После Тебя

«Только не сомневайся. В сомнении — страх, а в страхе — смерть». Анхель Де Куатье.

POV Юри Кацуки       Никогда прежде не возвращался в Японию с подобными чувствами. Всякое бывало — радость, отчаянье, горе. Но теперь, выходя из такси перед родным домом, я ощущаю нечто похожее на растерянность. Правильно ли я сделал, подтолкнув Виктора к тому, чтобы вернуться сюда? Ведь хотел только… Чего я желал, по сути? — Увезти своего мужа подальше от Юрия? Неужели настолько опасаюсь этого мальчишки, что страх погнал меня за тысячи километров от него? Так сильно сомневаюсь в Викторе и себе самом, что прячу его, словно пищу в голодные годы? — Я запутался. И чем больше размышляю обо всем этом, тем запутаннее кажутся пути решения. Плисецкий сам сделал выбор, пойдя против Виктора. В этом нет моей вины. Я заставлял его кататься на мотоцикле. Это он возмущался из-за медбрата и переехал. Получается, мне можно быть спокойным? — Разум говорит, что да. Сердце… А что скажет оно? — Вот мы и дома…       Вздрогнув, поворачиваю голову. Я настолько погрузился в мысли, что на минутку потерялся из реальности, и ласковый голос Виктора вернул меня обратно. Пытаюсь улыбаться, но, кажется, получается как-то болезненно. Надеюсь, супруг ничего не заметит. — Да, наконец-то…       Видимо, услышав наши голоса, из дома вразвалочку вышла Мари. Ах, да, мы ведь совсем забыли предупредить домашних о том, что возвращаемся. Дымя сигаретой, сестра удивленно смотрит в нашу сторону, а потом ухмыляется. Кажется, хочет как-то сострить, но особо в голову ей ничего не лезет. — Вот так та-а-а-ак… — выдает она с растяжкой. — Наши голубки вернулись. А чего это вы вдвоем? Почему Юрио не привезли?       Черт. Мари, ты вообще не чувствуешь грань, которую не нужно переступать?! Смотрю на Виктора. На его лице на секунду промелькнуло замешательство и… грусть? Но тут же сменилось на улыбочку, которая обычно предназначена для назойливых журналистов. — Юрио продолжает лечение в Израиле.       Лицо сестры удивленно вытягивается, она даже забыла про сигарету, и пепел падает на деревянный помост. — Вот как? А вы чего припёрлись тогда? Почему мальчика одного оставили?       Мне хочется наорать на нее, но держусь из последних сил, сжав кулаки. Заткнись, ради всего сущего на земле, замолчи! — С ним Отабек. Он в надежных руках.       Готов поклясться, что голос моего мужа дрогнул, и каждой клеточкой я буквально чувствую, как скребут у него на душе кошки. Но почему Виктор настолько болезненно это переживает? Он не сможет обмануть меня красивой, но картонной улыбкой. Виктор, Виктор, прошу тебя, забудь! Расслабься хоть на день! Мы же дома, где нас любят! Я рядом, я тебя люблю! — Эй, Мари, мы все-таки с дороги. Может, окажешь гостеприимство? Все-таки столько времени не виделись.       Сестра приподнимает бровь, как будто до нее только что дошло. Порой мне кажется, что она не японка. Ну как так можно?! — А, да. Проходите в дом, сейчас всё устрою.       Всемогущий Будда, мне уже хочется развернуться, забрать Виктора и уехать на край света. Держись, Юри, все хорошо. Ты просто устал после долгого пути, надо отдохнуть. Я ощущаю на себе взгляд Виктора, он берет меня за руку. В душе становится чуточку спокойнее. Теплое подтверждение того, что любимый здесь, рядом со мной. Супруг целует меня в висок. — Не сердись на нее. Нас ведь никто не ждал.       Ох, как хорошо, что ты понимаешь. Как хорошо… ***       Почти весь остаток дня Виктор вел себя странно: был необычно молчалив, редко улыбался, и даже Мокка, который так радовался возвращению хозяина, не смог, похоже, пробудить в нем веселье. Хотя, конечно, нашему любимцу досталось поглаживание и почесывание за ухом, но все это происходило как-то машинально, на автомате. Не потому, что хотелось, а потому, что так надо, этого ждут от Виктора. Я все видел и понимал, но ничего не сказал. Быть может, лучше просто пока не лезть к нему, и он просто утомился?       