***
Санс вскрикнул, когда черная масса прильнула к нему. Он подавился ей, когда она проскользнула в его рот, глаза и между костями. Он всхлипывал, судорожно пытаясь стряхнуть ее, соскрести, но она все сочилась. Она протекла сквозь сжатые зубы в рот. Он ослеп, когда слизь затекла в глазницы. Санс чувствовал это. Ощущал, как она входит в его тело, и отчаянно закричал. — Нет. Нет. НЕТ! НЕТ! Убирайся! Уйди! — умолял Санс, расцарапывая пальцами глазницы в попытке избавиться от чернильной жижи внутри. Санс чувствовал ее в своих костях. Боль… Уколы Решимости были слабым ожогом по сравнению с этой раскаленной болью, Санса как будто сжигали заживо. Он упал вперед, на четвереньки, и его стошнило. Поток чернильно-черной слизи вырвался из горла. Слизь забрызгала руки, изо рта тянулись дорожки слюны и рвоты. Зрение Санса расплывалось, слизь начала капать из глазниц, носа, рта, падая в лужу желчи под ним. Санс не мог больше выносить это. Не мог выдерживать мучительный жар, ощущая, как черная жидкость капает с его тела и просачивается глубже в череп. Он не мог. Так больно. Он сдался. Руки подогнулись, он рухнул в лужу желчи и слизи. Сознание покинуло его.***
Сейчас Санс вспомнил. Тот последний раз, когда он чувствовал себя так. День, когда он ушел. День, когда взял Папируса и убежал из Лаборатории, подальше от всего, что причиняло ему боль. Целую неделю после их побега он ощущал себя больным. Папирус никак не успокаивался, все спрашивал, почему его рвет черной слизью. У Санса не было ответа тогда, нет его и сейчас. Он не мог позволить Папирусу видеть себя таким. Сансу нельзя болеть. Он не мог позволить себе болеть. Но, Боже, как плохо он себя чувствовал. Скелет не знал, было ли это из-за его воспоминаний, ненависти к самому себе или черной слизи. Что именно заставляло его так себя чувствовать? Точно он знал лишь то, что хотел лежать и не двигаться. Внутри черепа было слишком много всего. Его переполняли эмоции. Санс путался в окружении, его тошнило, когда он пытался пошевелиться, зрение запаздывало и мутилось. Призрачные чувства и воспоминания мешались с депрессией и апатичным состоянием, и весь этот коктейль был завернут в панику с тошнотой в придачу. Санс чувствовал себя умирающим. Он умирает? ...Он надеялся, что да. Это было бы здорово. Смерть. Его воспоминания исчезнут, боль уйдет, отвратительное тело распадется, все будет кончено. Он освободится. Папирус. Нет. Санс не мог умереть. Папирус нуждается в нем. Папирус почему-то любит его и хочет быть рядом. Несмотря на всю бесполезность Санса, несмотря на то, сколько раз старший брат подводил его, несмотря на всю боль и страдания, что он причинил, Папирус любит его. Санс не понимал, как такое исчадие Ада, как Гастер, смог создать что-то настолько чистое и идеальное, как Папирус. А Санс? Конечно, Санс — оружие, машина, эксперимент, созданный, чтобы нести разрушение и уничтожать. Хотя Папирус… у Папируса есть все, чего нет у Санса. Папирус храбрый, счастливый, честный, невинный, чистый, совершенный. Санс мог бы продолжать часами. И он будет. Скелет будет лежать в ванне, позволяя ледяной воде омывать его, пока он думает о том, как сильно любит и хочет заботиться о своем брате. Его единственном счастье. Из мыслей Санса выдернул стук в дверь. Скелет не потрудился пошевелиться и ответить. Он просто пялился в ванну, наблюдая, как вода стекает в канализацию. Как бы ему хотелось утечь вместе с ней. — Малыш? — позвал Гриллби сквозь дверь. Санс не ответил. — Санс? Ты там в порядке? Ты довольно долго уже сидишь в ванной. Правда? По его ощущениям прошло несколько минут. Он и не заметил, как онемело тело, пока он лежал там, в мокрой одежде. — Малыш, я вхожу. Санс услышал, как поворачивается ручка. Клик. Клик. Клик. Клик. — Санс? Гриллби