***
Санс сидел на обычном месте в баре, положив голову на стол. Гриллби предложил ему лечь в задней комнате, но почему-то он так не сделал. Вместо этого, он решил отдохнуть на своем любимом месте, пока бармен работал. Сейчас было время обеда, который проходил в большой спешке, но это не было чем-то непривычным для бармена. Гриллби знал темп, в котором надо разливать напитки и собирать грязную посуду. Он только вздохнул, когда к нему на обед заглянули члены гвардии, это была настоящая проверка его навыков. Когда он доливал напитки гостям, то тихо выругался, вспомнив, что забыл про картошку. — Санс, присмотри за картошкой! — быстро крикнул Гриллби ребенку, не желая, чтобы она сгорела. Санса подбросило на ноги, в широко распахнутых глазницах плескалась тревога, душа беспокойно застучала, и он поспешил выполнить приказ бармена. Он прибежал в кухню и потянулся к корзине с картошкой фри, которая стояла в кипящем масле, это было трудно при его росте. Он встал на цыпочки, костяные пальцы едва дотягивались до ручки корзины. Ребенок привстал на самые кончики пальцев и тихо взвизгнул, коснувшись раскаленного металла. Всхлипывая, Санс огляделся по сторонам в поисках того, на что можно забраться. Гриллби попросил его присмотреть за картошкой, а он не мог из-за своего дурацкого роста. Он попытался достать корзину еще раз, но ничего не получилось. Тело скелета трясло, дыхание сбивалось, взгляд метался между фритюрницей и дверью. Кончики пальцев его правой руки окутала магическая аура, и он протянул руку, чтобы вытащить картошку, но магия была слишком нестабильна. Его нервы дрогнули, свечение мигнуло и исчезло. Корзина упала в масло, подняв фонтан брызг. Санс отпрянул, его куртка впитала кипящее масло, которое выплеснулось на него. Взглянув на куртку, Санс сжал голубую ткань в кулаке и через нее опять схватился за металл. Все еще горячо, но другой замены прихватке он не нашел. Санс толкнул ручку вверх и с трудом вытащил один угол корзины. Он улыбнулся, волна удовлетворения прошла через него от того, что он сможет пройти этот тест. Тест? Нет, это было… Почему он думает, что… Внезапное сомнение легким холодком пробежало по позвоночнику, заставив руки ослабеть, и Санс потерял свою опору. С громким криком он упал на пол, корзина загремела, отскочив от кафеля, картошка фри разлетелась повсюду. Только когда он увидел рассыпанную картошку, чувства Санса, наконец, отозвались. Он знал, что был слишком низким, чтобы справиться с фритюрницей. Гриллби просто немного заработался и забыл. Санс знал это, но все равно попытался исполнить. Ему нужно было просто напомнить бармену, и всего этого можно было избежать. Но нет, он слепо попытался выполнить задачу и не справился, потому что не смог остановить самого себя от подчинения. Почему он это сделал? Все только стало еще хуже. Ему было так стыдно! Что, если бы ему удалось справиться. Что он получил бы? Похвалу? Так вот во что он превращается? Боится провалить задачу. Отчаянно пытается заслужить похвалу. Как какая-то собака? Санса замутило. Услышав звук шагов, Санс развернулся лицом к двери, где стоял Гриллби. Поначалу элементаль выглядел растерянным, явно не понимая, что произошло. Санс видел, как постепенно к нему приходит осознание, и не мог больше сдержать слезы. Оранжевое пламя Гриллби потемнело до цвета индиго, языки на голове уменьшились, когда он понял, о чем попросил Санса и что ребенок повиновался ему, не сказав ни слова. Выражение вины и ужаса было слишком тяжелым, и скелет отвернулся. — Санс, прости. Ты в порядке? Я не должен был просить тебя… — элементаль шагнул вперед, но Санс отпрянул. Его зубы стучали друг об друга, пока он пытался подавить всхлипы. Перестань дрожать! Перестань плакать! Перестань так себя вести! Не доверяя собственному голосу, Санс быстро поднялся, выбежал из кухни, протолкнувшись мимо Гриллби, и закрылся в бывшей спальне. Это все, что он когда-либо делал, чтобы избавиться от стыда. Запирался, так ему не надо было объясняться. Так у него не получится сделать все еще хуже. Но он слышал их вопросы. Почему он это сделал? Испугался. Почему он испугался? Он не знал! Возвращение старых манер и без того было достаточно унизительно. Он не хотел, чтобы чужое чувство вины приносило ему еще больше стыда. Санс верил, что все на время выпустили его из поля зрения благодаря его «пропавшему голосу», но это не могло длиться вечно. Его семью не так просто одурачить, Гриллби и Папирус слишком хорошо знали его и, наверное, уже разобрались в ситуации. Просто не понимали, как с ней быть. Санс не был уверен, что даже молчание спасет его от внимания домашних. Его тошнило уже от того, что он признался в наличии старых привычек самому себе. А если его семья начнет смотреть на него с этим сожалением на лицах, то все станет лишь хуже.***
