My Fault/Моя вина

Следующая неделя стала одной из лучших в жизни Санса и его семьи. Школа Папируса оказалась превосходной, он уже завел кучу друзей и каждый день возвращался домой с такой широкой улыбкой, что у него начинало болеть лицо. Занятия были практически такими же, как в Сноудине, а время от времени Папирус даже оказывался впереди своего класса. Его было практически невозможно выбить из колеи, и каждое утро он просыпался готовым ко всему, что преподнесет мир. Он вставал и выбегал из комнаты, завтракал, быстро целовал и обнимал родственников и в ту же секунду вылетал из дома. Отношение юного скелета к школе сняло со всех лишний стресс. Гриллби и Сансу стало проще сосредоточиться на дневных заботах, зная, что Папирус не попал в беду и у него нет проблем с привыканием к новой школе. Новое лекарство Санса тоже хорошо себя проявляло. Побочные эффекты действительно делали его сонливым и порой довольно ленивым, а так как ему было прописано принимать их утром, это значило, что большую часть дня, проводимую им с Гриллби, он дремал. Препарат, казалось, смягчал Санса, что Гриллби нашел довольно занятным, особенно в сравнении с прошлым безумным поведением его ребенка. В новинку стало видеть, как он спит в неожиданных местах, вместо того, чтобы с опаской вглядываться в углы. Санс тоже наслаждался дополнительным сном. Иногда он становился капризным, но ничего слишком тяжелого. Как правило, это оказывалось просто проявлением досады или возбуждения с редкими слезами, но по сравнению с тем, что было раньше, его семья радовалась, что приходится иметь дело только с раздражением и слезами, а не с неустойчивым поведением. Наверное, лучшим, что случилось на этой неделе, стало то, что душа Санса поднялась еще на три пункта. Скелет ощущал себя обновленным и более энергичным, чем когда-либо, если, конечно, не спал. Он часто вытаскивал Папируса на улицу поиграть или просто побегать для того, чтобы сжечь лишнюю энергию, которой у него до этого никогда не было. Санс все ещё уставал раньше Папируса, но если его душа продолжит расти, он будет способен на что угодно! Он чувствовал себя неудержимым. В следующую среду, когда Санс отправился к Каве, он сделал то, что удивило Гриллби — не сказал ни слова о своей душе. С тех пор, как статистика души начала подниматься, скелет не переставая хвастался этим и не мог прекратить говорить о ней. На этот раз он держал рот на замке, только улыбался и кивал на все, что говорил Кава. К концу сессии Гриллби обнаружил, что тоже ничего не рассказывает на эту тему. Вся сессия прошла только в обсуждении лекарства Санса, и Кава благоразумно не поднимал тему его души. Когда все закончилось, Санс вышел с новым рецептом и увеличенной дозировкой, поскольку отлично справлялся с нынешней. Санс молчал. Был довольным, но молчал всю дорогу до дома, а Гриллби сгорал от любопытства. — Почему ты не упомянул о своей душе? — спросил он, и Санс немного замедлился, но продолжил идти. — Потому что ему не понять, — ответил скелет. — Если бы я сказал ему, он сосредоточился бы не на том, что она выросла, а на том, что упала, и он начал бы спрашивать, почему. Пришлось бы объяснять, как это произошло, почему она не возвращалась, как я до сих пор жив, почему мое тело реагирует сильнее, чем велит ему моя душа — все это я мог бы объяснить, но он не понял бы. Никто бы не понял. Санс и сам долгое время этого не понимал. То, что он читал свой файл или подслушивал все, что говорил Гастер, не значило, что это имело для него смысл или что Гастер упоминал каждую мелочь. Большая часть времени, которую Санс проводил на тестах, была просто пыткой. Гастер что-то бурчал себе под нос, или скелет был в бессознательном состоянии и не мог услышать ответы на вопросы, которые у него были. Санс мог объяснить только то, что знал. Но его знания были недостаточны. Даже с учетом всего, через что он прошел, его понимание было минимальным. Он не смог бы ответить на вопросы, которые возникли бы к нему у врачей. И, если честно, не хотел отвечать. — Почему ты так думаешь? — полюбопытствовал Гриллби, и Санс, глубоко вздохнув, остановился. — Потому что они не знают, на что способна Решимость, да и я тоже, на самом деле, — признался он с непроницаемым лицом. — Все, что я сам о ней знаю, вряд ли можно считать чем-то серьёзным. Она создана из человеческих душ, мощная, слишком большая доза убьет тебя, красная, приносит боль, и, если ты достаточно тупой или удачливый, чтобы добиться успеха, она сделает тебя сильнее. Я не знаю все ответы, но даже если бы и знал, не ответил бы. Я хочу, чтобы они оставались в блаженном неведении. Пусть для них это остаётся всего лишь названием эмоции. Они не знают, на что она способна, как она выглядит, как влияет на тело. Они понятия не имеют и никогда иметь не будут. Никто не будет. Моих знаний недостаточно, но теми, которыми я обладаю, делиться я не намерен. Я рад, пока они не знают. Потому что никто не должен знать. — Так это из-за Решимости твоя душа такая, какая есть? Санс сделал глубокий вдох и покачал головой. — В меня было помещено многое, Гриллби. Много магии, много энергии, много силы душ и слишком много Решимости. Ты можешь это увидеть. Ты видел. Видел мои руки, мое тело, когда я пришел к тебе. Все эти маленькие отверстия были следами инъекций того, что он вводил в меня. Некоторые из этих отверстий использовались больше одного раза, другие постепенно зарастали. Ты и тело Папируса видел. Ты говорил о том, как мы отличаемся. За всю жизнь ему было сделано только тридцать семь уколов и двадцать три из них были для того, чтобы поддержать его жизнь, когда он только родился и был слишком слаб. Я даже не стану пытаться говорить, сколько было у меня, — Санс сглотнул и сделал судорожный вдох. — Ты видел, как ведет себя Папирус, и видел, как веду себя я. Когда Эллен какое-то время назад рассказала нам о скелетах и том, какие у них огромные магические способности, это относилось скорее к Папу. Пап научился магии задолго до его сверстников, потому что он скелет, ну, и потому что он