Ягода

      Невозможно было понять, утро сейчас или ночь, да и Драко уже не пытался. Время делилось на сон, приход Поттера или появление еды с невидимым домовиком и на очередной сон. Он пытался не есть, пытался кричать, даже искренне надеялся на какой-нибудь небольшой магический всплеск, способный если не разрушить тут всё к чёртовой матери, то хотя бы привлечь внимание соседей Поттера. Разумеется, зря, но пока была жива надежда, были силы хоть за что-то бороться.       Попытки прожить без еды и воды обычно заканчивались печально. Драко рвало желчью, крутило руки и ноги, и если бы он не попробовал на себе Круциатус Лорда в своё время, то решил бы, что это именно он. Хорошего было мало, даже если боль и не была такой же невыносимо сильной, она всё равно вынуждала, через отвращение к себе, есть подачки и проваливаться в забытьё.       Голова была пустой, мысли практически не задерживались из-за постоянной боли и химического сна. Всё время, что удавалось пробыть в сознании, Драко пытался всеми силами разработать хоть какой-то спасительный план, но стоило ему провалиться в очередной сон, как всё забывалось.       А ещё были галлюцинации, страшные и каждый раз до отвращения неповторимые. К нему заходил отец, подхватывая полы мантии, чтобы не дай Мерлин не коснуться чего-то в комнате или самого Драко, превратившегося за это время в вонючую корчащуюся массу. Лорд был наиболее частым гостем, направляя свою грёбаную палочку ему в лицо и вынуждая его ползать от ярких вспышек по комнате, насколько хватало длины чёртовой цепи. Даже если он понимал, осознавал, что всё это неправда, посетители не переставали быть настолько до ужаса реальными.       Драко видел срывающийся потолок, летящий прямиком ему в лицо и раскалывающий его дурную голову на сотни кровавых кусков. Он смотрел на это со стороны, был этими кусками, был стенами и полом вокруг своего корчащегося тела. Малфой не знал насколько сильно он орал в такие моменты, приходил ли к нему настоящий Поттер, всё так же нежно вытирая ему лицо или тело.       А вот галлюциногенный герой наведывался часто. Он смотрел на Драко не мигая, садясь где-то на достаточном расстоянии и брезгливо кривя свою ублюдочную рожу в отвращении. Наверное, только это помогало отличить бред от настоящего грёбаного Поттера, который, Драко был уверен, никогда не смог бы так себя вести. А потом бредовый Поттер вставал и пинал его по лицу, разбивал нос и губы своими грязными ботинками или в совсем адские минуты просто резал его маленьким, безумно острым ножом на бесконечные, по-настоящему бесконечные полоски. В такие моменты Драко уже рыдал, тихонько завывал и молил кого бы то ни было, чтобы этот ад поскорее закончился.       Поэтому в мгновения просветления, пока он держался между страшной реальностью и темнотой снов, он придумывал тысячи планов побега, каждый из которых казался одновременно гениальным и абсолютно невозможным. Это помогало хоть как-то держаться, не сойти окончательно с ума. Но если быть совсем честным, а в данной ситуации врать самому себе было явно глупым занятием, Драко осознавал — ему просто не сбежать. Подвал, когда его подсвечивало несколько поттеровских Люмосов, представлял собой маленькую комнатку, размером, наверное, с кладовую в мэноре. Низкие стены, страшный обшарпанный потолок, отсутствие окон, труба и сточная дыра. По дальней стене деревянные полки, несколько полупустых коробок с каким-то хламом и дверь, сделанная из какого-то неизвестного Драко металла, запираемая снаружи на десятки замков и имеющая изнутри не менее сложные механизмы защиты. Чтобы открыть такую магией, пришлось бы приложить колоссальные усилия. На то, чтобы открыть её по-магловски, Драко даже не надеялся: один вид чёртовых замков внушал панику и ужас.       