После Тебя

POV Виктор Никифоров       Стою на балконе своего номера и курю. Непривычно, ведь в последний раз делал это в девятнадцать, когда был в ссоре с Яковом. Точнее, тот конфликт стал «контрольным в голову». Тогда мне казалось, я уже больше ничего не хочу, а все, что делаю — это пустая трата времени, сил, чувств. И каждая новая победа казалась какой-то незначительной. Так произошло оттого, что все стали воспринимать мои успехи как должное, обыденное. Все, что я получал от близких — короткое дежурное объятье за плечи, да брошенное как бы невзначай: «Молодец». Стал казаться себе пустым и никчемным. Всего лишь миленькой куклой, танцующей на льду.       Сигарету мне предложил тогда американский фигурист. Сказал, посмеиваясь, что курит давно, и тренер об этом знает, ругает. Но ему плевать. Уверял, что курение дает иллюзию отстраненности, краткий миг бунта, свободы. Звучало это довольно глупо, но тогда мне было так паршиво, и «палочку смерти» я взял, почти не задумываясь. Бросил через полгода. И вот теперь…       Юри ушел час назад. Мы долго говорили. Он пытался просить прощения, временами истерил, в конце вовсе упал на пол, обхватил мои колени руками и плакал, повторяя «Не бросай меня!» снова и снова. А я стоял, смотрел сверху, и мне так сильно хотелось положить ладонь на его голову, вплести пальцы в темные волосы, ласково сказать, что никогда не брошу. Но вместе с тем все внутри меня разрывалось от боли и обиды. От того, что этот человек оказался совсем не тем, которого я полюбил, с которым хотел прожить всю свою жизнь рука об руку. Это было самым жестоким разочарованием в моей жизни. Сердце, которое казалось мне мягким и любящим, оказалось черным и гнилым, как порченое яблоко.       Когда Юри ушел, бросив напоследок взгляд побитой собаки, я не смог больше держаться. Долго сидел на кровати и плакал, закрыв лицо руками, как девочка. А потом ушел, купил сигареты и вернулся обратно. Смотрю вдаль, ощущаю, как такой чужой и уже давно непривычный никотин снова проникает в легкие. И мне… никак.       Это странно, но несмотря на то, что после прочтения записей Юрия я всерьез задумался о том, насколько они правдивы в отношении моего супруга, когда увидел, как Юри кричит на сестру, пока она ошарашенно смотрит на него, когда услышал о его сожалении, что Юрий не умер, во мне что-то перевернулось. И в тот самый миг, когда залепил ему пощечину, я хотел сделать это еще несколько раз. Мне было противно, мерзко, больно. И в тот момент почти возненавидел его. Но когда первая ярость прошла, я понял, что это не так.       Сейчас, когда почти спокоен, начинаю перебирать в голове всё произошедшее, пытаюсь понять самого себя. Разобраться, чего действительно желаю, и что мне нужно на самом деле. Вспомнились слова Юрия о том, что я всегда думал лишь о себе. Тогда всё во мне протестовало, не хотело верить. Ведь я понимал для себя четко и ясно, что переживаю за Юрия и сделаю все, чтобы он вновь встал на ноги, был счастливым, даже если ненавидит меня. Странно… Никогда и ни к кому прежде так не относился. Лишь рядом с мальчишкой во мне просыпается нечто особенное, заставляющее мыслить иначе, как-то… шире, что ли.       Когда Юра чуть было не захлебнулся в ванне, а я решил, что он сделал это нарочно, мне было по-настоящему страшно. В секунды, когда увидел его лицо под водой, всё мое естество будто сковало льдом. А когда услышал, как Юрий закашлялся, и понял, что он все еще жив, у меня случилась истерика, без преувеличений. Словно все внутренние барьеры сорвало. И вместе с тем я ощутил такую легкость на душе, что кажется, истерика смешалась с безумной эйфорией. Он дорог мне, в этом нет никаких сомнений.       Я не хотел уезжать, хоть и злился тогда. Каждый день после так много думал о нем, что это озадачивало меня самого. Зачем? Почему? Ведь с ним Отабек, а он хороший, ответственный и надежный парень, друг Юрия и непременно позаботится о нем! В конце концов, Йозеф тоже остался рядом, поможет и подскажет, когда нужно. Казалось бы, можно вздохнуть спокойно, но почему-то не получается. Я многого не могу понять сейчас, но знаю, чувствую, что должен быть рядом с несносным мальчишкой. Пусть он будет не в восторге, попытается оттолкнуть меня. Но…       Есть Юри, который стал частью меня. Быть может, одной из самых важных. Хоть и сказал ему категорично, что мы разводимся, и не желаю больше видеть рядом с собой человека, который настолько двуличен и эгоистичен, я не могу… Не могу не признать — он живет в моем сердце. Пускай вот так, словно вонзенный в него кинжал.       