My Fault/Моя вина

— Я хочу быстренько сбегать до дома, — объявила Бонни, после того, как Гриллби закончил телефонный разговор с Кавой. Бармен стоял, прислонившись к дверному косяку, и потерянным взглядом смотрел в пространство, однако все равно кивнул. — Я пойду с тобой, — сказал Папирус, сидевший рядом со спящим братом. Внимание элементаля вернулось, и взрослые разделили один и тот же удивленный вид. — Ты уверен? Тебе не обязательно, — ответил Гриллби. — Я просто... — скелет замолчал и глубоко вздохнул. — Я хотел бы пойти с тобой, Бонни, — повторил он, хотя смотрел при этом только на брата. — Папирус, поговори с нами, — попросил бармен, отталкиваясь от косяка. — Ты ведь не на долго, да? — спросил скелет Бонни, не обращая внимания на опекуна. Ему не хотелось говорить. — Да, я просто хочу забрать кое-какие вещи для ночевки. Минут двадцать, не больше. Папирус качнул головой, не в силах поддерживать свой обычный энтузиазм и улыбку. — Пойдем, — Бонни кивнула на дверь, скелет поднялся. Пушистая девушка положила лапку на плечо друга и крепко похлопала. — Я поговорю с ним, — прошептала она, слабо улыбнувшись Гриллби напоследок. Они вышли, и у Гриллби не осталось других дел, кроме как присматривать за ребенком. Элементаль планировал так и поступить — сидеть и ждать, пока он не очнется, но во входную дверь постучали. Бармен приоткрыл дверь и увидел одного из стражников. На пороге, тяжело дыша, сидел Малый Пес. В его пасти виднелось письмо. Пес протянул за ним лапу и передал письмо элементалю, которого слегка удивило отсутствие на нем слюней. — Король! — пролаял караульный. — Ты посетишь Короля? — Ух, нет, не сейчас, — ответил бармен. — Король просит тебя прийти. В письме объяснения. Ты придешь? Бармен осмотрел конверт со всех сторон, а затем покачал головой. — Нет, сейчас не могу. Передай ему, что я не могу, — Гриллби вышел за порог, прикрыв дверь, чтобы лай не побеспокоил спящего ребенка. — Почему он сам не пришел? — Азгор занят с Королевским ученым. Капитан сказал, что это очень секретно. Я скажу Королю, что ты занят. Со счастливым лаем Малый Пес обежал круг, а затем умчал в закат. Несколько секунд Гриллби смотрел ему вслед, после чего переключил внимание на конверт. Использовав свою магию, чтобы сжечь боковой край, он извлек письмо и развернул. Гриллби. Извини за мои «старомодные» методы общения. Я не привык к новинкам электроники. Все эти приборы кажутся мне такими маленькими. Возвращаясь к делу, я послал это письмо с Малым Псом, чтобы уведомить тебя о том, что мы открыли и начали осмотр лаборатории. Мы с Туром изо всех сил стараемся понять и собрать воедино всю информацию. Думаю, для нас будет лучше встретиться, чтобы я мог показать тебе все лично. Я рекомендую не брать Санса. Даже если он мог бы помочь нам разобраться в чем-то, ситуация в целом довольно мрачная, а я предпочел бы не доставлять ему лишние эмоциональные переживания. Но мне хочется, чтобы ты это увидел, если, конечно, готов. Возможно, ты мог бы помочь. Пожалуйста, свяжись со мной, как можно скорее. Я надеюсь, все будет к лучшему. Азгор Дриимурр. Хмурясь, Гриллби перечитал письмо, затем сложил его и вернулся в дом. Закрыв дверь, бармен кинул бумагу на журнальный столик. Азгор и его находки были последним, что его сейчас интересовало. Он чуть было не решился написать письмо, в котором хотел попросить Короля на какое-то время отстать, но прекрасно понимал, что не стоит позволять эмоциям брать над собой верх. Все-таки, он не мог полностью игнорировать его. Возможно, стоило бы... Магию будто высосали из тела элементаля, когда он услышал громкий визг. Его тело нагрелось, став ярко-алым, и он метнулся вверх по лестнице. В слепой панике он распахнул дверь и вздрогнул, когда еще один визг разорвал воздух. — Санс? — тяжело выдохнул Гриллби, шагая в сторону кровати. Скелет лежал в углу, свернувшись калачиком, его кости громыхали друг об друга. Он быстро дышал и что-то бормотал из-под одеяла. — Не реально. Не здесь. Не реально. Не здесь. Гриллби поискал край, чтобы поднять одеяло, но не нашел, Санс полностью скрылся под ним, элементаль различил только очертания костяных пальцев, вцепившихся в ткань. — Санс, что случилось? Что произошло? — спросил элементаль. Скелет по-прежнему не обращал на него внимания, но его бормотание сменилось всхлипами. — Санс, что произошло? — повторил Гриллби, пытаясь откинуть одеяло, но ребенок только начал кричать. — НЕ РЕАЛЬНО! НЕ РЕАЛЬНО! НЕ РЕАЛЬНО! Несмотря на то, что все инстинкты говорили оставить его в покое, Гриллби сдернул одеяло. Санс взвизгнул, свернувшись в комочек, и заплакал так, будто ему больно. — Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! — Санс! Санс, посмотри на меня, успокойся. Все