***
И в конце оставалась лишь тишина. Можно подумать, что в Аркхэме ее вообще как таковой не бывает: постоянное движение и гул в общей комнате, переклички и беготня санитаров днем, крики, смех, плач или просто скрежет ногтей по стене заключенных, редкий вой сирены и разговоры охранников по ночам. Полно тех, кто не спит допоздна, разговаривая с матерящимся часовым; немало и других, кто подрывается с петухами из-за необходимости быть начеку, боясь кого-то, кто никогда не придет. Кого-то в своей голове. Но даже здесь бывает тишина. Да, всего пару часов, не больше, но ведь бывает. Тишина путается где-то в предрассветных часах, когда чье-то время уже истекло, а чье-то еще не пришло. Тишина, казалось бы, призванная приносить спокойствие заблудшим душам тех, кто не спал, но на самом деле раздиравшая их в клочки. Тишина была чем-то живым. Она чувствовала, как та понемногу пробирается в комнату, обнимает за плечи, пролезает куда-то глубоко внутрь, будоража воспоминания и чувства, а затем до упора вонзает клинок под ребра, медленно проворачивая по часовой. Тишина не позволяла мешать ей: она всегда затыкала ей рот, не давая вскрикнуть, и слизывала появлявшиеся слезы, не давая им скатиться по щеке, оставив блестящую дорожку. По крайней мере, так казалось ей, на самом деле слишком обессилевшей, чтобы плакать или кричать, разрываясь изнутри снова и снова. Можно было бы предположить, что такое бывало каждый день. Но кто здесь помнил, что вообще такое день и сколько он длится? Для каждого здесь по-разному: от завтрака до завтрака, от приступа до приступа, от терапии до терапии. От тишины до тишины. Она ни с кем не говорила. Почти ничего не ела. Совсем ничего не делала. Смотрители вначале издевались над ней, но, получив достаточно агрессивный отпор, поняли, что лучше оставить пошлые шутки при себе. Заключенные вначале радовались ей, потому что помнили ее как местную заводилу, но, получив в руки полную противоположность своего маленького кумира, отправились на поиски другого. Она постепенно превращалась в местное приведение, о котором уже складывали легенды. Она безумно боялась касаться собственного тела, просто потому, что его когда-то касался он. А еще больше боялась чужих прикосновений. Охрана здесь жестока и часто беспочвенно груба, а потому, когда один из людей в форме схватил ее за запястье, она просто вгрызлась в руку обидчика, даже вырвав кусок плоти. С тех пор в общую комнату ей выходить не разрешалось, что, как она сама думала, к лучшему. Однако, вспоминая об этом случае, запястье жгло, как огнем. Ее кожа будто отторгала чужие прикосновения, а она могла часами разглядывать свои руки, представляя на них когда-то столь привычные синяки от слишком грубой хватки шершавых рук. Она часто ощупывала языком губы, пытаясь найти привычные раны. Она жалела о том, что он не оставил на ее теле столь же въевшегося знака, как в ее голове. Она часто запускала руки в свои волосы, силясь выдрать их с корнем, словно воспоминания из головы. Но чем больше она пыталась от них избавиться, выбраться из этой пучины, тем с больше силой они наваливались вновь и затягивали ее глубже, будто зыбучие пески. Она знала, с чего все началось, но понятия не имела, как долго будет продолжаться и чем закончится. Порой, совсем отчаявшись, она разговаривала вслух с серой каменной стеной, представляя, что разговаривает с ним. Однако, все «порой» и «иногда» нередко перетекают в нечто постоянное и привычное: так стало и с ее вечерними разговорами. Или можно сказать «их»? Ведь он по-прежнему был таким живым, таким настоящим, таким похожим на себя с этим смехом, с нескончаемым запасом сарказма, с немного детскими чертами лица и с большими теплыми ладонями, которые она научилась нащупывать в толще холодной стены. Барбара счастлива. Барбара больше не говорит: «Проваливай, рыжий». Она не хочет, чтобы он уходил. Барбара с нетерпением ждет, когда он наконец пригласит ее на танец.Конец.
***
От автора:
Пишу я это здесь, потому что комментарии к части навечно принадлежат песенкам. И сейчас имеет место быть очень странный момент, когда ты чуть не плачешь над тем, что сам же и написал. Да, так бывает. Просто я невероятно люблю этих персонажей и теперь буквально отрываю их от сердца. Мне будет этого не хватать. Спасибо, что были со мной. Спасибо, что нашли время на эту историю. Спасибо вам.«Только когда пишешь о Джероме, узнаешь такое огромное количество синонимов и эпитетов к слову «смеяться», — ©.