Хаос ради хаоса

      Пасмурный, пустой, мертвый. Все, что можно было сказать об этом городе. Да, сюда заглядывало солнце, но местные просветят вас, что бывало такое только в очень ясные июньские дни и в очень мирные времена. Да, здесь жили люди, но они не наполняли этот город. Большинство из них приехали, чтобы попытать счастье и построить карьеру; кому-то было просто некуда больше ехать; а те, кто родился здесь, считали себя либо заведомо обреченными, либо королями. Да, здесь активно шла ночная, обычно преступная, а иногда просто разгульная жизнь. Но и та запускалась, как механизм, лишь благодаря движению чьей-то очень сильной и влиятельной руки.       Промозглый ветер путал ее длинные волосы и раздувал худое пальто, которое она все-таки умудрилась захватить с собой. Барбара не была родом из Готэма, но провела здесь юность, и, даже можно сказать, большую часть своей жизни. Она не искала счастья или прибежища, ее просто выбросили в этот чужой мир, где выживают не сильнейшие, а лжецы и те, кто способен не лезть на рожон; она была из последних. Но теперь, видимо, придется меняться ради человека, который сейчас стоял на коленях около двери и отчаянно пытался справиться с замком с помощью ножа, ковыряясь в нем уже несколько минут. Его жизнь была вечной игрой с огнем, и потому он выучился лгать. Два абсолютно разных пути к одной цели, но она по-прежнему не понимала, что удерживает их вместе. Барбара бросила взгляд на непутевого взломщика: — Ну, долго еще? — Я стараюсь! — он возмущенно посмотрел на нее снизу вверх.       Девушка в ответ лишь закатила глаза, тем самым еще больше разозлив и без того раздраженного Джерома. — Этим, — продолжал он, красноречиво указав на нож, — я привык вскрывать глотки, а не замки! И вообще, почему просто не выломать ее? — Потому что я не люблю сквозняки! — Какие мы нежные… — едко проговорил он и вернулся к делу, не замечая испепеляющего взгляда на себе. — Да! Да! Господи, — после нескольких махинаций дверь все-таки отворилась и Джером, радуясь, как ребенок, первым ввалился в дом. — Прошло уже около полугода, а ничего не изменилось. Даже при их жизни тут никогда ничего не менялось, — вслух размышляла Барбара, вошедшая вслед за ним. Она с интересом разглядывала место, где прожила много лет. Оно казалось ей абсолютно чужим. Оно всегда было чужим. — Даже разлагающимися телами не пахнет, — прокомментировал Джером, который по-прежнему был на своей волне, пытаясь уловить в воздухе знакомые тошнотворно-сладковатые нотки. Но здесь стоял лишь запах пыли и былой роскоши. Он провел рукой по белому дивану, ныне расписанному огромными пятнами высохшей крови, и, не погнушавшись, уселся на него. — Будь как дома, — Барбара равнодушно взглянула на него и устремилась по лестнице наверх. — Взаимно, — он пожал плечами и улыбнулся ей сквозь сжатые губы, а после мгновенно переключился на интересные (и, наверняка, крайне дорогие) вещицы в комнате.       Тем временем Барабара поднялась наверх. Она ведь даже не сделала этого в свой прошлый приезд, все быстро, у порога фактически… Да и на чай не осталась. — Прости, мам, — она медленно прохаживалась по этажу и заглядывала в комнаты. Смятые простыни, расческа с белыми прядями на туалетном столике, скомканные полотенца и белье, которое никто так и не отнес в прачечную. Этакая Припять. — Мне следовало быть порадушней. Вы же, в свою очередь, были мне «всегда рады». Нехорошо получилось.       Она наконец добралась до своей комнаты. Тут ничего не менялось уже десять лет, с тех пор, как она уехала из дома. Все было подчеркнуто подростково-девичьим, а в воздухе до сих пор стоял какой-то сладковатый аромат. Ей совсем не нравился такой интерьер, но это было единственное место в этом враждебном доме, не вызывавшее у нее откровенного отвращения. Единственное место в ее доме. — Миленько, — прокомментировал появившийся в проеме Джером, прервав ее мысли. — Почему ты разговариваешь с мамой? Ее ведь здесь нет. — А ты не разговаривал с мамой? — Нет. Только с самим собой, — пожал плечами тот и тут же перевел тему. — А папа? Мистер Кин, на вашем месте я бы не допускал столь неучтивого отношения к себе! — крикнул Джером в пустоту. — Да ты семейный психолог, — Барбара с наигранным восхищением взглянула на него. И кому это она пару минут назад боялась показаться странной? — И да, он даже не мистер Кин. Отчим. Он ненавидел меня. Любил только эту старую шваль, мою мать. Надеюсь, им там хорошо! — она согнулась пополам, давясь истерическим смехом. — О, Джером, — сочувственно произнесла она, поднимая глаза на своего нахмурившегося собеседника, — не привык, что в комнате кто-то бывает более неадекватным, чем ты? — Барбара снова расхохоталась, но на этот раз не одна. — Детка, ты это зря, — он растянулся в надменной улыбке, неодобрительно качая головой. — О, там, наверху, — она указала пальцем в потолок для большей убедительности, — пошатнулась чья-то самооценка? Кстати, ты спишь в гостевой. По коридору и направо, — девушка моментально сменила тему, ведь разжигать спор все равно не имело смысла. — Какая жалость, а я надеялся, что где-нибудь у твоих ног! — Джером закатил глаза и сложил руки на груди. — Может, в другой раз повезет. И да, — она встала и, выходя из комнаты, задержала взгляд на нем, — прекрати уже называть меня «деткой».