нормально, — сказал Гриллби, протягивая руку к ребенку. Его тело сотрясали всхлипы, плач стал еще громче, когда бармен дотронулся до плеча. Но элементаль не отступил. Он гладил скелета по затылку, пытаясь добиться, чтобы тот прекратил сжиматься. Постепенно ребенок расслабился и приоткрыл одну глазницу, решив проверить, кто его трогает, когда понял, что от голоса и прикосновения не исходит угрозы. Как только он заметил Гриллби, всхлипы прекратились. На его лице проступила смесь ужаса и растерянности. Скелет судорожно обшарил комнату взглядом. Убедившись, что они тут одни, и нигде нет ни следа его личного кошмара, Санс почувствовал, как в глазницах собираются свежие слезы. — Гриллби? — прошептал он, одновременно в восторге и в ужасе от того, что опекун рядом. — Да, Санс. Это я, — ответил Гриллби приглушенным тоном, продолжая поглаживать его по спине. — Папа, — всхлипнул скелет. Его самообладание окончательно рухнуло, и он бросился на грудь опекуна, плача и цепляясь за него так, будто от этого зависела его жизнь. Руки Гриллби обвились вокруг ребенка и крепко прижали его. — Ты в безопасности, Санс. Я здесь. С тобой все будет хорошо, — успокаивал Гриллби своего ребенка, который продолжал издавать самые болезненные и душераздирающие крики, какие элементаль только слышал. — О-он был здесь! Он с-схва-тил меня и-и хот-тел з-забрать об-братно в л-лабораторию, но я-я не м-могу, папа. Не могу. Не могу в-вернуться, не могу. Я-я т-так испуга-а-ался. М-мне страшно. Папа, он здесь. О-он сдел-лает мне б-больно, — едва понятно выдавливал Санс сквозь икоту и подвывания. Гриллби покачал головой, крепче обнимая ребенка. — Никто тебя не тронет, — пообещал элементаль, поглаживая его по затылку. «Лжец». Санс закричал, пряча лицо в складки рубашки опекуна. — Гриллби, он здесь! Гриллби, он тут. Помоги мне. Пожалуйста. Он здесь. Здесь! Он пришел за мной! Пожалуйста. Гриллби, помоги мне! — молил Санс. Пламя элементаля окрасилось в рубиново-красный, оттенки золотого и ярко-оранжевого пробегали сквозь него, когда он развернулся, готовый к бою с незваным гостем. Но комната была пуста. Красное пламя выцвело до бледно-оранжевого. — Санс, где он? Где? — быстро спросил Гриллби, молясь, чтобы ребенок просто ошибался. Скелет оторвал лицо от груди элементаля и оглядел комнату. Его взгляд остановился на столе, и он взвыл, дрожа и снова сжимаясь. Гриллби развернулся к столу, но не заметил ничего, кроме мебели и стопки раскрасок. Галлюцинация. У Санса начались визуальные галлюцинации. Бармен не стал терять времени даром. Он сдернул с кровати легкое одеяло, укутал в него ребенка, подхватил его на руки и поднялся, всем видом показывая, что готов защищать его от чего угодно. — Санс, мне нужно, чтобы ты послушал меня, хорошо? — спокойно сказал Гриллби, направляясь к двери и выходя из комнаты. — Мы идем к Бонни, ладно? Ты согласен, Санс? Пожалуйста, скажи мне, что тебя это устраивает. Скелет кивнул, прижимаясь к элементалю. — С тобой все будет хорошо. Мы пойдем к Бонни, Папирус тоже там, и мы все будем в безопасности. Ты понимаешь? Снова кивок. Гриллби вышел из дома, кое-как закрыл дверь и припустил вниз по улице Сноудина. Несколько раз он чуть не споткнулся и узнал о себе много нового из взглядов встречных монстров, но его это не волновало. Он сосредоточился на том, чтобы успокоить Санса, чтобы тот был в порядке. Добежав до маленького домика крольчихи, Гриллби забарабанил в дверь, нагревая свое тело, потому что скелет дрожал от холода и страха. — Лиззи. Я же сказала, что занята... — Бонни рывком отворила дверь и уставилась на Гриллби, а затем опустила взгляд ниже — на Санса. — Что случилось? — спросила она, впуская их. — Он проснулся, и у него случился приступ. Где Папирус? Гриллби ослабил железную хватку на ребенке, но Санс вцепился в него, смертельно испугавшись, что опекун его бросает. — Нет! Гриллби. Нет! Он заберет меня. Пожалуйста, не отпускай! Пожалуйста! Янемогунемогунемогу! Не отпускай, пожалуйста! — взмолился Санс. Гриллби судорожно вздохнул, его душа рвалась на части от того, как отчаянно звучал голос ребенка. — Хорошо. Хорошо. Я не отпущу тебя. Извини, пожалуйста. Успокойся! — заверил Гриллби скелета. — О чем он говорит? — удивилась Бонни, но Гриллби не ответил. — Бонни. Пожалуйста. Ты можешь позвать Папируса? — лихорадочно спросил Гриллби, чем, мягко говоря, напугал девушку-кролика. — Он был... — Санс! — охнул младший брат, выбегая из спальни Бонни. Старший скелет безудержно дрожал и трясся. Он быстро дышал, скорее даже глотал воздух. Он потерялся в панике, и не мог сосредоточиться ни на чем вокруг. Гриллби присел на диванчик Бонни, поглаживая скелета в попытке успокоить его. Папирус шагнул ближе, но остановился