подошел к ванне и, ухватившись пальцами за занавеску, отодвинул ее. Санс почувствовал, как взгляд Гриллби остановился на нем. Скелет не двигался, не говорил. Он чувствовал себя слишком больным, чтобы это его заботило. — Малыш, — голос Гриллби был мягким. Санс, должно быть, выглядел так же жалко, как и чувствовал себя. Трясся, лежа в ванной, полностью одетый и мокрый до нитки. Санс был рад, что Папируса здесь нет. — Ты в порядке? — Гриллби знал, что вопрос глупый, очевидно, что он далеко не в порядке. Глаза скелета были прикованы к струящейся воде, а на лице не отражалось ни единой эмоции. — Нет, — признался Санс, и Гриллби сжал занавеску в руке. Он не чувствовал радости от такого ответа. Скелет открылся ему, но выглядел так, будто сдается. Его глазницы напоминали бездонные черные провалы, зрачки практически исчезли. Гриллби до конца отодвинул занавеску и наклонился, чтобы выключить воду. Он не обратил внимания на шипение своего тела, когда вода попала на него. У него не было времени прикрываться от воды. Санс нуждался в нем, и будь он проклят, если даст своей физиологии помешать ему в этом. — Давай, малыш, — проговорил Гриллби, хватая полотенце с вешалки. Глаза Санса, наконец, оторвались от воды, когда Гриллби выключил ее. Он повернул голову на миллиметр и взглянул на элементаля измученными глазницами. Бармен аккуратно обернул углы полотенца вокруг своих рук и накинул его сверху на Санса, затем подобрал ребенка, полностью укутывая его. Вода с одежды легко просочилась сквозь полотенце, обжигая руки и грудь Гриллби. Он подавил стон, готовый у него вырваться, и отправился к двери, но остановился, когда Санс потянулся к нему, хватаясь за воротник. — Не рассказывай Папсу, — попросил он, Гриллби просто кивнул, не доверяя своему голосу, и вышел из ванной. Уже через секунду Папирус оказался рядом с ними, дергая Гриллби за штанину и пытаясь посмотреть, как там его брат. — Он в порядке? Гриллби взглянул на Санса и увидел, что тот закрыл глаза. — С ним все в порядке. Просто уснул. Ему, должно быть, не очень хорошо. Можешь принести для него какую-нибудь пижаму? Папирус кивнул и бросился в детскую. Гриллби прошел в свою спальню. Уложив Санса на кровать, он осмотрел свои руки и быстро натянул рукава пониже, чтобы не волновать детей. Папирус уже спешил в комнату с пижамой в руках, вручив ее Гриллби, он попытался забраться на кровать, но элементаль остановил его, на ходу придумывая ложь. — Санс немного простыл. Не думаю, что это хорошая идея — сразу с ним обниматься. Папирус нахмурился. — Но Санс всегда обнимает меня, когда я болею. Что, если он нуждается во мне? — Санс не хотел бы, чтобы ты заразился из-за него. Давай дадим ему отдохнуть, а попристаем потом, ладно? Папирус не ответил, только продолжил смотреть на Санса. — Я обещаю, что вы увидитесь позже, хорошо? Папирус кивнул и выдавил слабую улыбку: — Можно я приготовлю для него суп? Гриллби хохотнул. — Да, конечно, малыш. Я сейчас спущусь... — Я сделаю это! Присмотри за моим братом! Позови, если что-нибудь случится. Папирус вприпрыжку выбежал из комнаты. Когда младший ушел, Санс открыл глаза, оглядывая спальню. Гриллби закрыл дверь и обернулся к нему. Их взгляды пересеклись, а затем Санс отвернулся, предпочитая разглядывать ковер. — Спасибо, — пробурчал скелет. Гриллби положил пижаму, подошел к нему и медленно начал разворачивать полотенце. — Давай-ка переоденем тебя, — Гриллби попытался снять с Санса куртку, но скелет хлопнул его по рукам и отодвинулся. — Нет, не надо, — Санс вцепился в свою одежду, отказываясь ее снимать. Он практически жил в своей куртке, она укрывала его от мира. За ней он мог скрыть свое отвратительное тело. Санс не хотел, чтобы Гриллби видел его обезображенные кости. Санс не хотел, чтобы их вообще