Самое обидное в этой двери было то, что Драко, даже если бы он смог её открыть, никогда бы до неё не дотянулся. Паршивая металлическая цепь, крепкая до отвращения, сковывающая его правую ногу и пристёгивающая её к трубе, не давала отползти дальше двух шагов с идиотского матраса. А после первого полёта от геройского кулака, нога ещё и безумно болела при любом движении. Всё это, в сумме, не давало Драко ни малейшей надежды, что он сможет выйти отсюда самостоятельно, и даже такие, казалось бы, простые мысли появлялись в мутной голове с огромным трудом.       Примерно на четвёртый день Драко почувствовал неладное. Если раньше он просыпался практически к «завтраку», то сегодня его что-то разбудило задолго до него, раздирая изнутри адской болью. В голове крутилось только «мне нужно», «срочно», «сейчас», но он никак не мог понять, что же его так сильно волнует, осознавая лишь, что приход грёбаного Поттера мог бы помочь. Способа дать о себе знать не было, как и надежды, что придурок повесил хоть какие-то оповещающие чары — за время пребывания в этом паршивом месте он лишь раз видел того с палочкой.       Вовремя появившийся поднос спас Драко от разбивания головы об любую более-менее жёсткую поверхность. Он набросился на стакан с водой, выпивая её жадными глотками, уже не заботясь о том, чтобы оставить хоть немного на потом. Наступления сна он ждал с глупой надеждой и засыпал в этот раз с улыбкой на губах. То же самое повторилось и во второй, и в третий раз. По непонятной причине Поттер не заходил уже примерно вторые сутки, но Драко перестал это замечать. Весь его мир крутился между спасительным облегчением и адской болью. В итоге, то ли домовик что-то понял, то ли придурок дал новые инструкции, но подносы стали появляться, по ощущениям Драко, чуть чаще, давая ему чувство относительного контроля сложившейся ситуации, пока не произошло то, что он, как маг, просто не мог предположить.       Что-то выдернуло его из очередного безумного галлюциногенного бреда, где по нему ползали пауки с зелёными поттеровскими глазами на огромных волосатых рожах. Он ещё помнил, как орал на них, как отмахивался, а потом что-то резко остановило поток насекомых, возвращая его в реальность и вместе с тем прибавляя очень правдоподобной жуткой боли. Сердце колотилось как бешеное, и он попытался потянуться к стоящему у матраса стакану, краем мысли осознавая, что раз ещё не исчезла посуда, значит, он бредил совсем мало. Но рука, казалось, прошла сквозь него, а может и не притронулась даже. Зрение подводило, снова, глаза, привыкшие к практически полной темноте, перестали различать даже очертания. Тело выгнулось дугой, сердце, казалось, готово было взорваться от своего сумасшедшего ритма, при этом оставляя Драко в сознании, давая прочувствовать снова весь неизвестный ад, творившийся с его телом.       Уже задыхаясь от крови и пены, собравшейся во рту, он заметил, что стало немного легче. Вокруг снова были руки, вытирающие и гладящие, помогающие перевернуться и вливающие в горло вполне реальные зелья. Поттер что-то шептал, смутно похожее на «я так виноват», «ты только мой» и «какой же я мудак». Драко, мысленно соглашаясь, с последним пунктом точно, совершенно неоригинально провалился в забытьё, отмечая про себя, что, скорее всего, странных бредовых дней больше не будет.