на расстоянии, и его лицо исказило выражение крайнего отчаяния. — Санс, ты меня слышишь? Скелет кивнул, его маленькие ладони дрожали, пока он пытался крепче ухватиться за Гриллби. — Санс, можешь сказать мне, как ты себя чувствуешь? Ты боишься? Растерялся? — Я б-боюсь, папа. Я т-так испугался. Он был там. Он-он… — голос Санса сломался, когда он вдохнул больше воздуха и закашлялся. — Санс. Все хорошо. Я даю тебе слово, что все в порядке. Мне нужно, чтобы ты меня услышал, хорошо, Санс? Ты слушаешь? Скелет, подавив плач, кивнул головой. — Санс, в комнате никого не было. У тебя случилась галлюцинация. Но это ничего. Санс покачал головой. — Н-нет, он был там! Б-был! Он должен был там быть. Санс видел его, чувствовал его. Он был там! — Малыш, я понимаю, ты напуган, но мне нужно, чтобы ты сделал одну вещь, ради меня, ладно? Можешь сказать, есть ли что-нибудь здесь? Ты слышишь или видишь что-нибудь? Санс замер. — Ничего не навредит тебе. Санс, здесь только мы. Здесь только твоя семья, только мы, но я хочу, чтобы ты сам увидел это, ладно? Это всего лишь мы. Санс приоткрыл глазницы, повернул голову и оглядел половину комнаты. Его взгляд скользил по каждому предмету, сканируя пустое помещение. Ничего не заметив, Санс повернулся сильнее и осмотрел вторую половину. Он взглянул на Бонни и Папируса, как будто их там не было, крошечные зрачки задержались на темных областях. — Только… мы… Гастера нет. Он в безопасности. Пустая голова. Пустая комната. Безопасность. — Да. Только мы, видишь? Здесь никого, кроме твоей семьи, хорошо? Санс промолчал, все еще осматривая комнату и ожидая, что кто-то появится. Он совершенно запутался. Страх ослепил его. Он соглашался со всем, что говорил Гриллби, не обращая внимания на слова. Где он? Как тут оказался? Что это за место? Где Гастер? — Г… где мы? — промямлил Санс, не понимая, что это за место. — Мы дома у Бонни, помнишь? Я говорил тебе, что мы идем к Бонни. Скелет с задумчивым видом уставился на ковер. Дом Бонни. Не их. Этот дом казался безопасным. Без воспоминаний, новое место. Санс боялся их старого дома, потому что он был запятнан воспоминаниями о Гастере. Здесь было безопасно. Гастера здесь не было. — Дом Бонни, — пробормотал скелет. Дом Бонни, в котором его семья. Его семья. — Папс, — прошептал Санс, а затем оттолкнулся от Гриллби в новом приступе паники. — Папирус! Где Папирус?! — Санс, — младший скелет схватился за кофту брата, и тот заметил его. Санс протянул руки и сжал брата в крепких объятиях. — Здесь мы в безопасности, — прошептал старший скелет, все еще дрожа. — Ты в безопасности. Мы в безопасности. — Санс, я не понимаю, — сказал Папирус, но его брат не ответил ничего, что могло бы развеять замешательство младшего. Санс оставался в пограничном состоянии всю ночь. Он льнул к брату, скатившись обратно в свое чрезмерно защитное состояние. Его безумие продолжало играть с ним, периодически искажая зрение или подбрасывая видения лаборатории, которые заставляли глаза скелета светиться, а тело напрягаться. Стоило Гриллби упомянуть возвращение домой, и ребенок впал в легкое исступление, отказавшись уходить. Бонни обитала в маленьком доме с двумя спальнями, но вторая сейчас была завалена хламом и непригодна для жилья. Бармен раздумывал над тем, действительно ли он так устал, чтобы спать, и решил, что, в случае чего, пол сможет стать отличной заменой кровати. У Бонни можно было найти почти все полезные вещи, она настояла, чтобы они остались на ночь, и вызвалась присмотреть за мальчиками, пока Гриллби сходит домой. Он вернулся домой в одиночку, собрал сумку и отмыл рвоту Санса, а затем отправился к жилищу подруги. Когда он пришел, Санс и Папирус уже спали на диване, Гриллби решил не будить их ради переодевания в пижамы. Бонни укутала их в одеяло и включила ночник. — Эй, — прошептала она, когда Гриллби поставил сумку на пол. Он поднял взгляд и заметил её, машущую ему из дверей спальни. — Может, мне закрывать ее? — она взялась за дверную ручку. — Нет. Оставь приоткрытой. Бонни кивнула, прикрыла дверь и села на свою кровать рядом с другом. — Знаешь, тебе незачем спать на полу, — сказала пушистая девушка, пытаясь поднять настроение. — Без разницы. Сомневаюсь, что я вообще смогу уснуть, — промямлил элементаль в ладони. Воспоминания о ужасе своего ребенка заставляли его вздрогнуть. — Все наладится, Грилл. Что сказал Кава? — Он велел продолжать принимать таблетки. Но сократить дозу вдвое. После трех дней можно сократить еще вдвое. Кава не хочет подвергать организм Санса шоку и хочет постепенно снять его с таблеток, не навредив, — элементаль вздохнул, проводя руками по лицу. — Он надеется, что так можно предотвратить ломку от привыкания магии к лекарствам. Даже после