После Тебя

Ветер битвы страшной воет. В чистом поле ты один, Без поддержки, храбрый воин, Между серых вражьих спин, Между ликов искаженных, Между пик, мечей и лат. И увидеть побежденным Все вокруг тебя хотят. Ты глядишь на них в испуге, По лицу струится пот, А из порванной кольчуги Кровь горячая течет. Убивают злые очи Тело слабое твое. Дерзкий воин, выжить хочешь? — Невозможно…все…вранье… Смерть пришла… — сочится в ухо Комариный голосок. Только бьется сила духа Пульсом огненным в висок. (Татьяна Велесова)

POV Виктор Никифоров       Это утро было особенным. Хотя, по сути, можно сказать, что ничего необычного и не было. Проснулся в прекрасном номере отеля на отличной мягкой кровати. Юри спал рядом, прижавшись к моей руке, обхватив ее своими так, словно боялся, что я уйду, когда он уснет, и больше не вернусь. Это так мило. Меня всегда забавляло наблюдать за тем, как мой теперь уже супруг пытается строить из себя настоящего самца, сурового мужчину. При всем этом он смотрит с подобострастием, обожанием и даже страхом порой. Но страшится поросеночек не гнева. Он боится, что меня не будет. Если честно, в такие моменты я немного расстраиваюсь, понимая, что Юри никогда не сможет стать даже близко похожим на сильного мужчину. Хотя, надо сказать, порой его пробуждающаяся наглость, так похожая на брутальность, заставляет в этом усомниться. А нужен ли мне вообще мужчина рядом? — Кто знает, я и сам до конца не разобрался.       Кем бы ни был спящий рядом, ясно одно — теперь это мой законный супруг. Мне становится весело от мысли о том, что за двадцать восемь лет ни одна женщина не смогла поймать Виктора Никифорова в свои сети настолько крепко, чтобы я решился надеть ей на палец кольцо. Но, при всем при этом, такая уже кажущаяся невероятной вещь удалась немного несуразному японскому пареньку. Жизнь, ты прекрасна и необыкновенна! У тебя столько идей, и мне очень интересно, чем все обернется.       Склоняюсь над Юри, целую его в губы, но так, чтобы не разбудить. Глажу по щеке и не могу не улыбнуться. Немного хочется пить, надо подняться, как-то выскользнуть из его «захвата». И спустя время мне это удается.       Бодрое прохладное утро. Стою в мягком теплом халате на балконе, пью кофе (не поленился сварить, ну надо же). — Когда былые дни я вижу сквозь туман, Мне кажется всегда — то не мое былое, А лишь прочитанный восторженный роман…*.       Кажется, опять впадаю в легкую меланхолию. С чего бы вдруг? Ведь вот она — новая жизнь. С новой точкой отсчета, пришедшая с этим рассветом. И человеком рядом со мной. Ну, хотя не таким уж и новым, но всё-таки теперь в другом качестве. Изменится с той поры, когда мы оба расписались в официальном документе, и я открыл всему миру то, что место в моем сердце занято мужчиной? — Да, несомненно, грядет что-то новое. И мне немного, совсем чуть-чуть беспокойно. Но я никогда не был против рискнуть. Что ж, так случилось и на этот раз. Сыграет ли столь высокая ставка? Я отдал Юри себя целиком, со всеми потрохами, произнеся клятву верности перед большим количеством людей, ставших свидетелями рождения новой семьи. О, боже. У меня есть семья…       Мы с супругом уже несколько часов гуляем по городу. Постоянно заходим в какие-то бутики, магазины, торговые центры. Я покупаю всякое барахло, которое приглянется. Не потому, что оно мне так уж нужно — просто люблю делать покупки. К тому же у нас с Юри ведь, по сути, начался медовый месяц, а разве не нужно провести это время с максимальным удовольствием? Хотя я считаю, что вообще всю жизнь надо провести так, чтоб быть довольным, и когда придет час попрощаться с ней, не жалеть ни о чём. Ну, об этом часе, наверное, еще слишком рано говорить. Я не старик, Юри — тоже. Наша совместная жизнь будет долгой и, надеюсь, счастливой. — Виктор, может, не стоит это покупать?       Держу в руках смешной свитер с оленями, поворачиваюсь в сторону своего супруга. — Почему?       Юри мнется, а я еле сдерживаюсь, чтоб не рассмеяться в голос. Конечно, он понял, что этот свитерок собирались нацепить на него. Вот только сам Поросеночек от этой идеи явно не в восторге. — Просто… мы уже столько всего накупили… По-моему, для одного дня этого более чем достаточно…       Ах ты, хитрая хрюшка. Ну хорошо. Сегодня я тебе уступлю. — Ладно.       Вешаю свитер обратно, мы выходим в коридор очередного торгового центра. — Как насчет легкого перекуса?       Юри мило улыбается в ответ, кивает. Я беру мужа за руку, и мне приятно не только касаться его, но и сам факт, что нам не нужно скрываться, притворяться, что мы только друзья или просто тренер-подопечный. Впрочем, и раньше не особо-то скрывали. Просто теперь можно совсем расслабиться. Чертовски повышает настроение. Вот бы каждый день был таким.       