My Fault/Моя вина

Гриллби испытал укол разочарования, увидев, что Санс все еще немного нервничает, несмотря на их вчерашний разговор по душам. Папирус же как всегда напоминал электровеник. Мальчики заняли ближайший к задней двери столик и увлеченно строили маленькую крепость из столового серебра. Санс, сидевший ближе к стойке, все время оглядывался на элементаля и пытался помочь ему, если это было возможно. Когда у Гриллби был небольшой аврал, Санс даже зашел за стойку и подавал стаканы, которые бармен наполнял напитками. — Эй, Гриллз, можно мне кетчуп? Элементаль кивнул, оторвав взгляд от стакана, но Санс уже подбежал и протягивал монстру бутылку. Скелет оглянулся на Гриллби, ища подтверждение тому, что все делает правильно, бармен просто улыбнулся, подняв большой палец вверх. — Используешь детский труд? — пошутила Бонни, наблюдая, как Санс осторожно проходит мимо с тарелкой в руках. — Он, эм... сам решил помочь, — Гриллби пожал плечами. Его немного беспокоило, что Санс делает все это, чтобы как-то загладить вчерашнюю ошибку, как будто усердная работа могла погасить несуществующий гнев элементаля. — Как мило, и народу это нравится, — улыбнулась она, глядя, как Малый Пес радостно завилял хвостом, пока Санс аккуратно ставил еду на стол. Гриллби лишь кивнул, не желая обсуждать с Бонни личные вопросы, тревожившие его. Когда в конце дня бар опустел, элементаль повесил свое полотенце для посуды, а Папирус собрал все приборы со столов и отправился в спальню. Санс остался в баре, поглядывая на Гриллби. — Санс, — прозвучал голос, и скелет выступил вперед. — Знаешь, ты не обязан помогать мне, я не хочу, чтобы ты работал, потому что думаешь, будто должен. — Санс слегка замялся, чувствуя себя виноватым. — Санс, знаешь, вчера... ох... Санс, я не злюсь на тебя, поверь мне. Скелет кивнул, опуская взгляд к полу. — Эй, посмотри на меня, пожалуйста. Он повиновался, словно дрессированный щенок. — Ты мне ничего не должен. Ты не должен ничего делать, чтобы искупить тот поступок. Это был несчастный случай. Если тебе правда нравится, то ты можешь работать. Но я не хочу, чтобы ты трудился, считая, будто от этого мне станет лучше или что это плата за разбитую посуду. Я не сержусь и не расстроен. Тарелок у меня много. — Но... — Санс выглядел слегка сбитым с толку, не зная, куда деть свой взгляд. Зачем он решил работать сегодня? Почему почувствовал себя обязанным сделать что-то? Ведь он знал, что Гриллби не сердится. Знал, что бармена не волнует вчерашняя паническая атака. Так почему? Почему скелет почувствовал это? Гастера никогда не заботило подобное. Он требовал, чтобы Санс трудился. Ему никогда не приходилось делать что-то из желания угодить Гастеру. Доктор никогда не был доволен и не оставлял Сансу выбора. Санс мирился с этим, потому что был должен. Если бы он провалился в качестве эксперимента, то Папирус занял бы его место. Санс не мог этого допустить. Он не вынес бы неудачи, поэтому должен был трудиться еще усерднее. Он заставлял себя, потому что был должен. И даже без команды или боязни за безопасность Папируса он по-прежнему соблюдал эти несуществующие теперь правила. Как будто Гастер все еще был рядом, приказывал ему, обещая развлечься с Папирусом, если Санс не будет разносить еду быстрее. Санс был взволнован и смущен. Он не хотел сравнивать Гриллби с Гастером. Он мечтал, что бармен будет добр и мил к ним с Папирусом, но, в то же время, ждал приказов, так было легче. Он привык к простому старому образу жизни. «Делай все, что тебе говорят, и Папирус будет в порядке». Санс просыпался, проходил сквозь череду тестов и засыпал. Даже на улице все было проще, нужно было лишь убедиться, что Папирус в безопасности, найти кров и пищу. Сейчас Санс не знал, что делать. Гриллби предоставлял ему выбор, не требовал, не угрожал, любил, а не ненавидел. И Санс не представлял, как быть, или почему ему так трудно даже понять такие простые вещи и выполнить простейшие