получил несколько магических инъекций и маленькую дозу Решимости. Папирус близок к тому, каким он и должен быть, вещи, введенные ему, лишь помогли остаться в живых и, на самом деле, не оказали большого эффекта. Он обычный скелет, каким все его и считают. Санс качнул головой и печально взглянул на своего опекуна. — Но у тебя есть ещё и я, — с трудом сказал он, заставив себя улыбнуться. — Я могу призывать боевую магию взрослых скелетов. Могу контролировать атаки и делать их такими сильными или слабыми, как пожелаю. Истощение — это не про меня, меня может остановить лишь потеря сознания. Я могу продолжать бой со сломанной рукой и могу попасть точно в цель, даже если ослепну на один глаз. Это не то, что можно сделать, просто будучи скелетом. Это даже не то, что я могу делать только благодаря обучению. Истина в том, что я могу это благодаря тем маленьким колотым ранам, оставленным на моем теле. Ты видел это и все еще можешь видеть разницу между мной и Папирусом в силе душ, в магии. Я сильнее его не потому, что я скелет. А благодаря лаборатории. Все в нас такое разное, потому что мы были созданы для своих целей. Наши тела были созданы по-разному, души созданы по-разному, мы сами созданы по-разному. Если добавить Решимость и все остальное, что есть у меня, эта разница только увеличится. Эта разница — то, что ни врач, ни кто-то еще не поймет. Я знаю это, так что не собираюсь вдаваться в подробности, чтобы не попасть в ситуацию, где мне придется все это объяснять. — Я рассказал историю Фоли и Каве, мне пришлось ради терапии. Я говорил о воспоминаниях или том, как больно было, о последствиях, которые это имело для меня, о страхе, что я испытывал. Это они поймут, и ты тоже понимаешь. Мой страх, боль, эмоции. Я описывал их вам, но никогда не упоминал о более важных научных деталях, хех? Я никогда не говорил, что это было, как работало, почему делало то, что делало, и что он сотворил со мной не психически, а физически. Информация, за которую монстры, вроде Сульфи, могут убить. Азгор злоупотреблял этими силами, и я верю, что он может сделать это снова. Ведь никто не думает о недостатках. Никто не остановится и не примет тот факт, что что-то могущественное должно быть уничтожено. Даже после того, как они увидели меня. Я живой пример добра и зла в одном флаконе. Когда вещи, способные убить и спасти тебя, перемешаны в одной капле. Одна лишняя капля, и твое тело начинает распадаться и таять. Одна лишняя капля, и твоя магия больше не подчиняется твоей душе. Одна лишняя капля, и боль настолько сильная, что ты не просыпаешься неделями. Одна капля между тварью, — Санс посмотрел на отца светящимися глазницами, — и другом. — Мигнув, магия пропала, и вернулись его обычные белые точки зрачков. Гриллби молча смотрел на своего сына, который отвел взгляд. Элементаль протянул руки и поднял ребенка, стоявшего, прислонившись к бедру старшего монстра. — Если тебя это утешит, то я думаю, что ты в любом случае идеален. Санс улыбнулся и положил голову на грудь опекуна. — Даже если в конечном итоге я сожгу дом? — спросил он, Гриллби только рассмеялся и поцеловал ребенка в макушку. — О, особенно если в конечном итоге ты сожжешь дом. Тогда мы все можем переехать в Жаркоземье, так что этого не повторится снова. Скелет застонал и уткнулся в жилетку Гриллби. — Там слишком жарко. — Все будет хорошо, вон какой ты пухлый. Жар пойдет тебе на пользу, растопит весь жирок. А на твои кости нарастет немного мяса, — Гриллби пощекотал ребра сына, и тот засмеялся. На следующий день после поднятия дозы Санс тут же ощутил побочные эффекты. Он проснулся раньше обычного из-за своей души, неровно бьющейся внутри грудной клетки. Он просыпался еще раз десять, потому что странное волнение не давало ему покоя. Так что он рано принял лекарство и с нетерпением начал ждать пробуждения своей семьи. Однако когда они, наконец, проснулись, он был полусонный и слишком вялый, чтобы двигаться. Гриллби пришлось практически нести ребенка к столу, чтобы позавтракать всем вместе. Но даже сидя над тарелкой теплой овсянки, он не мог не засыпать. Теплый пар, поднимающийся к лицу, делал мысли о сне только соблазнительнее. Настолько, что он не заметил, как его глазницы сомкнулись, и он упал лицом в тарелку. — Папа! Санс уснул в овсянке! — объявил Папирус, и Гриллби вздохнул. — Санс, тебе овсянка в череп затечет, — предупредил Гриллби, поднимая голову ребенка. — Я устал, — заскулил он, Гриллби тем временем достал пачку влажных салфеток и вытирал овсянку с лица ребенка. — Это все лекарства. — Да, они предупреждали об этом. Что-то еще случилось? — Нет, только ус... — Санса прервала зевота, а Гриллби как раз закончил оттирать кашу. — Позже я спрошу Каву, что можно с этим сделать, ладно? Санс только пожал плечами, его голова склонилась, но ему удалось одернуть себя раньше, чем он второй раз плюхнулся в завтрак. — У тебя проявляется нарколепсия, может быть, нам стоит попробовать другой препарат. Санс просто покачал головой и поднял ложку с кашей к лицу, несколько раз промазав мимо рта, прежде чем ему, наконец, удалось попасть. — Все нормально, я просто буду больше спать. — Это не решение, — фыркнул Гриллби, относя к раковине пустую тарелку Папируса. После того, как они проводили Папируса, Сансу удалось самостоятельно дойти до бара Гриллби, но оказавшись внутри, он сразу отключился. Он подремал в своей любимой кабинке, в задней комнате и даже за барной стойкой, но когда просыпался, чувствовал себя вялым и ленивым. Поэтому он решил остаться за стойкой, чтобы быть ближе к Гриллби и лишний раз не кричать и не двигаться для привлечения внимания. На самом деле Санс не мог жаловаться на препарат. Ленивое настроение обычно накатывало только после того, как он просыпался, но когда оно проходило, его душа начинала биться и была готова тратить энергию. Тревоги и паника Санса тоже значительно отступили. Он больше не вздрагивал и не нервничал в присутствии других монстров и легко мог сидеть в переполненном баре Гриллби, не чувствуя себя на краю срыва. Голоса