My Fault/Моя вина

Услышав щелчок открывающегося замка, Папирус оживился. Он соскользнул с дивана, на котором сидел вместе с Бонни, и подбежал к двери. Санс выглядел расстроенным, а пламя Гриллби совсем опало. Младший скелет следил, как опекун опускает на пол его брата, который почему-то даже не смотрит на него. — Санс? Все хоро… Не сказав ни слова старший брат проскочил мимо младшего. Папирус развернулся и бросился за ним, но отстал, и к моменту, когда он поднимался по ступеням, Санс уже влетел в спальню и молча захлопнул дверь. Младший скелет преодолел лестницу и, подбежав к двери, постучал в нее. Не получив ответа, он попробовал снова, но результат был таким же. — Санс? — позвал Папирус, кладя ладонь на ручку. Он покрутил ручку, дверь оказалась заперта. — Брат? Встревоженный скелет снова постучал костяшками по двери. Чего он так расстроился? Санс никогда прежде не закрывался, по крайней мере, так, чтобы с ним внутри никого больше не было. Если его брат расстроен, Папирус должен быть рядом с ним. Он всегда липнул к брату, когда тот расстраивался. Это была его работа, единственный полезный навык. С последнего приступа он постоянно находился рядом с братом и непрестанно волновался о его здоровье и безопасности. Он держал свои чувства при себе, потому что понимал, что так будет лучше для всех. Ему не нужно привлекать к себе лишнее внимание, внимание нужно Сансу. Папирусу нельзя так себя чувствовать. Не тогда, когда его брат в таком состоянии. Ему нужно оставаться храбрым, позитивным! Он понятия не имел, что происходит, что причиняет брату столько боли, но это и неважно. Однако он хотел бы знать. Хотел бы помочь. Папирус не мог придумать ничего более желанного, чем счастье брата, и может быть, если бы он был в курсе, то мог бы сделать больше. Если… если бы они просто рассказали ему что-то… Нет! Позитив! Санс! Сосредоточься на Сансе! Санс не хотел рассказывать Папирусу, и он это примет. Он должен. — Что случилось? — спросил Папирус, после того, как Санс отказался открыть ему дверь в спальню. Гриллби стоял над ним, и скелет позволил элементалю положить руку ему на плечо. — Встреча прошла не очень хорошо. Он просто немного устал. Дай ему чуточку времени. Гриллби не хотелось оставлять Санса одного, но он знал, что в комнате нет ничего опасного. Так что пока он решил не трогать скелета, и дождаться, когда тот сам надумает ответить на вопросы или просто откроет дверь. — Он очень расстроен, папа. Раньше он не запирался. Он не любит закрытые двери. Что случилось? Папирусу нужно знать. Маленькому скелету даже не дали помочь, просто захлопнули перед ним дверь. — У него был приступ. — Почему? Из-за чего? — Я… думаю, будет лучше, если Санс сам расскажет. Гриллби не горел желанием выдавать чувства Санса, понимая, что тот может слышать их через дверь. Санс не хотел беспокоить Папируса. И хотя Гриллби тяготила необходимость скрывать что-то от своей семьи, он боялся, что рассказав, сделает лишь хуже. И, похоже, Папирусу всегда хватало понимания. Он знал, что его брат любит скрытничать. — Нет, ты расскажи мне, — промямлил скелет, его глазницы с мольбой смотрели на Гриллби. — Скажи, — повторил он громче. — Пап, я не думаю, что это хорошая идея. Ты ведь знаешь, как Санс ценит свои личные секреты. — Папирус, почему бы нам не дочитать нашу книгу? — предложила Бонни, поднимаясь по ступенькам. Папирус покачал головой. — Нет, я хочу знать, что случилось. Расскажи мне, что случилось. — Папирус, он не… — Он мой брат! Я должен помочь ему! Скажи мне, что случилось! — потребовал Папирус, оттолкнувшись от двери в спальню. Папирус любил Санса, он его брат, его друг, его семья. Он ничего так сильно не хотел, как забрать всю его печаль, только бы суметь, но он не знал, как. Гриллби отказался рассказать ему, чем поделился с ним Санс, а сам Санс никогда ничего не говорил брату. Папирус принимал это как