отказа от таблеток, уйдет ещё неделя, чтобы его магия вернулась к нормальному состоянию, до воздействия лекарств. Кава предложил приехать, если Санс согласится. Хотя в этом я сомневаюсь. Прямо сейчас малыш едва цепляется за реальность, — рассказал Гриллби, имея в виду несколько инцидентов, которые произошли считанные часы назад. — А я думаю, это будет правильно. И вообще стоит попытаться свести Санса с его терапевтом, — добавила Бонни. — Я и не спорю. Просто не хочу, чтобы встреча происходила в ее кабинете или вне дома, где он будет подавлен, — отверг предложение Гриллби. — Я понимаю, но не можешь же ты запереть его, пока лекарства не прекратят свое действие. — Бонни, ты не... — Гриллби разочарованно застонал. Девушка не разбиралась в ситуации, а он слишком устал, чтобы объяснять. — Снижением дозировки Сансу не поможешь. Ему не станет лучше, пока он не вернется к половине дозы, но и тогда его будет лихорадить. Из-за лекарств все это может повториться в любой момент, но ему нельзя так просто прекратить прием. А если завтра он откажется их пить, что мне... — бармен вздохнул, закрыв глаза. — Я даже не знаю. — Эй, ну брось, Гриллби. Посмотри на меня, — Бонни положила пальцы на щеки элементаля и заставила взглянуть ей в лицо. — Завязывай с этим, — она убрала одну лапку и нахмурилась. — Мы попали в тяжелую ситуацию, но он поправится. — Бонни, ты не знаешь, каково это... — Не знаю, каково это — быть на его месте, или даже на твоем, но это и не важно. Мы сможем, и мы пройдем через это. На все про все уйдет максимум две недели. А в первой части так и вообще три дня. — Меня не волнуют лекарства, Бонни! — крикнул Гриллби, отстраняясь от подруги. — У него визуальные галлюцинации! Он считает, что Гастер был дома и пришел, чтобы забрать его. Я боюсь, как это повлияет на него. Он сказал, что видел его, что он прикоснулся к нему. Но я ничего не видел. Санс настолько травмирован этим больным ублюдком и тем, что он с ним сделал, что я не уверен, сможет ли он почувствовать себя в безопасности в нашем доме, даже если откажется от лекарств. Ему привиделся его величайший кошмар, и он не мог этого контролировать, а пока он на лекарствах, то такое может случиться снова, — Гриллби взглянул на приоткрытую дверь, надеясь, что его порыв не разбудил детей. — И мы почти ничем не можем ему помочь, — добавил он тихим печальным тоном. — Ни один метод его терапии ничем ему сегодня не помог. Ничего из того, что мы говорили или делали, не сработало. Он такой уязвимый и так подвержен иллюзиям. Я не знаю, как он будет воспринимать все завтра — как какой-то сон или действительно поверит в Гастера в нашем доме. Он так далеко продвинулся, думая, что Гастер исчез, и он в безопасности. Но теперь, когда вся его вера в безопасность разрушилась, я даже не представляю, как он будет себя чувствовать и что делать. Он и без того настолько чувствительный и хрупкий, а сейчас… Ты знаешь… — Гриллби покачал головой, судорожно вдохнув. — Ты знаешь, как просто такое состояние приводит к самоубийству? — Хватит! — потребовала Бонни, и элементаль повернулся к ней от двери, на его лице было написано страдание. — Прекрати сейчас же. Не смей даже думать об этом, Гриллби. — А как мне не думать?! — Ты должен, ради своих детей, Гриллби! — резко высказала Бонни, указывая лапкой на дверь. — Ради обоих, Гриллби, не только Санса. Я понимаю, Санс сейчас в ужасном положении. Но ты не можешь забывать о Папирусе. Он тоже расстроен, и этим своим поведением ты ни ему, ни кому-нибудь другому не поможешь. Пламя потускнело, стыдливо потрескивая. — Быть родителем — значит вести себя с ними одинаково. Твоим детям нужно, чтобы ты был тем, на кого они могут положиться. Не относись к Сансу, как к стеклу, и разуй уже глаза, хватит фокусироваться на нем одном. Ты можешь волноваться и бояться, но не веди себя, как твой брат. Они тянутся к тебе за поддержкой. Как Санс должен полагаться на тебя, если ты думаешь, будто он собирается умереть? Как Папирус должен открыться и начать выражать себя, если ты продолжаешь надеяться на него, вместо того, чтобы спросить, как он вообще себя чувствует? Ты знаешь, каково ему, Гриллби? — шипела Бонни, и элементаль больше не мог смотреть на нее. — Я… нет. — Он винит себя, Гриллби. Он считает, что приступы Санса — это его вина. Шокированный бармен резко развернулся. — Что? Но это не так! — Попробуй и скажи ему это, особенно после последнего случая. Знаешь, почему он не рассказывал тебе о своих чувствах? Потому что он хотел, чтобы ты сосредоточился на Сансе. Знаешь, почему он пошел со мной, вместо того чтобы остаться? Потому что думал, что будет лучше, если его не будет рядом. Ты слишком беспокоишься о Сансе, Гриллби, но Папируса тоже многое