приходили все реже. Они не полностью пропали, потому что Санс еще не достиг дозировки, которую хотел Кава, но медленно превращались в скорее раздражающий шепот, чем во что-то другое. Хотя у Санса проявился маленький побочный эффект в виде трясущихся рук или случайных редких судорог, но он приспособился держать руки в карманах. В любом случае, он и без дрожи постоянно так делал. Так что Санс был вполне доволен своим новым лекарством. — Гриллби, — проскулил скелет, лёжа на спине и протягивая руку своему опекуну. — Сколько времени? — Время вставать с пола. Серьезно, я так на тебя наступить могу, — сказал бармен, поднимая ребенка. — Если тебе хочется оставаться рядом, сиди в баре, а не у меня в ногах. Санс обошел барную стойку, уставился на высокий стул и застонал. — Гриллби, — заныл он, подняв руки вверх. Санс был слишком низким, чтобы забраться на стул. Несколько завсегдатаев тихо хмыкнули. — Раньше ты сам справлялся, — прокомментировал бармен, прислонившись к стойке и глядя сверху вниз на сына. Санс с ворчанием подтянулся и залез на подушку сидения. Скелету не хотелось признавать, что физические упражнения слегка будили его, так что вместо этого он решил просто уткнуться черепушкой в стойку. — Охх, малыш Санси похож на одного из нас, — пошутил Догго, и Гриллби напрягся, услышав это прозвище. Он наблюдал за ребенком, ожидая реакции, но получил лишь смешок, когда Санс, подняв голову, взглянул на пса. — Я стану его лучшим клиентом, — сказал Санс, и собаки рассмеялись. — Ну, тогда я начну выставлять тебе счет за еду, — фыркнул Гриллби, расслабившись, когда заметил, что ребенок спокоен. — Я могу рассчитывать на семейную скидку? — Скорее уж семейный процент. Давай-ка посмотрим, ты здесь с декабря, так что... десять месяцев, еда три раза в день, не считая перекусов, обойдется тебе... — Старик, это низко, — заявил Санс, отмахнувшись от бармена. — Разве можно заработать, если раздаешь друзьям халяву? Спроси Бонни. Она должна мне копеечку за свои посиделки. — И как много копеечек она может задолжать, прежде чем ты дашь ей от ворот поворот? — Не знаю, — признался Гриллби, не уверенный, что сердце вообще позволит ему выгнать подругу. Санс с дерзкой ухмылкой глянул на отца. — Поставлю целью своей жизни выяснить это, — сказал он. — Жду не дождусь, когда выставлю тебе счет, — улыбнулся Гриллби, погладив сына по голове. Санс раздраженно фыркнул и закатил глаза, но его взгляд упал на часы, и он вздохнул. — Зараза. Почти пора встречать Папируса, мне надо идти, — сказал Санс и соскочил с табурета. Он помахал на прощание отцу и нескольким монстрам в баре, пока подбегал к двери. Санс толкнул ее и устремился вниз по полуоживленной улице Сноудина, придерживая шарф, который норовил сдуть с него ветер. Он добежал до дома раньше брата и восстанавливал дыхание, оглядываясь по сторонам в ожидании Папируса. Санс несколько минут стоял, покачиваясь на каблуках и разглядывая монстров, проходящих мимо. Прошло какое-то время, и Санс, нахмурившись, спрыгнул с крыльца и отправился к пристани. Не увидев лодку, он решил, что, должно быть, опоздал, и вернулся к дому. Санс отпер дверь и вошел внутрь, сразу окунувшись в тепло. Скелет прошествовал в кухню и собрал небольшой перекус, зная, что его брат будет голодным, когда вернется. Он засунул закуски в карманы и, взяв одно яблоко для себя, направился к выходу, весело похрустывая им. Санс наполовину сжевал свое яблоко, когда заметил фигуру, приближающуюся к дому. Скелет оживился, улыбнулся и поднялся со ступенек, чтобы поспешить навстречу, но замер. Фигурка точно принадлежала Папирусу, но что-то было не так. Он был перепачкан в грязи. Пока он шел, большие куски грязи отваливались от него и падали в снег, отмечая путь. На его лице сияла улыбка, но от этого Сансу не стало легче. Яблоко выпало у него из рук, а ноги сами понесли его к брату. — Привет! — поздоровался Папирус, когда Санс встал перед ним. Порезы? Синяки? Это лепесток эхо-цветка застрял у него между позвонками? — У тебя сегодня был хороший день? — спросил Папирус, кажется, не обращая внимания на собственный внешний вид. Улыбка на лице младшего брата была единственным признаком того, что Папируса не избили, но Санс боялся, что брат мог притворяться. Где дети издевались над ним? Как еще он мог вымазаться в грязи? Он выглядел так, будто его втоптали в землю или похоронили заживо. Почему он не замечает? Разве ему не больно? — Что случилось? Кто это сделал? — потребовал ответа Санс, Папирус в замешательстве посмотрел на него. Санс указал на его тело, и Папирус изучил себя. — Ох, я играл с другом. Вот почему сегодня опоздал. Поэтому и на паром не успел. Извини, что заставил волноваться. Волноваться!? Он явился домой в таком виде, будто его тащили через все Водопадье, и Папирус извиняется за то, что заставил Санса волноваться? — Ты думаешь, я поверю в это?! — Санс протянул руку и выдернул лепесток эхо-цветка из шеи брата, заставив его поморщиться. — У тебя лепестки в костях, дырки в штанах и ты весь в грязи и ссадинах! Папирус развернулся, пытаясь осмотреть все свои повреждения, и Санс ахнул: — Половина футболки оторвана! Папирус рассмеялся и потер свой обнаженный позвоночник. — Ха, ага, за камень зацепился, — сказал как ни в чем не бывало младший. — Что произошло?! — крикнул Санс, протянув руки, чтобы проверить порезы брата. — Хватит, — застонал Папирус, отталкивая брата. — Все нормально, я играл со своим другом. — И ты просто так весь в грязи и мусоре? Не ври мне, Папирус, ты не должен мне врать. — Я упал, вот и все! У нас с Андайн был тренировочный бой и... — Тренировочный бой?! — Санс вытаращил глаза, сжимая плечи брата. — Ты не дерешься, Папирус! — Да нет же! Технически это был и не бой вовсе, потому что она не очень хорошо умеет колдовать. Это было больше, как игра, но мы с Андайн всего лишь... — Что за Андайн? Она... погоди-ка, Андайн? Это она... она, та рыбная шпана? Та, о которой Герсон говорил? Папирус засиял и кивнул. — Герсон передавал привет! Андайн притащила меня к нему, когда мы впервые