должное. Комфорт Санса стоял для него на первом месте, но он так устал быть в неведении. Он понятия не имел, что происходит с его братом, и это приводило его в ужас. Казалось, Санс сходит с ума, и все вокруг знали, что с ним не так. Кроме Папируса. Он всегда мог облегчить состояние Санса, но сейчас старший брат отказался принять его помощь. Санс захлопнул дверь, заперся от него. Папирус ощущал себя невероятно бесполезным. — Папирус, прошу тебя, успокойся, ты же знаешь, ему просто нужно время. Папирус давал ему время! Он только и делал, что ждал, и ждал, и ждал, когда Санс поделится с ним, но он этого не делал! Он просто хотел помочь! Почему они не дают ему сделать свою работу? — Нет, ты не понимаешь, каково это! Каково мне! Санс расстроен, и я не знаю, почему. Я не могу помочь. Вы ничего мне не говорите. Я так сильно стараюсь быть с ним, поддерживать его, но никто даже не думает рассказать мне хоть что-то! — крикнул Папирус, и Гриллби поблек, мерцая синими искрами. — Я не эгоист, я всегда стараюсь ставить чужие потребности выше своих. Санс важен для меня. Он важнее меня, — скелет всхлипывал, вытирая лицо. — Мне больно видеть его таким, но я должен смириться, потому что у меня нет другого выбора. Я должен оставаться позитивным, потому что никто другой не будет. И я согласен на это. Я справляюсь с этим. Просто хватит обращаться со мной как с идиотом, который не понимает, что происходит! Я знаю, что он не в порядке. Я знаю, когда он просто грустный, а когда нездоров. Я знаю его лучше всех, а вы оба ведете себя так, будто я просто безделушка, которую можно использовать, чтобы Сансу стало лучше! — Пап, Папирус. Нет. Мы так не думаем! — сказал Гриллби, но ребенку было виднее. — Я знаю, что думаете, и это нормально. Я только и умею, что заставить его почувствовать себя лучше. Я во многих вещах не силен, хоть и пытаюсь. Я стараюсь изо всех сил, чтобы помочь Сансу, но я ничего не могу, если вы двое ничего мне не говорите! Я боюсь, Гриллби. Боюсь того, что может случиться с Сансом. Я боюсь, что он может не проснуться или не оправиться после приступа. Ему нехорошо. Он не здоров. Я знаю, что что-то происходит. Я не дурак! Я не хочу расстраиваться. Мне нельзя. У меня нет на это права. Мне нужно думать о Сансе, но я так переживаю. Мне не нравится, что мой единственный выход — это полагаться на тебя! Когда у него случается паническая атака, все, что я могу делать — это использовать свою дурацкую магию и как-то найти тебя. Это… — скелетик опустил взгляд на свои руки. — Это не решение. Я не могу быть постоянным средством. Я вообще ничего не могу сделать, потому что у меня нет других возможностей помочь, кроме магии, и даже ее я не могу использовать. Прямо сейчас я не могу сделать ничего. Я не знаю, что делать. Не знаю, как помочь. Я-я просто чувствую себя таким бесполезным! И я даже не могу спрятаться в собственной комнате, пока мне не станет лучше! — короткая вспышка гнева Папируса сменилась печалью. — Я не могу расстраиваться. Не могу. Я просто… просто… Он замолчал, тихо всхлипнув в ладони. Гриллби чувствовал себя ужасно. Он совершенно забыл про Папируса. Бедный скелетик старался быть оптимистом и поддерживать всех вокруг. Он мог только смотреть, как его брат превращается в неуравновешенную тень того, кем был когда-то, и никак не мог этого объяснить. А опекун просто злоупотреблял добродушием и позитивом сына. Теперь же Папирус лишил себя права чувствовать и открыто выражать свои эмоции. Он должен быть расстроен. Он должен быть в ярости, а он всего лишь винит себя за то, что позволил себе чувствовать что-то, что не относится к его брату. Это неправильно. Он сомневался в себе и оценивал собственные действия только по тому, насколько полезны они были для брата. И теперь, стоя перед закрытой дверью и не имея никакой возможности помочь, Папирус, должно быть, совершенно растерялся. — Папирус, прости