задачи. Почему он не мог просто играть с Папирусом? Почему чувствовал себя обязанным работать? Почему испугался того, чтобы не делать ничего? — Я не знаю, что мне делать, — голос Санса дрожал, и Гриллби забеспокоился. Без Папируса в комнате Санс опять начал мямлить и смотреть в пол. Гриллби, улыбнувшись ему, встал на колени, чтобы быть на одном уровне с ребенком. — У тебя какие-то трудности? — Я не понимаю. — Чего не понимаешь, Санс? — Просто... — ребёнок издал беспокойные звуки, запнувшись на полуслове. — Всего. Я не знаю, что делать. Что чувствовать. Я просто... не знаю. Я не понимаю тебя. И не понимаю, почему не понимаю, ведь все остальные вокруг меня все понимают, так почему я не могу? Я не знаю, что чувствую, или почему я это чувствую. Почему мне просто не выполнять работу? Гриллби глубоко вздохнул, собирая свои мысли. — Малыш, не мог бы ты помочь мне разобраться в том, что ты имеешь в виду? Как ты чувствуешь себя прямо сейчас? — Смущенным и растерянным. — Из-за чего? Потому что я спросил тебя, хочешь ли ты работать? — Да, типа того. — Хорошо, так ты хочешь этого? — Я... — скелет судорожно вздохнул, посмотрел вниз и легонько кивнул. — Эй, Санс, тебе не надо расстраиваться. Просто скажи мне честно. Я не стану на тебя злиться. Так ты хочешь помогать мне в баре? — А ты хочешь этого? — засомневался Санс, и Гриллби покачал головой. — Я хочу, только если ты сам не против. — Мне понравилось... помогать сегодня, — признался Санс. Он действительно наслаждался похвалой, которую иногда слышал от Гриллби. Ему нравилось чувствовать, что на этот раз он делает что-то правильно. Для него это был новый опыт, Гастер никогда не хвалил его. — Так сегодня ты помогал мне по собственному желанию? Санс подергал свои рукава и покачал головой. — Я чувствовал, что обязан. — Почему ты так думал? — Потому что... не знаю. Я... я не знаю, почему. Я не думал. Никогда не задумывался о своих чувствах. Просто чувствовал, что так нужно. Как будто, даже если ты не просил этого, все равно ждал, что я буду работать, чтобы искупить то, что натворил вчера. Я думал, что обязан, раньше у меня никогда не было выбора. Гриллби кольнула легкая печаль. — Санс, у тебя всегда есть выбор. — Я не привык к такому. Как мне быть? А вдруг я сделаю неверный выбор? Что, если мое решение обидит кого-то? Зачем ты даёшь мне выбор? Просто... просто говори, что мне делать! У меня не должно быть собственного мнения! И выбора быть не должно! — Санс, ты... нет... эээй, давай, успокойся. Санс весь трясся, сжимая рукава, как будто пытался провалиться сам в себя. — Почему ты заставляешь меня чувствовать себя так, словно все, что я делал до этого, было неправильным и неверным? — Санс, я не понимаю, что ты имеешь в виду. Я просто старался относиться к тебе, как ко всем остальным, как к другим монстрам. — Я не... — Санс издал тихий вой. — Я хочу разобраться в том, что беспокоит тебя, вас обоих, малыш. Хочу относиться к вам, как к обычным монстрам, но... — Я не монстр! — крикнул Санс, быстро прикрыв рот рукой и косясь на дверь Папируса. Фальшивое пение за стеной стихло, и послышался легкий топот ножек, бегущих к двери. Папирус высунул голову, с волнением взглянув на них. — Санс? Санс заставил себя натянуто улыбнуться и посмотреть в лицо брата. — Э-эй, бро, извини, что кричал, мы просто играем! — А во что? — недоверчиво спросил Папирус. — В ээээ... — Кричащую игру, — выпалил Гриллби. — Ты должен сказать что-то громче, чем твой соперник. Папирус моргнул и улыбнулся, кажется, поверив в эту ложь. — Можно мне тоже поиграть? — его вопрос заставил напряжение Санса немного отступить. — Может, чуть попозже, почему бы тебе сейчас не принять душ? У тебя косточки в соусе. Я через минуту подойду и помогу тебе. Папирус кивнул и умчался. Две пары глаз смотрели на открытую дверь, пока не послышался шум воды и победный крик, последовавший за этим. — Санс. — Не говори Папирусу, — скелет все еще смотрел на дверь с серьезным