***

      Жизнь, состоящая из сна и бодрствования в замкнутом пространстве и практически полной темноте, — очень отвратительная жизнь. Если в первую неделю, так окрестил Драко своё наркотическое приключение, он не злился — просто было не до того, — то сейчас, когда он практически всё время находился в адекватном состоянии, одиночестве и мраке, злоба, копившаяся всё это время, стала прорываться наружу.       Почему? Какого хрена? За что? Для чего? Но спросить было просто некого. С тех пор, как Малфой проснулся, ощущая себя более-менее адекватным человеком и не засыпая после нескольких глотков воды, прошло уже примерно двое-трое суток. В какой-то момент Драко даже подумал, что придурок сам приносит ему еду, просто аппарируя под мантией-невидимкой, ставя поднос и пропадая обратно. Но понимая, что подобные мысли приходят лишь от отчаяния, он успокоился. Попытался успокоиться. Если бы в грёбаном подвале нашлась хоть одна вещь, которую можно было бы кинуть или сломать, она уже была бы сломана.       А ещё ему было страшно. Жутко страшно. До такой степени, что каждый шорох где-то за стеной будил мгновенно. До того, что стоило ему представить, что он проведёт так ещё месяц, год, десятилетие, — он позорно рыдал. Трусливо трясся, рыдал и вглядывался в темноту, боясь и одновременно надеясь, что грёбаный Поттер наконец придёт. Когда Драко был уже на грани, Поттер появился, разбудив его неожиданным светом и странным грохотом около двери. Он выглядел уставшим, осунувшимся, по сравнению со встречей на свадьбе, но при этом отвратительно сильным и спокойным. Как можно быть спокойным, держа в подвале против воли человека, Драко не знал. Да и зачем вообще это делать? Из мести? Глупо, да и месть запоздала на несколько месяцев. Поттер вытащил их из тюрьмы, пусть лишь дав показания, которые сыграли решающую роль. Он отстранённо кивал, стоило им случайно пересечься где-то в Косом Переулке. Он пришёл на его, Драко, свадьбу, причём незвано и добровольно. Ради мести?       Даже для слизеринского плана это было слишком странно и сложно. Был ещё один вариант. Очень плохой, о котором Драко боялся думать, но и не думать не мог. Этот вариант не вязался ни с прошлым, ни с настоящим и был настолько невероятным, как и само пребывание Малфоя здесь. Но вместе с тем, этот вариант был до безумия простым. Поттер сошёл с ума. И всё. А если это действительно так, Драко не представлял, что вообще в этом мире сможет ему помочь.       Пока пленник погрузился в свои мысли, меланхолично рассматривая развернувшуюся перед ним бурную деятельность, Поттер успел принести металлическую лестницу, какие-то провода и, кажется, наладить свет. По крайне мере, тот небольшой кружочек света, горящий теперь над полками, не был магическим точно. Но это даже не удивляло, по сравнению с тем, как удивляла реакция Поттера. Он улыбался, явно радуясь своей находчивости, и было повернулся к Драко в ожидании какой-то лишь ему ведомой реакции, но напоролся на полный безразличия взгляд Драко, которому хотелось верить, что тот вышел убедительным. Поттер явно собрался уйти, не добившись ничего в ответ, но не успел, остановленный хриплым возгласом:       — Какого хера я здесь делаю, Поттер? — Драко ждал, с первого дня как очутился в этом странном месте, ещё не зная, кто его похититель, он ждал, когда же ему скажут ответ на этот банальный вопрос. Наверное, даже ответ, что он здесь как будущая жертва для ритуала воскрешения Лорда, был бы лучше этой неизвестности. — Что ты, чёрт тебя дери, молчишь?!       Но Поттер стоял с каменным выражением лица, на котором не осталось ни следа тех эмоций, которые были всего несколько минут назад. Он не прятал глаза, не пытался уйти, не запугивал — просто смотрел прямо в глаза, не отрываясь, будто хотел, чтобы Драко всё понял без слов. Так и не дождавшись ничего в ответ, Драко отвернулся к стене, не желая даже смотреть в сторону недостижимой двери, но Поттер в очередной раз ошарашил, сказав, перед тем как уйти:       — Ты привыкнешь.       И хлопнул дверью, запирая её на замки. Малфой пытался успокоиться, сжимая кулаки, царапая прогнившее дерево на полу ногтями от бессилия, кинув появившийся в очередной раз поднос прямиком в стену, отказываясь верить, что это возможно.