встретились. Я из-за этого математику пропустил, и вот почему у меня футболка порвалась, и я испачкался. Хотя было весело, мы просто играли. Теперь мы друзья! — Папирус рассмеялся, а Санс выглядел испуганным. — Это не дружба, Папирус! Я не хочу, чтобы ты с ней общался. Она хулиганка, — сказал старший скелет, и Папирус нахмурился. — Она — мой друг! — Друзья не бьют друг друга и не таскают по грязи, — отрезал Санс, схватил брата за руку и повел домой, но Папирус уперся ногами в землю. — Папирус! — Мы играли! Она извинилась. Санс, ты такой грубый. Ты ее даже не знаешь, — крикнул скелет, вырвав свою руку. — Я достаточно хорошо знаю ее по прошлому, — проворчал Санс. Чертова девчонка причинила им немало неприятностей. — И если она та, кто с тобой это сделал, я уверен, что она не хорошая. Такого раньше никогда не случалось ни с одним из твоих друзей. Она тобой пользуется. — Нет, неправда! Она очень хорошая, Санс. Она вышла на прошлой неделе, а до этого болела. Она была с Азгором, они хорошие друзья! — Теперь она мне еще больше не нравится. — О чем ты? Андайн такая замечательная, такая смелая, и сильная, и у нее очень красивые волосы! Ты ведешь себя, как все остальные. Многие дети грубы с ней и не хотят с ней дружить, потому что она может быть чуточку агрессивной. Она не ладит с девочками, потому что ей нравится играть в грязи, но когда она с мальчиками играет, то слишком резкая. Монстры в Водопадье хорошие, и они стараются принимать ее, но все равно относятся к ней иначе. Она сказала, что я ее первый настоящий друг и единственный, кто не сбежал после игры с ней. Я очень горд быть ее другом и хочу всем показать, что она хороший монстр, а не какая-то хулиганка, — крикнул Папирус, Санс сжал зубы, его гнев быстро испарялся. — Если она такая хорошая, почему вы дрались? Зачем она тебя побила? — Нет. Андайн сказала, что я слабый, — признался Папирус, и Санс нахмурился. — Так и есть, наверное. Я сказал ей, что мне не нравятся драки и насилие, и она уважает это. Она сказала, что тренировка поможет мне стать сильнее, потому что даже если я не хочу драться, это не значит, что я не должен уметь постоять за себя. Как я и говорил, мы не дрались, ничего такого. Андайн пыталась сдерживать свою магию, но ее прицел вроде как сбит, потому что у нее нет глаза. Я не так хорош, как ты, но даже я лучше нее. В основном я пострадал потому, что ее магия очень сильная, но нестабильная. Иногда она, как бы, взрывается. Хотя она очень усердно старается. Она только расстраивается очень легко, и сильно раздражается, и нервничает. Но Герсон учит ее терпению! Герсон сказал, что у меня великое терпение! — гордо улыбнулся Папирус, с его плеч осыпались кусочки грязи. — Мальчики, что вы делаете снаружи? — позвал бармен, когда заметил детей, стоявших возле дома. — Папирус, какого черта произошло с твоей одеждой? — воскликнул Гриллби, подбежав к ним. — Я нашел друга! — улыбнулся Папирус, Гриллби посмотрел на Санса, который никак не прояснил ситуацию. — Это здорово, но твоя одежда... — Мы с другом играли! — Хо... рошо, можешь быть в будущем аккуратнее? Я не хочу покупать новую одежду каждую неделю. Папирус кивнул, а Санс топнул ногой, раздраженный тем, какими легкомысленными были эти двое. — Ничего хорошего! Завтра я пойду с тобой в школу, — сообщил Санс, и Папирус фыркнул, уперев руки в бока. — Зачем? — Чтобы убедиться, что все хорошо, Папирус. Ты выглядишь так, будто тебя избили. Уж прости, но я не верю, что это была какая-то случайность, а если и так, я не желаю, чтобы ты больше играл с этой Андайн. — Санс, ты несправедлив, — сказал Гриллби ребенку, и, кажется, это обидело Санса. — Мы всегда верили в тебя и заступались за тебя. Почему же ты не веришь своему брату? — Гриллби. Да ты посмотри на него! — Санс взмахнул руками, и элементаль вздохнул. — Ну да, он перепачкался, но такое бывает. Я уверен, что Папирус больше этого не допустит. Если он хочет дружить с Андайн, то ему можно. Не наше право говорить ему, с кем он может и не может дружить. Даже если мы не слишком хорошо ее знаем, я доверяю решению твоего брата, и тебе стоило бы. Санс скрестил руки на груди и надулся. Любой, кто сделал это с его братом, не достоин быть его другом, или даже близко к нему подойти. — Я могу привести Андайн в гости, и вы с ней познакомитесь! Она ничем не занята после школы, а завтра пятница! — Папирус внезапно ахнул и схватил опекуна за руку. — Можно мне устроить ночевку? — Нет, — отрезал Санс, но Папирус проигнорировал его. — Конечно, — согласился Гриллби, пожимая плечами. — Мне стоит встретиться с ее родителями или что-то в этом роде? — Мама и папа Андайн умерли, — Гриллби и Санс выглядели расстроенными, но Папирус продолжил, будто не заметив этого. — Ага, они умерли, когда она была малышкой, их убил человек. И глаз свой Андайн потеряла из-за человека. Герсон заботится о ней, и Азгор тоже! Она каждое воскресенье ходит к нему на чай! Он пытался найти ей дом, но Андайн предпочитает жить сама по себе или с Герсоном. Герсон, кстати, передавал привет. — Ты видел Герсона? — Ага, Андайн меня к нему притащила. Он дал мне крабовое яблоко! — Ладно, почему бы тебе просто не пригласить ее, а мы уже посмотрим. Хорошо? Если она захочет остаться, она может позвонить Герсону, или Азгору, или... еще кому-то. Папирус повеселел и запрыгал на месте, от чего с него посыпалась грязь. А Санс отправился в свою комнату дуться, хотя знал, что его семья была права, но ему просто хотелось сердиться. Его защитная натура настороженно относилась к Андайн и к ущербу, который она нанесла его брату. Даже если они правда были друзьями, она слишком агрессивная, чтобы нравиться Сансу. Но у него не было повода возражать против их дружбы. Гриллби был прав, у него нет права говорить Папирусу, с кем он может и не может дружить. Папирус самостоятельный. Санс не мог позволить своей заботливой натуре все время вмешиваться в его дела. В конце концов, можно избить Андайн, если она окажется простой хулиганкой, и он так и сделает. Однако, если она действительно