Нужно на что-то решиться… ***       Был уверен, что меня никто не встретит. Юрий спросил по телефону, когда собираюсь «принести свою задницу на еврейские земли», но я не думал, что ему это нужно знать для того, чтобы сейчас оказаться здесь. Иду ему навстречу и отчего-то не могу не улыбнуться. Рядом с ним Отабек и Йозеф. — Фу, седовласка, ты улыбаешься, или это расстройство желудка?       Кто б сомневался, что приветствие будет в подобной манере. Но обижаться на такое глупо. — И я рад тебя видеть, котёнок. Надеюсь, вы не очень долго ждали.       Протягиваю руку по очереди Отабеку и Йозефу, они коротко ее пожимают. Какие сдержанные, серьезные. Это странно и понятно одновременно. Наверное, в их глазах я все еще гад ползучий. Что ж, пусть так…       Почти всю дорогу до отеля мы молчали. Я как-то не решился заговорить, Юрий, видимо, не счел нужным общаться со мной при своих сопровождающих. Хорошо, беседа откладывается на «попозже». Не питая особых иллюзий по поводу гостеприимства, зарегистрировался в отдельном небольшом номере на том же этаже, где живут Отабек и Юрий. Наверное, это и к лучшему — смогу побыть один, когда мне захочется. Хотя… я ведь прибыл сюда как раз чтобы быть… с ним?       Когда сидел в такси, и Юрий был на расстоянии вытянутой руки, мне вдруг стало так спокойно. Как будто нашел нужную тропинку после долгого блуждания в лесу, почти не надеясь выбраться из чащи. Хотя мысли о Юри все же проникают в мой разум. Интересно, что с ним сейчас? Ему плохо, несомненно, но пришло ли к нему понимание, почему я принял столь тяжелое для нас обоих решение? — Почему-то мне кажется, что нет. Но хочу верить, со временем оно придет. Тогда станет легче и ему и мне. Мой брак продлился так недолго. Я неудачник в любовных делах и семейной жизни, кто бы подумал?..       Юрий удалился в свой номер почти сразу, как только я зарегистрировался и получил ключи. Ощущаю неприятный укол, но всё же не буду давить Котенка своим обществом. Во всяком случае, Юра встретил меня, а это значит, ему не так уж плевать, и он не настолько сильно злится? Или это я такой наивный идиот?       Наивный… Да… Снова вспоминаю эти глаза. Кричащий на сестру Юри, так похожий в тот момент на истеричную базарную бабу. Конечно, я уже видел не раз, как он срывается и его эмоции лезут наружу, но это было иначе, совсем не так. Маски сброшены. Бал окончен. *** — Охуеть…       Выхожу из кухни, держа две чашки кофе и вижу, как Юрий ошалело смотрит на наполовину заполненную окурками пепельницу на журнальном столике. Да, я снова курил. — Только не говори, что это не горничная забыла ее вытряхнуть после прошлых постояльцев, — цокнув языком, просит Юра. Забавно, но я почувствовал себя проштрафившимся школьником на линейке. — Нет, Котенок, это моё.       Он смотрит в упор, молчит с полминуты, так мило хмурит брови. — Значит, всё же расходитесь?..       Не могу скрыть легкого удивления. Он спросил это со странным оттенком вины в голосе. Неужели его мучает совесть? Но разве это правильно в данном случае? Разве он виноват? — Да, кажется, так…       Ставлю чашку перед Юрием на столик, сажусь рядом на диван, куда ранее усадил протестующего мальчишку. В молчании проходит еще пара минут, тихо пьем кофе. — И как вас, идиотов, угораздило, — буркнул котенок, покосившись в мою сторону.       Честно, так не хочется об этом говорить. Но вместе с тем понимаю, что от этого, возможно, мне станет чуточку легче. Да и Юрий, наверное, имеет право знать. Все-таки, я сказал ему по телефону, что мы должны многое изменить вместе. — Мне не хотелось верить в то, что Юри не такой, каким его вижу я. Но так быстро получил подтверждение твоим словам, что стало страшно… — Сорвался?       Просто. Кратко. И в точку. Ох, Котёнок… — Можно и так сказать.       Он поворачивается ко мне, смотрит в лицо, и вдруг слышу резкое, с надрывными нотками: — Чего ты припёрся вообще? Зачем?! — Разве я не объяснил? — Ты же понимаешь, что сраное «вместе» — это не про нас! Оно не получится! — Почему?       Опустив голову, Юрий накрывает свое лицо ладонью и глубоко вздыхает. Кто скажет в этот миг, что передо мной пятнадцатилетний мальчишка? Ты так устал, Котенок, а я — одна из причин тому. — Прости меня… — Иди к черту.       