Закатное солнце окрашивает «Ю-топию» в разные оттенки красного. Мне всегда нравилось смотреть, на это. Я вышел на улицу, пытаясь расслабиться, и заметил стоящего недалеко от источника Виктора. Держа в руках чашку с зеленым чаем, заботливо заваренным моей мамой, муж смотрел вдаль, слегка улыбаясь уголками губ. Как же он прекрасен в этот момент! В простом кимоно, немного усталый, с мечтательным и слегка печальным взглядом. О чем он думает? — Если бы знать… — Виктор? — зову его тихонько, стараясь не напугать неожиданным появлением. Супруг переводит взгляд на меня, но всего на несколько секунд, а потом снова смотрит на горизонт, продолжая улыбаться. — Ты когда-нибудь думал о том, какими разными могут показаться вещи в зависимости от того, как на них взглянуть? — спросил он.       К чему этот вопрос? — О чём ты?       Любимый ненадолго прикрывает глаза, делает глоток из чашки. Не помню, когда в последний раз видел Виктора таким, и отчего-то это вызывает во мне легкое беспокойство. — Если смотреть с точки зрения науки, Земля просто делает оборот вокруг своей оси, и день сменяется ночью. А если взглянуть иначе… Один человек сказал мне как-то раз, что новый день — это целый круг жизни. Солнце рождается на рассвете, живет несколько часов и умирает на закате. Каждый раз…       Я понимаю и одновременно не понимаю его. Смысл слов ясен вполне, и вся эта философия не сложна. Вопрос в другом — к чему эти разговоры о жизни и смерти? Откуда грусть в его глазах, непривычная, странная молчаливость и отстраненность на протяжении дня?       Не могу и не хочу верить в собственную догадку. Он не может, не должен скучать по Юрию! — Я… пойду помогу сестре с ужином… — почему говорю так, словно в чем-то провинился?! — Конечно, — Виктор смотрит на меня, мягко улыбается, кивая. Иногда я радуюсь от всей души, что он не умеет читать мысли, иначе сложного разговора не миновать. Надо отвлечься.       Придя на кухню и предложив свою помощь сестре, стою у стола, нарезая овощи, совершенно не задумываясь над процессом. Пытался уйти от дурацких размышлений, а вместо этого еще больше в них погрузился. Дурак. — Ничего не хочешь сказать?       Мари сверлит меня взглядом, помешивая варево на огне. Смотрю на нее с удивлением: о чем это она? — На тему?       Ох, этот ее прищур. Всегда терпеть его не мог, с самого детства. — Что произошло между вами и Юрио? — С чего ты взяла, что что-то произошло? — отвожу глаза, нарезаю дайкон.       Поджав губу, она кладет ложку на стол, скрещивает руки на груди и поворачивается ко мне всем телом. Судя по всему, пытается казаться серьезной. Что ж, посмотрим, кто кого. — Брось, Юри, все прекрасно понимают, почему Юрио сделал такое с собой именно в ту самую ночь. И совершенно очевидно, почему вдруг Виктор с таким фанатизмом кинулся к нему, околачивался в его палате, оплачивал лечение…       Какого черта?! — Только не говори, что не замечаешь и не понимаешь…       Не начинай. — Или это очередное твое дурацкое заблуждение, что люди вокруг не видят правды?       Нет никакой правды. — Юрио влюблен в Виктора, ведь так?       Какая разница?! — И он знает об этом, я уверена. Как и ты.       Замолчи, ради бога… — Вернуться домой было твоей идеей? — Не совсем.       Прямо кожей чувствую, как сестра смотрит на меня, не моргая, но не хочу поворачивать головы. Она молчит. Наконец-то. — Вы поссорились…       Боже, она даже не спрашивает, а утверждает, как будто ей известно вообще всё! Зачем ты вообще подняла эту тему?! Замолчи, наконец. — Слушай, если боишься или ревнуешь Виктора… — Urusai… Urusai! URUSAI! *       Мари смотрит на меня совершенно круглыми глазами. Как же она похожа сейчас на тупорылую рыбину, попавшую в сеть. А я не могу, не могу больше сдерживать все, что скопилось в моей душе. И не хочу… — ЗАКРОЙ СВОЙ РОТ! С чего ты взяла, что можешь вмешиваться в мою жизнь, кто дал тебе право указывать?! Будешь поучать, как вести себя в отношениях и выстраивать их в семье?! Да кто ты такая, и что можешь знать об этом, ведь сама НИКОМУ НЕ НУЖНА!       Остолбенев, сестра глядит на меня, и в ее глазах появляются слезы, но чем больше я понимаю, что причиняю боль, тем сильнее мне хочется кричать. Как же она достала! — Посмотри на себя! Столько лет, а у самой ни мужа, ни детей! Куришь, как паровоз, ведешь себя, будто мужик, отсидевший в тюрьме, разве что не харкаешься направо и налево! Разжирела, как кабан, забыла, как быть вежливой и гостеприимной, как быть женщиной! И после всего этого еще смеешь меня учить?! — ДА ПОШЛА ТЫ К ЧЕРТУ СО СВОИМИ СОВЕТАМИ!       