Едем в такси. Юри так устал, что задремал на моем на плече. Я приобнимаю его и, по правде, сам не прочь бы немного поспать — так расслабило. В теплом кэбе на заднем сиденье очень уютно. Смотрю в окно на мелькающие за стеклом дома. Этот город так несложно полюбить. Я был здесь не раз, но почему-то только теперь его «рассмотрел».       Телефон в кармане пальто зазвонил. Я достаю его как можно быстрее, чтобы Юри не проснулся из-за громкого рингтона, и, не глядя, провожу пальцем по экрану, прикладывая трубку к уху. Кто это еще? — Виктор, ты можешь говорить?       Яков? Неожиданно. Смотрю на Юри и отвечаю вполголоса: — Относительно. Что-то срочное?       Слышу шумный выдох. Это точно плохой знак, и внутри меня всё сжимается. — Значит, ты еще не в курсе… — Да что случилось?!       Кажется, сердце бьется быстрее. Что происходит? — Юра вчера ночью…       Что, что такое?! — …вчера ночью спрыгнул с Борового моста в канал…       Я не могу дышать. Воздуха так мало. — ЧТО?! Это невозможно! Он не мог!       Новый вздох слышится в трубке. — Оказывается, мог. Камеры возле моста засняли, как он выбросил в канал рюкзак, перелез через перила сам, а потом прыгнул. Видео уже по всему интернету гуляет… Это попытка суицида. Без вариантов.       Юри проснулся, сонно и непонимающе смотрит на меня. А я, кажется, схожу с ума. Не могу, не хочу в это верить. Но… «попытка»? — Он… он…       Не могу закончить вопрос. — Да, Юра жив. Но сейчас находится в глубокой коме. Его состояние очень тяжелое, врачи прогнозов не дают. Он может вообще никогда не очнуться… — Я… я перезвоню…       У меня нет сил продолжать разговор. Все мысли в голове превратились в кашу. Это просто какой-то бред. Может, несмешная шутка? Попытка пранка, и сейчас тут, в кэбе, установлены камеры? — Что случилось?       Юри встревоженно смотрит, но я так сильно погружен в свалившуюся на меня новость, что игнорирую вопрос. Вместо этого быстро забиваю в поисковике «Юрий Плисецкий суицид». И после первого же нажатия кнопки запроса вижу целую кучу ссылок с прикрепленным видео. Не думая, нажимаю на самую верхнюю. Задерживаю дыхание.       Боровой мост. Я был на нем неоднократно и слышал об этом месте разное. А сейчас вижу на нем одинокую подростковую фигурку. Качество видео ужасное, но в этом человеке можно признать Юрия. Точнее, кого-то очень похожего на него. Лица почти не видно, но эта одежда выглядит знакомой. Такую куртку я видел столько раз на Юре. Пошатываясь и очень плохо держась на ногах, человек на видео подходит к середине моста, периодически что-то хлещет из бутылки. Опирается на перила. Выбрасывает бутылку, потом жестикулирует — кажется, разговаривает сам с собой? Секунда за секундой, я смотрю, не моргая, как он выпрямляется в меру своих возможностей. Снимает рюкзак с плеч, бросает канал, а потом почти в истерике мечется туда-сюда, порой сгибаясь пополам, хватаясь руками за живот. Он… смеется?! Юри смотрит через мое плечо, я чувствую его участившееся дыхание возле своей шеи. И смотрю.       Человек на видео медленно, с большим трудом перелезает через перила. Цепляется за них руками, прижимается спиной. Снова что-то говорит, но недолго. Смотрит вниз, наклоняя голову, потом вперед. Опять выпрямляется и… раскинув руки в стороны, будто желая взлететь, делает шаг, рухнув вниз…       Ролик обрывается. Как и мое сердце, упавшее куда-то на дно желудка. У меня трясутся руки. — Что… что это такое?!       Схватив крепко за предплечье, Юри смотрит мне в глаза. В голове раздражающий звон, и так трудно вообще даже рот открыть, не то что нормально ответить. — Юрий попытался покончить с собой…       Получается сказать это лишь хрипловатым шепотом. Я вижу, как округлились глаза супруга и запульсировала венка на его шее. Он волнуется, сильно волнуется, крепче сжимает пальцы на моей руке. И мы молчим, как два идиота. Не только от самой новости, но и потому, что каждый из нас понимает — всё случилось именно прошлой ночью не просто так.       