меня, — извинился Гриллби, но скелет только покачал головой. — Мне просто нужна минутка, — промямлил он. Ему нужно успокоиться. Все его внимание должно быть сосредоточено на брате, а не на себе. Когда он стал таким эгоистом? Он ужасный брат. — Эй, нет, все хорошо, — Гриллби опустился на колени перед своим ребенком. — Ты не обязан быть счастливым все время. Это нормально — иногда расстраиваться. Ты можешь быть недовольным. — Нет, не могу, — оборвал его скелет. — Я должен быть сильным. Должен. Я просто… мне нужно побыть одному. Он оттолкнулся от Гриллби и отправился в ванную, закрыв за собой дверь. Несколько часов в доме стояла тишина. Санс в спальне не издавал ни звука, но отпер дверь, когда Гриллби попросил. Бонни провела несколько часов, успокаивая Папируса, пока тот не вышел из ванной. Он извинился перед ними, хотя никто не заслужил его извинений. Папирус был прав, они им злоупотребляли, относились как к какому-то аксессуару, а не к живой личности. Он был ребенком со своими эмоциями и чувствами, которые все игнорировали из-за его брата. Даже когда Гриллби попытался поговорить с ним, после того, как скелет вышел из ванной, он продолжал только извиняться за то, что вел себя, как эгоист. Но Папирус не потратил на себя ни минуты. Как только дверь в спальню была открыта, он провел большую часть времени там, пытаясь как-то разговорить брата. Санс свернулся калачиком на верхней полке, которой раньше никогда не пользовались, с головой накрывшись одеялом. Младший скелет попытался помочь с помощью своей магии, но его аккуратно оттолкнули. Хотя большую часть времени, когда младший скелет проверял его, Санс спал, несколько раз он бодрствовал и просто не реагировал на брата. Он ответил Папирусу только единожды, и то, когда наступила ночь. Папирус не мог вспомнить ни одной ночи, когда спал один. Кровать казалась ему слишком большой. Он прижался к стене, в надежде, что она сможет предоставить ему хоть какой-то комфорт. Но это была слабая замена брату. Папирус не мог уснуть без него. Ему не хватало ощущения его веса на кровати, руки брата, перекинутой через его тело, он скучал по тихому посапыванию брата или его бормотанию, ему просто не хватало брата. — Санс? — прошептал Папирус, лежа на спине и сжимая в руках плюшевую собаку. — Санс? Можно мне поспать с тобой? Он не ждал ответа, но, к его удивлению, ответ был. — Нет. В ту ночь Папирус не спал. Следующий день был долгим и унылым. Гриллби хотел остаться дома, но Бонни переубедила его, сказав, что дети заражают его безумием и она сама посидит с ними, а он должен уйти на работу. Бонни провела весь день с Папирусом, который много дремал из-за бессонной ночи. Как Бонни и Папирус ни пытались поговорить с Сансом, им ничего не удалось. С каждой минутой Папирус все больше и больше расстраивался. Да что происходит?! Прошел уже день, а Санс выглядит так, будто не сдвинулся с места с тех пор, как захлопнул дверь в спальню. Он не реагировал на магию Папируса, его шутки, Бонни, Гриллби, ни на что. Если бы не слабое свечение, которое видел Папирус, он бы решил, что Санс не с ними. Несколько раз Папирус почти потерял контроль над собственными эмоциями. Он едва успевал вытирать скопившиеся слезы. Он проглатывал все рыдания и мольбы, которые так отчаянно рвались из него. Он должен оставаться храбрым. Позитивным. Он должен оставаться Папирусом. Но кем был Папирус без его умений? Все полагались на его оптимизм, понимание, возможность помочь Сансу. Теперь он не мог ничего. Папирус сомневался в себе сильнее, чем когда-либо. Он не хотел больше оставаться в тени, но не мог сделать ничего, чтобы уменьшить боль брата. Папирус не находил себе места и у него не выходило оставаться таким, как все привыкли его видеть. Папирус не чувствовал, что может и дальше играть эту роль. Но дело не в нем, а в Сансе. Папирусу нет нужды чувствовать себя тем, кем он должен