Хаос ради хаоса

      Он, украдкой посмотрев в окно, отмечает, что сегодня один из тех редких дней, когда все не сливается в одну сплошную серую массу, а между облаками виднеются кусочки ярко-голубого неба. Он много где читал, что природа является вестником беды и часто уже заранее кого-то оплакивает. Он не допускал неудачи, а потому подумал, что оплакивать этих сумасшедших элементарно не за что. Оптимизм прямо-таки блещет, Джим! — Полагаю, ты сейчас терзаешься сомнениями о том, правильно ли ты поступил? — надменно произнесла Табита, прервав его мысли.       Гордон хмурится. Собственно, она почти угадала. Он ищет себе оправдания даже в прогнозе погоды. — Если хочешь, могу перечислить все твои выгоды снова, — она пожала плечами и слабо улыбнулась куда-то в пустоту, воображая себя психотерапевтом. — Не нужно, — Джима раздражает эта вечная издевка в ее голосе. Вот они, истинные манипуляторы — никогда не упускают возможности лишний раз воспользоваться своим положением.       Он едва удерживается от того, чтобы снова не пуститься в объяснения вроде того, что «серьезное дело зашло в тупик, другого выхода нет», но потом понимает, что это нужно не ей, а ему самому. Господи, конечно, выход есть! До чего ты докатился в этом городе, Джим? Сотрудничество с преступниками? Чудесно. Как там говорилось? «У каждого есть свой Кобблпот». И, исходя из опыта, даже не один. — По-прежнему чертов моралист, — снова усмехается Табита, будто читая его мысли. — Ты не протянешь здесь долго, парень. Ты можешь быть сколько угодно умным, богатым, влиятельным, сильным духом, знатоком своего дела — кем угодно, ей богу, но ты не сможешь быть праведным и живым одновременно. Не здесь. Еще никому не удавалось.       Он ничего не ответил, переваривая услышанное. Вот плутовка, великий дар убеждения. Жаль, направлен он не в то русло.       Она снова отворачивается от него, погружаясь в свои мысли. Ведет себя напыщенно спокойно для серийного убийцы. Джим опускает глаза и разглядывает собственные руки: сколько раз этот палец нажимал на спусковой крючок, целясь в человека? А сколько раз эти сжимали рукоять ножа? Он хочет забрать свои слова обратно. То есть мысли, он ведь не сказал это вслух? Он искренне надеется, что нет, потому что Табита все равно бы не подала виду.       Джим подумал, что пути назад уже нет.       Он был, просто ты закрыл глаза, чтобы не видеть его.       Он подумал, что всегда приходиться чем-то жертвовать ради общего блага.       И снова ты мастерски заменил слово «свой» на «общий».       «Хватит, — подумал Гордон, краем глаза поглядывая на по-прежнему невозмутимую Табиту. — Просто иди и делай свою работу».       Хотя он не был до конца уверен, что это именно его работа.

***

      Лязг металла, разрушающий иллюзию умиротворения, и тихое напевание, в котором было сложно разобрать слова. Кто-то сосредоточенно точил ножи, сидя на столе, а кто-то порхал босиком по комнате. Спокойствие настораживало; спокойствие равнялось дискомфорту, который уже чувствовался в воздухе.       Она думала о том, что зависимость от адреналина — хуже наркотической или любой другой, и насколько трудно ей стало здраво анализировать происходящее. Порой, совсем запутавшись в этих мыслях, она заходилась беспричинным смехом. Тема жизни вообще по какой-то причине стала очень тяжелой. — У меня было все, — иногда начинала рассуждать она. — Все, что нужно для элементарного человеческого счастья: крыша над головой, деньги, отношения, какое-то постоянство.       Джером уже знал наизусть все эти речи, посвященные терзаниям о прошлом, и потому заканчивал за нее: — А ты променяла это на коктейль из полнейшей анархии, неуверенности в завтрашнем дне и угрозе жизни. — И не жалею, — обычно трепала она его по рыжим волосам в такие моменты, а тот недовольно глядел на нее исподлобья.       Она поставила перед ним кофе. Она никогда не понимала тех розовых соплей из серии «какое все-таки счастье, когда есть, для кого заваривать вторую чашку». Ей для себя-то это было по-прежнему непривычно делать, а уж тем более для кого-то. — Мы похожи на женатую парочку, — сухо прокомментировал он, не отрываясь от занятия. — Господи. Осталось только начать наглаживать тебе рубашки на работу и держать какого-нибудь спиногрыза на руках. — Ты уже на пути к этому. А вот про работу плохая шутка была. — Ах так! — она одним движением смахнула кружку со стола, которая тут же разлетелась на осколки, расплескав содержимое по всему полу.       Джером медленно поднял на нее глаза и в следующую секунду согнулся в приступе истерического смеха. Барбара лишь улыбнулась и отпила из своей кружки.       Когда он немного успокоился и теперь просто качал головой, глядя на нее, она наконец заговорила: — Я честно пыталась быть заботливой… — А я неблагодарная сволочь, — закончил он за нее и расплылся в невинной улыбке. — Но убирать все равно теперь тебе. — Зачем? — усмехнулась Барбара. — Что такое кофе по сравнению с нашим окровавленным диваном, — она, прыснув, кивнула в сторону гостиной.       Разговор прервал треск ломающегося дерева.       Барбара с Джеромом переглянулись. — Входная дверь, — тихо проговорила она. — У нас гости! — вскричал радостно тот и спрыгнул со стола. — Добро пожаловать! — Идиот, — покачала головой Барбара. — Так делать нехорошо! — продолжал возмущаться тот, цыкая языком. — Ее ведь можно просто открыть. Проходите, присаживайтесь, если вас не смущает кровь, кофе, а теперь еще и сквозняки, — Джером многозначительно свел брови, прокручивая в руке нож. — Заткнись и подожди! — шикнула на него девушка и осторожными шагами направилась к источнику звука.       Увидев «гостей», она выпрямилась и замерла, как любое живое существо теряет способность к движению в самые опасные моменты. Непонятный рефлекс, ведущий только к смерти. Спасибо, мать-природа.       Бывает такое, когда вот так неожиданно встречаешь тех людей, которых уже и не надеялся увидеть в этой жизни. Но все бывает. — Табита, — проговорила она на выдохе с ноткой разочарования в голосе и закусила губу, от чего еще больше стала походить на маленькую девочку.       Это была забавная картина, имевшая место быть всего лишь пару секунд, пока они изучали друг друга, будто заново знакомясь: худенькая блондинка с хвостиками в одной лишь длинной рубашке, прогибающаяся под одним лишь взглядом той, что стояла напротив — ночной фурии с каменными стражниками за спиной. Они могли бы быть хорошими подругами. Или хорошими больше-чем-подругами. Но жизнь дает лишь один выбор, и он уже был сделан. — Прости, милая, — наконец ответила та с грустной улыбкой.       Один точный удар в висок оружием, для того неприспособленным, и Барбара повалилась на пол. — Потом оттащите ее. На очереди следующий, — скомандовала она своим головорезам.       Табита старалась не поддаваться странному щемящему чувству. Нет, она была абсолютно уверена в своих намерениях. Нет, она не могла испытывать чувство жалости ни к одному из них. Нет, она не собиралась отказываться от идеи мести; скорее наоборот, в ней росло убеждение в правильности этого.       Но она чувствовала, что начала войну, не объявив ее. Подло, неожиданно и разрушительно, наблюдая, как хрупкая, по-своему счастливая жизнь крошится в ладонях, сыплясь сквозь пальцы.       И в городе, где каждый первый несет бремя убийства, были достойные люди.