такая, как говорит Папирус — ребенок со слишком большой силой... Санс не мог судить ее. — Братец? — позвал Папирус, высунувшись в дверной проем. Санс посмотрел на него и слабо улыбнулся. — Все еще расстраиваешься из-за Андайн? — Нет, я... прости. Я вел себя слишком подозрительно. Папирус обрадовался извинению и подошел обнять брата, но Санс удержал его: — Ты еще грязный. — Ага, папа сказал мне принять душ, — ответил Папирус со смехом. — Но, эй, завтра, если она придет, с тобой все будет в порядке? Я знаю, что ты беспокоишься из-за нее, и временами она может быть довольно грубой, но иногда она просто очень прямолинейная. У нее вообще нет никакого фильтра. Я просто не хочу приглашать ее, если она тебе так не нравится. Если все так плохо, я выберу твое счастье и не приведу ее. Санс глубоко вздохнул и покачал головой, проигнорировав грязь, он все равно обнял брата. — Обещаю, что буду хорошим. Если она твой друг, она может стать и моим другом, верно? Папирус кивнул, сияя улыбкой и крепче прижимаясь к брату. — Теперь и мне нужно в душ, — усмехнулся Санс, когда Папирус отстранился. — В душ и спать? — Ты так хорошо меня знаешь. — Братец, сейчас всего полпятого, — отметил Папирус. Санс только пожал плечами. Братья вымылись, Санс помог Папирусу вычистить всю грязь, застрявшую между костями и вытереться, после чего его сморил сон. Папирус спустился вниз чистый и опрятный и развалился на диване рядом с Гриллби. Они несколько минут смотрели телевизор, а затем внимание скелета привлекла фигура снаружи. — Папа, там кошка возле нашего дома, — сообщил Папирус, выглядывая в окно. — Мы ее не оставим, малыш. Ты ведь знаешь, я не согласен заводить домашних животных, — ответил Гриллби, листая каналы. — Нет, я имею в виду монстр-кошка. Там девушка за окном. Гриллби растерянно охнул и отвернулся от телевизора, чтобы выглянуть в окно. Монстры наблюдали, как синяя кошка нервно переминается в снегу у их дома. Она была одета в яркий зимний наряд и то подходила к дому, то отступала на пару шагов. — Ты ее знаешь? Она из твоей старой школы? — спросил бармен, но скелет покачал головой. — Нет, — промямлил он, пытаясь припомнить лицо. — Это... вроде друг Санса. — Друг Санса? — повторил Гриллби, а Папирус встал на диван, наклонившись ближе к окну. Кошка подняла руку, чтобы постучать в дверь, она струсила и опять отошла. Папирус спрыгнул с дивана и бросился наверх, в братскую спальню. Санс все еще спал на нижней полке, и Папирус, склонившись над ним, тряхнул за плечо. — Братец! Санс! — позвал Папирус, и скелет, заворчав, отмахнулся от него. — Санс, нет. Вставай! Вставай! — Что? — зевнул Санс, разлепляя глазницы. — Кто-то пришёл повидаться с тобой. Санс уставился на брата, его сонливость медленно менялась на замешательство. — Кто? — Я не помню имя. Тебя ждут на улице. Старший скелет сел, потер лицо и выбрался из постели. Зевая, он поплелся вниз по лестнице к входной двери. Он повернул ручку и, открыв дверь, выглянул на улицу. Его глазницы расширились, и сон как рукой сняло, когда он увидел перед собой кошку, застывшую на крыльце. — Кэтти?! — воскликнул он, узнав небесно-голубой мех и цветочную заколку, приколотую к шапке в районе уха. Санс оглянулся и заметил брата с Гриллби, внимательно следящих за ним. Он покрылся румянцем и вышел на улицу, прикрыв дверь. — Привет, Санс, эм... Я просто... Я... гуляла... тут... и... мисс Бонни сказала, что у вас была вечеринка... ох, но это было пару недель назад. Я... — Ты в порядке? — спросил Санс, и Кэтти прекратила заикаться. — Да! В порядке. Я только хотела зайти… ну, так как ты больше не ходишь в школу… я только хотела посмотреть, как ты поживаешь… Я, ммм, я могу просто... — она сделала шаг назад, готовая сбежать, но Санс протянул руку и взял ее за лапку в варежке. — Хочешь зайти? — Санс обнаружил, что спросил это вслух, лицо Кэтти загорелось ярко-розовым. — О-ох! Н-ну, е-если ты... если это не... эм... — Санс, кто там? — спросил Гриллби от порога, его пламя радостно мерцало. — Твоя школьная подруга? — Я не знаю, можно ли... считает ли он... — Да, это Кэтти, — сказал Санс, и кошка замолчала. — Можно ей остаться ненадолго? Ох, если ты, конечно, хочешь. Ты ведь не ответила. Кэтти смотрела вниз и глубоко вдохнула, прежде чем кивнуть и поднять взгляд на скелета. — Да. Я очень хочу. Санс улыбнулся, придержав для подруги дверь. Кэтти шагнула внутрь и стянула шарф, попав в тепло дома. — Привет! — поздоровался Папирус с дивана. — Это моя подруга Кэтти, — представил Санс. — Ты, наверное, помнишь моего брата Папируса. А это мой папа — Гриллби. — Здравствуй, — Гриллби улыбнулся и помахал Кэтти.— Приятно хоть раз увидеть моего сына не спящим, — пошутил бармен. — Он все так же спит целый день? — Кэтти рассмеялась, а Санс улыбнулся. — Даже больше, чем раньше, — ответил он, подмигивая, монстр-кошка хихикнула в свой шарф. — Мы пойдем наверх, — сообщил Санс Гриллби и, снова взяв Кэтти за руку, повел ее к лестнице. Они зашли в спальню, Санс закрыл за ними дверь, а Кэтти начала снимать с себя слои зимней одежды и аккуратно складывать ее стопочкой на столе. — Ох, вау, даже сейчас ты все еще на шаг впереди меня в... — Кэтти резко развернулась, когда ощутила на затылке чужое прикосновение. Она втянула воздух, увидев Санса, стоявшего совсем рядом, с вытянутой рукой. Скелет моргнул и на мгновение замер, а затем аккуратно расчесал пальцами мех на затылке подруги. — У тебя мех сбился, — прокомментировал он, и Кэтти, покраснев, потянулась, чтобы поправить его. — Я сделал, не волнуйся. Так что ты говорила? — Э-эм, к-книги, хех, — она указала на учебник физики на столе Санса, где были аккуратно сложены его старые школьные принадлежности. — Ты все еще лучше меня. Санс улыбнулся и покачал головой. — Неа, ты все равно читаешь и пишешь лучше, чем я. Это гораздо важнее всего остального, — Санс похлопал по стопке учебников, и Кэтти, вытащив один, пролистала. — Я в этом сомневаюсь. По мнению мисс Джойп, важнее всего математика. Я еле справляюсь с тестами, и в жизни не пойму эти дроби. Санс, фыркнув, облокотился