кто-нибудь видел. — Малыш, тебе нужно сменить одежду. Ты весь вымок. Санс покачал головой, он начал ощущать, как отупение потихоньку сменяется паникой и страхом. — Хочешь, чтобы я вышел? Да. Нет? Какая разница? Почему Санс так расстроен? Из-за тела? Но Гриллби это не будет волновать. Гастера не волновало. Он никого никогда не волновал. Зачем бы? Его тело — это ничто. Он сам — ничто. Его роль — быть изуродованным. Что он хотел, не имело никакого значения. У него нет права голоса. Ему не позволено иметь свое мнение. Санс всего лишь машина, он получает приказы и исполняет их. Санс ощутил, как куртка соскальзывает с плеч, открывая обезображенные руки. Поврежденными руками он ухватился за низ футболки и снял ее, обнажая деформированные ребра. Снятая футболка отправилась на пол, за ней последовали шорты. Он сидел на кровати совершенно голый и открытый. Его мерзкое тело выставлено на показ, ожидая приказов. Санс слегка приподнял голову и взглянул на Гриллби. Глаза скелета широко распахнулись, когда он понял, что элементаль отвернулся, давая ему то уединение, которого он хотел. — Ты закончил? — спросил владелец бара после нескольких минут молчания. Не получив ответа, он обернулся и выругался, увидев раздетого скелета. — Санс, давай. Это странно. Оденься, пожалуйста. Руки Санса не двигались, они как будто налились свинцом. Санс подумал, что он противен Гриллби. Поэтому он не смотрел? Смотреть на него так неприятно? Он думал, что так. — Ну же, малыш, — Гриллби вздохнул, когда Санс все еще отказывался одеваться. Огненный элементаль взял сухую кофту и осторожно постучал по одной руке Санса. — Руки вверх, малыш. Санс моргнул и поднял руки. Гриллби собрал кофту и продел ее через голову скелета. Подол зацепился за одно из зазубренных ребер, но Гриллби просто аккуратно отцепил его и расправил кофту. Огненный монстр помог скелету со штанами, собрал мокрую одежду и полотенце и бросил их в угол. Гриллби. Гриллби такой замечательный. Санс хотел бы быть в состоянии сделать для него что-то. Он всегда так терпелив к Сансу, хотя скелет этого не заслуживает. Он заботится о скелете, делает его счастливым. Он может подарить ребенку мир, которого у него никогда не было и который он даже не надеялся получить. Как хотелось обнять его, улыбнуться. Сансу хотелось сделать хоть что-то, чтобы показать Гриллби свою благодарность, но он не мог пошевелиться. Его разум был заполнен мрачными мыслями, и он не мог найти способ поблагодарить бармена. Скелет чувствовал себя слишком больным, слишком разбитым. Он мог думать только о… — Гастер. Руки Гриллби замерли в тот момент, когда он искал что-то на замену мокрой куртке Санса. — Что? — элементаль медленно обернулся и посмотрел на Санса. Санс смотрел на него в ответ, его зрачки потускнели, но он не отводил взгляд. — Доктор В.Д. Гастер, — повторил он. — Доктор ВингДинг Гастер. Гриллби ощутил, как уменьшилось и замерцало его пламя. Доктор? Санс сказал ему имя Доктора? Имя, которое он отказывался произносить несколько часов назад? Почему? Это было слишком быстро. Гриллби не хотелось думать, что такое откровение было вынужденным. Как будто Санс пытался угодить ему. Но тот пустой, безжизненный взгляд, которым он смотрел на Гриллби, только подтверждал, что скелет сделал это, чтобы удовлетворить огненного монстра. — Санс, пожалуйста. Тебе не нужно ничего говорить. — Гастер. Королевский ученый. Доктор ВингДинг Гастер. Личный номер 785-А1-90, — Санс помнил каждую мелочь о Докторе, о Лаборатории. Все это было выжжено в его черепе. — Создатель шрифт серии. Первый эксперимент категории С, Санс. Имя субъекта ВД01... Гриллби закрыл Сансу рот. — Пожалуйста, остановись, — взмолился он, перегруженный этой информацией. Его руки медленно соскользнули и опустились на