выражением лица. — Не рассказывай ему, что я тут сказал, пожалуйста. — Санс, прошу тебя, мы можем договорить? Я не могу оставить этот разговор, как есть. Ты не обязан соглашаться, но... — Мне нужно убедиться, что Папирус смоет весь кетчуп, — Санс направился к двери и толкнул ее, но потом обернулся на Гриллби. — Н-но может позже. Когда он уснет, — шепнул скелет перед выходом из бара. Гриллби ощутил, как заколебалось пламя на голове, когда он выпустил глубокий вздох, который бессознательно сдерживал все это время. Позже. Санс согласился, возможно, поговорить с ним позже. Гриллби не ожидал многого от их разговора, но это уже кое-что. В ту ночь Санс лежал в постели с Папирусом, пока тот не уснул. Он дождался этого, отцепил руки брата от своей куртки, устроил его поудобнее на подушке, а потом выскользнул из кровати в коридор. Задняя дверь была приоткрыта, выглянув туда, Санс увидел Гриллби, сидящего на ступеньках. С глубоким вздохом он чуть-чуть толкнул дверь и протиснулся в неширокую щель. Гриллби посмотрел на него сквозь дым своей сигареты. — Эй... — пробормотал Санс, усаживаясь рядом с ним. Он застегнул куртку, натянул подол на ноги и вытянул руки из рукавов, чтобы накинуть капюшон, оказываясь полностью скрытым синей тканью. — Если тебе так холодно, можем вернуться в дом. Санс покачал головой, выдыхая облачка пара и наблюдая, как они растворяются в воздухе. — Я в порядке. Несмотря на его слова, Гриллби слегка усилил интенсивность пламени, позволяя теплу собственного тела работать, как обогреватель для скелета. Санс пробормотал что-то, что могло быть благодарностью, но бармен не расслышал. Гриллби сделал последнюю глубокую затяжку, а затем потушил окурок в снегу и выпустил дым в сторону, чтобы тот не мешал ребёнку. Санс, как завороженный, смотрел на количество дыма, выдыхаемое барменом. — Я дам тебе самому решать, о чем ты хочешь рассказать, — начал Гриллби, отчасти потому, что не мог закурить еще одну сигарету, боясь, что это как-то повлияет на Санса. Учитывая, что у того не было ничего, кроме костей, это вряд ли могло причинить ему какой-либо вред, но Гриллби все равно был осторожен. — Не хочу растревожить старые раны или спросить что-то, чем ты не хочешь делиться. Можешь считать это практикой в принятии решений, чтобы привыкнуть. Я хочу, чтобы ты сам вел этот разговор, рассказал то, что хочешь рассказать, ответил на то, на что хочешь ответить. Если ты не хочешь, чтобы я что-то знал, я не стану злиться. Не обижу тебя или Папируса. Я ничего не сделаю вам, неважно, что ты скажешь или как поступишь. Я хочу, чтобы тебе было комфортно и ты был честен со мной, ты никогда не будешь наказан за попытку открыться мне. Черт, я бы даже наградил тебя, если бы ты был поклонником такого. — Я не... не знаю, с чего начать, — признался Санс, делая вид, что разглядывает снег под ногами. — Как насчет того, где ты остановился? Санс нахмурился, вспоминая этот момент, и покачал головой. — Ладно, а что было до этого? Почему тебе неприятно, когда я отношусь к тебе, как к обычному монстру? — Потому что я не привык. Я не... ко мне так никогда не относились. Никто, кроме Папса. Но я знаю его и доверяю ему и даже если ты такой же хороший, как он... это просто странно. Я не понимаю, почему ты такой, или почему все в городе такие. Я всегда был только с Папирусом, а он был только со мной. Мы братья, мы были рождены друг для друга. Вот почему мы добры друг к другу, почему любим друг друга. А вы, ребята? Вы не семья, и даже не все друзья, но все равно так милы к другим. Я не понимаю, почему! Почему вы ко всем относитесь так, словно они что-то значат. Ты смотришь на остальных монстров, как будто встретил кого-то важного. Я не понимаю такого чувства, не знаю, что это. Как вы все можете быть такими и жить счастливо, не опасаясь других монстров. — Монстры добрые, Санс. Большинство из них, по крайней мере. Почти все вежливы, во всяком случае, здесь это так. Я не встречал монстра, который