на стол. — Дроби — это просто. Кэтти уставилась на него. — Дроби — это дьявольская математика. — Они совсем простые, если ты поймешь их правильно. — Мисс Джойп не очень хорошо объясняет, она просто тычет в учебник и говорит: «все ответы здесь!», — Кэтти выпрямилась и драматично изобразила свою учительницу. Санс засмеялся. — Хочешь, я помогу? — предложил скелет. — Ох, нет, не нужно! Я не жаловалась или что-то такое! Я не хочу, чтобы ты думал, будто я пытаюсь... — Не парься, — сказал Санс, выдвигая стул и усаживая Кэтти за стол. — Все нормально. Это в любом случае занятно. Я не пользовался своей черепушкой уже довольно давно. Наверное, я теперь во всем хуже тебя. — Что-то сомнительно, когда у тебя на столе такие книги лежат. — Ну, это так, для украшения, — ответил Санс, вытаскивая блокнот и карандаш. — Ну, так где ты застряла? Умножение смешанных чисел на целые или умножение дробей при помощи функций? Глаза Кэтти расширились, она выглядела по-настоящему напуганной. — Их еще и умножать можно? Санс слегка усмехнулся и просто кивнул. — И делить. Выражение ужаса только увеличилось. — Не волнуйся, это легко. Вот, почему бы не начать с чего-то попроще, ты знаешь, что такое знаменатель? — ...Что? — Ты вроде говорила, вы изучаете дроби. — Я никогда не говорила, что хороша в этом! Я же сказала, что еле соображаю. Предположим, что я вообще ничего не знаю о дробях, и начнем оттуда. Санс улыбнулся и хихикнул. — Ты ужасна в математике, — рассмеялся скелет, и Кэтти слабо шлепнула его по руке. Продолжая смеяться, Санс снял заколку с волос Кэтти и положил ее на стол. — Ладно, скажем, у тебя есть двенадцать цветочных заколок: три голубые, пять золотых и четыре зеленые, какая доля золотых заколок? — Пять, — ответила Кэтти, и Санс жестом показал ей продолжить, — двенадцатых. — Видишь! — усмехнулся скелет, подталкивая подругу. — Ты не так и безнадёжна. Кэтти бросила на скелета озорной взгляд. — Ты ужасно болтлив для скелета, который не мог прочитать слово «геометрия» при нашей первой встрече. — И только глянь, как далеко мы оба продвинулись с тех пор, — Санс вздохнул. — Вернемся к равнозначным дробям! Кэтти осталась на несколько часов. Они провели все это время наверху, смеясь и поддразнивая друг друга. Когда Санс махал ей от порога, он ощущал, как взгляды его семьи прожигают его затылок. Он обернулся и увидел, что они ухмыляются. — Молчите, — сказал он, прежде чем они успели заговорить, и прошествовал обратно в свою комнату. На следующий день Санс ждал перед домом Папируса, который должен был вернуться из школы. Он старался не слишком переживать, но весь день его эмоции были не на месте. Лекарство помогало разве что не превратиться беспокойству в панику, а недоверию в ярость. Он ждал снаружи, преодолевая волнение и злобу. Его брат опять опаздывал, эта привычка не была проблемой до того, как Андайн стала его новым «другом». Санс притопывал ногой и пристально смотрел на поворот к пристани у реки. В Сноудинской школе закончились занятия, и Санс зыркал на детей, которые проходили мимо. Его обычно довольное, сонное настроение развеялось, и побочные эффекты брали верх, заставляя эмоции колебаться. Санс повеселел, когда подошла Кэтти и задержалась на несколько минут поболтать с ним. Она поблагодарила его за помощь, и даже показала тест, который ей удалось сдать. Когда она ушла, на прощание обняв Санса и помахав ему, его злость вернулась. Санс оживился, только когда увидел брата, идущего рядом с высокой монстром-рыбой, которая была одета в куртку и шапку Папируса. Санс фыркнул. У нее что, собственных нет? Его брат мог простудиться! Они над чем-то хихикали, и Санс шагнул вперед, увидев двух девочек из старой школы Папируса, которые прошли мимо, шепнув друг другу гадости на их счет. Папирус сник и опустил взгляд, а Андайн остановилась. Ее здоровый глаз сузился, а губы растянулись в усмешке, оголившей острые зубы. Санс замер, наблюдая за тем, как монстр-рыба отпустила руку его брата. — Эй! — крикнула она девочкам, которые повернулись к ней лицом. — Что вы там ему сказали? — спросила Андайн, сжимая кулаки. — Не лезь не в свое дело, сиротинка, — огрызнулся один снежный монстр, и Андайн зарычала. — А они подходят друг другу, ага? Парочка брошенок, как печально, — сказала гибрид кролика и лисы, и Андайн, подняв руку, призвала слабое голубое копье. Девчонки закричали и побежали, когда Андайн рванула вперед и запустила в них свои копья. Копья были очень малы и либо исчезали сразу после броска, либо взрывались. Но снег, осыпавшийся после взрывов, заставлял девчонок визжать. — Рискните сказать это еще раз, тупицы! — Андайн вызвала и запустила еще одно копье, которое в этот раз не исчезло и пролетело над их головами. — Я вам это копье в глаз воткну, вы, чокнутые городские отморозки! — пригрозила Андайн, держа вызванное копье, как дротик. Монстры быстро сбежали, и копье Андайн треснуло и распалось, исчезнув, когда она расслабилась. Санс стоял в нескольких шагах, впечатленный и шокированный действиями Андайн. Рыба-монстр вернулась к другу, положила руку на плечо Папируса и улыбнулась ему. — Спасибо, Андайн, — сказал Папирус, с улыбкой стряхивая снег, который упал на него после взрывной атаки Андайн. — Если они снова к тебе пристанут, только скажи. Я преподам этой шпане урок, — усмехнулась Андайн, но это закончилось, как только Санс выступил вперед. Папирус проследил за взглядом подруги и оживился, увидев брата. — Братец, привет! — скелет налетел на родственника, обхватив его руками. — Это Андайн! Она моя школьная подруга. Я рассказывал тебе о ней! Папирус представил их, пока они оба молча разглядывали друг друга. На лице рыбы вспыхнула еще одна широкая улыбка, демонстрирующая ее неровные острые зубы, она протянула руку. — Другой скелет! Приятно наконец-то встретиться с тобой! Папирус постоянно о тебе рассказывает! — рассмеялась Андайн, и Санс неуверенно принял протянутую руку, пожимая ее ладонь. Он напрягся, когда хватка Андайн стала крепче, и она потянула его на себя. Улыбку Андайн