***

      Первые послевоенные сны Драко помнил плохо. Тогда он, наверное, жил только на успокоительной настойке и утащенном у отца Огневиски, заливаясь на ночь этой безумной смесью и просыпаясь по утрам в отвратительнейшем состоянии, но без любых сновидений. Потом, со временем, смесь перед сном сменилась на зелье сна без сновидений, а когда закончились суды, то Драко и вовсе прекратил пытать организм. Кошмары иногда приходили, как и всем, с ползущими по телу пауками, жуткими магловскими клоунами или отцом, бегущим за ним и размахивающим тростью. По утрам Малфой лишь удивлялся причудам своего подсознания, переводя дыхание.       Лорд во сны тоже приходил. Редко, но до безумия пугающе. Нагини ползала вокруг, свиваясь в кольцо и покрывая ноги и руки Драко своим телом, а Волдеморт жутко улыбался, посылая в жертву нескончаемые Круциатусы. В такие ночи Драко просыпался с криком, в холодном поту и долго потом бродил по пустому мэнору, убеждая себя, что здесь, кроме их семьи и эльфов, больше никого нет.       Так что, когда Драко увидел самого себя, пугающе реалистично рыдающего в запотевшем туалетном зеркале, он почти не удивился. Просто смотрел, вспоминая этот момент, думая, насколько же тогда он был глуп и наивен. Ещё было немного стыдно, оттого что минуту спустя грёбаный шестикурсник Поттер должен был ворваться и увидеть то, что видеть не должен был никто. Драко из зеркала размазывал слёзы обеими руками, вытирал по-плебейски лицо, отплёвывался от стекающей с мокрых волос воды и рыдал, рыдал, казалось бы, бесконечно. Малфою это поднадоело и, сам не понимая как, он уже ходил мимо кабинок, всё ещё видя того себя в отражении. Когда к зеркальному Драко присоединился Поттер, началась потасовка, летали заклятия, он всё ещё оставался в одиночестве, в тишине и тихом плеске стекающей с потолка воды.       Это было более пугающе, чем заклинание, брошенное идиотом Поттером в его трусливую зеркальную копию, даже наоборот, стоя в сгущающейся темноте и смотря на собственную почти смерть, Драко искренне ему завидовал. Завидовал этому простому кровавому избавлению от всех его страданий. И когда взрослый Поттер в тёмной мантии вошёл в туалет, хлюпая плачевно знакомыми берцами по воде, Драко просто смотрел ему прямо в глаза, не мигая, и искренне улыбнулся, падая замертво в расцветающие алым лужи.

***

      Со светом стало немного лучше, Драко смог увидеть всю убогость его нового жилища и теперь беззастенчиво пялился на Поттера, когда тот соизволял самостоятельно принести ему еду. Ещё через два дня он расщедрился на тряпку с водой, и Малфой с остервенением стирал, казалось бы, въевшуюся вовнутрь него грязь, до крови сдирая её вместе с кожей.       Дни тянулись монотонно, ничем друг от друга не отличаясь. Драко думал, всё время думал, мечтал о лучшем будущем или придумывал сотни вариантов смерти Поттера. Иногда он пытался вообразить побег, такой, каким его описывают в тех немногих романах, которые он читал в школе. Там пленник всегда умён и обаятелен, очаровывает или обводит вокруг пальца своего стража и сбегает, счастливо сверкая голыми пятками. Драко знал, что это глупо, банально глупо верить в счастливую случайность, когда вся твоя жизнь состоит из череды неслучайных фатальных ошибок. Но, может, руки сами тянулись, ноги придвигались, а глаза открывались, стоило Поттеру в очередной раз принести осточертелый поднос с едой. Просто в какой-то раз Драко взял и спросил у того самую простую вещь, пришедшую в его голову: «Как там сейчас погода?»       Поттер стоял, разинув рот и глупо хлопая глазами, за стёклами своих отвратительных, не меняющихся очков, и Малфой уже был готов к тому, что тот просто развернётся и уйдёт, но придурок был как обычно непредсказуем и спокойно ответил такое же банальное: «Дождь идёт, Малфой». С тех пор каждое его присутствие в подвале сопровождалось несколькими фразами про погоду, настроение или квиддич. Драко не знал точно, зачем он это делает, почему пристаёт с идиотскими вопросами к тому, кто может сделать сейчас с ним что угодно и лишь по какой-то неизвестной причине ничего не делает. Но всё равно раз за разом он спрашивал, говорил, стараясь, однако, не перегибать палку, потому что одна лишь мысль, что он может улыбнуться Поттеру, сидя на грязном отвратительном матрасе, вызывала жуткую тошноту.       