Прикрыв губы ладонью, сестра смаргивает слезы, и они катятся по ее щекам. — Юри… — Что?! Что «Юри»?! Хочешь сказать, я не прав?! Не лезь в чужую жизнь, поняла?! И не смей говорить при мне о Юрио! Он никто! Ничтожество, жалкий червь! Да, мне жаль, что он не сдох! Потому что…       Громкий хлопок, перед глазами мелькнуло, моя голова повернулась в сторону. И только через несколько секунд чувствую, как покалывает в щеке, она становится все горячее. В мыслях резко стало пусто. Я будто лопнувший воздушный шарик. Поднимаю голову, смотрю перед собой. Эти глаза… прекрасные голубые глаза, сейчас отдающие ледяным холодом… — Вот оно как…       Его голос, он был таким лишь однажды при мне. Тогда, на парковке. — Значит, это правда: Юри для меня и Юри для остальных — два разных человека?       Сказать. Сказать. Надо что-то сказать! — Виктор…       Мой любимый смотрит на сверху вниз, ждет, когда скажу что-нибудь, сумеющее заставить его поменять свою точку зрения, опровергающее то, что он успел увидеть и услышать. О, как я мог предстать перед ним таким?! — Всё не так, ты неправильно понял!..       Еще до того, как слова сорвались с моих губ, я знал, как тупо они звучит. Но в тот самый момент не знал, что можно сказать. — Ты оскорбил сестру и пожелал смерти человеку. Как я должен это понять?       Он прав, хоть мне больно признавать это. Не могу смотреть в его глаза. Мне кажется, я сейчас сгорю синим пламенем. И это будет заслуженно. Сердце бьется все быстрее, молчу, не найдя подходящих слов. Я не знаю, что будет теперь… — Что ж, красноречивый ответ.       Он разворачивается и уходит, а мы с Мари просто смотрим вслед. — Я поживу в гостинице.       Наверное, мне следовало побежать за мужем, вцепиться в него, не отпускать ни за что на свете, не позволять даже шагнуть за порог дома. Но я не смог…       Потому что он прав… ***       Сижу на скамье уже минут пятнадцать, так и не надев коньки. Слышу шаги справа. Юко садится рядом и берет мою ладонь в свои. Она не знает, что произошло, не в курсе о сути конфликта. Но, кажется, ей это и не нужно. Подруга всегда тонко чувствовала, старалась быть рядом, когда нужна, и в этом одно из ее самых ценных качество для меня. — Юри… — она говорит тихо, словно боясь потревожить. — Послушай меня, хорошо? Я не знаю, что произошло. Но одно мне ясно: раны заживают со временем, и всё проходит. Часто, чтобы решить проблему, нужно просто подождать. Подумай для себя — быть может, это поможет тебе?       О, если бы ты знала… — Теперь он точно бросит меня, — качаю головой, — и даже время здесь не спасёт.       Она сжимает мои пальцы чуть крепче, согревая. — Виктор — человек иной страны, другой культуры, нравов, возможно. Но, тем не менее, и ты и он — вы оба люди. У каждого из вас в груди бьется сердце. А значит, он сможет понять тебя, если найдешь нужные слова. Может, даже и они не понадобятся. Просто посмотрите друг другу в глаза.       Святая простота. Но, возможно, в этом что-то есть? — Я пойду…       Поднявшись на ноги, возвращаю Юко коньки: кататься сегодня не смогу. Без настроения и души в этом нет никакого смысла. К тому же нужно решить самую важную проблему: я должен вернуть Виктора, пока не стало слишком поздно. ***       Никак не решаюсь постучать в дверь. Рука сама замирает в сантиметре от деревянной поверхности. Ну же, Юри, давай, ты сможешь, должен! Сейчас или никогда!       Стучу раз. Два. Три. Слышу шаги по ту сторону. Все четче, все ближе. Дверь открывается с тихим скрипом, и я вижу эти глаза, самые прекрасные глаза на свете.       Он ничего не говорит, лишь делает шаг назад, приоткрывая пошире дверь. Может, это хороший знак? Он готов поговорить, а значит, не хочет меня терять? Ведь так? — Спасибо, что впустил…       Слегка кланяюсь по привычке, прикрываю глаза. Все внутри дрожит, и я чувствую себя последней сволочью на планете. Вот только сквозняком в душу закрадываются сомнения: это угрызения совести или обыкновенный страх потерять Виктора? Вдруг я просто готов соврать ему, себе, кому угодно, лишь бы только он остался со мной? Мне стыдно, или это самая обыкновенная трусость? — Мы ведь должны разобраться, — мягко и спокойно отвечает супруг, и я не могу удержаться, чтобы снова не вскинуться и не взглянуть в его красивое лицо. Он серьезен, но не вижу ярости, которая была вчера. Всемогущий Будда, помоги мне найти нужные слова. Я должен достучаться до его сердца. Обязан. Даже если придется солгать всему миру.       И себе самому.