”Брось хандрить, жалкий ты ребенок“. «∏ǿ¤ж¤āл̨̧ÿйčт̨ā, т̨ы̊ ǿп̋я̨т̨ь̧̨̈́ з̧̨āςт̨āв̨ѝш̋ь̧̨̈́ ēґǿ п̋л̨̧āкãт̨ь̧̨̈́». Санс нервно взглянул в направлении кухни. Он заметил спину Бонни и по отсветам понял, что Гриллби тоже там. Но никто из них не обращал на него внимания, оба были заняты приготовлением обеда. Маленькие зрачки опустились вниз, на Папируса, который штриховал что-то в раскраске. Санс чувствовал себя слишком подавленным. Взрослые виделись ему шепчущими тенями, его брат просто тихо лежал на полу, лишь голоса в голове насмехались над ним, и это было слишком. — Я-я, пожалуй, вздремну, — тихо сказал Санс брату. Папирус взглянул вверх, удивился, но кивнул. — Хочешь, я передам папе? — спросил младший скелет, на что его брат кивнул. — Да. Папирус превратился в голос Санса. Он стал его переводчиком и представителем в общении с Гриллби или Бонни или когда ему просто не хотелось разговаривать. — Хочешь, чтобы я тебя разбудил, когда обед будет готов? Санс скрипнул зубами, воровато оглянувшись на кухню. ”Надо подождать, пока тебе не скажут, что делать, песик“. «Ґāв̈́!» — …Нет, я потом поем. Папирус только улыбнулся, на секунду прижавшись черепом к брату, прежде чем Санс ретировался в свою комнату. Папирус наблюдал за ним; даже после того, как дверь в комнату закрылась, он несколько минут смотрел на нее. Когда Санс не издал ни звука и не показал признаков того, что ему что-то нужно, Папирус тихо вздохнул и развалился на полу. — Он пошел наверх? — спросила Бонни, Папирус кивнул. — Он будет есть? — Я не думаю, — признался Папирус. — Он ведь и не завтракал, — нахмурившись, отметила Бонни. Санс вел себя странно. Папирус решил, что «странно» неподходящее слово, когда Бонни произнесла его в разговоре с Гриллби. Элементаль был солидарен с сыном, сказав, что Санс определенно стал более сдержанным, чем раньше. Возможно, неуверенным. Но Папирус не был согласен и с этим. Он объяснил им, что Санс не странный, сдержанный или неуверенный. Он просто ведет себя, как обычно. Конечно, никто из взрослых его не поддержал, потому что скелет был далек от своего обычного поведения. Но Папирус поправил их, сказав, что они его не поняли. Он не говорил, что Санс ведет себя нормально. Санс просто был собой. Папирус видел брата в таких разных ситуациях, что мог оценить его и понять, что с ним не так. Он видел изменения брата, его упадок, подъем, моменты, когда он переходил из одной формы в другую. Его странное поведение и причуды, которые появились сейчас, всегда были с ним, просто никто их не замечал. — Так, по-твоему, Санс в порядке? — Вы не спрашивали меня, в порядке ли Санс, — поправил Папирус, взяв в руки желтый маркер. — Вы сказали, что он странно себя ведет, но это не так. — Как это может быть не странным для тебя? — спросила Бонни. — Потому что я видел его таким раньше, — признался скелет, раскрашивая дождевик в желтый цвет. — Для вас его действия нехарактерные, потому что вы его таким раньше не видели. А если я скажу, что это первый облик, в котором я увидел его. Это будет казаться странным? Если то, что вы считаете нехарактерным поведением Санса, было первым моим воспоминанием, независимо от того, что я мог забыть, — Папирус вернул маркер в коробку и поднял взгляд на взрослых. — Вы не можете смотреть на моего брата и судить его по его действиям и поведению. Я знаю, что это тот же самый Санс, которого я всегда знал, потому что он именно такой без эмоций. Иногда он слишком заботливый, осторожный, глупый, любопытный, умный. Но вот таким он становится, когда не замутнен никакими эмоциями. Включая счастье. Есть одна вещь, которой ты меня научил, счастье — не часть тебя. Ты не можешь быть определен как тот, кто всегда счастлив, потому что в момент, когда счастье покинет тебя, ты не будешь знать, кто ты есть. И так же ты не можешь говорить, что кто-то ведет себя странно, потому что он просто несчастлив. Сейчас, если я поднимусь к нему наверх и попрошу прочитать мне книгу, он прочитает. Если попрошу рассказать мне шутку, он расскажет двадцать. Если я разожгу в нем интерес и заставляю его задавать вопросы, он будет задавать. Санс все еще Санс. А вот если я попрошу его помощи, а он отвергнет меня, тогда я буду волноваться. Когда я расскажу шутку, а он не посмеётся. Когда он растеряет свое любопытство и его больше не будет заботить принцип работы вещей. Вот когда Санс станет странным. Когда такое случится, я буду беспокоиться, потому что он больше не будет моим братом. Я видел его таким, в том незнакомом свете я даже не мог узнать его, и сейчас совсем не то же самое, — Папирус вытащил синий маркер и повозился с колпачком, ужасные воспоминания о том, как он застрял с братом в пещере мелькнули перед его внутренним взором. — Даже близко не то же самое. Сложившаяся ситуация не радовала Папируса, но сейчас он был голосом Санса. Он знал, что Санс притворяется больным, чтобы использовать это, как предлог для молчания и как можно меньшего количества общения. И так уже довольно плохо, что он изменился в сторону, незнакомую никому, кто не был Папирусом. А попытки объяснить действия своего брата делали работу Папируса только сложнее. Особенно когда он сам получил большую часть информации, подслушав ночной разговор Санса с самим собой. Но если рассказать это опекуну, то станет только хуже. Санс нервничал и бывал на взводе гораздо чаще, чем раньше. Он возвращался к старым привычкам, которые не были никому знакомы, даже Папирус видел не все. Одно только это поведение заставляло Папируса беспокоиться, и его голова шла от этого кругом. Как будто он был знаком с ним, но почему-то не помнил, откуда. Конечно, у него была догадка, у всех она была, просто никто не хотел ее озвучивать. Потому что мысль, что Санс возвращается к старым привычкам была тем, о чем никто не хотел думать. Но такая мысль довольно часто посещала Папируса, потому что Санс никогда не вел себя так с ним наедине. Когда братья оставались вдвоем, у Санса не было ни страха, ни его новых привычек. Только