колени скелета. Санс оказался прав, Гриллби действительно противно с ним. Его пламя мерцало, синие и бордовые язычки проскальзывали в нем. Он расстроен. Санс заставил его расстроиться. То, что он смотрел на Санса, заставило его расстроиться. — Я омерзителен тебе? — спросил Санс, и Гриллби поднял голову. — Что? Нет! Нет, Санс, ничего подобного. Я просто... — Это нормально. Я себе тоже противен, — Санс опустил взгляд на свои руки. — Я ненавижу себя. — Малыш… — Он оставил все эти отметины. Они никогда не исчезнут. Никогда не сотрутся. Они всегда будут пятнать меня, показывать, как я гадок. Ты ненавидишь меня. Все ненавидят меня. Я всем отвратителен. Любой поймет, стоит лишь взглянуть на меня. Понятно, что я не монстр. Я — машина. Я — оружие. Лишь неудачный эксперимент, — зрачки Санса пропали. — Я — мерзость. — Санс, прекращай это дерьмо. Взгляни на меня, — Гриллби взял лицо скелета в свои руки. — Послушай меня, — поучительным тоном заговорил Гриллби, наблюдая, как медленно возвращаются маленькие точки. — Ты не мерзость, — твердо сказал бармен. — Ты не отвратительный. Ты не гадкий. Все эти метки ничего не значат. Они не определяют тебя. Не портят тебя. Это просто шрамы, вот и все. Из-за них ты не перестаешь быть монстром. Они не делают тебя меньшим живым существом, чем кого-либо другого. Эти шрамы не характеризуют тебя. Неважно, что он говорил тебе, неважно, что ты говоришь себе. Ты не мерзкое существо. Ты Санс. Ты монстр, монстр-скелет. Я люблю тебя, независимо от того, сколько у тебя ссадин и порезов. Я буду любить тебя, и не имеет значения, как ты выглядишь. Ты особенный, Санс. Ты такой умный, такой талантливый, такой смелый, такой сильный, ты смог пройти через все это. Ты не существо, которого нужно бояться, ты монстр, которого нужно любить и обожать. Ты вдохновляешь. Ты светоч надежды для любого, кто борется. Ты сделал это. Освободился от Доктора. И теперь ты здесь, в своем доме со мной и Папирусом, и мы оба любим тебя. Очень больно, когда ты говоришь такие вещи о себе, потому что ты очень важен для нас. Ты — целый мир для своего брата, я не могу даже вообразить, какой была бы его жизнь без тебя, какой была бы моя жизнь. Гриллби обнял Санса, крепко прижимая к груди. — Ты такой необычайный. Такой чудесный. Ты такой милый и такой замечательный ребенок. Никогда больше не смей говорить о себе этих ужасных вещей. Потому что это все чертова ложь, малыш. Ты дар, сокровище для любого, кто имеет удовольствие познакомиться с тобой. Санс до сих пор оставался неподвижен, только слезы вот-вот грозили вылиться из глаз. Особенный. Умный. Талантливый. Храбрый. Сильный. Необычайный. Чудесный. Милый. Замечательный. Сансу не подходит ничего из этого. Папирус был особенным. Папирус был сильным. Папирус был талантливым. Санс только тварь. Демон. Урод. Санс не… Санс не особенный. Санс неровно дышал, слезы пролились. Громкий всхлип сотряс тело скелета, он вцепился в рубашку Гриллби. Любовь. Гриллби любит Санса. Это так отличалось от любви Папируса. Папирус мог заставить его чувствовать себя счастливым и мягким. Гриллби подарил чувство безопасности и спокойствия. Санса никто никогда так не любил. Скелет не мог ничего рассказать, не мог ничего сделать, но Гриллби это не волновало. Он любит его. Всегда будет любить. Санс такого не заслуживает. Он не заслуживает любви, ведь он чудовище. Однако он все еще был там, прицепившийся к Гриллби, словно пиявка. Отчаянно пытаясь впитать столько ласки и любви, сколько может, пока ее не отняли. Санс плакал очень долго. Каждый раз, когда он думал о словах Гриллби, слезы лились с новой силой. Каждый раз, когда он ощущал, как рука Гриллби поглаживает его по спине, он издавал новый всхлип. Он плакал, пока слезы не кончились, и ему оставалось только