сменил злобный оскал. Она прищурила свой желтый глаз. Его рука дернулась, а глазница начала светиться, полыхнув магией, пробудившейся к жизни, из горла вырвался низкий рык, но прежде чем Андайн успела втянуть Санса в драку, Папирус шагнул вперед и сомкнул маленькие костяные ладони на руках монстров. Она взвизгнула и отдернула руку, потирая свое мягкое предплечье. — Я был бы признателен, если бы ты не дралась с моим братом, — сказал ей Папирус, встав между ними. — Санс не любит драться, это его утомляет, — добавил он, закрывая брата. Магия Санса пропала, а тело расслабилось. — Значит, он недостаточно тренируется! — рявкнула Андайн, встав в триумфальную позу. — Ему нужно тренироваться с нами! Спорю, что он может быть даже сильнее тебя, Пап! Ему нужно работать над этим! — Неа, — сказал Санс, махнув на нее рукой. — Нет никого лучше моего бро, — Санс быстро подмигнул брату и сунул руки в карманы. — Пап будет сильнейшим монстром во всем Подземелье, ага, бро? Тебе придется заботиться о своем ленивом братце, — пошутил Санс, и Папирус подыграл, закатив глаза. — Папа не даст тебе вечно лежать на диване, — заявил он, на что Санс только пожал плечами. — Может быть и даст. Если я попрошу. — Как ребенок, — фыркнул Гриллби, прислонившийся к косяку. — Вау, ваш отец — элементаль? — ахнула Андайн, разинув рот. — Ух ты, вся твоя семья просто супер странная, Папс! — она рассмеялась, а Санс нервно поерзал. — Это супер круто! Хотела бы я тоже иметь крутого отца, хотя думаю, мой старик, скорее всего, был героем, и Герсон тоже. Ну, думаю и старикашка Азгор, типа, тоже в счет, хех, может быть, моя семья страннее вашей. Но в плане театральности они не сильны. Они почти все время заняты или спят. — Это прямо про Санса. Он только и делает, что спит, — хихикнул Папирус, и скелет расслабился, понимая, что Андайн была нормальной. Санс никогда не признал бы этого вслух, но, возможно, раньше он был неправ. Она громкая и порой грубая, но не такая уж плохая. — Хочешь остаться на ужин, Андайн? Я приготовлю спагетти, — предложил Гриллби. — Серьезно? — в полном шоке спросила Андайн. — Ага! Я могу показать тебе те экшен фигурки, про которые рассказывал, — добавил Папирус, казалось, Андайн колеблется, прежде чем на ее лице появились искренние эмоции. — Да, спасибо. Я никогда раньше не бывала в гостях у друзей, — призналась она, и Папирус сжал ее руку. — Я тоже! Может быть, однажды я смогу прийти к тебе в гости, когда ты станешь членом стражи! Мы можем остаться на ночевку и тусить все время! Или ты можешь приехать сюда. Если Гриллби не возражает, хорошо? Андайн можно приезжать поиграть? Гриллби кивнул и сделал шаг в сторону, освободив путь для детей. — Пока тот, кто присматривает за ней, тоже не возражает. — Видишь? Когда захочешь! Ты моя подруга, и можешь приходить играть когда угодно, — просиял Папирус, и Андайн ощутила глубоко в горле маленький комок, который быстро сглотнула. Она вытянула руки и крепко обняла Папируса. — Спасибо, — пробормотала она. Не желая показаться слабой, она быстро отогнала свое эмоциональное благородство, и притянув Папируса к себе, потерла его череп кулаком. — Теперь ты не сможешь убежать от тренировки! Я знаю, где ты живешь! — она громко рассмеялась, а Папирус заскулил. — Андайн! — Ха! Это я любя, Папс! — она отодвинулась и ткнула пальцем в его костлявое тело. — Это мой долг, как твоего друга — закалить тебя. Никто никогда больше не будет к тебе вязаться! Мы будем так усердно тренироваться, мы будем практически кровоточить силой! — крикнула она, заметно дрожа от переполнявшей ее энергии. — Вы можете потренироваться и после ужина, — сказал им Гриллби, накрывая на стол. — Верно! Мы не можем тренироваться на пустой желудок! Тебе нужно нарастить немного мяса на эти кости! — Андайн подтолкнула локтем Папируса под ребра, пока снимала шарф и шапку, которые ей одолжил скелет. Папирус развернулся и дернул Андайн за хвост, отчего монстр-рыба фыркнула, запустив в него шапкой. — Не думаю, что это возможно, даже если ПАСТАраться, — усмехнулся Санс, таская лапшу с тарелки, за что Гриллби легонько шлепнул его по руке. — Санс, не за столом, — предупредил Гриллби, улыбаясь. — Ваша семья полна чудиков, — фыркнула Андайн, Папирус хихикнул. Этот ужин стал одним из самых оживленных, что когда-либо были у семьи. Андайн сама по себе уже была громкой, но с Папирусом ее энергия словно усиливалась. Санс с Гриллби по большей части молчали, позволяя Папирусу с Андайн болтать и наслаждаться обществом друг друга. Когда ужин закончился, Папирус повел свою подругу наверх, чтобы показать ей фигурки, а Санс остался внизу и помог Гриллби прибраться. Видя Папируса таким счастливым, Санс тоже ощущал счастье, но ничего не мог поделать с легкими уколами ревности от того, что не получал всю любовь и внимание брата. Но Санс знал, что вместо того, чтобы позволять своим эмоциям брать над собой верх, ему лучше просто сфокусироваться на времяпрепровождении со своим опекуном. — Ой, блин, я, наверное, пойду, — сказала Андайн, взглянув на часы. Все домочадцы собрались у телевизора и смотрели какой-то фильм. Санс задремал на коленях опекуна через десять минут. Но Папирус и Андайн были заинтересованы сюжетом. — Правда? — заныл Папирус, обнимая колени. — Ну, как бы, да. Уже почти десять, — сообщила она. — Ты куда-то спешишь? Я могу проводить тебя до дома, если ты хочешь, или ты можешь переночевать у нас, — предложил Гриллби. Глаза Андайн расширились, а Папирус выпрямился, хватая ее за руки. — Да! Ты можешь остаться на ночь!!! Андайн нерешительно переводила взгляд между другом и его опекуном. — Я... — Мы можем не спать и смотреть телик, или играть в игры, или я даже не знаю! Ох, это так волнительно! — Я... я не знаю, — пробормотала она, перегруженная таким гостеприимством. — Я никогда не оставалась на ночевку, и меня даже не приглашали никогда. — И я тоже! Мы можем сделать это впервые вместе! — В-Вы уверены? — спросила Андайн у Гриллби. — В-Вы не обязаны. Я могу пойти домой, это не так уж далеко. — Я имею в виду, что ты можешь, если хочешь, Андайн, тебе решать. Я не возражаю против ночевки, если ты хочешь. Если у тебя какие-то планы, то ты можешь пойти домой. Все нормально. — Нет, у меня... у меня нет никаких планов. — Тогда ты можешь оставаться. Хочешь, я позвоню Герсону или кому-то еще? — Нет, все... все в порядке, Вам не стоит так волноваться. До тех пор, пока я изредка показываюсь, он не переживает. — Так ты останешься?