гнетет, — Бонни положила лапу на его руку и подвела к кровати. — Я не его мама и не его родственница. В лучшем случае меня можно считать за тетю, но я не та, к кому он должен приходить с этим. Тебе нужно поговорить с ним. У вас с Сансом сильная связь, но теперь ты должен построить такую же с Папирусом. Ты не можешь отмахиваться от него и вести себя с ним так, как ведешь, только потому, что у него не такие серьезные проблемы, как у Санса. Бонни глубоко вздохнула, ее ушки повисли. — Слушай, завтра воскресенье, давайте все вместе посидим дома и пообщаемся, ладно? Если Санс будет готов, то можно позвать Каву или Фоли, конечно, если они ходят на вызовы. Ты будешь слушать детей и говорить с ними. Объяснишь ситуацию, поможешь им понять и будешь отцом для них. Ты не единственный, кто сегодня расстроился. Мы все хотим помочь Сансу, все к этому стремимся. Но ничего не выйдет, если его отец ждет, что он умрет, а брат винит во всем плохом себя. У нас все будет хорошо, веришь? — Бонни мягко улыбнулась другу, и Гриллби заглянул в ее честные искренние глаза. Он глубоко вдохнул и задержал воздух на несколько секунд, затем выдохнул и кивнул. — Верю. Вера была единственным, что поддерживало их. Неважно, что происходило каждый день, до тех пор пока они все держались вместе и чувствовали мягкую поддержку друг друга. Следующий день оказался терпимее предыдущего. Санс был нервным и дерганым. Но его восприятие реальности стало крепче, чем накануне. Хотя он был угрюм, но смириться с этим было просто. Скелет все еще боялся угрозы Гастера, однако ему удалось убедить себя в том, что дом Бонни мог являться убежищем. Это стало проблемой для всех, кто хотел вывести скелета из дома. Санс отказывался выходить на улицу и не позволял Папирусу покидать его поля зрения, а еще лучше, не отпускать его руку. Когда дело дошло до лекарств, Гриллби пришлось объяснять, что сказал Кава по телефону о причинах продолжения приема препарата. Санс хотел все бросить, но после того, как узнал, к каким последствиям это приведет, неохотно проглотил таблетки. В связи с новоприобретенной агорафобией* Санса, Кава сам пришел к нему, чтобы поговорить о произошедшем, но скелет неохотно делился деталями. Несмотря на то, что дом был его убежищем, он все равно рассказал очень мало. Он признался, что видел Гастера и ощутил его прикосновение, но когда Кава попытался объяснить, что это всего лишь побочный эффект таблеток, Санс разволновался и принял объяснение в штыки. Он не собирался мириться с мыслью, что Гастер был чем-то кроме живого, пришедшего по его душу монстра. Никто не стал переубеждать Санса, доказывать, что это иллюзия, но доктор попросил Гриллби быть более внимательным к ребенку. Он считал, что под влиянием своего бреда Санс сам коснулся своей руки и просто не помнит этого. Весь день все пытались вести себя нормально. Однако рядом с Сансом было очень трудно ходить как-то иначе, чем на цыпочках. Быстрые движения заставляли его дергаться, а голос громче полушепота вызывал панику. Разговор о Гастере или произошедших событиях пробуждал в скелете защитный рефлекс и грубость, а попытка игнорировать события заставляла его считать, что все думают, будто он все выдумал. Самым простым решением капризов Санса было постараться отвлечь его. С помощью разговоров, игр или просто находясь рядом. Не давать ребенку блуждать в собственных мыслях оказалось лучшим кратковременным решением. Отвлечение означало отсутствие галлюцинаций и психических атак, так что с этим планом все согласились. В понедельник днем пришла Фоли, чтобы поговорить с Сансом и Папирусом. Санс испытывал сильные перепады настроения, которые, по словам Кавы, были вызваны тем, что его магия приспосабливалась к низкой дозировке. Это сделало терапию эмоциональнее, чем обычно, Санс колебался от гнева к слезам и страху. Упоминание их дома вызывало гнев, так же как и попытка объяснить, что Гастер был галлюцинацией. Многие темы заставляли его кричать о том, что ему никто не верит и все думают, будто он сошел с ума. Он часто сбивался и рыдал, пытаясь описать произошедшее или день, когда скелеты покинули лабораторию. Он снова и снова повторял, что ему не разрешено говорить об этом, и если Гастер узнает, то он попадет в беду. Страх пришел, когда Фоли попросила пообщаться с Папирусом наедине. Но он быстро перерос в угрозы и магические вспышки. После долгих уговоров Фоли удалось увести Папируса от брата с тем условием, что Гриллби будет с ним. Бармен объяснил свое беспокойство о младшем скелете, и Фоли хотела дать ему возможность говорить свободно, без необходимости сдерживаться рядом с братом. Папирус увиливал и темнил так же, как и Санс в начале. Он не врал, но раскрывал и рассказывал лишь