быть, чтобы сделать что-то. Ему нужно только улыбаться и действовать. — Санс? — Папирус прижимался к маленькой железной лесенке, ведущей на второй ярус кровати. — Санс? Время обеда. Ты уже проснулся? Маленький скелет смотрел на одеяло с надеждой, что вот-вот увидит, как его брат поднимется. — Бонни сделала бутерброды. Она даже нарезала сосиску и положила в один специально для тебя. А мне она приготовила бутерброд в форме зайчика. Может быть, и тебе такой сделать? Одеяло только сильнее натянулось над головой брата. — Может, ты хочешь в форме звездочки? — Уходи. Папирус нахмурился. Он обернулся к двери, а затем забрался по лесенке и сел на край кровати. Еще один день прошел, а Санс все так же в кровати. Маленький скелет не знал, чем занимается брат в течение ночи, но он очень беспокоился. Он может оставаться в комнате, но ему нужно кушать. Хотя, он не обязан, если не хочет… — Ты можешь покушать позже. Нужно заставить его почувствовать себя лучше. Если он не хочет есть, не стоит заставлять его. — Только папа приготовил бутерброды, которые становятся не очень вкусными, если их разогревать в микроволновке. А Бонни еще принесла коричных кроликов. Она сказала, что их приготовила ее сестра, и они еще теплые. Хочешь один? Санс ничего не ответил. — Я… эм… я нарисовал Водопадье. Посмотришь? Нет ответа. Папирус тихо застонал, заламывая руки. Он ощутил комок в горле и сглотнул его. Оставаться сильным. Быть сильным. — Х-хочешь, чтобы… ум… я дал тебе поспать? Ты вчера очень п-поздно лег, к-кажется. Я слышал, как ты ходишь. Трудно было заглушить желание плакать, и Папирус покачал головой, судорожно вдыхая. — Е-если ты спишь весь день, то п-потом не можешь уснуть. Н-не х-х-хорошо спать так много. — Папирус, уходи. Папирус зажал глазницы руками, начиная глубоко дышать. Не плакать. Не плакать. Ты нужен ему. Будь сильным. Будь храбрым. Не плачь. Нужно помочь. Попробуй еще раз. Выход есть всегда. Он сможет помочь. Должен помочь. Должен быть рядом. Помогать! Быть Папирусом! — Т-ты не хочешь разговаривать с Гриллби. Я-я понимаю. И я знаю, что ты… — голос скелета дрогнул, и он откашлялся, — не любишь говорить со мной. Но я здесь. Я всегда буду с тобой. Пожалуйста. Ответь. — С-Санс? Пожалуйста, пусть тебе станет лучше. — Ты в порядке? Прошу! Прошу, прошу, прошу, прошу… — Нет! — крикнул Санс, ударив кулаком по стене. Папирус отпрянул, скрутив пальцами свои пижамные штаны. Кулак старшего брата ослабел и соскользнул по стене на кровать. Одеяло сползло в этом порыве и приоткрыло часть черепа. — Нет, — повторил Санс надломленным тоном. Он лежал к брату спиной, и младший не смог увидеть его лицо. — Мальчики? — позвал Гриллби, скорее всего услышав Санса. — Все хорошо? — Да! — крикнул Папирус перед тем, как Санс, махнув рукой, захлопнул дверь. — Хорошо! — крикнул малыш громче, чтобы убедиться, что опекун точно его услышит. Младший скелет обернулся на брата и посмотрел, как он лежит, свернувшись калачиком. Одеяло сползло с него, открывая плечи. — Хочешь, чтобы я натянул его обратно? — Неважно. Ответ! — Наверное, стоит. Тебе нравится быть укрытым. — Все равно. Еще попытка. — Хочешь, чтобы я ушел? — Делай, что хочешь, мне без разницы. Тебе не нужно мое разрешение. — Но я хочу, чтобы тебе стало лучше. Пожалуйста. Как помочь? Пусть он скажет, как помочь. — Папирус, мне плевать! — крикнул Санс, впервые за три дня повернувшись к нему лицом. Папирус почувствовал себя разбитым его истощенным и отчаявшимся видом. — Мне все равно! Что я хочу, не имеет смысла! Ничего во мне не важно! Хватит пытаться помочь мне! Я безнадежен! В глазницах скелета стояла влага. Санс отвернулся, прикрывая лицо ладонями. — Безнадежен, — прошептал он. — Почему ты так думаешь? — спросил Папирус, его собственные слезы уже катились по черепу. — Потому что это правда! Никто не может мне помочь! Я никчемный! — Это не правда! — выкрикнул