заново открыть мир. Моника пыталась убедить, что действует ради его блага и Йен взрослый, которому пора самому отвечать за себя. Она смеялась на протяжении всего своего монолога и постоянно отвлекалась, наверняка на Джека и Йену совсем не хотелось дальше развивать ту мысль, ведь, в конце концов, это же его мать. Он повесил трубку, прежде чем та снова назовет кого-то из них «деткой». Йен позволил себе разреветься в крошечной уборной, прежде чем набрать номер Фионы. Возвращение домой заняло у него почти две недели. Ноги болели, пусть даже он не прошел весь путь до Чикаго пешком, но находился вдоволь. По собственным ощущениям по крайней мере. Лип что-то пытался ему объяснить, когда подобрал его на дороги, но многое Йен уже слышал. Он не согласен, но все равно слушает, ведь брат обязан прочитать ему нотацию. Они обязательно будут суетиться, всегда будут начеку. Фиона орала на него, прежде чем заключить в объятье, а Карл просто пожал плечами, а вот Дебби даже не взглянула в его сторону, даже когда Йен нерешительно произнес: — Привет. Йен провел много времени в душе, пытаясь оттереть грязь. Большой слой дорожной пыли. Он даже нашел засохшие пятна спермы на бедрах, отчего почувствовал себя еще более противно. Йен не помнил, откуда они. Он даже не заметил, как вода стала холодной, но это ничто по сравнению с пережитыми неделями и ночами на улице. Да и найти пригодную воду было не так просто, как казалось. После Йен ощутил облегчение и рассмеялся, ведь не особо понял, когда ему вдруг стало плохо. Фиона заставила съесть огромную тарелку омлета и поджаренные ломтики бекона, но это ничто. Ведь он вновь ощущал восхитительный вкус газировки во рту, впервые прочувствовав то, чего не ценил раньше (и никогда больше). — Ты обязан позвонить Микки, — бормочет Лип, нервно закуривая сигарету и разрушая новые розовые очки Йена. — Он ни разу не позвонил мне, — зло пробормотал Йен, а после добавил: — не исключено, что я даже навещу его. Ведь существовала еще одна вещь, с которой следовало бы покончить и это сам Микки. За то время, которое он пробыл с Моникой, та научила его одной вещи или может двум, что никогда не стоило скрывать свои чувства и брать от жизни все, что та дает. И насколько он помнил, Микки совсем не вписывался в его новую жизнь. Он как всегда выждал три дня, прежде чем пойти в дом Милковичей и откровенно поговорить, пусть это не самая разумная идея. Дом как всегда слишком грязный и обшарпанный, как внутри, так и снаружи. Однако внутри оказалось непривычно тихо. Наверное потому что, тот пустовал, но даже Милковичи никогда не оставляли дверь открытой, так что вероятно кто-то был. Йен не спеша шел в комнату Микки, как всегда трахнуть и свалить, в чем-то ведь должна быть стабильность. Тот мог стерпеть все, хотя в последнее время Мик превратился в самую настоящую сучку, которая могла принять все. Однако Йен застал парня не в самом лучшем виде, тот оказался слишком бледным, неподвижно лежащим на кровати в тонкой рубашке и грязных шортах. Его глаза открыты, он следил за движениями Йена, не решаясь начать разговор. — Я вернулся. Ничего, никакой реакции. — Я отлично провел время с Моникой, но мне пришлось вернуться. Кстати, ты единственный кто не звонил мне. Ничего. — Так может все дело в том, что ты больше не любишь меня, как прежде, — добавил Йен, желая вывести Микки. Но не сработало. — В любом случае я пришел, чтобы сказать, что между нами все кончено. Я понятия не имею, о чем мы только думали, но ты недостаточно хорош для меня. Я имею в виду, если бы мы решились поколесить по стране, почувствовать свободу… ты бы отговорил меня, верно? Так что, да, пора нам с этим покончить. Надеюсь, ты сможешь справиться с этим? Йену показалось, что глаза Микки немного расширились, но должно быть это просто игра воображения. Он жал минуту, две, пять, десять минут, но никакой реакции Микки его игнорировал. Йен ожидал услышать признания в любви, увидеть слезы, может быть он бы и сам всплакнул. Но меньше всего он ожидал увидеть полное равнодушие. Йен обвел взглядом комнату, найдя рядом с кроватью грязную кружку, и взяв ее, кинул в стену. Ничего. Ему хочется нанести еще больше урона, но Йен вовремя останавливается. Плевое дело, да и потом Микки привык жить в свинарнике. Он даже попытался оставить какое-то подобие прощального поцелуя Микки, но что-то просто не позволило этому свершится. Возможно, все дело в совершенно пустых голубых глазах Микки. Фиона предложила возобновить посещение психиатра, но это должно быть только его решением. Йен решает начать курс лечения заново, начитавшись статей и форумов. Никаких перегибов, он станет собой, но когда он принимал таблетки… то не чувствовал себя человеком. И наверное так было всегда. Он просто монстр в шкуре человека.