бы не был приятным. Даже после войны, когда так многие потеряли своих близких или получили ужасные шрамы на всю жизнь, они всегда надеялись и жили своими жизнями. Мы не хотим войны, нам не нужны сражения, все, о чем мы мечтаем — это мир. Я не знаю никого, кто мог бы вас так обидеть. Мне жаль, что единственный твой опыт общения, за исключением брата, был негативным. Могу заверить тебя, что, хотя никому и не нравится быть запертым здесь, местные жители очень хорошие, поверь словам старого монстра. — Может ты и добрый, но ты не глупец. Вас всех как будто ослепила вера в других. — Это не просто вера, малыш. Еще интуиция, ну и много всего, кроме этого. Слухи в Подземелье распространяются быстро, и ты знаешь, кто даст плохой совет, а кто — хороший. Только то, что кто-то мог показаться тебе грубым однажды, не значит, что он злодей. Может, у него просто был неудачный день? Тебе бы понравилось если бы к тебе относились плохо? — Нет. — А чтобы другие рассматривали тебя, как угрозу? — Нет. — Тогда почему ты сам так поступаешь? Золотое правило, Санс, относись к другим так, как хочешь, чтобы они относились к тебе. Мудаком может быть каждый. Санс коротко рассмеялся. — Это просто правильные вещи. Придерживать дверь, чтобы быть вежливым. Помочь собрать чьи-то упавшие вещи. Мы улыбаемся и машем друг другу, проявляя дружелюбие и поднимая настроение. Это не отнимет много времени, но в результате может изменить всю твою жизнь. Посмотри на Папируса, он сумел заставить тебя успокоиться и почувствовать себя лучше, просто улыбнувшись. Вы двое делаете мой день ярче каждый раз, как я слышу ваш смех. Счастье ощущается лучше, чем недоверие, ведь так? — Да, но что если это обернется против нас? Что если доверять слишком сильно? Вдруг жизни любимого монстра будет грозить беда, потому что ты веришь кому-то? — Тогда, Санс, я хочу, чтобы ты подошел к этому козлу, взглянул ему в глаза и сказал: «Да пошел ты», — Санс снова рассмеялся, и Гриллби последовал его примеру. — Не всех нужно держаться, приятель. Будет много тех, кто не нравится тебе, или тех, кому не нравишься ты. Ты просто всегда должен помнить, кто важен, а кто нет. Зачем хранить кислое молоко? Оно просто занимает место и делает твою жизнь труднее. Выброси его и двигайся вперед, не держись за это. — А как ты можешь понять, хороший кто-то или нет? — потеряв интерес к снегу, Санс уставился на бармена. — Методом проб и ошибок, — ответил Гриллби, пожав плечами, и на этот раз Санс действительно понял, о чем он говорит. Пробы и ошибки. Так вот что это было. Санс знал об этом. Был слишком хорошо знаком с этими терминами. Тесты, опыты, эксперименты, Санс живо помнил их. — Метод проб и ошибок, — пробормотал Санс, слегка кивая головой. — Да, но ты должен знать! Должен предполагать до начала эксперимента, будет ли результат успешным! Можно изучить все это! Узнать по-другому, собрать информацию от тех, кто рядом. Тогда можно предсказать исход до начала экспериментальной фазы и проанализировать данные, прежде чем приступать к проверке выводов. И это все? Санс, сияя, уставился на Гриллби, которого, казалось, шокировал этот внезапный научный прорыв. — Ух, ну, если тебе нравится думать об этом так, то да, конечно. Все верно, но более... просто. Хотя ты говорил здорово, таким научным языком. Санс слегка сник, и Гриллби проклял себя за это. — Это базовый научный принцип. Процесс, который проходит любое исследование для изучения, наблюдения и ответа на вопросы. Что-то не так? — Нет, все так, просто... звучит очень сложно, если об этом подумать. Хотя если это тебе поможет, то хорошо. Гриллби потер шею, задумываясь о логике познаний Санса. Ребенок, который не умеет читать, но разбирается в научных методах? — Плохо, что это мне помогает? — Нет. Вовсе нет, но теперь я, кажется, придумал, как объяснять тебе простые вещи. Меньше эмоций, больше... ммм... технических терминов. В глаза Санса снова вернулся блеск, там вспыхнула