мелкие детали, до тех пор, пока в какой-то момент не начал просто вываливать свои чувства. Он признался, что винит себя во вспышке Санса. Он сожалел, что решил расспрашивать его о случившемся, и хотел бы, чтобы того разговора никогда не случилось. Он проклинал собственное любопытство и ненавидел себя за то, что решил вдруг начать выражать свои мысли. — Я всегда сперва думал о Сансе, а когда перестал, у него случился приступ, и все стало только хуже, — скелет шмыгнул, пытаясь вытереть уже сформировавшиеся слезы. — Мысли о себе сделали только хуже. Мне неважно, что я чувствую, если Сансу от этого больно. — Папирус, твои действия не были причиной произошедшего, — сказала Фоли ребенку, который лишь покачал головой, отказываясь верить ее словам. — Это правда, что Санс сейчас находится в очень нестабильном состоянии. Его могло расстроить что угодно. Ты должен понимать, что это не твоя вина. — Но она моя! — заплакал Папирус. — Я заставил его вспомнить об этом. Я его расстроил. — Но если бы это был не ты, то могло случиться что-нибудь другое. Вся эта ситуация — большой несчастный случай. Разве Санс злится на тебя? Разве он винит тебя? Папирус смотрел в пол. — Н-нет, но он и не стал бы. Он никогда не сказал бы мне, если бы я его расстроил. — А ты пробовал с ним поговорить? — спросила Фоли. — Нет, — Папирус отвёл взгляд от Фоли. — Но какая разница? Это неважно. Я не хочу его расстраивать. — А его обеспокоит то, что ты расстроен, Папирус? Скелет не ответил. — Когда Санса переполняют эмоции, ты тоже это чувствуешь, да? Ребенок кивнул, обхватывая себя руками. — И мы знаем, что Сансу не нравится, когда ты волнуешься о нем, вот почему он держит некоторые вещи в секрете. Но ты делаешь то же самое. Ты не хочешь беспокоить его и отодвигаешь свои чувства на второй план, но мы знаем, что это нехорошо. Это разрушает связи и приводит к ссорам. Тогда ты взорвался, потому что не давал выход своим мыслям. Каждому нужно выговариваться и быть в состоянии общаться с окружающими. Это самое главное в любой ситуации. Как ты собираешься понять, чем помочь, или что существует какая-то проблема, не общаясь? Почему бы тебе не попробовать поговорить с Сансом и не рассказать ему, что ты чувствуешь? Сейчас он может быть немного эмоционален, но он все тот же, независимо от того, как себя чувствует. Ты просто должен быть терпеливым и спокойным. Хочешь поговорить со своим братом? Папирус качнул головой, утирая лицо. Гриллби привел Санса, который мгновенно оказался рядом с братом. Папирус рассказал ему о своих чувствах и том, что он винит во всем себя. Мысль, что все случившееся могло быть виной младшего скелета, практически убила Санса. Они начали перекладывать вину с брата на себя, чтобы заставить понять друг друга, что они ни в чем не виноваты. До тех пор, когда оба не согласились не обвинять себя, пока брат делает то же самое. Фоли ушла после последней неудачной попытки разговорить Санса, но обещала вернуться. Вечером через два дня, Санс пережил еще один приступ. Он был в гостиной Бонни, когда внезапно начал кричать. Гриллби пытался его успокоить, но это вылилось в то, что ребенок взбесился и напал на бармена. Его зрение исковеркало фигуру Гриллби и превратило в кошмарный черный растекающийся силуэт Гастера. Даже после магической атаки его расслоившаяся реальность мерцала, не давая мыслить логически. Его собственный голос заглушали пульсация и крики внутри черепа. Душа неистово билась в груди, глаза ярко вспыхивали, когда чистая магия вырывалась из них. Санс сделал шаг назад, мгновенно ощутив рядом брата. Злобный силуэт оставался неподвижен, возможно, что-то говорил, но безумие Санса говорило громче. Мир вокруг него тонул в шепотах, криках, оскорблениях, угрозах и пугающих видениях, которые взвинтили панику скелета. В его сознании не осталось ни одной здравой мысли. Это было слишком. Он не собирался этого делать, но когда искаженная фигура Гриллби приблизилась к нему, Санс схватил брата и телепортировался из дома. Реакция была настолько бесконтрольной, что он не мог управлять конечной точкой путешествия. Санс упал спиной в мелкое озеро. Папирус был у него на груди. Холод воды выдернул его из паники. Папирус лежал на нем, оглядывая Водопадье, пока Санс, захлебываясь, пытался сделать вдох. — Санс, куда ты перенес нас? — спросил Папирус, поднимаясь с брата. Озеро оказалось неглубоким, воды было всего по колено скелету. Голова Санса показалась из-под воды, ему все ещё с трудом удавалось даже сидеть. — Я-я не знаю, — пробормотал он, сумев кое-как подняться на дрожащие ноги. — Ну, — Папирус огляделся, не очень хорошо помня глубинные части водных пещер. — Верни нас домой. Санс, я хочу домой, — попросил младший, холод воды уже