когда Бонни или Гриллби появлялись рядом, пробуждались причуды Санса: опущенная голова, размеренный шаг, отсутствующее выражение, расширенные зрачки. Папирус про себя называл это «режим прошлого Санса». Конечно, раньше Папирус понятия не имел, почему его брат вел себя так странно. Он смутно припоминал, что Санс себя так вел, когда они уходили из лабораторий. Он был разбит. Вздрагивал от каждого прикосновения и медлил перед каждым действием. Он зависал на несколько секунд, прежде чем поесть или лечь, и Папирус не мог уйти от него или тихо подкрасться. Хотя Санс никогда прямо не просил брата не употреблять требовательный тон, он сам этому научился. В самом начале, когда Папирус устраивал истерики или требовал что-то от брата, Санс напрягался, начинал плакать и часто его приходилось на время оставлять одного. Иногда, очнувшись от полусна, Санс пялился в пустоту и дрожал, или его переклинивало от страха, когда он замечал кого-то вдалеке. Странная мелкая икота одолевала Санса, когда он не был в здравом уме, и Папирус был доволен, что это все прошло. Но теперь, когда он знал о прошлом, которое забыл, проявление заброшенных привычек соединило точки в неразрешимой головоломке. На этот раз Папирус единственным был в курсе ситуации. Единственным, кто понимал, что происходит. Он знал полную историю. Гриллби и Бонни просто чувствовали, что в Сансе развиваются старые привычки. Но Папирус знал, что эти привычки никогда по-настоящему не уходили. Папирус был свидетелем того, как Санс пересобрал себя по кусочкам, превратился в «сказку о старшем брате». Это включало и его пропавшие привычки. Но из прошлых приступов Санса Папирус понял, что они никогда не пропадали. Просто Санс научился мастерски прятать их. Если Гриллби повышал голос, Санс слушался. Если Гриллби приказывал, Санс подчинялся. Потому что в глубине души ему так и не удалось изжить эти привычки до конца, он так от них и не ушел. Хотя все было не настолько плохо. Даже если взять несколько последних дней. Санс каждый день мог вести себя совершенно по-разному. В какие-то дни он мог нормально реагировать и проявлять себя за исключением несколько странных подергиваний. В другие дни он не выходил из своей комнаты. Конечно, такие дни были хуже, безумие подшучивало над ним и заставляло впадать в панику. Тени превращались в фигуры, и Папирус часто бежал в комнату на крик Санса, за которым следовал громкий треск. Все пытались поговорить с ним об этом, надеялись, что он хотя бы повидается с Фоли, но Санс запирал дверь и на несколько часов запрещал входить кому бы то ни было. — Что значит, ты видел его таким раньше? — спросил Гриллби. — Когда мы ушли из лаборатории, он был таким, — ответил скелет, Бонни в беспокойстве поджала губы. — Гриллби, думаешь, к нему возвращаются старые привычки? — Да, — ответил Папирус за отца. — Но все не так плохо, как раньше, — добавил он, но никто не вздохнул с облегчением. — Кажется, ты довольно спокойно к этому относишься, Папирус. Что-то не так? — поинтересовался элементаль, но Папирус только вздохнул, опустил маркер и закрыл раскраску. — Он просто напуган и стыдится из-за этого, — признался ребенок, хмуро глядя на альбом. — Вы смотрите на него так, как будто он меняется или скатывается к старому себе, но это не так. Он просто боится, но я не знаю чего. Он что-то недоговаривает, и мне это не нравится. Но он делает это, потому что его унижают собственные действия. Ведь тогда вы смотрите на него с этим забавным выражением. Двое монстров переглянулись с виноватым видом. — Вот! Вот про что я. Ему и так плохо. Вы не должны делать так рядом с ним. От этого только хуже. — Это он тебе сказал? — поинтересовался Гриллби, Папирус пожал плечами, не желая признаваться отцу, что слышал разговоры Санса с самим собой. — Не так много слов. Его голос почти вернулся, но он все равно будет использовать его, как оправдание, так долго, как сможет. Просто хватит жалеть его или что вы там чувствуете. Он всего лишь… — скелет умолк, не зная, что на самом деле нужно брату. Сам Санс решал эту проблему, просто игнорируя её, но это неправильно. Кроме того, его брат все еще не был готов к разговору, хоть это могло бы помочь. — Мы постараемся, чтобы ему стало удобнее, — ответила Бонни, толкнув в бок элементаля, который кивнул. — Ну, а сейчас, давайте сменим тему. Папирус, как дела в школе? Скелет поморщился и провел пальцем вдоль линии, которая осталась после трещины на черепе. — Нормально. — Никаких проблем с хулиганами? — Н… — Папирус глубоко вздохнул. Ему не нужно врать. Он не должен. Его семья хотела помочь. Ему незачем справляться со всем в одиночку. — Не больше, чем обычно, — признался он, и взрослые нахмурились. — Твой учитель ничего не делает? — спросила кролик. — Она не может быть везде. Не в столовой или на детской площадке или когда отворачивается спиной. — Может, тебе стоит пойти и разобраться с этим, Гриллби? Папирус напрягся, сжимая футболку. — Н-нет, — промямлил он, съеживаясь под взглядами старших монстров. — Почему нет? Папирус, он может помочь, — настаивала Бонни. — Не может, он сделает только хуже, — выпалил скелет, нервно дергая ткань. — Что ты имеешь в виду? Стало хуже? — надавил элементаль, и Папирус тихо захныкал, ему совершенно не нравилась эта тема. — Ничего такого, просто… — Папируса прервал громкий стук сверху и последовавший за ним короткий визг. Увидев в этом шанс сбежать