подвывать и скулить. И позволять Гриллби вытирать слезы и сопли подолом рубашки. — Тебе лучше? — спросил Гриллби после того, как ребенок более-менее успокоился, иногда икая и шмыгая носом. — Я не-не чувствую себя хорошо, — признался Санс. — В смысле прямо сейчас или нехорошо какое-то время? — Некоторое время, — ответил Санс, вытирая лицо рукавами. — С-с тех пор, как я проснулся. — Ты заболел? Санс кивнул, и Гриллби положил тыльную сторону ладони на его лоб, ощутив температуру, близкую к температуре собственного тела. — Хорошо, так, — Гриллби поднял Санса и перенес его к изголовью кровати, укладывая под одеяло. — Я думаю, у тебя простуда. Простуда. Поэтому он был такой горячий? Это не из-за слизи? Нет, Санс не болеет, как нормальные монстры. Это точно слизь. Он помнил ощущения того ужасного дня, когда она влезла к нему в кости. — Простуда, — слабо повторил Санс, глазницы вдруг как будто налились тяжестью. — Нет, не простуда. Санс закрыл глаза. Когда он стал таким слабым? Это потому, что он так долго плакал? — Это определенно похоже на простуду. Почему ты думаешь, что это не она? Санс глубоко вздохнул, с трудом разлепляя глаза. — Потому что. Гриллби не смог сдержать мягкий вздох. Какой расплывчатый ответ. Санс стал собой, уклончивым и скрытным. Гриллби никогда бы не подумал, что будет рад видеть, как его ребенок скрывает от него свои эмоции. — Ты знаешь, из-за чего чувствуешь себя так? — Да. — Ладно, как я могу помочь тебе? Что ты чувствуешь? Санс всхлипнул. На самом деле, ему не хотелось вдаваться в подробности того, как он себя чувствует. Сансу хотелось только блевать и спать. Объяснять, как он себя чувствует, отчитываться Доктору — это было так утомительно. Заставлять работать свой голос и мучить мозг, чтобы подобрать подходящие слова и сложить их вместе. Технические термины, всегда только технические термины. Санс не мог отделаться, просто сказав, что у него болят руки. Он должен был четко объяснить, какая кость болит, насколько ужасна боль, может ли он использовать магию, продемонстрировать, что он все еще способен пользоваться ей. Санс покосился на Гриллби. Скелет задавался вопросом, можно ли ему обойтись без этого. Вдруг он может сказать Гриллби, что у него болит голова, и не страдать от проверок магии и ощущений. — …Голова болит, — тихо проговорил он, наблюдая за реакцией Гриллби. И не увидел ничего. — И все? Тебя не тошнит? Еще где-то болит? Санс моргнул с пустым лицом. Он может уйти от этого. Гриллби не хочет знать подробностей. Гриллби просто хочет понять, где болит и как можно это поправить. — Тошнит, — признался Санс. — И больно. Меня вырвало. — В ванну? — На пол. — Может быть, мне не следовало отправлять Папируса готовить для тебя в одиночку, — высказал вслух свои мысли Гриллби, но у него уже не осталось времени, чтобы что-то поменять. Папирус пинком распахнул дверь, сжимая обеими руками поднос, заставленный кучей разных вещей. — Сейчас я заставлю его чувствовать себя лучше! — прокричал Папирус, и Санс поморщился, громкий голос брата как молотом ударился в его череп. Папирус ахнул и устремился в комнату. — Братец, ты в порядке? — Малыш, Сансу немного нездоровится. Мог бы ты говорить своим... — Обычным голосом? Папирус и так говорил обычным голосом. — Мог бы ты говорить чуть помягче. Папирус закрыл рот, кивая головой. — Санс, — повторил Папирус, понизив голос до шепота. — Я приготовил тебе суп, — сообщил младший скелет, ставя поднос на тумбочку. — Я насыпал туда сердечек, потому что он сделан с любовью! Гриллби отвернулся и прикрыл рот, чтобы скрыть восхищенный вздох, едва не вырвавшийся из него. Папирус был слишком милым. — Спасибо, бро, — ответил Санс хриплым после плача голосом. Он толкнул себя вверх слишком быстро, голова закружилась и начала