заставлял его дрожать. — Нет! — рявкнул Санс. — Там небезопасно. Дом был испорчен. Гастер нашел его там и хотел схватить их в его доме в Сноудине. Лишь вопрос времени, когда он найдет их в Водопадье. — Что? Неправда! Санс, я хочу домой! — заныл Папирус, промокшие штаны и обувь делали его раздражительным. — Я скучаю по нашей кровати. Нашей комнате. Нашему дому! Я устал спать на диване. Я хочу домой, — потребовал он, и Санс нахмурился. — Ты не попадешь домой. Это больше не дом. Почему его брат такой упрямый? Почему не понимает, что дом им больше не принадлежит? — Прекрати! — Папирус топнул ногой, разбрызгивая вокруг воду. — Перестань так говорить! Это мой дом! Он всегда будет мне домом! Терпение молодого скелета лопалось. Он пропускал школу ради своего брата, жил у Бонни последние несколько дней, несмотря на то, что не хотел ни того, ни другого. Он устал, что Санс всегда добивается своего. — У нас нет дома, Папирус, — отрезал Санс, пытаясь понять, куда перенес их. ”Твой дом — лаборатория. Под землей. Где никто тебя не увидит. Запертый навечно, чтобы никому не навредить“. — Заткнись, — прошипел Санс. — Нет уж! — крикнул младший, обиженный тем, что брат затыкает его. — Я не с тобой разговариваю, — признался высокий скелет, не желавший задеть младшего брата. — Тогда с кем? Со своими голосами? Ты не должен с ними говорить. Они не настоящие! Санс вздрогнул, разрываясь между тем, чтобы наорать на брата и прикусить язык. — Ты воображаешь всякое, и мне это не нравится. — Папирус, хватит, — предупредил Санс, сжимая кулаки. Его брат не понимает. Он не имеет понятия, что чувствует Санс, или о том, как опасен Сноудин. Старший скелет просто пытается оградить его от опасностей. — Нет! Я хочу домой! — объявил Папирус, не желая, чтобы болезнь брата затянула его. Он любил Санса и хотел быть с ним, но побег из Сноудина, от Гриллби ничем не поможет. Его брат совершенно потерялся. — Мы не можем вернуться домой! — крикнул старший, и Папирус надулся. — Можем! Ты просто не хочешь, потому что думаешь, будто Гастер навредит нам. Но Гастера нет! Все это только в твоей голове! — Нет! — заорал Санс, перебивая брата. Оба замолчали, злобно глядя друг на друга. — Я иду домой, — тихо сказал Папирус. Он повернулся и начал уходить, но Санс отрезал ему путь стеной костей. Младший скелет фыркнул и свернул, чтобы обойти ее, но на его пути выросла другая. Это продолжалось несколько минут, пока Папирус не потерял терпение. Он раздраженно закричал и затопал ногами по воде. — Прекрати! — Я пытаюсь спасти тебя! — ответил Санс, не понимая, от чего так раздражен его брат. И когда он стал таким испорченным? Таким эгоистичным? — Нет ничего страшного в Сноудине. Ничего плохого нет нигде. Никто не пытается обидеть нас! — выкрикнул уставший скелет, не в силах больше сдерживать раздражение и обиду. — Он там, — ответил Санс, и Папирус завопил на него. — Нет, нету! — Папирус пихнул брата, уронив его в воду. Санс мгновение сидел в воде, а затем магией сделал тоже самое. Папирус задрожал, когда ледяная вода промочила его одежду. Он сузил глазницы и начал яростно брызгать в брата. Санс отвернулся, прикрывая лицо, когда вода обрушилась на него. Он открыл глазницы, готовясь обрызгать брата в ответ, но увидел только, как тот мчится в противоположном от него направлении. — Папирус! — крикнул Санс, бросившись вслед за братом. Папирус споткнулся и плюхнулся в озеро, из-за чего Санс догнал его. Они боролись, толкались и тянули друг друга в односторонней драке. Санс легко мог одержать верх, и Папирус это знал. — Почему ты не слушаешь меня?! — кричал младший скелет, пытаясь вырвать свои руки из чужого захвата. — Ты даже больше не похож на моего брата! Ведешь себя, как какой-то незнакомец! Все, что ты делаешь — это кричишь и плачешь! Мне не нравится этот Санс. Я хочу вернуть старого. Я хочу Санса обратно! — разрыдался он, и Санс резко втянул воздух. Санс совсем не изменился. Он всегда был таким. Если кто-то и изменился, то это Папирус. — Почему ты такой эгоист?! — старший скелет отпустил брата. Их души протестовали против друг друга, отталкиваясь из-за их обоюдной ярости. — Все, что я когда-либо делал — это пытался защитить тебя! Я всегда обязан был быть твоим старшим братом, а ты даже не пытался вернуть мне этот долг. Ты никогда не помогал мне с Гастером! Никогда не слушался меня. Делал все только так, как сам хотел! Я все для тебя делал, а ты не ценишь! Я спас тебя от стольких пыток и боли, но тебя это вообще не волнует. А теперь угадай что? Меня тоже! Иди, Папирус! — взорвался Санс, указывая вокруг. Папирус выглядел напуганным и застыл на месте. — Я сказал, иди! — Санс толкнул его, но Папирус остался на месте. — Я-я... — УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! — Санс