Папирус, раздавленный тем, что его брат так плохо думает о себе. — Ты не знаешь! Не знаешь! — рявкнул Санс в ответ. — Знаю! — завопил младший скелет, отказываясь сдаваться горю. Ему нужно оставаться сильным, быть позитивным! — Я знаю тебя! Ты не никчемный. Не безнадежный! Ты мой брат! Ты замечательный, и сильный, и… — ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ, ПАПИРУС! — выпалил Санс, запуская подушку через всю комнату. Младшего скелета поразил этот тон брата. Но он все еще был полон решимости. — Так расскажи мне! Расскажи! Расскажи все, чего я не знаю. Расскажи, как помочь. Давай! — Тебе не понять, — пробормотал Санс, стараясь не встречаться взглядом с братом. — Попробуй! Прошу! — Нет. Не понять. Я знаю. Как? Почему? Пожалуйста, Санс! Хватит скрывать. Хватит секретничать! Он справится! Он сможет помочь. Папирус просто хочет помочь! Так позволь ему это!!! — Откуда ты знаешь? Ты никогда мне ничего не рассказываешь! Никто ничего мне не говорит! — резко крикнул Папирус, и Санс свирепо зыркнул на него. На его лице отразилось злобное выражение, когда эмоции брата столкнулись с его собственными. Санс был слишком усталым, разбитым и несчастным. Он просто хотел выпустить все чувства, которые разрывали его на части. К сожалению, Папирус стал для него тем переломным моментом, и Санс начал орать. — Потому что ты не справишься с этим! Я знаю, что не сможешь, потому что видел! Ты не помнишь, но я все помню! Он сломал тебя! Папирус молчал. — Ты всегда верил в правильные вещи. Ты думал, что есть другой выбор, но его не было! Не было! Ты не можешь решить все одной верой и позитивом! Я все делал для нас… для тебя! И когда я пытался поступить по-твоему, он ранил тебя! В душе Санса бушевало столько эмоций, но ни одна из них не могла быть направлена на Папируса. Папирус видел, как надбровные дуги брата сошлись в гневе, как печаль наполнила его глазницы слезами, а голос дрожал от всепоглощающих чувств. Санс ощущал сразу столько всего, но, когда его взгляд встретился с братом, в его глазах Папирус увидел только грусть и любовь. Он словно заглянул в его душу. Все тело Санса предупреждало его держаться подальше, он даже сказал это вслух. Но его душа и зрачки умоляли Папируса остаться. Так больно. Его брат все продолжал говорить о вещах, которые Папирус не понимал. Он был напуган и хотел, чтобы брат остановился, но молчал. — Я знаю, что не поймешь, потому что ты никогда не понимал! Ты не умеешь справляться со стрессом. Ты не вынесешь знания! — старший скелет сокрушенно заплакал, свернувшись калачиком. — Ты не дашь отпор. Не причинишь боль. Ты никогда бы не ранил его, мне пришлось сделать это. Мне всегда приходилось все делать. Делать все ради тебя. Ты не мог, поэтому приходилось мне. Если бы я не делал, ты был бы мертв. Плечи Санса тряслись, и он всхлипывал. Мертв? Санс кого-то ранил? — Санс, о чем ты говоришь? — проскулил Папирус в ужасе от того, что кричал его брат. — Ч-что ты имеешь в виду? Брат, я не понимаю. Маска старшего скелета только что рассыпалась прямо перед братом, и он задрожал, гремя костями. Санс хотел, чтобы он ушел, хотел уйти сам. Папирус такого не заслужил. Он был свободен, он мог делать, что хотел и быть, кем угодно. Его не держало бремя прошлого. — С-Санс? О чем ты? Ты меня пугаешь? Кто ранил меня? — Я соврал. Папирус выглядел смущенным. — О чем? — Обо всем. У младшего скелета дыхание перехватило в горле. — Ч-что? Со всей энергией, что у него была, он должен заставить Санса рассказать ему еще что-то. — Обо всем! — громко проговорил Санс с холодным выражением лица. — Мы не выросли в Водопадье. У нас никогда не было родителей. Я никогда не жил снаружи, до тех пор, пока мы не сбежали в тот день. Я не знал, что было снаружи. Ты не мой брат. Мы не монстры. Мы эксперименты. Мы были созданы в лаборатории. Мы должны были стать оружием. Над нами издевались и проводили опыты