от разговора, он вскочил на ноги и помчался вверх по лестнице. Бонни и Гриллби держались позади, но предпочли не входить в комнату, зная реакцию Санса на свое появление. Папирус не озаботился тем, чтобы постучать, вместо этого просто открыл дверь и проскользнул внутрь. Санс был на верхней полке, он тяжело дышал, а его глаз светился. Увидев открывающуюся дверь, он вздрогнул, но расслабился, когда понял, что это Папирус. Взгляд Санса вернулся к углу, где в свете, льющемся из открытой двери, виднелся перевернутый ящик с игрушками. Папирус взглянул туда же, а затем протянул руку и включил освещение. — Ты в порядке? — спросил Папирус, закрывая ногой дверь. Оба скелета испытали облегчение, оказавшись в уединении своей комнаты. Там они могли избежать откровенности и правды, сосредоточившись только на комфорте друг для друга. «Никакой лжи, никакой скрытности» — девиз, которого они старались придерживаться, но само собой, каждый из братьев пытался прятать свои тайны как можно дольше. — Д-да, п-прости, — пробормотал Санс, настороженно вглядываясь в разбросанные игрушки. — Я думал… Думал, что что-то увидел. Его магия рассеялась, и он прислонился к стене. — Гастера? — напрямую спросил младший скелет. Брат отвернулся, но кивнул. — Ага, — пробормотал он, обхватив себя руками. Папирус помедлил, обернувшись к двери, а затем подошел к лесенке и поднялся на второй уровень. Он прополз по матрасу и устроился рядом с братом, который навалился на него, переплетая их пальцы. — Санс? — позвал Папирус, привлекая внимание брата. — Я понимаю, почему ты прячешься здесь, — продолжил ребенок, приобнимая брата свободной рукой. — Тут нет нужды говорить или врать или быть честным, как будто нет никого вокруг. — Тебя что-то тревожит? — спросил Санс, но Папирус только пожал плечами. Старший брат был наивен, думая, что Папирус откроет все так просто. Он слишком хорошо знал это чувство, чтобы надеяться, будто получит ответ, просто спросив. Вместо этого скелет только прислонил свой череп к черепу брата, окидывая комнату взглядом, но ни на чем не задерживаясь. — Прямо как в лаборатории, — сказал Санс, и Папирус пошевелился, повернувшись к нему лицом. — Мы цепляемся друг за друга, будто надеясь, что дверь никогда не откроется, хотя оба прекрасно знаем, что это произойдет независимо от того, что мы хотим. — Но сейчас все по-другому. Санс, отстранившись, посмотрел на брата, который разглядывал его. — Гриллби откроет дверь, потому что беспокоится и заботится о нас. Это будет совсем не так, как открывал дверь Гастер, — Папирус поднял их переплетенные руки, магия мягко сияла, заставляя собственную энергию Санса вспыхивать искорками жизни. — И я делаю так, потому что это утешает и успокаивает. А не потому что боюсь. А ты боишься? Папирус пристально вгляделся в глаза брата, видя, как его зрачки уменьшаются и увеличиваются, пока он думает над ответом. Плечи Санса поникли, зрачки были большими и блеклыми, когда он сильнее сжал ладонь брата. — Я не хочу этого. Папирус улыбнулся, сочувствуя брату, и расцепил их руки, чтобы раскрыть объятия и дать Сансу упасть в них. — Знаю, — ответил Папирус брату, который обхватил его. — Почему ты боишься? — Не знаю. — Думаешь, Фоли может знать? — Она? — задумался старший. — Может быть, ведь она помогала тебе раньше, правда? Санс помолчал, вспоминая, как врач раньше помогала ему в трудные времена. Она дала ему информацию, которую не знал даже Гриллби, и она помогла, когда никто не мог. Но если его привычки вылезут рядом с ней? Будет ли он стыдиться этого при ней? — Думаешь, она сможет помочь? Папирус кивнул, целуя брата в череп. — Я думаю, да. Санс отстранился от брата, его надбровные дуги сошлись, а во взгляде читалось беспокойство. — А что насчет тебя? Настроение Папируса изменилось, он напрягся. — Я… Мне не нужна помощь, чтобы справиться со своими проблемами, — ответил скелет, увлекшись сминанием простыни. — Я просто должен сам со всем разобраться. — О чем ты? Папирус не ответил. Вместо этого он задал собственный вопрос. — Как можно изменить кого-то, кто не хочет прислушиваться к голосу разума? Санс скрипнул зубами, не понимая, куда клонит его брат. — Докажи, — ответил он, заслужив внимание брата. — А если это не сработает? — Папирус, о чем ты говоришь? — требовательно спросил Санс, уставший от туманности брата. — Кто-то достает тебя? — Нгх, типа того… — признался младший скелет, обнаружив, что не может так нагло врать брату. Санс был умен, и знал, что делать в таких ситуациях. И хотя Санс чаще выбирал насилие, чем мирный подход, вероятно, он мог бы дать Папирусу совет, что делать, чтобы в итоге это не привело к противостоянию с кем-то из школы. — Кто, — потребовал ответа скелет повыше. — Это неважно. Санс схватил младшего за руки, сильно сжимая их, в то время как яркие и тревожные огоньки в глазницах всматривались в брата. — Кто? — повторил он уже менее угрожающим тоном. — Кто-то из школы? — Они не послушают меня, — сказал Папирус, отказываясь отвечать брату. — Я пытался сказать им, показать им, что они ошибаются, но они не слушают. — Тогда слова не помогут. Я заставлю их прекратить, — угрожающе заявил Санс, но Папирус фыркнул и вырвал руки. — Нет! Не дерись с ними! Я этого не хочу! Санс прищурился, и Папирус повторил его выражение. Они сверлили друг друга взглядами. Никто не хотел отступить, но в итоге старший брат сдался. — Гриллби знает? — Да. — И? — Он