пульсировать, а зрение помутилось на несколько секунд. — Полегче, малыш. Гриллби помог Сансу сесть, потом кинул взгляд на творение Папируса и замолк. В супе и правда были розовые сердечки, которые плавали в какой-то неестественно зеленой жиже… это что, слизь? Гриллби заметил большие куски чего-то еще, но понять, что это, ему не удалось. Бармен до смерти любил Папируса, но не мог позволить Сансу попробовать это в его нынешнем состоянии. — Знаешь что? Не думаю, что Санс должен кушать это прямо сейчас, — начал Гриллби, и скелеты уставились на него. Папирус выглядел смущенным, а Санс немного грозным, предупреждая Гриллби держать рот на замке насчет супа Папируса. — Санс сказал, что его малость тошнит. Наверное, не стоит позволять ему есть такой… особенный суп. Он не сможет удержать его внутри. — Я могу приготовить больше! — улыбался Папирус, а Санс, украдкой взглянув на суп, ощутил, как его улыбка стала натянутой. — Я-я уверен, что можешь, малыш. Но этот суп действительно такой особенный, наверное, он потребовал много стараний. Ты сказал, что вложил в него свою любовь, и Санс просто не может позволить ему пропасть. Я знаю! Почему бы нам не оставить его до тех пор, пока твоему брату не станет лучше? Тогда он сможет съесть его и оценить, насколько большую работу ты проделал. — А-ага, Пап, — поддержал Санс, отрывая взгляд от жидкости. — Я-я не могу дать твоей великолепной работе пропасть впустую. Я съем это завтра, когда мне станет получше. Это точно вылечит меня. Санс обожал своего брата, и в любой другой день он смог бы принять любую «еду», приготовленную младшим скелетом, но сегодня он действительно не доверял своему желудку. — Хорошо, — Папирус надулся, а двое монстров незаметно вздохнули от облегчения. Папирус похлопал по кровати, чтобы привлечь внимание Гриллби. — Я лекарство принес! — младший указал на поднос. Хотя коллекция препаратов Гриллби не была особо большой, но на подносе стояло все необходимое. Бармену было интересно, прочитал младший скелет этикетки или похватал все подряд. — Спасибо, Папирус, — поблагодарил он, подходя к подносу. Элементаль перебирал разные упаковки, таблетки и бутылочки, думая, помогут ли они с внезапной болезнью Санса, если это не простуда, а что-то другое. Черт, как же ему не хватало врача. Гриллби обернулся на братьев. Папирус поглаживал Санса по голове и рассказывал о своих приключениях на кухне, пытаясь как-то поднять ему настроение. Может, Гриллби вызвать врача? А стоит ли? Огненный монстр, морщась, отогнул рукав, следы от воды все еще остались на руке. По крайней мере, врач нужен ему. Гриллби все еще размышлял над этим, пока передавал Сансу лекарства от головной боли и тошноты. Папирус взял свой суп и выбежал из комнаты, чтобы оставить его на потом. Огненный элементаль помог Сансу снова лечь, а сам сел на край кровати. Гриллби знал ответ на свой вопрос ещё до того, как задал его. Он знал, что Санс не хочет никого видеть, но спросить ведь не трудно? — Санс? — позвал Гриллби и повернулся, чтобы посмотреть на скелета. Глаза Санса были закрыты, лицо наполовину скрыто одеялом. — Что? — ответил скелет, не открывая глаз. — Ты… ты не против встретиться кое с кем? Одна глазница открылась. — С тем, кто мог бы помочь тебе? Теперь открыты были оба глаза. — С тем, кто мог бы... — Доктором? — оборвал Санс ровным тоном. — Лекарем, — поправил Гриллби, не желая пользоваться этим словом. — Тем, кто может помочь тебе почувствовать себя лучше. Я не эксперт в таких вещах. Все, что я могу для тебя сделать — дать таблетки от головной боли и уложить спать. Лекарь может куда больше, и гораздо быстрее справится, чем я. Санс ничего не ответил, и Гриллби задумался, стоит ли ему продолжать. Скелет не отверг эту идею, что уже казалось неплохо. Возможно, он