Хаос ради хаоса

      Он тихо вошел в ее комнату пока она спала. Он не вглядывался в ее лицо, не обращал пристального внимания на плавную линию плеча и спадавшие волосы. В общем, не впадал в ступор при виде спящего партнера, как все влюбленные, часами романтизируя какие-то мелочи во внешности. Он просто тихо прикрыл дверь и так же тихо подошел к ней, боясь разбудить случайным звуком или движением.       Присел по-турецки возле кровати. — Барбара, — еле слышно начал он, но лежавшая на спине девушка мгновенно повернулась к нему спиной. — Ладно.       Он так и остался молча сидеть возле нее. Не знал, сколько времени уже прошло: десять минут, час, два, пол ночи?       Он протянул руку, думая, что она уже заснула, и погладил ее по волосам. — Ты бы сказала, что это рекорд, — прошептал он.       Та невольно улыбнулась и тут же сама прокляла себя за это, радуясь, что он не может этого видеть. — Было бы просто извиниться сейчас и все, — продолжал Джером. — Ты бы простила меня, ты ведь девушка.       Она закусила губу, разозлившись и борясь с желанием бросить какую-нибудь колкость в ответ. Было забавно, что даже самый очевидный факт мог стать в его устах оскорблением. — Тем более, я не так уж мало значу для тебя. Ты сама это сказала, не сочти за завышенную самооценку, — в его голосе проскользнула насмешка, даже несмотря на то, что играть сейчас было абсолютно не для кого. — Мы больше, чем просто везучие беглецы, и ты это знаешь. И поэтому я хочу, чтобы ты поняла, почему я действительно не жалею о том, что сделал, и почему пришел не с извинениями.       Барбара резко села в кровати, от чего Джером немного вздрогнул, не ожидая столь резких движений. Она повернулась к нему, убирая спутанные волосы за уши. — Тогда зачем? — в ее голосе по-прежнему скользила обида, смешиваясь с нотками отчаяния. — Поговорить. Я хочу с тобой говорить. Разве не заметно? — он вскинул брови. — Ты уверен, что нам есть, о чем говорить? — Эта фраза неуместна, — он немного нахмурился. Почему снова эта издевка? — Мы слишком много пережили вместе, чтобы вот так в один момент стало не о чем говорить, — он вскинул руки.       «Больше, чем беглецы», «слишком много пережили вместе». Когда это сентиментальность стала твоим коньком, Джером? Мы на двоих делили только кровь, смешанную со слюной, и иногда кровать. Для остального ты слишком эгоистичен. — А если я не хочу? — А тебя никто не заставляет. Просто я хочу объяснить.       Она промолчала. Не стала комментировать, потому что не хотела ссориться сейчас еще больше; не стала уточнять, потому что и так понимала, о чем речь; не произнесла ни звука, потому что действительно не хотела; не запротестовала, потому что не могла вот так просто отвернуться от него, тем более впервые в жизни принявшего хоть какое-то взрослое решение.       Он еще какое-то время сидел, разглядывая собственные руки и, видимо, подбирая слова. — Я сделал это потому, что ты права, — он вскинул брови и кивнул в подтверждение своим словам, наконец подняв на нее глаза. Ни горечи, ни грусти, ни мольбы. Просто факт. Он действительно не умел испытывать негативные эмоции.       Барбара усмехнулась про себя, довольная таким началом, но в лице не изменилась и промолчала, ожидая продолжения. — Я и сам не знаю, кто я, — Джером усмехнулся. — А ты вот, хоть какие-то наметки дала.       Он, похоже, собирался подтвердить каждую из ее фраз, которые до сих пор отдавались в голове глухим эхом. Или же снова бросить всю вину на обстоятельства и других людей? Такие праведниками за всю жизнь не станут, а уж тем более за день. — Я все детство выживал. Вряд ли это правильно, — он пожал плечами. — Поэтому ты скорее путаешь обстоятельство и следствие. Я не был плохим человеком изначально. Просто меня некому было научить быть хорошим. Поэтому я стал таким.       Это по-прежнему было похоже скорее на оправдание, и она мало верила его словам. Надо же уметь скидывать вину не только на кого-то, а вообще на нечто абстрактное. Но эта история была красивой.       «Можно ли считать самую изысканную ложь эквивалентом правды в нашем случае?» — думала она. — Меня никто и никогда не любил, — он продолжал говорить спокойно; так, что сложно было разобрать какие-либо эмоции. А может, их и вовсе не было.       Он слега улыбнулся сам себе, ведь ему все-таки удалось лишить эту фразу ее значения. Произнести сухо, как пустой набор букв. Великая вещь — самовнушение. Но так и не удалось забыть о том значении, какое она имела изначально и с чьих губ слетела. Ведь непостижимая для многих вещь — сдержанность.       «Выкрутиться, пока что-то снова не вышло из-под контроля». — Это понятно, — продолжил он мысль после некоторой паузы, — но что тогда не так с тобой?       Барбара, не в силах сейчас ругаться по новой, залилась звонким смехом, разорвав сгустившуюся в комнате тишину. С каких это пор стало всего две крайности, две эмоции? Забавно. — Если б я знала, — прошептала она и покачала головой. — Выходит, все еще не так? — Именно. — Но я… — …сделал то, что сделал, — перебила она Джерома. — И тебе не жаль. И у тебя по-прежнему нет совести, и нечему тебя грызть.       Барбара сделала небольшую паузу, раздумывая, но потом все же добавила: — А со мной по-прежнему все не так.       Она поняла. Она смирилась.       Он улыбнулся в ответ, настолько мягко, как только могло получиться. Еще одна эмоция, проскальзывающая на его лице так редко, что впору заносить в Красную книгу. Она ощущала себя какой-то особенной из-за возможности видеть это.       Она аккуратно на пол, оказавшись напротив юноши, и обняла его. Он неуверенно погладил ее по спине, ощущая теплое дыхание на шее. Она не целовала его, просто спокойно сидела. Он обхватил ее руками и крепко прижал к себе, зарываясь лицом в светлые волосы.       Они еще никогда не обнимались. Вот так просто, по-человечески, без грубого привлечения к себе, без поцелуев и окровавленных рук на шее, без сжатых до боли запястий. В погоне за острыми ощущениями они забывали о самом простом, самом, как казалось теперь, интимном. — Барбара, — тихо сказал он, по-прежнему не отпуская ее. Он все еще не мог распробовать слово на вкус. Он еще никогда не называл ее по имени, а теперь повторяет его второй раз за вечер. — Джером, — откликнулась та, хоть и смысла в том не было. — Спасибо. — За что? — она прекрасно понимала, за что, но раз уж преставилась такая возможность…       «И теперь я должен сказать это вслух, — думал он. — Ладно, месть так месть. Заслужил». — За то, что ты со мной, — он нахмурился, потому что с языка слетело не совсем то, что выстроилось в голове.       «Ну и ладно. Так даже лучше», — мгновенно поменял свое мнение он, когда Барбара что-то довольно промурлыкала в ответ, забираясь на него с ногами.       Они еще долго сидели так, пока она не уснула у него на руках.