всю жизнь, до тех пор, пока я не убил Гастера. Я убил его, потому что он хотел убить тебя. Ты забыл, все забыли, но не я. Из-за этой машины. Я обо всем врал, Папирус. Все, что я говорил тебе, было враньем! — закончил скелет, у него заняло несколько секунд, чтобы заметить испуганное выражение брата, скованного страхом. Глазницы Санса опустели, он уже не мог забрать своих слов. Он боялся двигаться, говорить. Словно сам воздух замер, и в доме повисла тишина. Прошли как будто часы, прежде чем Папирус наконец заговорил. — Зачем ты врал? — его голос едва ли был громче шёпота. —…Я не хотел, чтобы ты помнил, — Санс спрятал руки под одеялом. — Он причинял тебе столько боли до того, как все это случилось. Так много боли, что ты сдался, — в глазницах опять начали собираться слезы. — Ты не улыбался, не смеялся. Не двигался. Это была моя вина. Я должен был помочь тебе, защитить. Я всегда защищал тебя. Ты всегда верил мне, а потом узнал, что я не могу тебя спасти. Санс не мог спасти его. Он умел только ранить, а не помогать. — Мы… мы не братья? Санс закрыл глаза, качая головой. — Мы были созданы, чтобы совпадать друг с другом в душе и магии. Гастер создал меня, а потом тебя, потому что его заставили. Он назвал слово «брат» просто по ошибке. И мы начали звать друг друга так ради веселья. — Но если мы совпадаем… мы связаны? Мы… — Мы сделаны из одинаковых материалов, вот и все. Он использовал ДНК из человеческих останков, его собственное тело и магию, чтобы сделать наши тела. Мы — два отдельных магических скелета. Мы сплав магии и энергии душ, призванных к жизни. Мы чувствуем привязанность друг к другу, потому что наши тела были созданы таким образом. Без этой энергии нам было бы все равно. Ты не заботишься обо мне, это просто… — Не правда! — перебил брата Папирус. Нет! Это не правда! — Мне неважно, как я был создан. Ты мой брат! Ты всегда им был. И всегда будешь! Гриллби мой отец, хоть мы и не совпадаем. Семья не определяется совпадением. Мы выбрали свою семью. Я выбрал, и это ты! Ты и Гриллби, и Бонни, и даже Сульфи, Фиора и Флинт. Ты… Ты постоянно говоришь, что тебе все равно, ну так и мне тоже! Мне плевать, что ты соврал! Плевать на то, кто мы и чем должны были стать! Мне все это неважно! Я не знаю, что случилось и не знаю, что будет потом, но мне это неважно! Все это прошло! Я не знаю, как или почему. Но все закончилось, ты вывел нас, ты спас нас! Нас, Санс, нас. Ты все время говоришь, что делал все возможное для меня. Но ты тоже здесь. Ты выбрался. Спас меня. Помог мне. Ты нашел Гриллби, когда я заболел. Ты решил остаться здесь. Ты решил ходить в школу. Из-за тебя мы живы. Ты дал нам этот дом, отца, семью, жизнь! Ты думаешь, что глупо быть позитивным и верить несмотря ни на что, но это именно ты никогда не сдавался! Как я могу думать о плохом, когда тот, кем я восхищаюсь и люблю больше всего на свете, никогда не сдавался? Если бы тебе было все равно, ты бы ничего из этого не сделал! Ты бы слушал только то, что тот парень говорил. Но ты не делал этого! Ты действительно думаешь, что мы не заботились бы друг о друге, если бы не были созданы так? Ты волнуешься обо мне только потому, что чувствуешь себя обязанным? Ты и об этом врал, Санс? Все то, что ты делал все это время, было лишь потому, что ты чувствовал, что должен? — Нет! — крикнул Санс. — Нет! Никогда! Я никогда так не думал! Я всегда заботился! Но я ранил тебя. Бил тебя, потому что он приказал, а я просто испугался. Я не хотел быть рядом с тобой, потому что знал, что ты ненавидишь меня, и ненавидел себя за это. Но ты подошел ко мне и улыбнулся, и простил. Я не заслуживал этого, не заслуживаю, но мне всегда было не все равно. Ты всегда любил меня, несмотря ни на что, и я чувствовал то же самое. Это не из-за энергии. Я все делал для тебя. Я думал о тебе! — Чем это отличается от меня? Я всегда стараюсь помочь, так же, как и ты. Так