пытался помочь, но это не сработало. — Почему ты не рассказал мне? Почему никто ему не сказал? Почему никто не подумал, что если его брат стал мишенью для издевательств, то это касается и его? — Потому что я не хотел, чтобы ты слишком бурно реагировал, — промямлил Папирус. — Если кто-то пристает к тебе, то я хочу помочь. Младший ребенок раздраженно фыркнул и дернул руками, когда брат попытался взять их. — Ты мне не поможешь. Ты только распсихуешься и подерешься с ними, от чего станет еще хуже. Вы оба такие. Я не хочу, чтобы ты решал мои проблемы за меня. Я просто хочу, чтобы они отстали. Санс молчал. В его голове крутились мысли, пока он пытался найти способ помочь брату, избегавшему жестокости. Его собственные решения чаще всего были силовыми. Он выучил, что для победы в такой ситуации нет другого пути, кроме действий. Гастер никогда не слушал слов и его было невозможно убедить. Насилие было необходимо, боль и страх понятны всем. Превосходство, власть и сила — это то, что уважают, то, с чем считаются. Хотя не в случае с Папирусом. Санс не мог победить врагов брата, атакуя их или вселяя страх в их сердца. У него нет права никому навредить, но это не значит, что он не сможет защитить брата. — Позволь мне завтра проводить тебя в школу. Папирус заерзал, не зная, хорошая ли это идея. — Может, тебе лучше остаться дома? — спросил он, опасаясь впутывать семью в школьные дела. Дети уже издевались над ним из-за того, что увидели Гриллби, и он не мог представить, какие насмешки ждут его из-за Санса. — Я бы предпочел прогуляться с братом. Давай, я провожу тебя в школу. Младший скелет крепко сжал зубы, ища причины переубедить брата. — Только если ты пойдешь к Фоли. Теперь настала очередь Санса ерзать, но ради брата он согласился. — Хорошо. Но тогда я тебя и домой провожу, — установил правило Санс, и Папирус кивнул. Никто из них не был особо счастлив от этих условий, но оба были готовы пожертвовать собственным счастьем, если от этого брату будет лучше. — Хочешь пообедать? — спросил младший скелет, меняя тему. — Давай. Папирус улыбнулся, пожимая руку брата. Они спустились по лесенке и направились к двери. Папирус вышел первым, распахнув дверь. Гриллби и Бонни отскочили, делая вид, что не подслушивали. Они оба удивились, когда позади брата появился Санс. — Обед готов? — весело поинтересовался младший, выводя взрослых из ступора. Гриллби легонько шлепнул Бонни и отвернулся от детей. — Да, Бон. Как там твой салат? Кролик улыбнулась. — Если бы ты резал овощи быстрее, уже был бы готов. Папирус хихикнул, лучезарно улыбаясь брату, Санс попытался вернуть улыбку, но она получилась вымученной. — Гриллби, можно с тобой поговорить? — спросил младший скелет, сжимая руку брата в успокоительном жесте. — Да, конечно, — элементаль подождал, пока его подруга спустится на кухню, а затем вернул внимание к детям. — Все хорошо? — На этой неделе Санс хочет сходить с нами в школу. С нами? Глазницы Санса расширились, и он дернул брата за руку, но тот не обратил внимания. — Кроме того, он хочет сходить и увидеться с Фоли. Гриллби взглянул Сансу в лицо, и скелету отчаянно захотелось сбежать в комнату. — Хочешь, чтобы я назначил встречу еще и с Кавой? Санс сглотнул, но кивнул. — Ладно, — промямлил он, избегая взгляда опекуна. «Ќт̨ǿ т̨ŷт̨ х̦ǿρǿш̋ий м̊̌āл̨̧ēн̨̧ь̧̨̈́кий п̋ёςѝк, Čāн̨̧ċѝ?» ”Может быть, Гастер заставит его полаять для нас или показать несколько трюков, например, подать лапку“. — Санс? — позвал элементаль. Скелет, резко втянув воздух, медленно поднял голову. — Если хочешь, я могу покрошить в салат сосиску? Встревоженный ребенок моргнул, опешив от невинного вопроса. Его голоса замолчали, больше не затягивая его в глубины разума. Это Гриллби, его отец, нет нужды так нервничать. Ему не нужно выпрямлять спину рядом с ним, он не должен. Он не должен чувствовать себя вынужденным угождать и держать рот закрытым. Ведь он ждет от него ответа, он на самом деле его ждет. Он не Гастер. — Ага, — ответил Санс, в этот момент проявив больше уверенности перед своим опекуном, чем в предыдущие дни. Пламя Гриллби радостно замелькало, он не решился больше испытывать удачу и просто отвел их на кухню. Остаток дня был одним из лучших моментов, которые маленькая семья переживала за последнее время. Санс все еще был очень нервным и дерганым, но у него не проявлялись более серьезные неприятные привычки, которые обычно пробуждались, когда он был не один. Гриллби позвонил в больницу и договорился с врачами о приеме. Они были более чем рады, услышав о приходе Санса. Они оба не видели его с того момента, как скелет отказался от лекарств. Гриллби хотел надеяться, что дела начнут налаживаться. Проблемы сыпались на них одна за другой, и складывалось впечатление, что на каждый шаг вперед они делали семь назад. Со всеми этими издевательствами над Папирусом, нервозностью Санса и скрытностью обоих братьев Гриллби ощущал себя очень беспокойно. Бонни предлагала поговорить с директором, но элементаль отказался. Если аукнулся даже простой разговор с учителем Папируса, то ему не хотелось сделать еще хуже. Однако если проблема все же останется, с его стороны будет ошибкой игнорировать ее. Видимо, его дети обсуждали это, сидя в своей комнате. Поэтому Санс решил проводить брата в школу. Элементаль точно не знал, чем это поможет, но, с другой стороны, он не знал и что они обсуждали. Всё-таки они способны