надежда. — Ты так можешь? — Ну, попробую. Я просто волнуюсь о том, что ты поймешь логику, но можешь упустить эмоциональный фактор, который мог бы быть. Я о том, что монстры — не лабораторные крысы. И еще раз Гриллби удалось стереть с лица Санса радость, теперь он был мрачен. — Ч-что ты имеешь в виду? — голос Санса дрогнул, а тело отклонилось от тепла, излучаемого огненным элементалем. — Ну, монстры ведь ощущают чувства и эмоции. Мне кажется, что наука — это такая вещь, которая не берет в расчет то, что связано с отношениями. Кто-то может действительно расстроиться и обидеться на тебя, если решит, что ты анализируешь дружбу с ним через эксперименты и наблюдения. Хотя этот метод может быть полезен, и я буду рад, если он тебе пригодится в понимании эмоционально плана. Мы начнем с него, надеюсь, он поможет тебе разобраться в других. — Я не понимаю, что ты хочешь сказать, — признал Санс, ища ответы в глазах Гриллби. — Я могу разобраться в том, как работают эмоции, путем исследований и испытаний. — Не совсем, Санс. Так ты этому не научишься. Тебе бы понравилось, если бы кто-то начал проводить тесты над тобой, пытаясь понять твое состояние? Санс сжался, обхватывая руками колени, и уткнулся в куртку, когда его поразило новым пониманием. — Это не было хорошим чувством, — сказал Санс, не зная, услышал ли его Гриллби. — Видишь? — Гриллби проигнорировал формулировку скелета, надеясь, что ему только показалось. — Не нужно ко всему подходить с точки зрения науки. Просто нужно думать о том, как бы ты почувствовал себя на этом месте. — Гриллби? — спросил Санс после нескольких минут молчания между ними. — Да? — Кто я? Гриллби ощутил в воздухе напряжение. Санс все еще был скрыт под своей одеждой и не двигался. Гриллби не мог обдумывать ответ слишком долго, зная, что каждая секунда молчания что-то значит для парня рядом с ним. — Ты — скелет, — заявил Гриллби почти уверенным тоном. — А ты? — Я — огненный элементаль. — А мы? Гриллби, глубоко вздохнув, несколько раз провел руками по штанинам, чтобы успокоить свое сердце и разум, а затем ответил: — Мы — семья. Санс вскинул голову, взглянув на Гриллби печальными глазницами. Гриллби, тепло улыбнувшись скелету, встал и поднял его на руки, прежде чем тот смог возразить. — Ты, я, Папирус. Два скелета и один огненный элементаль. Мы — одна семья. Звучит неплохо, да? Семья. Когда Санс впервые услышал это слово за пределами лаборатории, он был озадачен. Санс всегда думал, что это слово относится к названию группы элементов с подобными химическими свойствами. Вне лаборатории монстры использовали его по-другому. Скелет думал, что семьи образуются из-за генетики или сходства внутри группы, и в таком случае Санс и Папирус могли быть семьей. Однако, видя, как монстры с разными генетическими данными называют себя семьей, он отказался от этой идеи в целом. Хотя сейчас он, кажется, понял, что это такое. Семья — это группа монстров, которые любят друг друга? Доверяют? Защищают? Гриллби сказал, что они трое — семья. Они стали такими, потому что живут в одном доме? Почему Сансу так нравилась идея иметь семью, несмотря на непонятное слово? Непонимание озадачивало его и раздражало, но в то же время он не мог перестать улыбаться. Санс молчал, пряча улыбку в своей куртке. Он лишь наблюдал, как Гриллби открыл дверь и внес его внутрь. Усадив Санса на кровать, он вышел, переоделся в пижаму и, вернувшись обратно, заметил, что Санс так и сидит, не сдвинувшись с места. Он присел на край кровати, поднял его и уложил под одеяло рядом с Папирусом, который беззаботно посапывал. Элементаль потушил свет в спальне, и теперь светился только его вечный огонь. Гриллби лег на спину, отложив свои очки на тумбочку, и расслабился, но почувствовал, что Санс зашевелился рядом с ним, а затем костлявая рука обняла его посреди груди, а лицо уткнулось в руку. — Хорошо, — прошептал Санс, и Гриллби повернулся на бок, обнимая обоих мальчиков и укутывая их в тепло и уют.