почему я не прав, а ты прав? — Потому что я не смог защитить тебя, спасти тебя! Я провал! — Нет, не правда! — Папирус толкнул брата, и Санс упал обратно на матрас. — Где ты провалился? Я что, умер?! Ты умер?! НЕТ! Папирус не хотел злиться настолько, но он был в ярости: — Я всегда старался быть рядом с тобой, но ты никогда не приходил ко мне. Я тоже провал? Ты торчал в этой постели три дня и ни с кем не разговаривал, а я ничего не мог сделать. Я неудачник? Я не смог помочь тебе, так что, я плохой брат? Я позволил этому напугать меня? Нет! Нет, Санс, по всем пунктам нет! Мы не можем быть идеальными! Ты не можешь защитить меня от каждого перелома, а я не могу все время помогать тебе чувствовать себя лучше, но это нормально! Поэтому посмотри на нас сейчас, брат! — Папирус схватил его руку и переплел с ним пальцы. — Мы оба получаем то, что хотим! Каким местом это провал? Ты наконец-то заговорил со мной, а я, наконец, могу быть хорошим братом, как ты! А что насчет тебя, Санс, — Папирус положил ладонь над душой брата. — Я умер, Санс? Ты защитил меня? Ты спас нас? Санс шмыгнул. Его зрение расплывалось из-за слез, но он кивнул. — Ты не должен больше страдать в одиночестве, Санс. Разве похоже, что я сдался? Потому что я не сдался. Ни за что не сдамся. Я решительнее, чем когда-либо. Я не могу потерять надежду и не потеряю. Ты доказал мне, что я не могу. Я всегда буду верить, так что и ты верь. Ты не безнадежен, нет. Все будет хорошо. Глаза старшего скелета напоминали мини-водопады, зрачки увеличились, в них плескалось отчаянье. — Как ты можешь быть таким уверенным? Папирус мягко улыбнулся и протянул костяную руку, чтобы коснуться щеки брата. — Потому что пока у меня есть ты, я знаю, что так и будет. Прошло несколько секунд, прежде чем слова дошли до разума Санса. Отчаянный плач вырвался из самой его души, и он кинулся на брата. Они плакали, вцепившись друг в друга, пока не кончились слезы. Санс знал, что все не будет хорошо. Не был настолько глуп, чтобы в это верить. Но все равно, в этот момент он подумал, что вещи встали на свои места. Сомнения всегда были с ним. Они велели ему отрицать все обнадеживающие слова Папируса. Но Санс не стал сосредотачиваться на мыслях или словах, позволив себе просто окунуться в чувства. У него так редко была подобная возможность. От него всегда требовалось отключить эмоции, или не чувствовать ничего, или слишком резко реагировать. Сейчас Санс просто плакал и ощущал себя при этом удивительно. Руки его брата, тепло души и его энергия, утешительные слова, которые он шептал, одеяло на ногах, ткань одежды, все казалось таким живым и настоящим. Как в тот раз, когда они увидели светящиеся кристаллы в Водопадье. Братья лежали на земле, часами наблюдая за ними. Санс понимал, что они лежат в грязи и все это временно. Ему нужно найти еду, кров, защищать брата. Но глядя на эти кристаллы, мерцающие словно звезды, переливающиеся цветами, о существовании которых он и не подозревал, он чувствовал себя таким свободным. Никакого страха перед завтрашним днем, никаких тягот вчерашнего, только этот момент. Время не тянулось и не летело, просто тикало без единой мысли. Санс ненавидел собственные мысли, потому что они мешали ему оставаться рациональным. Речи Папируса были правдой. Но из-за расстройства он не мог поверить в них. Санс прислушивался к каждому слову Папируса, хотел верить, но когда он оставался один, безумие говорило ему другое. Он понимал, что Папирус больше не будет вести себя как прежде. Папирус ни за что не отстанет от него, больше никогда. Младший скелет был куда требовательнее, чем их опекун. Гриллби позволял Сансу идти в его собственном темпе, и хотя Папирус не был любителем сильно напирать, но если он хотел чего-то, то свободно озвучивал это. И теперь, когда Санс сломал последнюю стену, которую возвел между ними, младшего брата уже ничто не