помочь друг другу лучше, чем кто бы то ни было. Гриллби мог только продолжать поддерживать их и принять их решение, вмешиваясь только по мере необходимости. Следующим утром Санс выглядел слишком сосредоточенным на собственных мыслях, чтобы обращать внимание на то, что творится вокруг. Он шел рядом с братом, который держал за руки обоих членов семьи. Старший скелет твердо смотрел вперед, шагая вровень с Гриллби, вместо того, чтобы тащиться позади. Когда в поле зрения показалась школа, Санс сильнее сжал ладонь Папируса. Его зрачки шныряли по сторонам, высматривая тех, кто мог бы косо взглянуть на его брата. Санс сделал шаг в сторону детской площадки, где младший скелет и другие дети собирались до начала уроков, но Папирус не сдвинулся с места. Обернувшись и заметив нервную улыбку брата, старший нахмурился. — Сейчас я обычно жду внутри, — признался Папирус, Санс прищурился, кинув взгляд между ним, детской площадкой и дверью школы. Его внимание привлекли дети, которые наблюдали за ними издалека и перешептывались. Как только их заметили, они отвернулись, но Санс напрягся, чувствуя дискомфорт от их действий. Увидев это, Папирус прильнул к обоим членам своей семьи, обнимая их, а затем быстро отстранился. — Увидимся после школы, — бодро попрощался он и направился к зданию. Санс наблюдал, как за ним закрылась дверь, беспокойство прочно засело в его костях. — Санс? — скелет развернулся к опекуну, который смотрел на него. — Готов идти? Последний раз оглянувшись на дверь, Санс кивнул и, сунув руки в карманы, последовал за элементалем, на шаг позади него. Санс провел весь день в задней комнате бара, с тревогой отслеживая время до момента, когда ему надо будет забрать брата. Скелет обдумывал действия брата и детей, которые так пристально наблюдали за ним. Он не был уверен, в чем дело — шалят ли это его нервы или просто глупые мысли — но ему не хотелось, чтобы Папирус находился рядом с тем местом. Санс понимал, что школа небезопасна, особенно когда узнал, что кто-то там над ним издевается. Хотел бы он знать, что делать и как помочь, не прибегая к насилию. Все мысли и голоса подталкивали его действовать, как обычно — устранить угрозу и защитить брата, но это было непрактично. Когда время окончания занятий почти подошло, Санс стоял возле барной двери. Его душа беспокойно билась, и он нетерпеливо притопывал ногой по земле. Привычки оказались забыты, пока он ждал бармена, который должен был закончить уборку, перед тем, как перевернуть табличку на двери с надписи «открыто» на «закрыто». Санс быстро шел вниз по улице, на несколько шагов впереди Гриллби, которому пришлось ускорить свой обычный темп, чтобы не отставать от ребенка. Когда прозвенел звонок и толпа детей хлынула из школы, они уже ждали в стороне. Скелет оживился, ожидая, что его брат, как обычно, выскочит из дверей одним из первых, но минуты тикали, толпа детей рассасывалась, а Папируса так и не было. Когда дети и родители разошлись, элементаль и скелет, оставшиеся единственными ожидающими, начали нервничать. Санс уже собирался пойти в школу, как дверь приоткрылась и из-за нее выглянул Папирус. Он огляделся по сторонам, заметил членов семьи и выбежал из школы. Подбежав, он остановился перед ними с вымученной улыбкой и усталыми глазами. — Извините. Мне пришлось переделать кое-какие задания, которые я потерял, — солгал он, зная, что ему никто не поверит. — Ты ничего не теряешь, — сказал Санс, и Папирус отвел взгляд. — Сегодня потерял. — И на прошлой неделе, — подметил Гриллби, и скелет сжался, вцепившись в лямки рюкзака. — У тебя из-за этого были неприятности? Ребенок покачал головой. Элементаль вздохнул и присел на корточки, на один уровень с ним. — Что случилось, малыш? Как ты потерял свои работы? — Никак, — пробормотал Папирус, теребя рукав. — Тогда что случилось? Их кто-то забрал? Скелетик бессвязно бормотал себе под нос, сжимая пальцы. — Пап, я не смогу тебя услышать, если ты… — Кто-то их порвал, — признался он, отказываясь смотреть на что-то кроме снега под ногами. — Кто-то все время портит мои домашние задания, и я не могу их сдать, потому что они порваны, или сожжены, или мокрые, и мне приходится переделывать все после школы. Эта новость огорошила Санса и Гриллби. — Твой учитель знает об этом? Как долго это продолжается? Папирус пожал плечами, и Санс шагнул вперед, чтобы крепко обнять брата. — Папирус, я знаю, что ты не хочешь, чтобы я вмешивался, но я не могу все вот так оставить. Завтра я поговорю с директором. Папирус выпрямился, поднял голову и посмотрел на элементаля умоляющим взглядом. — Не надо! Все нормально! Это больше не повторится! — Ты не можешь этого обещать, Папирус. А я не могу закрывать на это глаза, это плохо. Ты не должен относиться к этому так. Было видно, что ребенок в отчаянье, он обошел брата и вцепился в штанину Гриллби. — Нет, не повторится! Я обещаю, Гриллби… папа, не надо! Мисс Люмия разрешила мне сдавать свою работу до занятий, так что этого не произойдет! Все хорошо! — убеждал он. — Пап, — Гриллби потер лицо, громко вздохнув. — Разве ты больше не хочешь прекратить это? — Да, но… — Тогда почему ты не даешь мне помочь? — Потому что ты не помогаешь, — выдавил Папирус. Его руки соскользнули по штанине. — Ты сказал учительнице, и стало еще хуже. Они все называют меня стукачом и ребенком. Никто не хочет быть рядом со мной, потому что они думают, будто я побегу плакаться