После Тебя

POV Виктор Никифоров       Чувствую странное опустошение. После того, как Юрий съехал, мне стало не по себе. Знаю, что Отабек — ответственный парень и позаботится о нем. Плюс ко всему рядом Йозеф. Может, зря я так упёрся и настоял на увольнении? Уже много раз за прошедшие сутки перебрал это в голове и всегда приходил к разным выводам.       Неужели этот мальчишка не понимает, что моя реакция была абсолютно обоснованной?! Я переживал за него. Когда мы с Юри увидели мчащийся по дороге мотоцикл, радостное лицо Юры… Чёрт…       Наверное, я все-таки идиот и просто не понял, насколько необходимой была для него та встряска. Ведь он столько времени провел в кровати и коляске. А для Юры, привыкшего к движению, склонного к перфекционизму, это хуже адской пытки. Что же я наделал, почему мне теперь так больно?       Юри старается вести себя как обычно. Хочет подбодрить, убедить, что всё правильно. Это, несомненно, греет мою душу. Правда, сам я веду себя как аморфное существо: молчу, часто сижу задумчивый. И хотя это прекрасно осознаю, ничего с собой поделать не могу. Что ж, выходит, путешествие закончено? Пора… домой?       Зашел в очередной раз в спальню Юрия — точнее, то, что было ею. Меня необъяснимо тянет сюда. Вот и сейчас, в абсолютной тишине, сижу на кровати, уставившись в окно. Как странно.       Прикроватная тумбочка справа. Рука сама тянется и начинает выдвигать ящики один за одним. Абсолютно бесцельное и бессмысленное действие. Пусто. Пусто. Пу… что это?       Несколько исписанных ровным убористым почерком листов. Пробежавшись взглядом по первым строчкам, понимаю — это нечто вроде дневниковых записей. Вот уж никогда бы не подумал…       Не могу удержаться, чтобы не прочесть. Понимаю, это неправильно, но всё выходит как-то само собой. И с каждой прочитанной строкой сердце сжимается сильнее. »…Порой мне всё-таки жаль, что я вышел из комы или вообще не сдох. Каждый новый день в непосредственной близости с этими двумя для — наказание. Не могу и не хочу видеть, как они нежничают друг с другом. Мне так хочется наброситься на них, избить, наорать, а потом подняться на ноги, как какой-нибудь сраный Супермен, показать средний палец и свалить гордой походкой. Чтобы забыть навсегда».       Я догадывался. Нет — знал, что не безразличен ему. Мне следовало понять, что своим обществом причиняю Юре только боль. Но ведь я… хотел как лучше.       »…Сегодня, когда Виктора не было дома, ко мне снова приходил свинорылый. Я все думаю, может, про себя называть его Двуликим? Ведь и в самом деле, Кацудон с Виктором и без него — два абсолютно разных человека. Если при муженьке япошка сама нежность, ласка, доброта и прочие сопли, то, стоит нашей звезде выйти за порог, «Поросёночек» тут же становится настоящей свиньей. Или даже змеей. Он приходит ко мне, практически требуя оттолкнуть от себя Виктора. Шипит всякую херню о том, что тот никогда не станет моим. Глупый хряк, я уже и не претендую. Может, во мне нет задатков гениальности, но даже при таком раскладе вполне ясно, что Виктор не любит меня. И никогда не полюбит. А биться башкой в стенку, надеясь ее пробить, я не намерен. У меня тоже есть разум и гордость. На сегодняшний день хочется только двух вещей — встать на ноги и навсегда обрести свободу. Мне больше никто не нужен, хоть сердце с этим и не согласно».       Я надеялся, всё это — временное, подростковое, одно из проявлений переходного возраста. Быть может, так и есть на самом деле? Ох, так упорно открещиваюсь, что кружится голова. Но прав ли я? И что значат все эти строки про Юри? Разве он такой на самом деле?       «Каждый день проходит почти одинаково: просыпаюсь, завтракаю, Йозеф помогает мне размять ноги, делает массаж, гуляем, жрем, разговариваем, ездим периодически к врачу. Докторишка говорит, что возвращение чувствительности — очень хороший признак. Как будто, блять, я и без него это не понял.       Когда Йозеф массирует мне стопы, не могу не ржать. Так щекотно, хочется дернуть ногой, но не могу, и это просто выбешивает. Само собой, на Йозефа не срываюсь. Думаю, он хороший мужик. Привык я к нему. Мозги не компостирует, во всем помогает, а большего и не нужно.       Жду приезда Отабека. Надо сказать, хоть дружим не очень давно, мне его не хватает. Он звонит, переписываемся в Сети. На сегодняшний момент только Бека и Йозеф хоть как-то развеивают мою тоску. Дед с интернетом на «вы», так что может только звонить. А больше я и не нужен никому».       