остановит. Наконец он получил стимул. Он был не прав, сомневаясь в себе, ощущая себя, даже если временно, никчемным. Хотя сомнения еще оставались, но его подчеркнутая вера и оптимизм помогут им выкарабкаться. Потому что оба они отчаянно хотели верить в слова Папируса, как бы трудно это ни было. Но одно они могли сказать точно, до тех пор, пока они вместе, все будет хорошо. — Гриллби, — позвал Санс, стоя на пороге кухни. — Санс? Что… — Гриллби заметил покрасневшие глазницы скелетов, дорожки слез на их лицах и мокрые футболки. — Что?.. — несколько капель воды плеснули на руку Гриллби, и он, зашипев, закрыл кран. — Что, черт возьми, произошло? Вы в порядке? — Я хочу попробовать встретиться с другими врачами, — старший скелет сжал ладонь младшего, который ответил ему таким же крепким пожатием. — С Папирусом. Гриллби обалдело переводил взгляд между детьми. Он не был уверен, что произошло наверху, но не собирался спрашивать. — Хорошо, — согласился он, снимая и откладывая перчатки на стол. — Папирус обо всем знает, — пояснил Санс, заметив растерянность элементаля. — Про Гастера, про все. Ну, то есть почти про все. Младший скелет кинул вопросительный взгляд на брата. — Он знает, что я лгал ему. — Ох, — пламя Гриллби опало, когда он взглянул на своего маленького сына, который слабо улыбнулся, обнадеживая своего опекуна. — Это хорошо, — элементаль положил руки на плечи детей. — Больше между нами нет секретов. Сейчас мы все в одной команде, несмотря ни на что. Они кивнули, и бармен крепко обнял детей, а затем отпустил. Опекун взглянул на еду, которую приготовила Бонни для старшего скелета перед уходом домой. — Голодный? Санс сжал футболку ниже своих ребер и коротко нетерпеливо кивнул. — Очень, — Санс посмотрел на тарелку голодными глазами, и Гриллби подошел к ней. — Давайте я сделаю вам салат? Санс выглядел разочарованным. — Но разве… Пап говорил, что были бутерброды. — Да, были, но я тоже проголодался, знаешь ли, — опекун убрал тарелку. — Гриллби! — заскулил Санс, пытаясь заглянуть в тарелку. — Да ладно, я же вижу! — Боже, малыш, понятия не имею о чем ты. Все, что тут есть — просто пара свежих коричных кроликов, — элементаль взял один и откусил. — Очень вкусные. Папирус хихикнул, а Санс снова заныл. — Я хочу один! — весело сказал младший скелет, и Гриллби протянул ему булочку. Санс с ужасом наблюдал, как его брат уплетает лакомство прямо у него на глазах. — Ребята! — Санс, застонав, плюхнулся на пол. Элементаль присел перед ним на колени и опустил кролика ему на череп. Скелет схватил его и сразу засунул в рот. — Вот так народ и давится, Санс, — сказал Гриллби, аккуратно щелкая ребенка по лбу. Санс попытался говорить с набитым ртом, чем заработал еще один щелчок. — Давай, дикарь. Прояви манеры. Ребенок хрюкнул, старательно прожевывая, и через минуту ему удалось проглотить. — Я же сказал, что был голоден! — Очевидно, что так, балда, — хмыкнул Гриллби, вытаскивая поднос с едой для Санса, а затем кивнул в сторону стола. Но дети сели на пол, принимаясь ждать еду. Кашлянув, Гриллби взял тарелку. Санс попытался дотянуться до нее, но был слишком низким. Медленно бармен поставил тарелку на пол прямо перед Сансом, который собирался схватить бутерброд, но Гриллби опередил его. — ГРИЛЛБИ! — Санс. Ты кое-что забыл, — поддразнил элементаль. — Что еще? — спросил он, оглядываясь на брата, который беззвучно проговорил «спасибо». Санс сжал зубы и закатил глаза. — Ааа, — вздохнул он. Он выпрямил спину и вежливо улыбнулся. Прежде чем бармен успел среагировать, скелет подпрыгнул, подхватил бутерброд синей магией и телепортировался к кофейному столику. С самодовольным видом он откусил большой кусок и громко рассмеялся. — Вот мелкий паКОСТник, * — хмыкнул Гриллби, качая головой. — Эй, эй, Гриллби, — позвал Санс, после того, как прожевал. Элементаль взглянул на ребенка, и Санс улыбнулся. — Спасибо за еду, старик.