Неизвестно, сколько бы длилось ещё это странно-цивилизованное общение, но в один из всё таких же одинаковых дней-ночей после привычных малоинтересных фраз, Поттер, еле заметно шатаясь, двинулся к Драко, по пути взяв какую-то потрёпанную коробку, и сел на неё около его матраса. Он выглядел даже для самого себя необычно, глаза как-то странно поблёскивали, когда он, вперившись, смотрел на Малфоя. Где он пропадал почти три дня, Драко не спрашивал - этого ещё не хватало, хотя, когда отчаяние или боль притуплялись, ему становилось безумно интересно, какого ж, чёрт возьми, хрена здесь творится.       — Расскажи про Хогвартс, Драко.       Войдя в ступор от такого фамильярного обращения, Малфой, всё равно старясь не растеряться, принялся, активно жестикулируя, рассказывать насколько порой бывали тупы Кребб и Гойл, как приставуча Паркинсон или завистлив Забини. Поттер слушал это молча, лишь пересев в процессе на край матраса, Драко невольно скривился от того, как чистая аврорская мантия мгновенно запачкалась в грязи его ночлега. В конце, когда он уже не мог сдерживать улыбку, Драко заметил, что Поттер сидел подозрительно близко, слушал рассеянно, погруженный в какие-то свои мысли, судя по выражению его лица далеко не счастливые, и в заключении выдал, не смотря на Драко:       — Ты, видимо, был там счастлив, — вгоняя в задумчивость и самого Малфоя, который никогда не анализировал свои годы в школе, считая их переходным периодом на пути к счастливой самостоятельной жизни. — Похоже, это место тоже заменило тебе дом. Драко вскочил, каким-то местом чувствуя, что сейчас самый лучший момент, и приложил хорошенько героя головой об пол. Тот, не ожидавший то ли атаки в целом, то ли такой силы от недавно подыхавшего Малфоя, смотрел расфокусированным взглядом сквозь Драко, пытаясь отбиться, но достаточно вяло.       — Хочешь послушать про моё детство, Потти? — Драко говорил с придыханием, одновременно борясь с ужасающим страхом, который в нём поселил грёбаный Поттер, и, думая, пытаясь думать, с какой целью он вообще это начал. — Ну, сейчас я тебе всё расскажу! Моё детство было счастливым, Поттер, удивлён? — он прижимал слабо трепыхающуюся жертву к полу одной рукой, а другой пытался отыскать, действуя на каких-то инстинктах, волшебную палочку.       — Представляешь, Потти, родители Упивающиеся не пытали меня в подвалах заклинаниями! О, ты не поверишь, они даже любили меня! Какая неожиданность, да? — запал постепенно угасал, и вся тщетность ситуации доходила до него постепенно, но очень чётко: палочки просто не было. И когда он произносил последнюю фразу, с паническим отчаянием вместо злобного превосходства, он понимал, что, наверное, опять же, есть вещи, которые произносить нельзя. — В отличие от твоих маглов, да, Потти? Так стоило ли за них воевать?       В одну секунды Поттер оказался сверху, нанося чёткие и методичные удары по лицу и телу Драко, который даже не пытался его сбросить. Тот что-то говорил, очень похожее на «лицемерный ублюдок», «ты останешься здесь навсегда» и что-то ещё сильно матное, что через шум в ушах Драко уже не разбирал. Даже банальное «но ты же попытался» не приходило в голову, только то, что цепь на ноге явно магловская и соединена неизвестно как, не имея ни одного отверстия под ключ. Замки на двери с цифровыми ключами и странными засовами, да и до самой двери можно добраться разве что вырвав трубу или отрезав к чертям ногу. А предусмотрительный ублюдок Гарри Поттер просто не берёт с собой палочку, не давая пленнику ни шанса на побег.       Драко хотел бы разреветься, как ребёнок, может даже умолял бы урода отпустить его, наплевав на гордость, но организм смилостивился над ним, не давая и дальше чувствовать боль от разбитой челюсти и сломанных рёбер. На краю обморока он услышал что-то подозрительно похожее на «опять», с чем не мог не согласиться, отмечая, перед тем как провалиться в пустоту, что обмороки стали отвратительной привычкой.