Чувствительность?! Что это значит?! Выходит, Юрий чувствует свои ноги, но ничего не сказал об этом?! Я не понимаю, почему он так поступил. Неужели он настолько ненавидит меня, что хочет полностью исключить из своей жизни уже сейчас? Чувствую себя облитым грязью. Не знаю, отчего мне так мерзко, и начинаю злиться. Кажется, нужно поговорить с одним вредным мальчишкой…       Юри, мягко говоря, прохладно отнесся к моему желанию поговорить с Юрием. Когда супруг узнал о том, что наша «Русская фея» чувствует свои ноги, он, кажется, разозлился. Конечно, почти никак внешне этого не показал, но я успел заметить непроизвольно сжавшиеся кулаки. Надо сказать, в тот момент прекрасно его понимал. Я чувствовал себя обманутым. И вот теперь еду в такси к отелю, в котором остановился Отабек, и где теперь живет Юра.       Некоторую неловкость ощутил уже с порога — дверь мне открыл Йозеф. С одной стороны, укрепился в правильности своего решения, с другой — ощутил легкие угрызения совести. Поздоровавшись с ним, я прошел в номер.       Юрий сидел в гостиной на диване и играл в приставку от скуки. Заметив меня, он поставил игру на паузу, но только лишь на полминутки, потом, снова вернувшись к процессу, пробормотал: — Если пришел просить вернуться, можешь сразу же услышать ответ — этого не будет.       Я не удивлен такой встречей. Примерно таких слов от него и ждал. Впрочем, то, что скажу ему, он явно не готов будет услышать. — Я пришел, чтобы задать всего один вопрос…       Кажется, он удивлен. Снова поставив игру на паузу, Юрий повернулся ко мне. Смотрит в упор, ждет продолжения. — С этого места и поподробнее? — Почему ты не сказал мне о чувствительности в ногах?       Знаю, произнес это жестковато, но ничего не мог с собой поделать. Обида накрыла с головой, я чувствовал себя обманутым и отчего-то именно сейчас, глядя в глаза Юрия, рассердился сильнее всего. Держись, Виктор, ты должен выглядеть достойно. Быть может, тогда ему станет стыдно? — Откуда ты узнал?..       Теперь попался я. Что же сказать? — Твои письменные откровения поведали мне много интересного.       Я наступил на больное. — Что?! Ты читал?!       Он ухватился за спинку дивана, выпрямился и ошарашенно поглядел на меня. В его глазах столько разных чувств: волнение, обида, испуг, злость, что-то еще. Странно, но теперь я ощущал себя виноватым. Все-таки, если подумать, не должен был читать, ведь сразу же стало ясно, что это дневниковые записи, очень личные. То, что не решишься по каким-либо причинам рассказать другому. А я, выходит, заглянул мальчишке в душу, хоть меня в нее пускать он совсем не хотел. — Ну ты и сука… — прошептал Юрий, и мне в тот же миг захотелось провалиться под землю. На какое-то время я даже забыл о том, зачем вообще пришел сюда сегодня. — Знаешь… А ведь и я бы мог, наверное, сказать тоже самое…       Повернувшись, иду к выходу. Не могу больше смотреть на Юру. Отчего же мне больно? Я так хотел, чтобы между нами не было зла, ненависти, обиды, каких-то старых счётов. Но, похоже, теперь это почти невозможно. Сердце щемит. Мне многое хочется сказать Юрию, но одновременно с этим в противовес я не желаю говорить. Ни слова больше. У него своя жизнь. А у меня… — Ты счастлив?       На мои ноги словно набросили невидимый аркан. Я остановился, уже ухватившись за дверную ручку. — Что? — Твой хряк. Ты счастлив с ним?       Такой простой вопрос, но отчего-то он ставит меня в тупик, и я просто смотрю вперед, тупо впиваясь взглядом в темную древесину двери. — Ты всеми силами пытался дать понять, что тебе плевать на меня. К чему тогда такие вопросы?       Не дожидаясь ответа, выхожу в коридор. А на душе стало совсем погано. Почему я так сказал? Зачем ушел от ответа? Ведь мне, по сути, ничего не стоило произнести «Да». Но я не смог. И теперь дополнительным грузом на плечи легло чувство вины перед Юри. Да, он не узнает об этих вопросе и ответе. Но от этого не легче. Чего я добился, приехав сюда? Что мне теперь делать? Уезжать в Японию? В Россию? Куда? Ведь Юрию я теперь не нужен, да и был ли вообще когда-то таковым? Или всё это лишь самообман? *** — Как поговорили?       Погруженный в мысли, помешиваю ложечкой чай. Слышу вопрос Юри, но мозг воспринимает его не сразу. Поднимаю глаза и смотрю лицо супруга, не придумав ничего лучше, чем пожать плечами. — Не получилось разговора. Ты же знаешь характер Юрия…       Да уж. Мы оба его прекрасно знаем. И тем глупее на фоне этого кажется моя поездка в отель. Вот только…       Действительно ли я отправился туда, чтобы поговорить? Или просто настолько сильно привык видеть Юрия ежедневно, что мне стало его не хватать уже спустя сутки? Сейчас, когда понимаю — по сути, нечего больше делать в этой стране, ничто не держит в этом городе… почему мы с Юри до сих пор не начали собирать вещи, не заказали билеты на самолёт? Поросеночек смотрит на меня внимательно, но молча. Уверен, такие же вопросы он хотел бы задать, но что-то не позволяет ему это сделать, какой-то внутренний барьер. И это мучает меня еще больше. Я осознаю, что не могу и не хочу уезжать, пока Юрий здесь. И при всём этом не понимаю, что происходит со мной. — Значит, вы… поругались? — Точнее сказать — не помирились. Если ты помнишь, вчера между нами произошел не самый приятный разговор…       Юри помолчал немного. — Выходит, Йозеф по-прежнему ухаживает за ним? — Да, он был там.       