тебе или Сансу, чтобы вы пришли и всех избили. Старшие выглядели виноватыми, видя, как скелет пытается взять себя в руки. — Папирус, мы можем… — Все нормально, просто не делайте хуже, — пробормотал младший скелет, возвращаясь в объятия брата. — Мы поговорим об этом позже, — сказал Гриллби детям. — А теперь нам надо идти в больницу, ладно? Папирус только кивнул, а Санс почувствовал прилив тошноты, он совершенно забыл о больнице. Его нервозность вернулась с прежней силой, и он сжимал руку брата всю дорогу, пока шел за своим опекуном. Почувствовав изменение настроения, Гриллби не стал предпринимать никаких попыток, чтобы подбодрить Санса или развеять его страхи, он только замедлил темп и придержал дверь лифта, когда они замешкались на входе. Первой у них была назначена встреча с Кавой, а сразу за этим с Фоли. Каждая прошедшая минута добавляла еще один грамм нервозности и тревог. К тому моменту, как они добрались до Кавы, Санс не был уверен, что сможет стоять на ногах. Кава, как обычно, улыбнулся и поприветствовал их, но, кажется, его слегка смутило отсутствие обычного восторга Санса. При поддержке Папируса, Санс вошел в комнату и выбрал самый дальний из стульев, на который можно было сесть, он даже раздумывал над вариантом постоять в углу. — Итак, ты не принимал лекарства уже три дня, — начал Кава, его обычно успокаивающий взгляд заставлял Санса беспокоиться. — Заметил ли ты какие-нибудь затяжные побочные эффекты? — Нет, — промямлил скелет. — Хорошо, это отличные новости. Ну, у меня есть еще один вариант препарата, он намного мягче, но я не думаю, что мы должны пробовать его прямо сейчас. С плеч Санса будто упал тяжелый груз. Он всегда скептически относился к лекарствам и их побочным эффектам, но после последней попытки он уже не был уверен в эффективности препаратов. — Гриллби сказал мне, что ты чувствуешь себя немного необычно. Это правда? Санс ничего не ответил, только поерзал на стуле. Мягкий, едва слышимый шепот появился у него за спиной, но он проигнорировал его. — Это из-за лекарств или причина в чем-то другом? ”Все потому, что ты сумасшедший“. Санс попытался пожать плечами, потирая руку. — Тогда что тебя беспокоит? Ты сказал, что не испытываешь побочных эффектов, но твои другие симптомы все еще проявляются? Голоса или периодические искажения реальности? — намекнул доктор и заработал легкий кивок от ребенка. «М̨̧̌ы̊ н̨̧ѝκǿґд̧ā н̀̂ę п̋ǿкѝн̂̆ēм̊̌ т̨ēб̨я̨, Čāн̨̧ċѝ». — Ага, — тихо ответил ребенок, и Кава решил не давить на него вопросами. — Он говорил с вами об этой проблеме? Гриллби покачал головой, Папирус ощутил, как усилилась хватка брата, а блеклые зрачки Санса буквально прожигали в нем дыру. — Нет, на самом деле нет, — ответил Гриллби, оглядываясь на детей. — Папирус? — спросил Кава, и скелет украдкой бросил взгляд на брата, который умоляюще смотрел на него. ”Ему лучше не открывать свой рот” . — Нет. Улыбка доктора дрогнула лишь на миг. «Хорошо». — Быть честным — это нормально. Мы не сможем помочь, если не знаем, в чем проблема, — намекнул он, и скелеты почти болезненно вцепились друг в друга. —Не надо, — прошептал Санс, и, кажется, Папирус начал колебаться. — Пожалуйста. Маленький скелет вздохнул и повернулся к доктору. — Он ничего мне не говорил. Кава приложил все усилия, чтобы скрыть свое разочарование, но кивнул. — Поговори с Фоли, — тихо сказал Папирус брату, когда доктор отвернулся от них. — Поговори с Гриллби, — парировал Санс, его брат только фыркнул. — Ты обещал. — Я обещал пойти, а не разговаривать. «Ќãќǿй х̦ǿρǿш̋ий м̊̌āл̨̧ь̧̨̈́чѝк, Čāн̨̧ċѝ. Δēρ¤ж¤ѝ čв̈́ǿѝ þǿт̨ѝк н̨̧ā з̧̨āм̊̌кē». — Санс, — Папирус привлек внимание брата. — О чем вы двое говорите? — спросил Гриллби, и Папирус повернулся к опекуну, но Санс схватил его за руку, глядя на него маленькими дрожащими зрачками. — Это нечестно, — пробурчал Санс, недовольный действиями своего брата. Было невозможно одновременно угодить и разуму, и брату. — Если, по-твоему, это так просто, возьми и поговори с Гриллби о своей проблеме. — Это разные вещи, — попытался оправдаться Папирус, на что Санс лишь усмехнулся. — Чем?! Ты не хочешь говорить, я тоже! Ты лицемеришь! Ведь это так просто, что же ты не расскажешь? — Эй! — Гриллби призвал своих детей к молчанию. Кава, никогда прежде не слышавший такого языка, зачарованно наблюдал за ними. Папирус крепко сжал челюсти, пытаясь придумать достойный ответ брату, но не смог. Вместо этого он проглотил свою дерзость и выпрямил позвоночник. — После тебя. Санс не ожидал ответа, и внезапная стойкость брата заставила его сомневаться. — Ты скажешь ему? — Если ты скажешь ей. — Сегодня? — Сегодня, — согласился Папирус, протянув руку. — Обещаешь? Санс взглянул на собственные руки, душа стучала в груди. Спасти себя или своего брата? Столкнуться с собственным страхом или позволить издевательствам над Папирусом продолжаться? Пойти против своих ужасов и голосов или быть хорошим братом? — Обещаю. Быть хорошим братом. — Вы разобрались? — спросил Кава, когда казалось, что мальчики закончили. — Да, — ответил Папирус. — Ну что ж, думаю, наше время подошло к концу. А сейчас я хотел бы, чтобы Санс продолжал встречаться с Фоли, пока не будет готов начать новый курс препаратов. Я буду сверяться с ней, чтобы убедиться, что все под контролем и идет в нужном направлении. Вас это устраивает? — доктор сверкнул улыбкой, и Гриллби кивнул. — Да, спасибо, — ответил