— с надеждой спросил Папирус, и Андайн медленно кивнула. — Ага, я... думаю, что останусь. Папирус подскочил на диване и радостно запрыгал по подушкам. Движение заставило Санса поерзать на коленях Гриллби, и скелет заворчал, слепо отмахиваясь от брата. — Братец. Вставай! Андайн остается на ночевку! Санс просто еще раз проворчал что-то. — Круто, бро, — пробормотал он, уткнувшись лицом в колени элементаля. — Я сообщу Бонни, так что она приглядит за вами, пока я буду на работе, — сказал Гриллби, доставая из кармана телефон, чтобы написать смс. — Эта Бонни твоя мама? — спросила Андайн. Гриллби только фыркнул. — Она хотела бы, — пробормотал он себе под нос. — Нет, она папина подруга. Но и вроде как наша тетя, — объяснил Папирус, Андайн понимающе хмыкнула. — О, круто. Я не была уверена, есть ли у тебя мама или что-то вроде того. Приемные семьи порой странные, — сказала Андайн, косясь на скелетов. — Вы настоящие братья? Гриллби резко вдохнул, его пальцы зависли над телефоном. Санс открыл глазницы и крепко сжал пальцами штанину Гриллби. Элементаль посмотрел на старшего ребенка, готовясь справляться с ситуацией, прежде чем Папирус заговорил. — Ага! — бодро ответил он, и Андайн удовлетворилась этим ответом. — Да? Это офигенно, я всегда хотела брата или сестру, — она накрутила прядь волос на перепончатый палец, мечтая о родственниках, которых у нее никогда не будет. — Твои друзья тоже могут стать частью твоей семьи! — сообщил Папирус, Андайн хохотнула. — Говоришь, что ты мой младший брат, Пап? — спросила она, Папирус только хихикнул. — Санс будет биться с тобой за это право. — Ах, так? Я о нем позабочусь. Санс, скорее всего, все равно дохляк. Весь этот сон сделал его слабым. Старший скелет просто взглянул вверх на своего опекуна с отсутствующим выражением лица, а затем повернул голову и перевел взгляд на пару детей. — Уверен, у вас есть дела получше, чем это, — буднично сказал он, и Папирус кивнул, спрыгнув с дивана. — Он прав! Мы должны насладиться ночевкой! Это так здорово! — взвизгнул Папирус. — Я могу одолжить тебе какую-нибудь пижаму. Ой. Погоди. Вещи Санса лучше подойдут. О, ты хочешь принять душ? У тебя еще какая-то грязь в волосах. Ох, а после душа мне можно поиграть с твоими волосами? Ты умеешь что-нибудь плести? Так много всего можно сделать! Все нормально! У нас вся ночь впереди! Пойдем! — Папирус потащил подругу вверх по лестнице. Даже для рыбы его энергии было слишком много. Гриллби усмехнулся энергии своего ребенка, а Санс перевернулся на спину, потягиваясь, как кошка. — Ты там в порядке? — спросил бармен у сына, и тот кивнул. — Я остался без спальни, — объявил он, Гриллби вытащил телефон, одновременно поглаживая ребенка по голове. — Ты можешь поспать в моей комнате, — предложил он, набирая номер Герсона. После двух гудков, черепаха снял трубку. — Что такое, пламенный юноша? — Я просто хочу сообщить, что Андайн осталась у нас на ночь, — объяснил Гриллби черепахе. — Да? И что? Ребенок может делать все, что ей захочется. Я ей не хозяин. Черт, никто ей не хозяин. Мне все равно, где малявка носится. До тех пор, пока она появляется хотя бы изредка, все нормально. Тебе нечего звонить мне каждый раз, когда эта заноза решит остаться у вас с ночевкой. — Ну, извини за вежливость, старая черепаха. Санс фыркнул, и Гриллби положил руку на его рот, призывая молчать. — Вот и извиняйся, тратишь мое бесценное время, детский сад, трусы на лямках, — огрызнулся Герсон, и на линии на несколько секунд повисла тишина. — Но, эй, ей нравится, когда прохладно, пока она спит. Это, вероятно, будет трудно для твоей тлеющей задницы, но опусти температуру ниже точки кипения. Кроме того, она может решить подраться с тобой. Но если поиграешь с ее волосами, она очень легко успокоится. Хотя сомневаюсь, что коротышка успеет сильно проявить свой горячий темперамент. Гриллби только ухмыльнулся на заботу черепахи. — Спасибо, что рассказал. Приятно знать, что ты немного волнуешься. Герсон только фыркнул. — Не умничай мне тут, Гриллби. Она только что переболела, и пребывание рядом с самым горячим парнем в Сноудине далеко не идеально. Убедись, что ей достаточно влаги. Ее чешуя чешется, если ей не хватает воды. На этой ноте он повесил трубку, Гриллби рассмеялся, закрывая телефон и откладывая его в сторону. — Он казался сердитым, — прокомментировал Санс, убрав руку элементаля от своего рта. — Он злится на то, что у него есть душа. Не может допустить, что его волнует что-то кроме его магазина, — бармен погладил ребенка по голове, тот замурлыкал. — Эй, Пап! — позвал Гриллби, и через несколько мгновений тишины скелет вышел из своей комнаты. — Да? — Скажи Андайн, что она может воспользоваться душем, если захочет, и если ей станет слишком жарко, то отрегулируй температуру. Ты знаешь, что я не чувствую разницу между температурой. — Хорошо, — ответил Папирус и вернулся в комнату. — Ауу, Гриллби такой хороший папа, — поддразнил Санс, за что получил от Гриллби щелчок по черепу. — Прости меня за то, что не хочу, чтобы водный монстр заболел, ночуя в самом жарком месте Сноудина, потому что не мог воспользоваться водой или повысить влажность. Я весьма осведомлен о влиянии моей магии на других, малыш. Ты удивишься, насколько нестерпимым может быть для некоторых небольшое повышение температуры. — А по мне так здорово, — сказал Санс, притянув руку бармена к своему лицу. — Ты словно мой вечный обогреватель. Пусть Папс сегодня мерзнет с Андайн. Скелет потянулся и свернулся калачиком рядом с опекуном. — Каждый день ты все меньше похож на моего сына и все больше — на кота, — фыркнул Гриллби, поглаживая ребенка по голове.