Остаток обеда проходит в молчании. Меня не покидает дурацкое ощущение, будто муж был со мной в тот момент, когда Юрий задал вопрос о счастье. И хотя знаю, что это не так, чувствую себя нашкодившим котом, которому сейчас выдадут размашистый пендель увесистым ботинком. — Когда мы едем домой?       Чёрт подери, он всё-таки задал этот вопрос. — Ты так хочешь поскорее уехать?       Наши взгляды пересекаются. Как же трудно смотреть ему в глаза. — Да. Я… соскучился по Хасецу.       Врёт. Будь я проклят, если это не ложь. И еще… Мне не дают покоя слова, написанные Юрием о Юри. Неоднократно он упоминал в своих строках о двуличности моего супруга. Тогда я решил, что это всего лишь злость и обида, заставляющие его писать такое о человеке, «отобравшем» меня у него. Но сейчас, в этот самый момент, когда ясно чувствую ложь, произнесенную Юри, вдруг задумался о том, насколько истинными могут оказаться утверждения о его лицемерности и двуличии. Брось, Виктор, что за бред? Ты ведь женился на этом человеке и не мог ошибиться! Юри совсем не такой!       Мловно наяву слышу в своей голове чей-то мерзкий издевательский смех. Кто-то шепчет, склоняясь к моему уху: «Ты и в самом деле веришь в это?».       Хочется удариться головой об стол, если только это принесет мне облегчение и поможет разобраться. ***       Смотрю, как грузчики выносят из квартиры вещи. Через несколько часов самолет унесет нас прочь из этой страны. Юри стоит рядом, что-то говорит порой, но я не воспринимаю, только кивая и согласно мыча. Не узнаю сам себя и, выныривая из оцепенения, слышу: — Ты ведь не хочешь уезжать, верно?       Так. Срочно! Сейчас же посмотри на него и улыбнись! Немедленно! — Ну что ты, поросёночек. Я тоже соскучился по «Ю-топии», запаху кацудона, плеску фонтана у источника. Разве тебя не одолевают те же мысли?       Этот взор с оттенком недоверия. Но через секунду Юри улыбается. — Да, ты прав. Я действительно хотел бы поскорее увидеть и услышать всё это снова.       Кажется, обошлось. Стоп! А что обошлось? Разве я в чём-то виноват? Снова смотрю на проходящего мимо грузчика, вижу в его руках очередную коробку. Тоска накрывает меня плотным невидимым покрывалом. Юра не приедет нас проводить. Он попросту не знает…       Наверное, еще никогда я с такой неохотой не шел через терминал аэропорта. Но, надо сказать, сейчас держусь внешне довольно хорошо — кажется, Юри не замечает странностей в моем поведении. Или делает вид? — Всё-таки надо было выпить кофе перед отъездом, — пытаюсь улыбаться как обычно. — А? — лицо Юри удивленно вытягивается, он такой забавный в этот момент. — Кажется, я видел где-то неподалеку автомат. Если так сильно хочешь кофе, думаю, ты успеешь его купить…       Боже, какой он милый. Не могу удержаться, чтоб не погладить супруга по щеке и на улыбнуться. — Да ладно, чего уж теперь. В самолете все равно предложат. А ты, кажется, загрустил? Что с тобой, кацудончик?       Он качает головой, слабо улыбается в ответ. — Нет-нет, все в порядке. Просто не люблю суету перед поездками.       О, мне это очень знакомо. За все годы своей карьеры я уже накатался по свету. Интересно смотреть на новые страны и города, но вот добираться до них порой действительно утомительно. Но от этого никуда не деться.       Телефон в кармане звякнул, оповещая о новом сообщении. Сам не знаю, почему, но слегка заволновался, доставая его и проводя пальцем по экрану.       «Забудь о прочитанном. Надо поговорить». Забыть? Серьезно? Господи, все-таки я порой забываю, что Юрий — подросток. Впрочем, даже вполне взрослые люди нередко говорят и совершают глупости. Как я могу об этом забыть?! Ведь там, на нескольких листах, было столько всего, что Юрий наверняка никогда не произнес бы вслух передо мной! Он явно не рассчитывал, что написанное когда-либо попадет в чужие руки, тем более — в мои. Выходит, все это — чистая правда. И значит…       Юра все-таки любит меня. Упирается, пытается убедить самого себя в том, что всё не так. Но у него не выходит. Я знаю, чувствую и никак не могу понять, отчего это так сильно меня волнует. Я не люблю его. Я люблю Юри. Официально закрепив наши отношения, мы дали понять друг другу и всему миру, что будем вместе навсегда. — Виктор, пойдем, наш рейс объявили.       Ведь будем?