мог бы рискнуть и надавить чуть сильнее. — Он может помочь, — Гриллби указал на свою руку, — с твоими костями. — Пальцы Санса впились в одеяло. — Он часто мне помогал, когда я получал травмы от воды, — Гриллби приподнял рукав, показывая темные дыры цвета индиго, отметины, оставленные водой на его огненных руках. Глазницы Санса расширились, его опустевший взгляд мгновенно стал обеспокоенным и виноватым. Гриллби опустил рукав обратно и оперся ладонями на колени. Доктор… нет, лекарь. Нет, это доктор. Называй как угодно, но Санс знал, что это доктор. Но доктор, который исцеляет? Гриллби говорил ему раньше, что за пределами лаборатории доктора лечат монстров. Доктора за пределами лаборатории заботятся о своих пациентах, и они хорошие. Звучит как ложь. Санс был уверен, что так оно и есть. Доктора, ученые, они все злодеи и уж точно не хорошие. Но может этот доктор, доктор из-за стен лаборатории, вылечить его? Может ли он стереть вмятины и отверстия? Может ли убрать отметки, что Санс так сильно ненавидит? Будет ли скелет достаточно храбр, чтобы попробовать? Будет ли он настолько глуп, чтобы поверить? — Не знаю точно, что он будет делать или спрашивать, — признался Гриллби, не желая врать ребенку. — Обычно они хотят знать, что произошло, чтобы быть уверенными, что правильно лечат тебя. Но ты можешь спрашивать все, что тебе будет интересно. Он выслушает и ответит на любые вопросы, чтобы убедиться, что тебе комфортно. Задавать вопросы? Докторам не позволительно задавать вопросы. Санс никогда не имел права ничего спрашивать у Гастера. Это Гастер задавал вопросы, а Санс мог только тихо отвечать на них. — Ты подумаешь об этом? — спросил бармен. Взгляд Санса был устремлен на Гриллби, но казалось, что он проходит сквозь него. — Что… что произойдет? — выговорил Санс. — Имеешь в виду, если ты согласишься? — Санс кивнул, и Гриллби потер затылок, вспоминая свой последний визит к врачу. — Обычно тебе нужно записаться на прием, для… ну в моем случае, по крайней мере, они заберут меня, подлечат и отправят домой. Для вас двоих, думаю, будет лучше провериться для начала. — Провериться? — Наверное, так. Я не знаю точный медицинский термин. То есть тебе нужно встретиться с док... лекарем. Он задаст несколько вопросов о том, что тебя беспокоит, а что нет, и потом, если тебе удобно, он осмотрит тебя. Убедится, что ты нормально дышишь, хорошо видишь, у тебя здоровый магический поток, посмотрит на твою душу... — Нет, — Санс прижал руку к месту, где находилась его душа. Его разбитая и тусклая душа. Он ненавидел это жалкое зрелище. А тот факт, что Папирус мог ее видеть, он ненавидел еще больше. По сравнению с яркой и счастливой душой брата душа Санса была никчемной. — Хорошо, мы скажем лекарю, что ты не хочешь, чтобы он смотрел на твою душу, — согласился Гриллби, пытаясь успокоить Санса. — Тебе надо просто сказать ему или мне, что ты хочешь, а чего не хочешь. — Санс сжал кофту в кулаке и кивнул. — А потом он скажет мне, или нам, если ты хочешь, что он может сделать, чтобы помочь. — И все? — И все. — Никаких иголок? Никаких кошмаров? Никаких тестов? — Просто разговор. Санс закрыл глаза и натянул одеяло на голову. Нет. Ему действительно не хотелось идти. Не хотелось никого видеть. Не хотелось ничего делать. — Может быть… — ответил Санс из-под защиты одеяла. Гриллби слегка улыбнулся. Может быть. — Ты можешь все увидеть завтра, хорошо? Можешь пойти со мной и посмотреть, что происходит. Санс взглянул на свои поврежденные кости, может, доктора действительно помогают? Могут ли они убрать эти сколы, отверстия, зазубрины? Неужели он настолько глуп, чтобы поверить в существование хороших докторов? Может быть. Может быть, так оно и есть. — Может быть, — повторил Санс, закрывая глазницы. Может быть.