элементаль, отвлекшись от детей, которые быстро переглянулись. — Думаю, мы скоро увидимся. Последний раз улыбнувшись, семья покинула кабинет и отправилась к Фоли. — Ох. Привет! Вы здесь, отлично, — поздоровалась она, привлекая их внимание. Она жестом пригласила их в комнату, что они и сделали, заняв свои обычные места. Санс побледнел, ему страшно хотелось все бросить и сбежать так далеко, как только возможно. Но он оставался на месте — обещание приковало его к стулу. — Обещал, — напомнил Папирус, Санс заворчал. — Я знаю. — Что ж, много всего произошло с момента нашей последней встречи, да? Санс безрадостно взглянул на неё. — Хех… эм, так, почему бы нам просто не начать с, ух… что у вас нового? Произошло что-нибудь интересное? — Нет, — пробормотал Санс. — Санс, — одернул Папирус, и Санс зыркнул на него, его эмоции и так были на пределе. — Да, произошло, много всякого с Папирусом. От такого заявления Папирус вытаращил глаза. — Эй! Ты обещал! — Мне нехорошо. Можно я пойду? Его накрыл приступ клаустрофобии, стены начали давить на него. Воздух был слишком плотным, в комнате слишком жарко, стало трудно дышать. Почему он такой влажный? Куртка всегда была такой тяжелой? А воротник всегда был таким тугим? — Санс, пожалуйста, успокойся, — невозмутимо попросила Фоли, озабоченная внезапной паникой. Санс сделал глубокий вдох, но это мало чем помогло в его неустойчивом состоянии. — Нам некуда торопиться. Нет нужды сразу окунаться в проблемы. Мы можем просто поговорить. Как раньше, верно? Санс не хотел говорить. Он не хотел быть здесь, сидеть рядом с семьей, которая видела его панику и этот позор. ”Ох, умоляю. Ты позоришься всю свою жизнь“. — С недавних пор Санс немного нервничает в присутствии других, — сообщил Гриллби, и Фоли кивнула, как будто поняла, хотя ее больше интересовал пациент, который внезапно стал весьма мрачным. — Есть ли для того причина, Санс? Хочешь поговорить об этом? Нет, звезды, нет он не хотел. Санс не хотел ничего больше, чем не говорить об этом. Он предпочел бы весь сеанс рассказывать о Гастере и всех ужасах, которые тот делал, чем признаться семье, что чувствует. Но ему придется. Он обещал, его брат в беде и если он не будет говорить, то и Папирус никогда не будет. Но было ли все так уж плохо? Если делать что-то через силу, это не хорошо, ведь так? Если Папирус не хочет говорить, то кто он такой, чтобы заставлять? И кто такой Папирус, чтобы вынуждать Санса рассказывать? «Ťы̊ п̋þāв̨, Čāн̨̧ċѝ. Ťы̊ п̋þāв̨. Э̌т̨ǿ н̀̂ęчēčт̨н̀ǿ ĉ т̨в̈́ǿēй ċт̨ǿρǿн̨̧ы̊ — д̧āв̨ѝт̨ь̧̨̈́ н̨̧ā н̂̆ēґǿ, н̨̧ǿ ęщ̄ê б̨ǿл̨̧ēę н̀̂ęчēčт̨н̀ǿ ēм̊̌ÿ д̧ēл̨̧äт̨ь̧̨̈́ т̨ǿ ¤ж¤ę ĉāм̊̌ǿē. Ťы̊ п̋þǿςт̨ǿ д̧ǿл̨̧¤ж¤ēн̀ ĉкāз̧̨āт̨ь̧̨̈́ ѝм̊̌ м̊̌āл̨̧ēн̨̧ь̧̨̈́кÿю̀ л̨̧ǿ¤ж¤ь̧̈́, в̨ǿт̨ и в̨čё. Ťы̊ д̧ēл̨̧äл̨̧ э̌т̨ǿ þāн̨̧ь̧̨̈́ш̋ē. Э̌т̨ǿ ˚в̨êд̧ь̧̈́ т̨āќ п̋þǿċт̨ǿ». ”Ты и так уже отвратительный брат. Зачем так суетиться на этот раз? Просто соври, жизнь была куда лучше, пока ты не открывал свой большой, болтливый рот, мразь!“ Санс просто хотел побыть один. Он не хотел, чтобы члены его семьи были рядом, когда он говорит, сочувствовали ему и нежно касались, как будто он был сломан. Он не хотел, чтобы голоса оскорбляли его за каждую мысль или действие. Фоли не рассматривала Санса так же, как и они. Она поддерживала его и предлагала решения, не то что бы его семья такого не делала, но, может быть, просто не так хорошо. Фоли не будет смотреть на него с жалостью или печалью, когда он признается в своих привычках и в причине, по которой он думает, что они проявились. Она не будет ненавидеть его и говорить ему ужасные вещи, до тех пор, пока он не сломается. Может… Может, если он просто… — Эм… — Санс сглотнул, его голос дрожал, и он нервно теребил ткань куртки. Просто спросить, просто спросить! Он может сделать это. Ему позволено задать вопрос. — М… могу я поговорить с-с Вами… эм… наедине? Трясущиеся зрачки Санса были прикованы только к врачу. Он был не в силах заставить себя посмотреть на членов семьи. Санс еще никогда не оставался наедине с Фоли, но теперь он не знал, сможет ли вынести общество семьи. Ему хватало и этих ужасных голосов. Гриллби посмотрел на терапевта, которая сверлила его взглядом, где явно читалось «выметайтесь-нахер-он-делает-успехи». Бармен перевел внимание на Папируса, который был настроен довольно скептически, и в то же время выглядел обнадеженным, братья соприкоснулись головами. — Конечно, можешь, Санс. Гриллби, Папирус, не будете ли вы столь любезны посидеть в зоне ожидания, пока сеанс не закончится. Элементаль взял младшего скелета за руку. В дверях он последний раз оглянулся на старшего и, сгорбившись, вышел в коридор. — Мы будем снаружи, Санс, — сказал бармен скелету, который едва различил слова. Санс дождался щелчка закрывшейся двери, а затем сжался. Он подтянул коленки к груди и обхватил их руками, замерев в такой позе. Он уложил голову на колени, в его глазницах стояли слезы. А ведь он еще даже не начал рассказывать о своем эмоциональном состоянии терапевту. ”Плакса“. «Я̧˚д̧āм̊̌ т̨ēб̨ē п̋ǿв̨ǿд̧ п̋ǿþы̊д̧āт̨ь̧̨̈́, ˚в̨êρǿл̨̧ǿм̊̌н̀̂āя̨· д̧þя̨н̀̂ь̧̨̈́». — Санс? Скелет шмыгнул и медленно поднял голову, чтобы посмотреть на терапевта. — Все хорошо? Влага скопилась в глазницах и начала перетекать через край, слезы покатились по лицу. Он хотел плакать и причитать, но подавил это. Вместо этого он несколько раз с трудом втянул воздух и робким голосом признался в своих чувствах. — Нет.