толкнул брата магией, не рассчитав, как близко от стены тот стоял. Папирус врезался в стену пещеры, с отвратительным хрустом его череп треснул. Этот хруст эхом отразился в пещере и прошиб разум Санса, сбежав вниз по позвоночнику ледяным холодом, от которого вода в озере показалась ему горячее лавы. Его гнев исчез, и он оцепенел. Он в ужасе наблюдал, как Папирус опустился на колени, согнувшись и сжимая ладонями череп. Воздух как будто замер. Было так тихо, что Санс решил, будто весь мир исчез, пока он наблюдал за своим раненым братом. Он ранил брата. У Санса не было сил на вдох. Тишину нарушил тихий плач. Из груди маленького скелета вырвались приглушенные всхлипы, его плечи вздрагивали от каждого, потом он свернулся калачиком и расплакался. Каждый стон резал Санса, добавляя новые уровни страданий и ненависти к себе. Да что с ним не так? Что он за брат такой? «Čǿп̋л̨̧я̨к ςāм̊̌ н̨̧āп̋ρǿςѝл̨̧čя̨·, д̧ā Čāн̨̧ċѝ?» ”Может быть, он перестанет вести себя, как избалованное отродье“. Санс попятился. Его дыхание больше походило на болезненные хрипы. «Ему не суждено было выжить». Санс вздрогнул, когда рядом с ним появилась расплавленная фигура. «Но, с другой стороны, и тебе тоже». Его разум опустел, широкие потемневшие глазницы были прикованы к кошмару. «Ты насмешка над тем, кем когда-то был. Твоя психика так хрупка, ты жалок. Можешь удариться в панику от всякой мелочи! Один мой внешний вид парализует тебя. Хотя я только в твоей голове. Воистину жалким созданием ты стал». ”Сломай его!“ Фигура приблизилась и остановилась, по-прежнему наблюдая за Сансом с ухмылкой. «Помнишь время, когда ты жил в лаборатории, Санс? Первый укол Решимости? Или первый раз, когда ты убил тех лабораторных крыс?» Санс, схватившись за голову, упал на колени. «Время, когда я смотрел, как твое тело плавится от передозировки. Время первой магической пересадки твоего брата. Время, когда твой брат рухнул в комнате, не способный двигаться. Время, когда ты понял, что не сможешь сохранить жизнь единственного, о ком заботился. День, когда Папирус потерял надежду и волю к жизни? Он так легко сдался, Санс». Санс не реагировал, в его глазах теперь мелькал голубой и желтый, он тяжело дышал. «Как думаешь, он считал все это твоей виной? Инъекции, боль, его существование, его страдания, все из-за тебя. Он умолял тебя убить его? Умолял, Санс? Он когда-нибудь просил тебя об этом? Избавить его от боли? Или ты слишком труслив, чтобы сделать это? Слишком эгоистичен, чтобы помочь своему брату и освободить его от этих уколов. И сейчас он плачет от боли, и это опять твоя вина. Ты во многом винишь меня, Санс. Но кто виноват на самом деле? Ты настолько же повинен, насколько и я. Ты знал, что он страдает. Знал, что он умрет. Знал, что он станет жертвой. Но что же ты сделал, Санс?» — Вы там в порядке? Папирус поднял глаза на звук голоса и на приличном расстоянии от них заметил монстра. Он взглянул на брата, который как будто остолбенел, его магия сверкала и искрилась вокруг. Голова Санса поднялась вверх, он обнимал себя за плечи и, резко дернувшись, взвизгнул, глядя в пустое пространство рядом с собой. — Санс? — проскулил Папирус, голова раскалывалась, он болезненно поморщился и отвернулся. Санс не ответил, запертый в собственном сознании, пока Гастер говорил с ним. «Ничего. Ты заботился о нем, только чтобы не быть одиноким, даже если знал его судьбу. Это такое же безумие, как и все, что делал я. Ты сохранял его жизнь ради своей собственной выгоды. Возможно, ты все еще мое творение. Может быть, ты займешь мое место и завершишь мой труд. Исправишь машину, создашь идеальный образец, добьешься полного подчинения». Издевательский смех эхом разнесся в его черепе. Санс почувствовал, как поднялась его голова, взгляд переместился на брата. «Я имею в виду, что ты и так уже начал». Санс закричал. Из глазниц вырвалось пламя, бластеры появлялись и стреляли во всех направлениях. Папирус завизжал, когда луч прошел совсем близко. Он поднялся слишком быстро, голова закружилась, и он опять рухнул в воду. Мир пошел кругом. Выстрелы и крики отражались от стен, разрывая голову. Папирус, скуля, пополз к брату, надеясь рядом с ним оказаться вне зоны поражения бластеров. Он обернулся на монстра, которого видел, но большой бластер выстрелил в потолок перед входом. Папирус ахнул и вскрикнул, когда крупные куски породы посыпались на землю. Послышался громкий треск, и в следующую секунду их выход из пещеры завалило. Папирус рыдал от ужаса и страха. Он оказался в ловушке в пещере со своим братом, который погряз в собственном безумии и убьет его скорее, чем он сможет помочь. Скелет плакал, рыдал, стоя на коленях, и звал хоть кого-нибудь на помощь.