Не знаю, почему, это вызывает у меня улыбку. Обнимаю Юру за плечи одной рукой, притягиваю к себе, но, как ни странно, не получаю ожидаемых криков, бурной реакции. Он покорно кладет голову на мое плечо, закрывает глаза. — Свалился, блять, на мою голову… — По-моему, это твоя голова у меня на плече.       Наверное, не стоило этого говорить. Он тут же отстранился, сел ровно и взял в руки чашку. — Если расстались из-за меня, то вы точно долбоебы. Хватай чемодан и вали обратно в Узкоглазию.       Теперь я абсолютно выбит из колеи. Такого ждал от кого угодно, но не от него. — Оно к лучшему, котёнок. Было бы обиднее, если б прожил с ним долгие годы и только потом понял, что за человек живет рядом со мной. Наверное, я тебе даже благодарен.       Как будто отпираюсь от возвращения к Юри. Что со мной? Это, конечно, логичные доводы (кажется), но все же… Я словно упираюсь и не желаю покидать Юрия, цепляюсь всеми возможными способами. Столько думая о нем с тех самых пор, как он прыгнул с моста… из-за меня… — Ты совсем идиот, седовласка. Благодарить за то, что распалась ваша, с позволения сказать, семья, — Юра смешно поморщился. — Буэ, меня сейчас стошнит.       Семья? — Ну, хотя бы вредный кот остался, — усмехаюсь.       Он снова косится на меня, сначала непонимающе, но до него быстро доходит смысл сказанного. — Я тебе не кот, ясно, козлина?! — Конечно, — пожимаю плечами. — До взрослого кота ты еще не дорос, если подумать. — Завались!       Почти сразу он потребовал усадить его обратно в кресло. Я подчинился, понимая, что Юрий испытывает неловкость. Хотя, наверное, был бы рад и дальше понаблюдать за тем, как он сердится, слушать обзывательства. Меня это не злит ни чуточки — скорее, умиляет. Сам не знаю, почему. Оказавшись в кресле, Юрий тут же поехал к выходу. Я открыл дверь перед ним, пожелал доброй ночи и ушел на балкон. Снова курю. ***       Сегодня понедельник. Сижу в коридоре больницы, рядом со мной на скамье Отабек. Ждем, когда Юра придет в себя после прошедшей второй операции. Наверное, это ожидание было одним из самых неудобных для меня. Мы перебросились с другом Юрия лишь несколькими фразами, а потом, как два истукана, сидели, молча вдупляя в стенку. Уверен, со стороны выглядели абсолютно по-идиотски, но нарушить молчание ни один из нас не собирался. Что с нами такое? Всё так понятно и не понятно одновременно. Ненавижу такие ситуации.       Когда сказали, что Юрия можно навестить, мы с Отабеком переглянулись, и во взгляде каждого из нас совершенно точно читался вопрос: «Кто же навестит его первым?». Еще одна чистейшая идиотия за сегодня. — Наверное, Юрий очень хочет увидеть своего лучшего друга, — я улыбаюсь, кивнув на дверь, а внутри такое гаденькое чувство. Уверен, Отабек это заметил, взгляд у него буквально прожигающий насквозь.       Поджав губу, вроде даже без эмоций, он говорит: «Можешь идти первым, если хочешь». Но я ощущаю каждой клеточкой, с какой неохотой он сказал это. Мне ничего не остается, кроме как покачать головой. Помедлив, Алтын все же поднимается и уходит. Жду один, мыслями давно находясь в палате. Выдворив оттуда Отабека.       Я ничего не понимаю. ***       Захожу к Юрию. Он смотрит на меня, выглядит несобранно. Не мудрено — недавно только очнулся после наркоза. Очень хочется прижать его к себе. Наверное, иногда я слишком сильно похожу на мамашку, которая носится со своим ребенком, как с писанной торбой. — О, а вот и глюки. Чёрт мерещится. — Рад, что к тебе уже вернулось чувство юмора, — подхожу ближе, сажусь на стул у кровати. — Как ты? — Заебись. Было, пока один мудак не пришел.       Кто б сомневался. — Одни и те же шутки. Уже не интересно, котенок, придумай что-нибудь новое.       Юрий закатывает глаза, хочет что-то сказать, но… зевает. Я не выдержал — это было слишком смешно. — Ты че ржешь, скотина?!       О, теперь, когда он возмущается, это еще забавнее, аха-ха! — П-прости, Котенок, но ты слишком мило выглядишь, — все еще посмеиваюсь, да что такое?! — А-а-а, бля, иди уже отсюда!       Такой сонный, сердитый и насупленный. Знает ли он о том, как прелестно выглядит порой? — Ты и вправду хочешь, чтобы я ушел?       Тишина наступает резко, как в каком-то фильме, у которого отключили звук одним нажатием на значок в уголке. И я…       Поднявшись на ноги, подхожу вплотную к кровати. Юра смотрит удивленно, непонимающе. Склонившись, приближаю свое лицо так близко, что чувствую его дыхание на своих губах. — Даже не думай об этом, слышишь?       Не буду думать. Я сделаю. — Попробуй мне запретить…       Стою на балконе. Курю. Улыбаюсь.