Это совсем не совпадение. Я слышал о том, что Юрий куда-то пропал, ни с кем не желает выходить на связь, но периодически его можно было заметить в Сети. А я… не придавал ничему особого значения и был уверен, что это всего лишь временное расстройство из-за проигрыша в чемпионате. Ведь Юрий перфекционист, мне стало ясно с самой первой нашей встречи. Он всегда стремится быть первым, идеальным в том, что делает. И его жизненный девиз — «Лучший или никакой». А это…       Боже, как я был слеп. Но если быть честным до конца, всё же знал. Подозревал, догадывался — можно называть как угодно. Его разговоры, взгляды, поступки… Но я старался изо всех сил делать вид, что не замечаю, не понимаю и вообще тут не при делах. Надеялся — это временное, подростковое и пройдет также быстро, как и появилось. И Юра перебесится, найдет замену, просто забудет. Но я не учел одного — дети бывают очень импульсивны. Их душевное состояние хрупкое, его так легко нарушить, сломать. Мне хотелось верить — Юрий не такой. Он сильнее, ничто не сможет пошатнуть его веру в свою способность подняться на вершину, и никто тут не указ. Ни на льду, ни в жизни. Ведь Юра всегда вел себя именно так — как бунтарь, сильная личность. Я думал, что этому человеку совсем не нужен, и он прекрасно справится без меня. Но ошибся. И это чуть не стоило Юрию жизни…       Знаю, ничего уже не изменить. Да и что я мог бы сделать, при такой возможности? — Наверное, только одно — не относиться столь наплевательски к тому, что Юра пропал. Я должен был понять, как ему плохо, сразу после церемонии награждения, на которую он не пришел. И тогда, возможно, ничего этого бы не случилось. Но теперь… «Снявши голову, по волосам не плачут». Это не оправдание. Сослагательное наклонение не облегчает, не умаляет моей вины перед Юрием. Есть настоящее. Есть будущее. В котором я обязан сделать для мальчика все, что смогу.       Вот уже час, как мы покинули Соединенное Королевство и вместе с Юри летим на мою родину. Не знаю, чем смогу помочь сейчас. Хотя бы попытаюсь поддержать родных Юрия, зайду к нему, обеспечу лучших врачей. Боже, ощущаю себя таким ничтожным. Уже много лет это чувство не сковывало меня, да еще и настолько сильно.       Юри смотрит в иллюминатор. Шоковое состояние до сих пор сохраняется в нас обоих. Мы долго говорили, вернувшись в отель, много обсуждали. Но как только оказались в аэропорту, всё словно отсек невидимый топор. И мы молчим. Каждый погружен в свои мысли. Я должен поговорить с Юри, но не знаю, с чего начать. Мне хочется сказать ему, что он не виноват, и мы будем вместе несмотря на случившееся. Но не хватает духа. Поэтому я просто обнимаю его и крепко прижимаю к себе, целуя в макушку. — Не бросай меня…       Неужели он и впрямь сказал такое? — Почему я должен это сделать, глупый? — Потому что ты — это ты, — шепчет он и закрывает глаза.       Господи, как же мне больно. Юри, мой милый Юри, прости меня. Поворачиваю его голову к себе, пытаюсь улыбаться, смотрю в глаза. — Вот именно поэтому и не брошу. А еще потому, что люблю тебя всем сердцем.       Он улыбается несмело, я вижу, как его глаза наполняются слезами. Супруг утыкается носом в мою шею, и слышно, как он повторяет снова и снова: — И я тоже… тоже люблю тебя. Очень сильно люблю… Так люблю, что не смогу и одного дня без тебя. Я никто и ничто без тебя…       Глупый, закомплексованный поросеночек. Он до сих пор так неуверен в себе и думает, что я брошу его, сочтя недостойным. И совсем не понимает, что мне абсолютно безразлична разница в наших публичных статусах, материальном положении, популярности и прочей ерунде. Я новичок в семейных отношениях, а в этом мы равны. Вступаем на абсолютно неизведанный для каждого из нас путь. И будем идти по нему вместе до самого конца.       Я зашел сюда один — вдвоем нас просто не пустили. Но, может, оно и к лучшему — не думаю, что Юри должен видеть это. Мы уже встретили в коридоре Якова, Николая Александровича. Говорить было очень трудно: наш тренер пытался преодолеть подавленное состояние, поскольку до сих пор не мог поверить в произошедшее. Дедушка Юры вообще только поздоровался, быстро пожал мою руку, но больше не проронил ни слова. Кажется, я ему противен. Внутри меня борются две противоположности — понимание и молчаливый протест. Я хочу верить — моей вины нет, но не могу убедить в этом даже сам себя, что уж там — других. Наверное, так мне и надо…       Здесь чисто, стерильно. На мне белый халат, бахилы — по-другому сюда и не пустят. Я в двух метрах от кровати и не могу найти в себе силы сделать еще хоть один шаг. Просто стою и смотрю, слушая писк датчиков, шипение большой помпы, сдувающейся и снова наполняющейся кислородом.       Глаза Юрия плотно закрыты. У него во рту трубка, ведущая в горло, приклеенная пластырями. На руках электроды, или что это такое — не знаю, катетеры, рядом с кроватью две капельницы на стойках. Наш мальчик бледен, его кожа желтоватая, под глазами синяки. Он как будто неживой. Словно слеплен из воска. А что я ожидал увидеть, если этот хрупкий ребенок теперь даже дышать не может самостоятельно?!       С каждой проведенной здесь секундой мне все больше кажется, что и мое дыхание сейчас остановится. И сердце колотится так неровно. В горле комок, голова начинает болеть. Я не могу, не могу больше держаться. — Юра…       Плачу. Впервые за двенадцать лет…